CC BY
22
Традиционные представления об образовании и образованности как компонент интеллектуального потенциала региона (на материале восточнославянских народных волшебных сказок Сибири и Дальнего Востока)
Татьяна Владимировна Краюшкина,
доктор филологических наук, заведующая Центром истории культуры и межкультурных коммуникаций Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток. [email protected]
В статье рассматриваются традиционные представления восточнославян -ских этносов об образовании и образованности мужчин и женщин в свете межличностных отношений как компонент интеллектуального потенциала региона. Материалом для анализа послужили восточнославянские регио -нальные народные волшебные сказки, зафиксированные на территории Си -бири и Дальнего Востока за 100 лет (с третьей трети XIX по третью треть XX вв.). В статье исследуются компоненты образования и образованности, присущие народному восприятию.
В сказках родители стабильно учат родных и приёмных сыновей. При этом в школу ходят только дети персонажей с высоким социальным стату -сом, зачастую купеческие сыновья. Говорится в волшебных сказках толь -ко об обучении в школе мальчиков, об учёбе девочек упоминается крайне редко. Пользу, которую может принести обучение, понимают лишь персо нажи мужчины. В сказках превалирует элементарное представление об об разовании и образованности мужчин и женщин, присущее крестьянству. Из проанализированных региональных текстов очевидно, что в традицион -ном восприятии восточнославянских этносов навыки чтения мужчинам бо -лее необходимы, чем владение письмом, для женщин же более значимым оказалось второе. Навыки письма и чтения помогают мужчинам и женщи -нам доносить до других и получать информацию о произошедших, проис ходящих или могущих произойти в будущем событиях. Ключевые слова: интеллектуальный потенциал, межличностные отноше -ния, мужчина, женщина, восточнославянские народные волшебные сказ ки, региональный фольклор, образование, образованность, традиционные представления.
Traditional ideas about education and erudition as an element of intellectual potential of the region (case study of East Slavic folk fairy tales of Siberia and the Far East). Tatyana Krayushkina, Institute of History, Archaeology and Ethnography of the Peoples of the Far East, FEB RAS, Vladivostok, Russia. E-mail: [email protected].
The article deals with traditional notions of East Slavic ethnic groups about education and erudition of men and women in interpersonal relationships as an element of intellectual potential of the region. The study is based on East Slavic regional folk fairy tales of Siberia and the Far East over the last hundred years (from the last third of the 19th century until the last third of the 20th century). The paper studies the components of education and erudition, inherent in the people's perception.
Parents teach biological and adoptive sons consistently in fairy tales. Only the children with high social status go to school, mainly merchant sons. The fairy tales tell only about teaching boys at school; education of girls is rarely men -tioned. Only male characters can understand the benefit of studies. The elemen -tary representation about education and erudition of men and women typical for peasantry is presented in the fairy tales. The analysed regional texts show clearly the following traditional perception of East Slavic ethnic groups: reading skills are more important for men then writing; writing is more significant for women. The skills of reading and writing help men and women to inform others and to get information about past, present or future events. Keywords: intellectual potential, interpersonal relations, man, woman, East Slavic folk fairy tales, regional folklore, education, erudition, traditional ideas.
Устное народное творчество являет собой уникальный памятник на -родного мировосприятия. Формировавшееся на протяжении веков, избирательно сохранявшее старые и усваивавшее новые представле -ния о человеке и окружающем мире, оно стало самобытным хранили -щем народной мысли [4]. Памятники фольклора становятся тем меха -низмом, с помощью которого передаётся из прошлого через настоящее в будущее уникальный комплекс представлений о человеке, в частно -сти — о межличностных отношениях (что является одной из составляю -щих психологии этноса, отличающей его от других народов, показателем его неповторимости).
Цель данной статьи — выявить особенности функционирования пред -ставлений восточных славян об образовании и образованности муж чин и женщин, зафиксированных в волшебных народных сказках, как компонент интеллектуального потенциала региона (в свете межлич -ностных отношений). В круг задач входит определение составных эле -ментов понятийного ряда образования и образованности и их наполнен ности в народном представлении, отражённых в сказочном региональном
фольклорном фонде (среди них — образование и отношение к учёбе стар -шего и младшего поколений, уровень образования, письмо и чтение как ведущие признаки образованности).
Тематика данной статьи актуальна, во - первых, с позиции собствен -но научной: до настоящего момента тема образования и образованности в свете межличностных отношений в региональном сказочном фолькло -ре не изучалась. Во - вторых, прикладное значение данной работы может быть прочитано с позиции разрушения негативных стереотипов о восточ нославянских этносах, сформированных представителями других наро -дов (в т.ч. стереотипа о русских как о диком, необразованном народе). В сознании современного человека фольклор — забытое явление про -шлого, выдумка, не стоящая внимания; однако при тщательном рассмот -рении он выступает в роли достоверного источника знаний об этносе. Образцы устного народного творчества сохраняют и доносят до наших современников неискажённые представления о народе, его менталите те и круге ценностей, значимыми среди которых являются образование и образованность.
