CC BY
80
УДК 130.2:124.4
О.Е. НАСАКИН
ТРАДИЦИИ КУЛЬТУРЫ, ЦЕННОСТЕЙ И ТВОРЧЕСТВА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
Ключевые слова: творчество, ценность, традиция, Россия, общество, социум, мировоззрение, духовность, ориентир, человек, прогресс, цивилизация.
Исследованы мировоззренческие традиции и подходы к содержанию понятий культуры, ценности и творчества в современной России. Автор анализирует основные концепции творчества и ценности в современном российском социуме, уделяя внимание философскому осмыслению творчества в русской религиозной философии. Творчество, ценность, традиция трактуются автором как основа успешного развития современной России.
O.E. NASAKIN
THE TRADITIONS OF CULTURE, VALUES AND CREATIVE WORKS IN MODERN RUSSIA: MAKING REFERENCE TO THE PROBLEM
Key words: value, creative works, tradition, Russia, society, world outlook, spiriuality, man, progress, civilization.
The article concentrates world outlook approaches and traditions to contents of conceptions of culture, values and creative works in modern Russia. The author analyses the main ideas of world outlook and values in modern Russian society making attention to philosophical comprehension of works in Russian religions philosophy. Creative works, value, tradition are interpreted by the author as a basis of successful development of modern Russia.
Не будет большим преувеличением сказать, что современное человечество переживает период духовного кризиса. Свидетельств тому много, но в первую очередь следует указать на утерю мировоззренческих ориентиров. Среди главных причин сложившейся ситуации - исчерпание тех идеалов, которыми люди руководствовались на протяжении длительной истории, которые привели к становлению и развитию индустриальной, техногенной цивилизации с ее широко известными достижениями в области науки, техники и столь же известными негативными последствиями в природной и социальной сферах (загрязнение окружающей среды, отчуждение и стрессы, военные конфликты и угроза истребления человечества). Переход к новому постиндустриальному типу цивилизации требует критического анализа многих ценностей техногенной цивилизации. Можно отметить лишь некоторые из тех, которые исчерпали себя - идеал власти как покорения природы и разрешения противоречий единственно через победу в борьбе противоположностей одной из сторон; самодостаточность научно-технического прогресса без корреляции его с гуманистическими ценностями; безусловная ценность науки как наиболее предпочтительной формы освоения мира и ее претензия на роль духовного наставника человечества; экономический детерминизм, ориентированный на экономический рост как самоцель и материальную мотивацию поступков; антропоцентризм с его акцентом на индивидуализм и автономность личности. Эти и некоторые другие ценностные ориентации и идеалы нуждаются в пересмотре. Жизнь не стоит на месте и меняющаяся действительность требует выработки новых мировоззренческих ориентиров, которые бы соответствовали современным реалиям, а также были бы теми «светлячками, которые укажут человечеству путь вхождения в XXI век.
Мировоззренческая ситуация в нашей стране определяется, помимо общечеловеческих факторов, факторами внутрироссийскими. Долгое время господствовавшая марксистская идеология оказалась разрушенной - на уровне массового сознания сформировался ее крайне негативный ее образ. А среди оставшихся ее сторонников (и надо сказать, не так уж малочисленных) доминиру-
ет установка на необходимость профессионально разобраться в теоретическом наследии К. Маркса, освободить его от догматизации, деформации, чтобы возвратить его в качестве мировоззренческих ориентиров.
Современный россиянин чувствует себя неуютно в мире, с которым нет духовной связи. Ощущение изгнанника или путника, потерявшего дорогу, все более наполняет его жизнь. Социальные сдвиги, которые переживает Россия, сопровождаются появлением феномена маргинальности - утерей личностью чувства стабильности жизни, принадлежности к привычной социальной группе, привычному образу жизни, что влечет за собой тревогу, агрессию, ощущение утери собственного Я, ситуацию, неестественную для человека. Но чтобы быть кем-то, обрести твердый фундамент своего бытия, человеку требуется ясная мировоззренческая перспектива, понимание целей и смысла исторического процесса, своего места и предназначения в мире.
На протяжении многих лет мы сталкивались с недооценкой нашего индивидуально-личностного начала («незаменимых людей у нас нет»), что в конечном итоге привело нас к социальной апатии («никому ничего не нужно», «всем все до лампочки»), апатии, тесно связанной с чувством бессилия, со снижением уровня социальных притязаний и потребностей. Понятно, что принижение индивидуальности -не единственная причина, по которой в обществе может возобладать состояние социальной апатии, но то, что связь между этими фактами самая тесная - несомненно.
