Научная статья на тему 'Традиции странничества и образ странника в поэзии Анатолия Крупнова'

Традиции странничества и образ странника в поэзии Анатолия Крупнова Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY-NC-ND
300
35
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СТРАННИЧЕСТВО / WANDERING / ПУТЬ / WAY / РОК-ПОЭЗИЯ / АНАТОЛИЙ КРУПНОВ / ANATOLY KRUPNOV / ROCK-POETRY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Ильин Сергей Сергеевич

В статье рассматривается феномен странничества в русской и европейской культуре и его отражение в рок-поэзии конца советской эпохи. Автор анализирует образ «человека-в-дороге» на примере лирического героя поэзии Анатолия Крупнова.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The traditions of wandering and image of wanderer at the poetry of Anatoly Krupnov

In the article it is considered the phenomenon of wandering at the Russian and Europian cultures and its reflection in the rock-poetry of the soviet age. The author analyzes the image of the man-in-road on an example of Anatoly Krupnovs lyrical hero.

Текст научной работы на тему «Традиции странничества и образ странника в поэзии Анатолия Крупнова»

С.С. Ильин

ТРАДИЦИИ СТРАННИЧЕСТВА И ОБРАЗ СТРАННИКА В ПОЭЗИИ АНАТОЛИЯ КРУПНОВА

В статье рассматривается феномен странничества в русской и европейской культуре и его отражение в рок-поэзии конца советской эпохи. Автор анализирует образ «человека-в-дороге» на примере лирического героя поэзии Анатолия Крупнова.

Ключевые слова: странничество, путь, рок-поэзия, Анатолий Крупнов.

Странничество является одним из древнейших феноменов традиционной русской культуры. Хронотоп дороги выстраивает своеобразную модель мироздания, репрезентируя представления человека о его месте в обществе и бытии. Наша религиозная культура рождала метафоры, отражающие духовные идеалы народа (и их антиподы): путь спасения и путь греха, путь к жизни и путь к смерти. Но и в наше время поэты и публицисты охотно пользуются такими метафорами, как путь познания и творчества, путь созидания и т. п.

Традиция отказывается видеть дорогу как освоенную культурой зону, однако само понятие «странничество» кажется современному культурному человеку понятным и привычным. Оно часто употреблялось в разных смыслах в литературе православия и романтизма, а к ХХ столетию накопило новые значения, что свидетельствует об устойчивости и многогранности самого феномена странничества.

В период 1930-1950-х гг. в Советском Союзе религиозное странничество было фактически уничтожено с помощью специальных мероприятий - введением паспортного режима, гонениями на Церковь и монашество. Более того, советская культура требовала не ухода в себя, свойственного страннику, а обратного движения

© Ильин С.С., 2011

индивидуума - изнутри наружу, как бы выворачиваясь наизнанку. Страннический хронотоп как духовный феномен был разрушен и подменен появлением после Гражданской войны массы беспризорников и бродяг; их бегство из социальной системы свидетельствовало о развале патриархальных традиций. В результате началась государственная борьба с бездомными, которая нашла отражение во множестве художественно-педагогических текстов; они так или иначе подготавливали и оправдывали установление тотального контроля над личностью1. Не удивительно, что странник как литературный персонаж на время исчез из поэзии, но ему предстояло снова в нее вернуться, хотя и в новом облике.

Как известно, советская литература находилась под строгим государственным контролем вплоть до 1980-х гг. Странничество ни в православном, ни в романтическом варианте не соответствовало новой идеологии. Ведь странник неподконтролен власти, он не имеет прочных социальных связей, тогда как герой литературы соцреализма обязательно входит в состав трудового коллектива, партии, государственной структуры. Символ дороги теперь выполнял другие, более прагматические функции, однако он активно использовался в поэзии Великой Отечественной войны. Образ странника вновь появился только в 1960-х гг., когда родилась авторская (бардовская) песня.

Слово «барды» (как именовались авторы - исполнители песен) семантически связано с образом европейских певцов-странников, «людей-в-дороге» (термин Т.П. Щепанской); в частности, они были духовной элитой традиционного исландского общества. А современные барды выбрали гитару своим главным инструментом не случайно: она не только удобна при бесконечных переездах, но и служит своеобразным знаком социального протеста. Лев Аннинский объясняет этот выбор так:

Главное оружие - гитара. В противовес таким инструментам, как государственный концертный рояль (для песни профессиональной) и колхозная гармонь (для песни народной), - бард приручает гитару, самое окаянное, проклятьем заклейменное порождение мещанского духа. Он берет ее... Может, потому и берет, что гитара - символ отверженности2.