В - третьих, актуальна тематика статьи и для такого значимого для со -временной гуманитарной науки поля исследования, как интеллектуальный потенциал. Выделяют четыре составляющих интеллектуального потен циала: научный, образовательный, инновационный и культурный [1, с. 76]. «Образовательный потенциал участвует в создании и использовании зна -ний. Его компонентами являются возможности обучающихся, фонд дей -ственных знаний, обобщённость мышления, темпы продвижения в обуче нии», — пишет О.Н. Альхименко [1, с. 78]. Эта же исследовательница даёт следующее определение культурному потенциалу: «Под культурным по -тенциалом следует понимать способность системы соответствовать за просам общества в целях повышения его морально этического и ду ховного уровня. Он отражает специфику каждого отдельного региона, страны, его исторически обусловленные признаки. Продуктом культур ного потенциала является духовная культура, и именно она пробуж дает, поддерживает и развивает в человеке личность. Предназначение культурного потенциала выражается в следующих целях: преобразова ние мира, познание мира, обеспечение условий общения, регулирование деятельности и поведения, установление и поддержание системы ценно стей» [1, с. 78]. Как достояние субъекта культуры определяет культурный потенциал Т.А. Зайцева [2, с. 117], она же предлагает рассматривать этот феномен с двух позиций — деятельности и ценности, — указывая на его способность изменяться: «...культурный потенциал способствует реали -зации функций культуры» [2, с. 117].
На наш взгляд, не менее значима та составляющая культурного и об разовательного потенциала, которую сложно исчислить — она существует в другом измерении, за гранью математического подсчёта. Представляется,
что компоненты интеллектуального потенциала — культурный и образова тельный потенциал — следует мерить тем мерилом, что присущ этим от раслям знаний: количественный показатель не может определить и охарактеризовать систему во всей её полноте. Поэтому мы вновь возвращаемся к традиционной культуре, именно она содержит и достоверно транслиру ет исконный культурный и образовательный потенциал конкретной нации, конкретного региона.
В качестве материала для анализа выбраны записанные в Сибири и на Дальнем Востоке восточнославянские народные волшебные сказки примерно за сто лет: с третьей трети XIX по третью треть XX вв. Необ -ходимо оговориться: мотивы образования и образованности находят -ся на периферии мотивного фонда. На основе этого незначительно го использования мотивов мы и попытаемся воссоздать традиционное представление восточнославянских этносов об образовании и обра зованности мужчин и женщин, переданную в сказочном волшебном региональном фонде.
Межличностными отношениями, вслед за специалистами в области психологии, мы будем называть «объективно переживаемые, в разной степени осознаваемые взаимосвязи между людьми. В их основе лежат разнообразные эмоциональные состояния взаимодействующих людей и их психологические особенности» [3, с. 270], проецируя это определе -ние на взаимоотношения персонажей.
Информация об образовании и образованности в волшебных народ -ных сказках представлена весьма отрывочно. Родители стабильно учат родных детей. Посещают школу только дети персонажей высокого со циального статуса, как правило, купеческие: «Этот сын учиться ходит в школу» [6, с. 288] (532 Незнайка). В сказке обозначается возраст, в ко -тором ребёнка отдают в школу — как правило, это 7—8 лет. У помещи -ка родился сын, «<...> он вырос лет до восьми, стал ходить в училище, стали учить в училище его» [5, с. 159] (300А Бой на калиновом мосту). При этом возраст не всегда конкретизирован. Так, в купеческой семье «ребята подросли и стали в школу ходить» [5, с. 219] (567 Чудесная птица и 300А Бой на калиновом мосту). Положительные персонажи и учатся хорошо, при этом учёба не занимает главное место в жизни ре бёнка. Её посещение — одно из череды занятий: «Пришло время, родите -ли отдали Ваню в школу. Учился он хорошо; как отучится, так и бежит к коньку повидаться» [6, с. 224] (532 Незнайка).
Один из показателей отношения к приёмному ребёнку как к родно -му — его обучение в школе, на этом делается специальный акцент. Ста рательность в учёбе становится своего рода «усилителем» любви приём -ных родителей к ребёнку. Купец, имеющий родного сына, берёт к себе сиротку. «Ну, ростют, конечно, их. Стали учить грамоте. А в грамоте стали учить, стало заметно, што етот Котома в грамоте пушше
идёт. Шибко стала ему грамота даваться. И стали его родители пуш-ше любить. Пожалуй, пуще, чем своего» [7, с. 78] (519 Слепой и безно-гий). Положительно оценивается в волшебной сказке продолжительность обучения: «Вот учились оне долгое время. Вот Котома уже стал восемнадцати лет, а тому уж двадцать лет и всё ещё в грамоте учат -ся» [7, с. 78] (519 Слепой и безногий).
Царь забирает к себе во дворец бывшую служанку и рождённых ею трёх чудесных богатырей. Изъявляя желание отдать богатырей в учи -лище, спрашивает их о возрасте (те отвечают, что им четвёртый год). Восхваление образования и той пользы, которую оно принесёт, исхо -дит из уст обладателя высокого социального статуса — самого государя: «Даже молодые вас в училище отдавать, но всё-таки отдам в училище вас: грамотные можете всё сообразить и больше будете иметь в голо -ве» [5, с. 65] (301А Три подземных царства, 300В Бой на калиновом мосту и 302] Смерть Кащея в яйце).