Недооценка индивидуальности привела к тому, что в обществе стала доминировать консервативно-охранительная, а не активно-преобразовательная система ценностей. Ценности покоя, верности устоям, поклонения общеизвестному и общепринятому возобладали над ценностями обновления. Исполнительность и послушание ценились порой выше, чем инициатива и предприимчивость. Отнюдь не впадая в апологетику, отметим, однако, конструктивность в общественном развитии консервативно-охранительной системы ориентации. Она не только благоприятствует процветанию серости, посредственности, удобной для людей, не желающих брать на себя ответственность, но и служит проявлением здорового «почвенного» традиционализма, критикующего недостатки современного образа жизни с точки зрения доиндустриальной системы ценностей проявлением политической усталости, защитной реакцией на неоптимальные темпы социальных преобразований. Ведь известно, что пробуждающаяся ныне социальная активность часто, во-первых, выливается в криминогенные, социально опасные, а не в социально-позитивные, созидательные формы и, во-вторых, сопровождается такими явлениями, как крайний ригоризм, максимализм, нетерпимость, радикализм и т.д., облекаясь в конечном счете в неисторичные формы деятельности, протекает по формуле: «все или ничего», «до нас ничего не было, мы наш, мы новый мир построим».
Создаваемая, развиваемая и защищаемая каждым обществом система целей, норм, ценностей определяет своеобразные «рамки», параметры развития социальной активности. Ее характер, направленность, мера, уровень и т.п. зависят от тех идеалов, ценностей, норм (и в первую очередь нормативного канона человека, т.е. сложившегося в обществе представления, каким он должен или не должен быть), которые приняты обществом и на базе которых формируется система стимулов, мотивов, побуждающих людей к определенному типу социальной активности: созидательной или разрушительной, нравственно ориентированной или стоящей «по ту сторону добра и зла». Так, социальная активность в условиях рынка может вырождаться в экономический разбой, спекуляцию при отсутствии в общественном сознании ценностной ориентации на честный, добросовестный труд. Нарушение принципа социальной справедливости, столь высоко чтимого на Руси
по сей день, способно разрушить здоровое начало российского предпринимательства, задушить ростки трудовой инициативы, усилить социальную апатию либо спровоцировать ее противоположность - «бессмысленный и беспощадный бунт».
Заимствуя ценностные ориентиры для отечественного предпринимательства (установку на автономность личности, на индивидуализм как природное свойство человека, на богатство как безусловную добродетель и т.д.), видя основную задачу при выработке идеологии отечественного предпринимательства в том, чтобы способствовать освобождению предпринимателей от догм коллективного разума и формированию индивидуализированных характеров (о чем неоднократно заявляли в многочисленных теле- и радиоинтервью наши видные, известные бизнесмены), не окажемся ли мы на этот раз действительно на обочине истории? И не столько даже по причине того, что механически заимствованные культурные ценности, скорее всего, не приживутся на отечественной почве и тем самым не позволят оживить экономическую деятельность, пробудить новаторский дух соотечественников, сколько потому, что они сами (эти ценности и ориентиры), возможно, в принципе не отвечают кардинальным потребностям того цивилизационного пути, который будет определять историю XXI в.
Основанием подобного прогноза могут служить выводы ученых о несоответствии либеральной модели развития современным представлениям об эволюции человека. Либеральная модель общественного развития ориентирована на эгоцентрический идеал будущего, на атомарное бытие человека как его естественное состояние, на конкуренцию, борьбу как необходимые факторы прогресса. Тогда как современная эволюционная биология все больше склоняется к мысли о том, что взаимная помощь, сотрудничество, а не вражда, борьба выступают главным фактором эволюции [4].
Ценностная установка на человека солидарного, а не эгоистического, атомарного имеет в России глубокие корни, проросла исторически, поддерживалась религиозными особенностями православия и не была разрушена за годы советской власти. Она, а также другие ценностные ориентиры и нормы, вошедшие в культурную матрицу России, не могут не учитываться при разработке идеологии «честного бизнеса», необходимость которой бесспорна, в противном случае частнопредпринимательская активность вырождается в экономический беспредел, спекуляцию. Не подражание или слепое заимствование у Запада, а собственные культурные традиции, социальный опыт предшественников, духовный, нравственный потенциал народа способны стать источниками не просто социальной активности, а творчества.