Образ «человека-в-дороге» сначала появился в песнях Ю. Визбора и Ю. Кима 1960-х гг., которые отражали массовое увлечение туризмом, готовность интеллигенции отправиться в дальние экспедиции. Но только позже, в поэзии русского рока, происходит обращение к теме странничества как такового. При этом понятие «странник» семантически расширяется: он перестает быть сугубо

духовной личностью (как в традиционной культуре), на первый план выходит протестная составляющая его поведения. От пассивного ухода из общества, порядки которого он не приемлет, странник переходит к активному утверждению своей позиции в новом социокультурном пространстве. Но русский рок уходит корнями в бардовскую песню 1960-х гг., заимствуя ее манеру исполнения под аккомпанемент гитары. Поэтому рок-певец выступает как «бард» в исходном значении этого слова: он - певец-странник, носитель сакральной истины.

В 1990-х гг. Россия вновь столкнулась с проблемой самоидентификации, когда остро встал вопрос о пути ее дальнейшего развития (не только политического и экономического, но и культурного). По мнению многих исследователей, положение на распутье было характерно для русской культуры и на заре ее истории. Так, И.П. Смирнов пишет:

Странничество как культурное, сопровождаемое текстопорождением, явление возникло на Руси, когда она сбрасывает с себя татарское иго и сталкивается с необходимостью переопределить, исторически преобразовать себя. Трудность в нахождении позитивной программы на будущее состояла, однако, в том, что Русь выпала почти одновременно сразу из двух главных для нее симбиозов - не только с татарами, но и с Византией, сошла сразу с двух дорог, ведущих в разные культурно-социальные стороны3.

Советская культура, доминировавшая на протяжении 70 лет, продолжала оставаться привычным, давно освоенным ориентиром. Однако с конца 1980-х гг. у части населения возникла настойчивая потребность в отторжении этой культуры, что способствовало возвращению феномена странничества. В переломные эпохи вообще возрастает роль массовых перемещений, и в контексте конца эпохи «застоя» и начала «перестройки» вернулся интерес к образу странника.

Анатолий Крупнов продолжает традиции рок-поэзии начала 1990-х. Его творчество в первую очередь посвящено психологическим и нравственным проблемам человека. Именно в связи с этим поэта интересует повседневность - та реальность, в которой живут его персонажи. Они не приемлют рутины, однообразия жизни, ее унылой цикличности. Приведем характерные примеры:

День прошел, и было все как вчера, Все как прежде - точь-в-точь.

«Город в огне»4

Все тот же день, все та же ночь, Все те же женщины, что не прочь...

«Дорога в никуда»

А. Крупнов подчеркивает губительность такой повседневности для человеческой личности, самосохранение которой требует максимального напряжения сил:

Старайся все свои силы направить на то, Чтобы остаться в живых, пережив этот день. День прошел, а ты все еще жив! А ты все жив...

«День прошел, а ты все жив»

Отсутствие перемен дает мнимое ощущение желанного покоя, и только дорога кажется средством преодоления повседневной рутины, хотя автор тут же демонстрирует тщетность подобных попыток.

Цветовая палитра поэзии Крупнова небогата, ее доминантой является серый цвет. И это имеет глубокий смысл, так как серый -цвет пыли и праха, напоминающий человеку о бренности его существования. В противоположность яркому, разноцветному миру подлинной жизни поэт окрашивает повседневность в серый цвет, чтобы подчеркнуть отсутствие у нее какого-либо будущего. В серой, унифицированной жизни нет ничего примечательного или неожиданного, так как функция повседневности - это утверждение внешней стабильности.