Пользу, которую может принести обучение, понимают персонажи и низкого социального статуса, они пытаются донести её до себе подоб ных. Один пьяница дарит другому волшебную курицу: «И вот она будет тебе нести золотые яички, <...> будешь их продавать да жить, да де-тей кормить и в школу ондавать будешь. И выучишь их, оне будут у тебя люди» [7, с. 101] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди-Науман)). Когда финансовое по -ложение в семье улучшается, детей действительно начинают учить: «Де тей ондали в школу, ходют в школу, учатся» [7, с. 104].
В восточнославянских волшебных сказках обычно говорится только об обучении в школе мальчиков. Обучение девочек упоминается крайне редко: царевны, купеческие дочери и крестьянки наук, как правило, не знают. О посещении ими школы не упоминается вовсе: если девочек и учат, то делают это на дому. Весьма редкий случай, когда в волшеб -ной сказке сообщается об обучении девочки: учат её потому, что она находится в непростой жизненной ситуации. Царь запирает дочь в под земный дворец, чтобы она не видела мужчин. «Жила она там и не зна-ла, что есть на свете белый свет. Учили её там учителя, выучилась она читать и попросила книгу. И один учитель сжалился над ней и дал ей интересную книгу. Она её прочитала и узнала, что есть белый свет. И стала она у мамок и нянек расспрашивать и проситься на волю, а те испугались и рассказали царю» [9, с. 39] (301D* Солдат находит исчезнувшую царевну и 318 Неверная жена). Обучение для царевны — своего рода развлечение, от которого не ожидается пользы в будущем. В результате чтение книги приводит героиню к беде. Царь решает выпустить дочь из подземного дворца, она селится в доме, од нако потом, гонимая любопытством, поднимается на корабль, кото рый и похищает её. Обучение в школе крестьянских сыновей и дочерей
не отражено в волшебных сказках, но, если того требует развитие сю жетной линии, персонажи крестьяне вдруг оказываются читающими и пишущими.
Не всем сказочным персонажам приписывается хорошее отношение к учёбе. Нежелание учиться — одна из характеристик, используемая для создания негативного образа. В сказке обыгрывается мотив изгнания ге роя из за непослушания родителям: «У одного помещика был один сын, учился он в школе. Вот, значит, он отбился, родителей не стал слу шаться, учиться он бросил. Родители стали его принуждать, но и это не помогло. Отец и мать решили его выгнать. Он решил идти путеше-ствовать» [6, с. 267] (532 Незнайка).
Об уровне образования персонажей в волшебных сказках, как пра вило, не сообщается: очевидно, такая информация не представляет цен ности для традиционного мировосприятия. О высоком уровне образо вания персонажей говорится только в тех ситуациях (надо отметить, весьма редких), когда это необходимо. Знание иностранных языков на -ряду с быстротой усвоения знания в одной из сказок является показате лем высокого уровня образования. Применение образования персонажа ми, как правило, носит утилитарный характер: иной ценности хорошее образование в традиционном восприятии не имеет. При этом о владении иностранными языками в сказках говорится крайне редко. Демонстрация знания других языков изображается как само собой разумеющееся дейст вие, в данный момент необходимое герою. Царевич улетает на деревян -ном орле в другую страну. Сначала герой здоровается по русски. «Старик молчит; начал говореть по немецки, старик молчит; начал говореть с ним по - французски — старик начал говореть» [7, с. 239] (575 Деревян -ный орёл (голубь)).
Высокий интеллект мальчиков расценивается как везучесть: «Отдали их в училище, им так везло — никогда им не надо было два раза повто рять, всё у них готово. Три—четыре года прошло, могли на всех землях на всяком языке какой разговор понимать: видать, хорошего образо-ванья» [5, с. 65] (301А Три подземных царства, 300В Бой на калиновом мосту и 3021 Смерть Кащея в яйце).
Об обучении игре на музыкальных инструментах в волшебных сказ ках тоже не сообщается. Но зато говорится о самой игре, что также носит утилитарный характер. «Когда отец купил ему орган на двенадцать го лосах, он садится на ём играть, играет и сам нежно припевает, и хозя ин [со] своёй жаной не может над ём налюбоваться. Чем дальше, тем больше, стал народ оборачиваться в ету гостиницу» [7, с. 241] (575 Деревянный орёл (голубь)).
Наличие навыка картографии приписывается взрослому персонажу — талантливому мастеру пропойце. Умелец, смастеривший деревянного орла, хочет подняться в небо и нарисовать план белого света для царя:
«Теперь, ваше императорское величество, позвольте двадцать четыре листа бумаги, перо и чернильницу (планы - то будет сочинять)» [7, с. 238] (575 Деревянный орёл (голубь)).