При всей неоднозначности и противоречивости феномена творчества, думается, установка на творчество как социальное благо, ценность является продуктивной, учитывающей тенденции исторического развития, отвечающей общественным и индивидуальным потребностям, соответствующей имеющейся в мировой и отечественной философской мысли традиции рассмотрения проблем человека, его сущности и предназначения в мире.
На сегодняшний день нет недостатка в прогнозах относительно будущего «постиндустриального» общества (т.е. того, которое последует за «индустриальным», «техногенным»). Широко обсуждается в литературе концепция «информационного» общества, многочисленных сторонников привлекает модель «биогенного» общества. Достаточно убедительным кажется нам прогноз о «креативном» обществе, т.е. обществе, где главным базовым ресурсом станет не вещественно-энергетическое богатство, не информация, а креативность, творческие способности личности. Информационное общество, о котором говорится как об уже состоявшейся реальности применительно к развитым- западноевропейским странам, Америке, вероятно, является переходным, ибо информация не сущест-
вует сама по себе, у нее есть источник, носитель, пользователь - личность. И не просто личность - с позиции социального идеала это должна быть творческая личность. Другими словами, принимая во внимание недостаточную теоретическую проработанность самой идеи креативизации общества, но видя в ней конструктивное начало, можно говорить не только об индустриальном, информационном, биогенном и т.п., но и о креативном обществе, где ярко выражено личностное, творческое начало. Общество должно быть заинтересовано в пробуждении творческой активности своих граждан и одно из условий выхода России из кризиса - создание благоприятной среды для развития творческой личности, для приумножения творческою потенциала страны.
Однако нельзя без критического, глубокого анализа принимать в качестве безусловной задачи общества - задачу формирования творческой личности. И в первую очередь это касается тех социальных институтов, которые связаны с процессом становления личности - семьи, школы, вуза. Необходимо не просто продекларировать, но и всесторонне обосновать ценность творчества, индивидуально-личностного начала в социальном развитии, в том числе и традицией многовекового развитии России, отразившейся в богатстве ее духовной, в том числе философской культуры.
Подход к творчеству как родовой, сущностной характеристике человека, которого мы придерживаемся, имеет достаточное основание в классическом философском наследии. В концепции универсальной сущности человека многих западных философов содержится обоснование активности индивида, который, в отличие от действующего по меркам своего вида животного, осуществляет деятельность свободно, «безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу» (К. Маркс). Что, естественно, не означает абсолютно беспредпосылочного, недетерминированного характера деятельности человека. Благодаря своей универсальной активности человек становится способным к созданию «субстанционального нового» (Гегель).
Творчество, понятое как родовая, сущностная характеристика человека, реализуется посредством такой универсальной активности, в процессе которой изменяется окружающий человека мир, создаются новые, социально значимые вещи, предметы, ценности, преобразуется не удовлетворяющая человека природная и социальная действительность. Одновременно, в процессе такой деятельности происходят обновление самого человека, реализация его способностей и дарований, утверждение в мире его «самости», своеобразия, самобытности. Следовательно, творчество - это такой способ бытия человека, который связан не только с преобразованием, обновлением внешнего мира, созиданием в нем ценностей, но и с «деланием себя», развитием своего духовного мира (хотя более правильным было бы говорить о преображении творчеством всего человека в единстве его духовных и телесных качеств).
Есть, по крайней мере, два весомых аргумента, ставящих под сомнение при таком истолковании творчества его оценку как безусловного блага, пройти мимо которых нельзя. Необходимо принять во внимание критическую установку на творчество, проанализировать аргументы «против» и на этой основе отрефлек-сировать (конкретизировать, дополнить, уточнить и т.п.) предложенное выше определение творчества.
Аргумент первый: поскольку в основе творчества лежит активная, преобразовательная деятельность человека, то обоснование творчества как ценности выступает проявлением технократической мировоззренческой установки, негативные последствия которой в природной сфере хорошо известны.