Однако серой может быть и традиционная одежда странника-богомольца, покрытая дорожной пылью. И в русской, и в зарубежной литературе странник, как правило, - это положительный герой (во всяком случае, он не антагонист автора). Повседневность опасно укоренена в душе человека, поэтому его лень выглядит врожденной. Главный крупновский персонаж живет в больном мире, и потому он способен действовать, только «забыв усталость, болезнь и врожденную лень». Крупнов отчасти заимствует образ своего героя у Эмиля Верхарна, стихотворение которого он положил на собственную музыку и включил в свой альбом «Стена» (1994 г.):

Себя преодолеть когда б ты мог, но ленью Расслаблен. Стариком ты станешь с юных лет... Ты будешь одинок в оцепененьи дремы. Прикован будет твой потусторонний взгляд К минувшей юности...

Э. Верхарн «Меч»

Можно сказать, что для героя Крупнова скорее характерен ярко выраженный «футуризм» (обращенность к будущему), нежели «пассеизм» (обращенность в прошлое). Последний термин явно применим к поэзии Верхарна и Бодлера, которая серьезно повлияла на творчество Крупнова; однако современный русский поэт все же надеется на будущее, дающее единственный шанс на спасение:

Может, когда-нибудь Найдется лучший путь, И время - не беда.

«Дорога в никуда»

Во многих стихотворениях Крупнова обыгрывается идея цикличности: совпадают начало и конец пути странника, так как он движется по кругу; начальная точка его движения оказывается и его целью (или подменяет эту цель). Бессмысленность этой ситуации ярко раскрывается в том же стихотворении «Дорога в никуда»; его первый и второй куплеты противопоставлены с помощью антитезы «те же / другие»; тернарная структура стихотворения формируется за счет понятия «отсутствие и тех и других». Подобное построение реактуализирует надежду на выход из цикличной повседневности, на поиск лучшего будущего (почти безнадежный).

Неслучайно в альбоме Крупнова (под названием «Еще один день») за стихотворением «Дорога в никуда» следует другое, близкое ему по тематике, - «Дом желтого сна». В нем «лучшее будущее» определено уже более конкретно: это сам бесконечно длящийся путь, не имеющий цели.

Значительно позже, уже после выхода в свет альбома «Еще один день», поэт создал вторую часть стихотворения «Дом желтого сна». Ю. Доманский справедливо заметил, что обе его части образуют единый микроцикл. В первой части, попавшей в альбом, главной темой был бесконечный круговорот: «Ночь превращается в день, / День превращается в бой, / Бой превращается в лень, / Лень превращается в боль». Эта цепь превращений актуализирует перманентность метаморфоз бытия, его движения по кругу5. Финал второй части стихотворения возвращает читателя к теме его первой части: обретение дома-мечты не способно изменить реальность.

Определение сна в этом доме как «желтого» отсылает нас к устойчивому сочетанию «желтый дом», означающему психиатрическую лечебницу. Это подтверждается такими строками: «Но тот, кто пришел, останется здесь навсегда». Тем самым формируется представление и о самом страннике, и о конечной цели его пути -в неком потустороннем мире («мире желтого сна», образ которого

появляется в третьем куплете). Такое представление о цели и смысле человеческого существования - важная особенность религиозного странничества.

«Ненормальность» мира, к которому устремляется человек, соответствует «ненормальности» самого странника. В русской традиции таким странником был юродивый - человек, отмеченный Богом, почти святой. В первой части цикла Крупнова «лучший мир» как цель путника описывается так: «Здесь легче дышать, здесь чище вода». Это стихотворение построено как лирический монолог, тогда как вторая часть цикла - скорее диалог; его рефрен представляет собой реплику, раскрывающую смысл всего цикла. Его преобладающее настроение - надежда на «лучший путь», ведущий к соприкосновению с вечностью:

Все упирается в дверь, Дверь в дом желтого сна.

«Дом желтого сна», часть 1

Но надежда есть, где бы ни был я, Что это лишь сон... только лишь сон...

«Дом желтого сна», часть 2

Парадокс странничества состоит в том, что путь странника к его цели и легок, и бесконечно долог. Согласно поэту, «легко отыскать дорогу сюда», но одновременно «я нашел этот дом через много лет». И.П. Смирнов замечает:

Странничество отличается от всяческих путешествий (как в святые, так и в профанные места) тем, что не ведает конечной цели в социо-физическом пространстве. Для странника незначимы любые земные границы, пересекаемые им, релевантен для него порог, отделяющий бытие от инобытия. Земные дороги направляют странника в некую духовную реальность6.