Весьма популярным в восточнославянских народных волшебных сказ ках является написание и чтение документов, предназначенных для об щего пользования. Чаще всего эти документы именуются афишами, хотя встречаются и другие названия. Право оглашать их народу приписывает ся царю. В объявления зачастую сообщается о пропаже царевны или ца рицы. Фома приходит в избу атамана и видит висящее на стенке объявле ние. Сам его не читает, а спрашивает у атамана, что же там написано, тот пересказывает содержание: «Наш царь разослал указ <...>: если найдёт -ся в русской земле богатырь, который царского богатыря в поединке победит, за того царь дочь свою замуж отдаст и полцарства вприда-чу отвалит» [7, с. 322] (1640 Фома Беренников и 301А, В Три подземных царства).
В афишах сообщается и о поиске жениха. Царь «дал публикацию по всему по своему городу» [6, с. 53] (530 Сивко-бурко и 530А Свинка золотая щетинка), желая найти жениха для дочери. В этом в случае, даже ес ли инициатива исходит от царевны, право публиковать афиши всё равно принадлежит государю. Царевна отдаёт отцу приказание разослать «во все стороны афиши, кто найдётся на её жених, храбрый богатырь и к ней заскочит на двенадцатый етаж, её поцалует <...> и тот будет её жених» [6, с. 32] (530 Сивко-бурко и 532 Незнайка). В сказке обозначается ад -ресат, однако само прочтение документа остаётся за рамками текста: «По лучили все разные купцы, хресьяне, господа и все захотели посмотреть, как ето хто на балхон к ей заскочит» [6, с. 32]. В народном представ -лении, как видно из текстов волшебных сказок, более значимым является право информировать (соответственно, публиковать афиши), о самостоя тельном их прочтении персонажами — гражданами государства — не упо минается. Из формулировки не всегда понятно, сами персонажи читают афишу или же слушают, как это делают другие: «Опеть афиши, объявления: кто достанет до неё на коне, за того и выйдет замуж» [7, с. 309] (530А Сивко - бурко). Хотя в некоторых текстах говорится и о самостоятель -ном чтении афиш персонажем. Герой читает объявление, на которое на -тыкается, гуляя по городу: «<...> видит афишу — объявление: император ищет себе садовника» [7, с. 162] (560D* Юноша получает чудесный мешочек, 532 Незнайка, 508 Благодарный мертвец и 300] Победитель змея). Изредка публикация афиш затрагивает не только внутренние дела царской семьи, но и дела государственные. Царевна завладевает способностью сво его жениха харкать золотом и плевать серебром. «И давай объявление народу писать, што теперь вечно народ не будет налогу платить, пока Марфида-царевна жива <..>» [7, с. 114] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди-Науман)).
Персонажи, пытаясь сохранить в тайне важную информацию, об щаются друг с другом при помощи писем и записок. Герой решает сва -таться к Марфиде - царевне: «Вот поутру встаёт Саша, пишет письмецо и отправляет старушку с письмецом к Марфиде-царевне» [7, с. 112] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди-Науман)). Сказка изображает воздействие написанного на ца -ревну: «<...> Марфида - царевна ето письма взяла, как прочитала — все члены у ей оторвались и упали» [7, с. 112]. После царевна выходит замуж за героя. Старушка, у которой тот остановился, подглядывает за ним и пе редаёт царевне важную информацию: «Старушка как смекнула, откуль он деньги берёт, взяла и, как она была знакома Марфиде - царевне, на -писала письульку <...>» [7, с. 113].
В другой сказке повествуется о похищенной Кощеем женщине. Сын, найдя мать, общается с нею при помощи записок: «<...> и опеть сын за -писку наладил:
— Спрашивай пушше, где смерть» [7, с. 173] (222В Мышь и воробей и 3021 Смерть Кащея в яйце). Мать узнаёт у Кощея, где находится его смерть. «Она взяла всё ето списала на гумажку и послала сыну с гор-нишной. Сын получил ету записку, весьма рад зделался» [7, с. 174].
Помощник даёт герою письмо и отправляет его к своей сестре. По су ти, письмо выполняет здесь функцию опознавательного знака. Более под -робно функция письма в тексте не обозначена. «Вот на тебе письмецо и иди, куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли ты пройдёшь, увидишь терем. В тереме на лавочке будет сидеть моя сестра <...>. У ней есть двенадцать жеребцов медных, гривы серебряны. Хоть их ей и жалко бу-дет отдать, но по просьбе братовой она их тебе уступит» [5, с. 181] (707В* Бова-королевич).
В волшебных сказках упоминается и о таком средстве обмена пись мами, как голубиная почта (переносить письма может трясогузка). Мать Солнышка обманывает своё дитя, желая узнать ответы на вопросы, за ко торыми пришёл Иван. В ответ Солнышко спрашивает:
«— А ты как же ето можешь, мамаша, знать?
— Да плисточка прилетела, у ей ко хвосту записочка была привяза-на. Она записку - то обронила, я и прочитала» [6, с. 194] (531 Конёк- горбунок и 460В Путешествие к солнцу). Довольно часто записки переносят звери, например заяц. «Снаряжает сразу зайчика, пишет записку и привязывает её на шею и отправляет к старшей царёвой дочери, чтобы она отправила пирог, который будет кушать только царь» [5, с. 181] (300А Бой на калиновом мосту и 303 Два брата).