Научно-технический прогресс эпохи индустриализации, который, преимущественно, и сформировал эту мировоззренческую ориентацию, основан на отно-
шении к природе как к материалу для преобразований: природа - поле для активной человеческой деятельности, неисчерпаемый источник ресурсов, не Храм, а мастерская для человека-творца. А если учесть, что ценностная ориентация на покорение и подчинение природы, на переделку и переустройство мира сегодня превращает в материал для манипуляций и сам человеческий организм, то мнение о грозящей нам всем экологической катастрофе не будет казаться сильно преувеличенным. Отсюда делается вывод, что поскольку творчество технологично, оно и антиэкологично. И человечество, чтобы выжить, должно войти в XXI в. не с лозунгом творческого переустройства несовершенного мира, не с пафосом свободной самореализации, а с чувством трезвой умеренности, мудрой нетребовательности, с пафосом самоограничения и т.д. Творческому подходу к миру противопоставляется экологический как наиболее притягательный и предпочтительный, как дающий человечеству шанс для дальнейшей истории.
Что можно возразить против такого прогноза? Если творчество сузить - до простой технологии, «голого активизма», тогда действительно, экологически выверенный способ бытия в мире становится не просто предпочтительным, но и единственно возможным для того, чтобы вид «гомо сапиенс» не оказался занесенным в Красную книгу. Однако такое решение, во-первых, оставляет открытым вопрос о характере самого человеческого бытия в качестве именно человеческого и, во-вторых, вступает в противоречие с имеющейся философской традицией в понимании сути этого явления.
За противопоставлением творчества экологии стоит искусственное, ничем теоретически не оправданное, но исторически проявившееся, а к настоящему времени уже исчерпавшее себя, размежевание двух типов отношения человека к миру: преобразовательного, которое зачастую отождествляется с творческим, и созерцательного, охранительного, которое если и не противопоставляется творчеству, то и с сутью его тоже не связывается.
Между тем созерцание природы, преклонение перед се красотой, гармонией опирается на отношение к ней как к самоценности. Причем само это искусство созерцать, смотреть и видеть, предполагает внутреннюю активность духа, и уже потому не оправдано резкое противопоставление творчества и созерцания. Умение созерцать сердцем, вживаться в мир, чтобы «запеть из него», «уходить из своей малой личной оболочки в светлые пространства Божий, находить в них Великое - сродное - сопринадлежащее, вчувствоваться в него и создавать новое из древнего и невиданное из предвечного» [2, с.166], - не просто необходимое условие, а существенный момент творчества.
Для философской концепции творчества, таким образом, важно понимание органического единства двух типов отношения к миру: преобразовательного и созерцательного, которые в единстве и образуют то, что называется творческим бытием человека (или творчеством как способом бытия человека в мире). А для социальных институтов - семьи, школы, вуза, думается, актуальной будет задача по формированию в человеке не только деятельного, волевого начала, но и начала созерцательного, охранительного, предполагающего, не в последнюю очередь, воспитание экологической культуры. Творческая личность - это личность с развитым экологическим сознанием, экологически ориентированная в делах и поступках. Экологический императив: «то, что хорошо природе, хорошо и для человека», должен стать ценностным ориентиром творчества.
Второй аргумент, ставящий под сомнение оценку творчества как блага, связан с пониманием этого явления не просто как одного из свойств, качеств человека, а как его родовой, сущностной характеристики. По сути, такая постановка вопроса перерастает в рассмотрение творчества в качестве высшей ценности, оправдывающей человеческое бытие, придающей ему смысл. Творчество
как призвание, предназначение человека - не является ли такая установка на творчество его фетишизацией? Не превращается ли творчество при таком подходе в самоценность, продуцирующую демонов и «сверхчеловеков»?
Хорошо известна точка зрения антропоцентризма с его претензией на то, что человек господин и властелин мира, призванный улучшать, исправлять его. Эпоха Возрождения, в которой антропоцентрическое мировоззрение проявило себя наиболее ярко, отвергая Бога, отвергая всякую сверхчеловеческую святыню, обожествляет человека, признает высшей святыней. Творческое начало отымается у Бога и передается человеку. Не в укорененности в Космосе, как человек античности, не в союзе с Богом, как человек Средневековья, а в себе самом человек Возрождения ищет опоры своему существованию.