В рок-поэзии образ автора тесно связан с его лирическим героем, более того - границы между ними зачастую размыты. Публично декларируемая установка на искренность предполагает, что из творчества поэта можно всё узнать о нем самом. Принцип неразделимости жизни и творчества в рок-поэзии является основополагающим. В песне «Мы в пути», которая исполнялась группой Крупнова «Черный обелиск», дорога оказывается смыслом существования самих музыкантов:

Вчера мы были здесь, сегодня мы тут.

А завтра будем там - дорога навсегда.

Это возвращает нас к традиционным образам певцов-странников - «калик перехожих» в России, «бардов» в Европе XV-XVII вв. Гастроли современных музыкантов воспроизводят и переопределяют давние представления о феномене странничества. В тексте песни «Мы в пути» о самих выступлениях группы не упоминается, зато перечислены пункты остановок на их пути: «Саратов, Тула, Мурманск и Воркута». Традиция полного или частичного отождествления автора и героя в рок-поэзии открывает дорогу для широкого спектра интерпретаций подобных текстов.

В контексте всего творчества А. Крупнова песня «Я остаюсь» как будто стоит особняком. Ее герой - сам автор, вступающий в полемику с предполагаемым собеседником. Название песни и ее рефрен «я остаюсь» может навести на мысль, что поэт провозглашает отказ от идеалов странничества. Но предполагаемый оппонент лирического героя - не странник: он ищет путь не в «другой мир», а в любое другое место на той же земле - лишь бы подальше от своего нынешнего местоположения:

Ты говоришь, что мне неволя мила, И свято веришь в правду другого пути. Бежать и плыть, лететь, куда, все равно, Лишь бы туда, где нет и не было нас.

В этой полемике представлены две базовые особенности русской культуры, проявившиеся уже в процессе ее формирования: оседлость и постоянные передвижения7, частным случаем которых и было странничество.

В 1990-е гг. все чаще возникали разговоры о конце протестного русского рока. Год смерти Анатолия Крупнова - 1997-й - называли датой смерти варианта этого направления конца советской эпохи. Тогда казалось, что режим, довлеющий над повседневной жизнью человека, окончательно разрушен, и любой протест против него больше не имеет смысла. Однако образ странника, сформированный в поэзии Крупнова, приобрел особую популярность именно в это время. Значительное число метафор поэта отсылает нас к традициям русской литературы и XIX в., и недавнего советского прошлого. Проблемы странничества оказались актуальными не только потому, что объект протеста вовсе не исчез, но и в связи с поисками новой истины.

Таким образом, странник представляет собой универсальную фигуру, характерную как для эпохи стабильности, так и для времени культурных перемен. Лирический герой Крупнова (который практически не меняется от одного стихотворения к другому)

вбирает в себя и трансформирует как образ русского странника-богомольца, так и некоторые черты странника, созданного поэзией романтизма и декаданса. У этого лирического героя активный протест против действительности затушеван, а доминирует поиск «лучшей доли» в неком многомерном мире. Нескончаемый путь странника по свернутой в кольцо дороге символизирует поиск истины, лежащей за пределами материального мира. Соединение в поэзии А. Крупнова разных традиций странничества указывает на нестандартность самосознания его лирического героя. Образ странника, созданный этим бардом постсоветской эпохи, подтверждает актуальность личного и коллективного выбора в новом контексте.

Примечания

1 Смирнов И.П. Homo in via // Генезис. Философские очерки по социокультурной

начинательности. СПб.: Алетейя, 2006. С. 243.

2 Аннинский Л.А. Барды. Иркутск: Изд-во Сапронова, 2005. С. 12.

3 Смирнов И.П. Указ. соч. С. 238.

4 Здесь и далее стихотворения цит. по: Анатолий Крупнов [Электронный

ресурс] // Стихи.ру - национальный сервер современной поэзии. URL: http:// stihi.ru/avtor/restinpeace (дата обращения: 05.04.2011).

5 Доманский Ю.В. Русская рок-поэзия: текст и контекст. М.: Intrada; Издательство

Кулагиной, 2010. С. 127.

6 Смирнов И.П. Указ. соч. С. 238.

7 Щепанская Т. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции. М.: Индрик,

2003. С. 8.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.