Кроме афиш и писем, в сказках говорится о чтении информации, за фиксированной на других носителях, которые могут являться обыденны ми предметами нашего мира. К таким, например, относятся надписи пе ред развилкой дорог (на камне или столбе), информирующие о том, что
ожидает прочитавших в будущем, если они изберут ту или иную дорогу. Так, братья уходят из дома: «Как раз на росстанье столбик. На столбике написано: „Кто по правой дорожке пойдёт, тот будет царём, кто по левой пойдёт, тот прекрасную Марфиду- царевну взамуж возь-мёт"» [7, с. 109] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди-Науман)). Информацию на столбе может оставлять и сам герой, в этом случае она предназначена для чтения по тенциальному противнику. Например, когда персонаж едет биться за руку царевны и по дороге оставляет информацию о себе: «Вот Фома едет и на каждом верстовом столбе пишет: „Здесь проехал могутный бога -тырь Фома"» [7, с. 323] (1640 Фома Беренников и 301А, В Три подзем -ных царства).
Надписи на предметах могут иметь конкретного адресата, но при этом быть общедоступными. К такого рода чтению относятся надписи на пиро ге. Прочитанное сразу же осуществляется. Герой печёт для царевны пирог с надписью: «Царевна! Ни за кого не выходи замуж, окромя Незнаюш-ки!» [7, с. 317] (532 Незнайка). Царевну выдают за мнимого освободите -ля. «Поднесли им пирог. Царевна как прочитала надпись, поднялась и го -ворит царю:
— Ни за кого замуж не пойду! Пойду за Незнаюшку!» [7, с. 317—318] (532 Незнайка).
Надпись на предмете может и не иметь конкретного адресата, а толь ко свидетельствовать о содержимом самого предмета. Кашшеиха зачи нает от любовника дитя, помещает его в бочонок и делает надпись. Герой видит вещий сон и отправляется на пристань. «Ну, зловил он етот бочонок, видит литера, што не хрешшоное чадо, схватыват етот бочонок и везёт домой кжане» [7, с. 170] (222В Мышь и воробей и 302] Смерть Кащея в яйце). В бочонке находится ещё одна записка — «што от ор-ла-царевича прижитки» [7, с. 170]. Приёмные родители долго скрыва -ют от героя его происхождение, но оно перестаёт быть тайным после то го, как случайно обнаруживает бочонок «<...> и увидал етот бочоночек и прочитал ети литера самые» [7, с. 171].
Покрытыми надписями в волшебных сказках оказываются и чудесные предметы. Таким образом они сужают круг персонажей, которые могут ими воспользоваться, до владеющих навыком чтения. Приказчик узнаёт важную информацию, написанную на курице: «<...> крылья расширил, смотрит — на крыльях написано золотыми буквами: „Кто от етой ку рицы съест голову, тот будет царём, кто потрох съес, тот будет пле вать золотом и серебром"» [7, с. 106] (567 Чудесная птица, 518 Обма-нутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди - Науман)). Надпись на другой чудесной курице гласит: «<...> кто её съест, тот сделает -ся богатырём» [5, с. 219] (567 Чудесная птица и 300А Бой на калино-вом мосту).
В другой сказке упоминается неграмотность персонажей, бьющихся за чудесные предметы. Герой встречает трёх человек, которые делят меж -ду собой три находки — волшебный бочонок, ковёр и бич, Все предметы имеют надписи, которые гласят, что ковёр обладает способностью летать, бич — превращать девицу в кобылицу. «Ети мужички были люди неграмотные, тёмные. На етим бочонке была надпись надписана, надрезана: „Тулокразоткни и туда пореви. Сколько тебе войсков надо, столько войсков и появится"» [7, с. 115] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди-Науман)).
Незначительное место в сказочном фольклорном фонде Сибири и Даль -него Востока отведено чтению — оно обычно не носит развлекательного характера, а связано с получением важной информации (например юри дического характера). Документ выступает авторитетным источником, к ко торому обращается глава государства. Царевич не может выбрать из трёх потенциальных невест ту, которая будет полезнее прочих. Отец успокаива -ет сына: «<...> посмотрю я в законах, котору предлежит нам взясть, ко-тора девица гля нас дорожее» [7, с. 58] (707 Чудесные дети и 707* Щенок- богатырь и чудесные дети).
Книгам приписывается защитная функция: чтение защищает героя от страшной смерти, которую могут причинить персонажи, принадлежа щие иному миру. В подобном случае чтение волшебной книги является задачей, поставленной другим персонажем. Девушка учит солдата, как тот может помочь ей освободиться: «<...> у старика есть такая книга, старая книга, ты у его возьми эту книгу и приходи сюда. На тебя будут и змеи лететь, и звери, и деревья — все, ты сиди, читай, не бой -ся» [5, с. 252] (475А* Солдат в работниках у чёрта в аду, 400В Царь -девица, 508 Благодарный мертвец и 300А Победитель змея).