Отдавая дань гуманистическому пафосу эпохи Возрождения (времени, которое по выражению Ф. Энгельса, «нуждалось в титанах и породило титанов»), нельзя не видеть оборотной стороны возрожденческого титанизма - крайнего индивидуализма, эгоцентризма, доходящего до аморализма и духовного авантюризма. Яростное самораскрытие личности, пафос возрожденческой свободы, активное творческое начало обернулись разгулом страстей, своеволием, распущенностью, цинизмом, жестокостью, т.е. в конечном счете пренебрежением моралью. Такое приобретение западноевропейской культуры, как идея «сверхчеловека», стоящего «по ту сторону добра и зла», корнями своими уходит в Ренессанс. Ф. Ницше выступил с открытой проповедью демонического начала в человеке. Его сверхчеловек носит в себе все, что есть в реальности страшного и загадочного. Но, считает Ницше, «только при этом условии в человеке может быть величие...» [3, с. 766]. Он взывал к звериному в человеке, восславил зло как высшее благо. Обрушив критику на добрых и справедливых за то, что они ненавидят творящих, Ницше призвал созидающих к переоценке ценностей, дал им право создавать новые ценности. «... Кто должен быть творцом в добре и зле, поистине, тот должен быть сперва разрушителем, разбивающим ценности. Так принадлежит высшее зло к высшему благу: а это благо есть творческое» [3, с. 83]. И если Ницше с упоением и даже восторгом пишет о «сверхчеловеке», то Достоевский, устами Раскольникова задав вопрос: «Тварь ли я дрожащая, или право имею...?», ужаснулся той пропасти, к которой подошел его герой, и всю свою жизнь искал пути ее преодоления.
Есть еще одно имя, которое нельзя здесь не упомянуть, - Н.А. Бердяев. Он поставил задачу не просто проанализировать творчество, а жизнь человека оправдать творчеством, религиозно обосновать творческое призвание человека, приравняв творчество к святости [1]. Такого рода установку критически оценил и не принял С.Н. Булгаков, посчитав этот сюжет нехристианским, а саму бердяевскую мысль о творчестве демонической. Бердяев упрекает ортодоксальное христианство в ветхозаветности, в ограниченности его религией Закона и Искупления. Необходимо, с его точки зрения, новое религиозное сознание с откровением творчества, где благодать будет дана человеку не от Бога, сверху, а от самого человека. Но именно здесь и почувствовал опасность человекобожия С.Н. Булгаков. Однако, это не значит, что он и близкие ему по духу философы - Флоренский, Ильин, Лосский, отрицали творчество человека. Речь идет о другой трактовке творчества, к которой следует присмотреться, ибо, думается, она указывает на необходимость существенных корректив в истолковании творчества как ценности.
С точки зрения С. Булгакова, творчество - атрибутивное качество Бога и призвание человека в мире - не творчество в его метафизическом, изначальном, онтологическом смысле, а служение, послушание на пути к Богу. Но человек идет по этому пути и обретает благодать как существо, обладающее свободой воли и ведомое любовью к Богу, и потому - творческое. Иными словами, пони-
мание человеческого призвания как послушания не отвергает творчества человека, но, если можно так сказать, делает его вторичным. Освященное высшей мировоззренческой идеей - идеей Бога - творчество человека, по сути, оказывается богочеловеческим сотворчеством. И хотя Н.А. Бердяев резко критиковал гуманистическую антропологию с ее идеей утвердить правду о человеке без правды о Боге, считал, что безбожный гуманизм - бесчеловечен [1, с. 319-322], он, в то же время, высоко оценил Ф. Ницше, посчитав его «предтечей новой религиозной антропологии». И думается, не без влияния Ницше творчество в трактовке Бердяева начинает тяготеть к беспредельному, безосновному, безграничному, бездонному, грозит, по сути, превратиться в самоценность, не нуждающуюся ни в чем, что - выше. «...Бог ждет от человека такого откровения свободы, в котором открыться должно не предвиденное самим Богом» [1, с. 381]. Этот тезис Н.А. Бердяева не мог не насторожить Булгакова и других философов, которые предостерегали против перерождения творческого начала в демоническое.
Творчеству только тогда перестает грозить опасность превращения из ценности в самоценность, производящую демонов и сверхчеловеков, когда оно обретает содержательность, определенность. Творчество не может быть последним камнем в фундаменте человеческого бытия, высшей и безусловной ценностью. Имея отношение к сущности человека и определяя его призвание (или образ жизни на пути к призванию, понятому как послушание), творчество само нуждается в определенности. Без высшей цели и позитивного содержания творчество превращается в ничто, в небытие (его просто нет как творчества, есть его имитации, подделки, превращенные формы и т.п.). Наличие высшей идеи, в коей творчество находит свое содержание, свою основу, опору, является необходимым условием его как ценности. Утеря этой опоры обессиливает творчество и в конечном счете уводит в разрушение, в небытие.