Герой, приплывший в другое государство, соглашается дежурить ночью в церкви за своего дядю. Помощник учит его: «Когда придёшь в храм, ты кругом очерти круг. А вот тебе книга (Серёжа был грамотный), эту книгу читай» [8, с. 129] (307 Девушка, встающая из гроба и 507 Благородный мертвец). Ночью мёртвая царевна оживает и на -чинает летать по храму, пытаясь сожрать героя, но его спасает чтение книги. В которых сказках с подобным мотивом книга даже обозначена — это Евангелие.
Отражено в сказках и использование навыка письма, связанное с ин дивидуальностью почерка, например, подписание документа. Этим правом обладает царь. «Ставите меня царём, дак я могу только подписывать — решать должон народ» [7, с. 111] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди - Науман)). Слово царя, точнее его подпись, оказывается решающей. «Ну и вот, хорошо пошло царсво. Народ что решит — Петя подпишет» [7, с. 111]. Царевна обладает спо -собностью письменно подтверждать вступление в брачные отношения:
герой требует подписи самой царевны, хотя она и отправляет сначала подписаться вместо себя своего дядьку: «Тут должон не дядька распи сываться, а сама ты! Дядька уже расписывался. Вот она, роспись - то, у меня в кармане, а вот тепере ты распишись» [7, с. 117].
Подписанное слово, согласно традиционному представлению, нельзя нарушить. т.к. персонажи берут на себя письменно зафиксированное обя зательство. Два брата, оставаясь неузнанными, приезжают домой. Их отец просит гостей рассказать что нибудь интересное, но сначала братья хотят взять с матери и приказчика расписки:
«— Пусть подпишутся, чтоб слова не перебивать.
Ну, подписались оне. <...>» [7, с. 118] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди-Науман)). Персонажи, которых вот вот обвинят в убийстве, периодически вскакивают и пере бивают героев, но их действия пресекают: «Вы подписку дали» [7, с. 119].
В других случаях речь идёт об идентификации почерка: именно благо -даря ему персонажи узнают, что герой, считавшийся убитым, жив. С по -мощью чудесного бочонка он создаёт войско, отправляет к Марфиде - ца -ревне очередное послание. «Она сразу руку-то узнала: Ох! Ето Санька! Как же он жив остался?» [7, с. 116] (567 Чудесная птица, 518 Обманутые черти (лешие) и 449 Царская собака (Сиди - Науман)). По почер -ку героя узнаёт не только антагонистка, но и невеста: «Разворачивает королевна записку — Ивана-царевича почерк. А его считали погибшим. Тут братьев разоблачили» [7, с. 181] (301А, В Три подземных царства). В этом случае почерк служит заменой кольца, платка или другого опо знавательного знака.
Итак, отражённые в фольклорных текстах мотивы образования и об разованности мужчин и женщин — своего рода калька этих представ лений в традиционном восприятии восточнославянских этносов, вос произведённая в трансформированном виде в силу ряда причин, среди которых: влияние специфики фольклорного жанра, ограниченность рам ками развития сюжетной линии, не преодолённая относительной много численностью сюжетов, преимущественно стереотипное воспроизведе -ние образов и пр.
Анализ фольклорного материала позволил выявить сформирован -ную и прочно закреплённую в восточнославянском волшебном сказоч ном фольклорном фонде Сибири и Дальнего Востока систему представ лений об образовании и образованности как несомненной ценности.
В волшебных сказках Сибири и Дальнего Востока преобладает прису -щее крестьянству элементарное представление об образовании и образо -ванности мужчин и женщин. Это представление замыкается на понимание значимости образования, половой принадлежности, возрасте и социаль ном статусе обучающихся, продолжительности обучения, хорошей учёбе, быстром усвоении навыков или крайне редко встречающемся нежелании
учиться, которое осуждается. Получение образования и образованность в одних текстах имеет привязку к социальному статусу, в других нет, од нако представление о возрасте, в котором следует учиться, стабильно, как в целом зафиксировано и соотнесение с половой принадлежностью персонажей (учатся преимущественно мальчики, для девочек в этом нет необходимости, об обучении взрослых мужчин и женщин не упоминает ся). Образование вписано в систему межличностных отношений в семье: предоставляя возможность учиться, родители проявляют заботу о де тях. Показательно, что об образовании родных и приёмных детей забо тятся только отцы (в чём явно просматривается влияние патриархальной семьи), а посторонние мужчины советуют родителю дать образование своим сыновьям. В традиционном восприятии, отражённом в волшебной сказке, понимание ценности образования женщинам не приписывается. В менталитете восточнославянских этносов чётко прослеживается убе ждение, что учёбу нужно оплачивать, обеспечить её своим детям может только платёжеспособный отец. Как только в семье появляются боль шие деньги, их непременно нужно вложить в образование сыновей (после удовлетворения потребностей членов семьи в пище и одежде).
Необходимо обратить внимание на такой факт: если об обучении де -тей заботится отец, то получаемое образование ценным является преж -де всего для ребёнка, именно благодаря ему он может добиться в жизни того же, что и родитель, и даже большего (если у отца низкий соци альный статус). Для обладателей низкого (крестьян) и среднего соци ального статуса (купеческих детей) ценность образования заключает ся в возможности обеспечить себя в жизни. Таким образом, полученный в детстве интеллектуальный ресурс должен в результате привести к улуч -шению материального положения взрослого персонажа. Такой ценност ный ориентир отчётливо прослеживается в проанализированных текстах. Для обладателей высокого социального (царевичей, царевен) образова ние и образованность прежде всего предоставляют возможность соот ветствовать своему кругу; в случае необходимости (если герой попадает в сложную жизненную ситуацию) образование становится таким же ис -точником дохода, как и для обладателей низкого и среднего социально го статусов.
Видимо, именно со спецификой развития сюжетной линии связан ещё один момент. В сказках материальная значимость образования, ко торое дают сыновьям, для родителей не очевидна: дети уходят из дома и начинают править в царстве тестя. Отдачи от образования, данного де -тям, родители не имеют. Возможно, в этом проявляется один из аспек тов мировосприятия восточнославянских этносов: то, что родители дают своим детям, делается прежде всего для детей и для дальнейшего бла гополучия последующих поколений семьи, а не для получения некоей выгоды.
В небольшом количестве текстов об образовании героев заботится царь (дети рождены служанкой, не состоящей с их отцом в законном бра ке, или животным). Но царь даёт образование персонажам потому, что оценил имеющиеся у них способности и хочет, чтобы эти способности, к которым будет добавлен интеллектуальный ресурс, служили на пользу государства. Образование, необходимое детям, приобретает значимость и в масштабах государства — эта мысль чётко прослеживается в проана лизированных текстах.
Об учителях говорится крайне редко: процесс обучения происхо дит как будто бы без них. Перечень навыков, которым обучены мужчи -ны, весьма широк (в традиционном восприятии): это владение письмом и чтением, знание иностранных языков, игра на музыкальных инструмен тах и пение, картография (т.е. превалируют навыки, находящиеся в рам -ках гуманитарного образования). Женщины же могут только писать и чи -тать, о владении иными навыками, как правило, не сообщается.
В восточнославянском сказочном фонде Сибири и Дальнего Востока образование и образованность мужчин и женщин оцениваются положи тельно. Неграмотность мужчин воспринимается как негативное явление лишь в том случае, если в конкретный момент персонаж должен обнару жить грамотность (которая сводится к умению читать). Любопытно, что женская неграмотность недостатком не является, внимание на этом не ак центируется. Если же проявление образованности персонажем (как муж -ским, так и женским) в определённый момент не было нужно, то о нём вовсе и не упоминается: образование и образованность сами по себе, без привязки к конкретной жизненной ситуации, без возможности извлечь выгоду, ценности не представляют. Как следует из региональных сибир -ских и дальневосточных фольклорных текстов, навык чтения мужчинам более необходим, чем владение письмом, для женщин же более значимо умение писать.
Арифметика, судя по фольклорным текстам, не входит в число навыков образованного мужчины, в отличие от навыков чтения и письма на родном языке и говорения на иностранных языках (как не считается она и в атрибу том образованной женщины). О владении персонажами арифметикой как таковой в фольклорных текстах не упоминается (при этом счёт предметов или персонажей иногда важны для развития сюжетной линии). В традици онном представлении умение считать было элементарным навыком и по казателем образованности не считалось.
Представления об образовании и образованности хотя и являются второстепенными сказочными мотивами, всё таки получили в волшеб ной сказке Сибири и Дальнего Востока довольно широкую реализацию. Для сравнения, в русских волшебных сказках других регионов они ис пользуются в меньшем объёме (например, не столь популярно владе ние иностранными языками) и в меньшем количестве, чем в сибирских
и дальневосточных сказочных текстах. В сказках волжского региона эти мотивы функционируют в том же континууме, что и в сказках Сибири и Дальнего Востока: в них стабильно обучение в школе мальчиков (пре имущественно письму и чтению), причём из богатых семей, высокого со словия, обозначен возраст, в котором заканчивается обучение; письма, как и в сибирских текстах, выполняют информативную функцию. В сказ ках Русского Севера (например Водлозерья) мотивы образования и об -разованности почти не используются: нами был встречен традиционный русский мотив надписи на столбе. Нестабильное по частотности исполь зование мотивов образования и образованности связано с рядом при чин, среди которых частотность исполнения (и фиксации) сюжетов, усво енная от предшественников традиция и способность к переводу мотива из одного сюжета в другой (с привязкой к схожему типу персонажа) и, безусловно, разница менталитетов восточнославянских этносов разных регионов (представляется, что для сибирских текстов значим особый кон тингент сказочников — образованных каторжан, которые за кусок хлеба рассказывали сибирякам сказки).
Межличностные отношения входят в число компонентов, формирую щих то уникальное, что присуще фольклорному фонду каждого народа, несмотря на схожие / заимствованные / усвоенные / переработанные сю -жеты и образы, а мотивы образования и образованности мужчин и жен щин хотя и относятся к группе второстепенных, работают на создание межличностных отношений персонажей. По сути своей образование маль чиков и девочек служит формированию их образов, в меньшей степени это проявляется у мужчин и женщин. Образованность мужчин и женщин замыкается преимущественно на утилитарную функцию: получение поль зы, которую могут принести обладателю или обладательнице образован ности навыки. Навыки письма и чтения помогают мужчинам и женщинам информировать других или получать информацию самим о произошед -ших, происходящих или могущих произойти в будущем событиях.