Для религиозной концепции творчества высшей идеей является идея Бога. Отпадение творчества от Бога - это лишение его содержательности, превращение в формальное действо и как итог - подпадание под власть демонического начала. С учетом возможного более широкого мировоззренческого горизонта можно сказать, что творчество как ценность обязательно предполагает ценностные ориентиры, их иерархию.
Таким образом, возвращаясь ко второму аргументу и принимая во внимание изложенное выше, можно сказать, что творчество, рассматриваемое как родовая, сущностная характеристика человека, как его призвание не может быть признано безусловной ценностью, но только ценностью, обусловленной мировоззренческой системой ориентации, их определенной иерархией. В этой системе ценностных ориентаций творчество приобретает содержательность и конституируется как ценность.
Общество, которое не хочет уподобиться бандитской шайке, должно утверждать посредством творчества Красоту, Добро, Справедливость. Более сложен вопрос о мировоззренческой природе этих ценностей. Что есть Добро и что есть Зло? Существуют ли объективные нравственные законы? Могут ли ценности быть обоснованы нерелигиозно? Не «повиснет ли в воздухе», не укореняясь в бытии, Добро вне Бога? Преодолима ли вне религиозного мировоззрения релятивизация ценностей? Вопросы сложные, не имеющие на сегодняшний день однозначного ответа, но ясно одно: ситуация, когда человек активной преобразовательной деятельностью проникает в глубинные основы бытия, претендует стать то ли Богом, то ли соучастником Бога в творении мира, требует соответствующего мировоззренческого обеспечения. Мировоззренческое оснащение такой силы, какой является творчество человека, возможно если и не единственно как рели-
гиозное (над этим стоит подумать), то по степени глубины и выверенности оно, несомненно, должно быть сродни религиозному.
На этом пути необходимо вовлечь в культурный обиход, сделать реальным фактором, влияющим на наши духовные искания, исихастскую традицию, имеющую глубокие корни в русской культуре и рассматривающую творчество в русле православной системы ценностей. Учение отцов Церкви, идеи Григория Паламы и Григория Синаита, получившие свое развитие в исихастской традиции на Руси (И. Волоцкий, Н. Сорский, С. Радонежский, П. Величковский, Т. Задонский, С. Саровский), могут стать той методологической, мировоззренческой базой, которая позволит не только обосновать ценность индивидуально-личностного, творчески активного начала в бытии, но и увидеть принципиальные различая его истолкования в рамках двух типов гуманизма: западноевропейского, внецерковно направленного гуманизма с его упразднением Бога и обожествлением человека-творца, и церковно-персоналистского исихазма с его идеей богочеловеческого творчества. Сказанное выше следует рассматривать как заявку на дальнейшее научное исследование проблемы творчества. Практические рекомендации по формированию творческой личности только тогда обретут социальную значимость, когда будут вписаны в культурную матрицу России, будут вытекать из духовных, в том числе православных традиций, которые нельзя рассматривать только с сугубо богословской точки зрения. Они вошли в ткань и плоть национальной культуры и важны для выработки духовных ориентиров как верующих, так и неверующих россиян. Поэтому исследование вопроса о творчестве в православной религии, о том, как его понимали отцы Церкви, и то направление русской философии, которое ставило задачи развития христианского мировоззрения, очень важны для решения наших сегодняшних проблем. Патриотическое, национальное начало живительно для творчества, для активной, созидательной деятельности людей. При таком наполнении оно поистине становится духовным деянием и в этом своем качестве способно эффективно содействовать обновлению России.
Литература
1. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества / Н.А. Бердяев. М.: Правда, 1989. 345 с.
2. Ильин И.А. Поющее сердце / И.А. Ильин // Наш современник, 1991. № 6.
3. Ницше Ф. Соч.: в 2 т. / Ф. Ницше. М., 1990. Т. 2.
4. Пьер Тейяр де Шарден. Феномен человека. М., 1987. 239 с.
НАСАКИН ОЛЕГ ЕВГЕНЬЕВИЧ - аспирант кафедры философии для гуманитарных специальностей, Мордовский государственный университет, Россия, Саранск ([email protected]).
NASAKIN OLEG YEVGENYEVICH - post-graduate student, Mordovian State University, Russia, Saransk.