Всё вышеизложенное не оставляет сомнений в ценности традицион ной духовной культуры восточных славян Сибири и Дальнего Востока — важной составляющей интеллектуального потенциала нашего региона. Сказочный фольклорный фонд как компонент культурного и образова тельного потенциала транслирует формировавшуюся на протяжении ве ков систему ценностей восточнославянских этносов, способствует сбе режению не только самой системы, но и её первостепенной значимости в восприятии современников, сохранению национального духа. При этом он выполняет роль барьера от внедрения явлений чужих культур в созна ние россиян, а значит, и от трансформации сознания, когда чужое пере стаёт быть чуждым и ставится выше своего, родного, минуя важный для культуры и в культуре этап усвоения в переработанном под существую щую традиционную систему ценностей виде.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ
1. Альхименко О.Н. Интеллектуальный потенциал: анализ составляющих компонен -тов и их количественная оценка // Вестник Российского экономического универ -ситета им. Г.В. Плеханова. 2013. № 3. С. 75—83.
2. Зайцева Т.А. «Культурный потенциал» в ряду категорий обществознания // Вест -ник Челябинского университета. 2008. № 32. С. 114—118.
3. Классическая социальная психология: учеб. пособие для студентов вузов / под общ. ред. Е.И. Рогова. М., Ростов - на - Дону: Изд. центр «МарТ», 2008. 416 с.
4. Краюшкина Т.В. Специфика выражения эмоций (на материале русских народных волшебных сказок Дальнего Востока) // Россия и АТР. 2009. № 2. С. 159—164.
5. Русские народные сказки Сибири о богатырях / сост. Р.П. Матвеева. Новосибирск: Наука, 1979. 303 с.
6. Русские народные сказки Сибири о чудесном коне / сост. Р.П. Матвеева. Новоси бирск: Наука, 1984. 335 с.
7. Русские сказки Восточной Сибири / сост. Е.И. Шастина. Иркутск: Вост. - Сиб. кн. изд - во, 1985. 464 с.
8. Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных / сост. Р.П. Матвеева, Т.Г. Леонова. Новосибирск: Наука: Сиб. издат. фирма, 1993. 352 с.
9. У ключика у гремучего: Дальневосточный фольклор / сост. Л. Свиридова. Влади восток: Дальневост. кн. изд - во, 1989. 255 с.
REFERENCES
1. Al'himenko O.N. Intellektual'nyj potencial: analiz sostavlyayushchih komponentov i ih kolichestvennaya ocenka [Intellectual potential: the analysis of the components and their quantitative assessment]. VestnikRossijskogo ehkonomicheskogo universite-ta im. G.V. Plekhanova. 2013, no. 3, pp. 75-83. (In Russ.)
2. Zajceva T.A. "Kul'turnyj potencial" v ryadu kategorij obshchestvoznaniya ["Cultural po -tential" in a number of categories of social science]. Vestnik Chelyabinskogo univer-siteta. 2008, no. 32, pp. 114-118. (In Russ.)
3. Klassicheskaya social'naya psihologiya [Classical social psychology] / ed. by E.I. Rogov. Moscow, Rostov - on - Don, Izd. tsentr "MarT" Publ, 2008, 416 p. (In Russ.)
4. Krajushkina T.V. Specifika vyrazhenija jemocij (na materiale russkih narodnyh volsheb -nyh skazok Dal'nego Vostoka) [Specificity of expression of emotions (a case study of Russian folk fairy tales of the Far East)]. Rossija i ATR, 2009, no. 2, pp. 159-164. (In Russ.)
5. Russkie narodnye skazki Sibiri o bogatyryah [Russian folk tales of Siberia about the heroes] / ed. by R.P. Matveeva. Novosibirsk, Nauka Publ., 1979, 303 p. (In Russ.)
6. Russkie narodnye skazki Sibiri o chudesnom kone [Russian folk tales of Siberia about a miraculous horse] / ed. by R.P. Matveeva. Novosibirsk, Nauka Publ., 1984, 335 p. (In Russ.)
7. Russkie skazki Vostochnoj Sibiri [Russian fairy tales of Eastern Siberia] / ed. by E.I. Shas -tina. Irkutsk, Vostochno - Sibirskoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1985, 464 p. (In Russ.)
8. Russkie skazki Sibiri i Dal'nego Vostoka: volshebnye i o zhivotnyh [Russian tales of Si -beria and the Far East: fairy tales and about animals] / ed. by R.P. Matveeva, T.G. Le -onova. Novosibirsk, Nauka Publ., 1993, 352 p. (In Russ.)
9. U klyuchika u gremuchego: Dal'nevostochnyj fol'klor [By a rattling spring: Far East -ern folklore] / ed. by L. Sviridova. Vladivostok, Dal'nevostochnoe knizhnoe izdatel'stvo Publ., 1989. 255 p. (In Russ.)
