CC BY
344
рянице, идущий на муки с восторгом, один против всех, как мятежник и безумец. В мире разлит «ослепительный пурпур огня», «пожаром закат златомирный пылает» и золотые трубы аргонавта зовут его на «солнечный пир». «Золото в лазури» — это книга ожиданий и предвестий будущих «золотых зорь».
Важно также, что в стихотворениях Шаламова цвет кардинально неразрывен со светом. «Цвет есть свет, в том или другом отношении ограниченный тьмою. Отсюда феноменальность цвета», констатировал А. Белый [9. С. 132].
В стихотворении Шаламова «Свет» данный феномен становится условием гармоничного выявления цвета: вся цветовая коннотация в стихотворении пластично реализуется между полюсами света. Столь явная градация встречается и в стихотворении А.Белого «Гроза», где цветоигра зиждется между полюсами: светом излучаемым, с одной стороны, молниями, зарницами уходящей грозы, с другой заходящим солнцем.
О том, что цвет рождается на границе света и тьмы, писал в свое время И.В.Гё-те, опиравшийся не столько на византийскую эстетику, сколько на естественнонаучные представления его эпохи: «Цвета деяния света, деяния и страдания. В этом смысле мы можем ожидать от них раскрытия природы света. Цвета и свет стоят в самом точном взаимоотношении друг с другом, однако мы должны представлять их себе как свойственные всей природе, ибо посредством них вся она готова целиком открыться чувству зрения» [10. С. 261].
Разумеется, иконописная стилистика не исчерпывает богатства поэзии Шаламова, но является ее важнейшей составляющей.
Литература
1. Шаламов, В. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела / В.Шаламов. М.: Эксмо, 2004. 1072 с.
2. Алпатов, М. Андрей Рублев / М. Алпатов. М.: Изобр. искусство, 1972. 205 с.
3. Безансон, А. Запретный образ / А. Бе-зансон. М.: МИК, 1999. 423 с.
4. Тынянов, Ю.Н. Проблемы стихотворного языка: статьи / Ю.Н. Тынянов. М.: Сов. писатель, 1965. 301 с.
5. Кандинский, В. О духовном в искусстве / В.Кандинский. М.: Архимед, 1992. 109 с.
6. Трубецкой, Е.Н. Избранные произведения / Е.Н. Трубецкой. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. 512 с. (Сер. «Выдающиеся мыслители»).
7. Шаламов, В. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 3/ В. Шаламов. М.: Худ. лит.: Вагриус, 1998. 526 с.
8. Барская, Н.А. Сюжеты и образы древнерусской живописи / Н.А. Барская. М.: Просвещение, 1993. 223 с.
9. Белый, А. Символизм как миропонимание / А.Белый. М.: Просвещение, 1974. 325 с.
10. Гёте, И.В. Избранные сочинения по естествознанию / И.В. Гёте. М.: Акад. наук СССР, 1957. 553 с.
Е. Ф. МАНАЕНКОВА (Волгоград)
ТОРЖЕСТВО СЕРДЕЧНОСТИ В РОМАНЕ «КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА»
Рассматривается понятие сердечности, которое для автора «Капитанской дочки» является главной мерой значимости человека. С этой точки зрения с привлечением работ современных психологов анализируются персонажи исторического романа Пушкина.
Роман «Капитанская дочка» является итогом идейных и эстетических исканий
А.С. Пушкина 1830-х годов. В нем показан воистину выстраданный писателем идеал жизни.
Запись воспоминаний о прожитом и увиденном Петром Андреевичем Гриневым с необыкновенной выразительностью и безыскусственностью передавала самосознание пишущего, его размышления о своей личной жизни, ее связях с историей. Вспоминая былое, правдиво рассказывая о прошлом, Пушкин снабжает нарисованные картины сентенциями. Гринев скорее свидетель, чем участник истории: он интуитивно чувствует значительность происходящего и внутреннюю силу Пугачева, хотя не совсем понимает своего отношения к нему и к событиям в целом.
Писатель в «Капитанской дочке» не прятался за рассказчика. Чтобы определить
Манаенкова Е. Ф., 2006
соотношение взглядов двух «авторов» Пушкина и Гринева, полезно вспомнить плодотворную мысль М. Бахтина: «Автор осуществляет себя и свою точку зрения не только на рассказчика, на его речь и его язык..., но и на предмет рассказа, точку зрения, отличную от точки зрения рассказчика. За рассказом рассказчика мы читаем второй рассказ рассказ автора о том же, о чем рассказывает рассказчик, и, кроме того, о самом рассказчике. Каждый момент рассказа мы отчетливо ощущаем в двух планах: в плане рассказчика, в его предметно-смысловом и экспрессивном кругозоре, и в плане автора, преломленно говорящего этим рассказом и через этот рассказ. В этот авторский кругозор вместе со всем рассказываемым входит и сам рассказчик со своим словом. Мы угадываем акценты автора, лежащие как на предмете рассказа, так и на самом рассказе и на раскрывающемся в его процессе образе рассказчика. Не ощущать этого второго ин-тенционально-акцентного авторского плана значит не понимать произведения»1. «Капитанская дочка» представляет историю с точки зрения частного человека, пишущего «семейственные предания»2, и потому интенционально-акцентный автор -ский план сконцентрирован на нравственном анализе происходящего.
О психологической природе исторического романа Пушкина существует богатая литература3. Ученые пришли к выводу, что своеобразие психологизма автора позволяет оставить «за кадром» больше, чем сказано. За действиями персонажей прочитывается истинная природа их характеров. Читателю «передоверена» разгадка «сердечных» тайн пушкинских героев. Такой прием Г. П. Макогоненко метко назвал «приемом угадывания»4.
Изображая внутреннюю жизнь действующих в романе лиц, писатель не толь-
1 Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики / М.М. Бахтин. М., 1975. С. 127 128.
2 Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений:
в 16 т. М. Л., 1937 1949. Т. VIII (1). С. 374.
3 См., напр., перечень литературы о «Капи-
танской дочке» в кн.: Гиллельсон, М.И. Повесть А.С. Пушкина «Капитанская дочка». Комментарий / М.И. Гиллельсон, И.Б. Мушина. Л., 1977. С. 186 191; «Капитанская дочка» в критике и ли-
тературоведении // Капитанская дочка / А.С. Пушкин. Л., 1984. С. 233 280.
4 Макогоненко, Г.П. Творчество А. С. Пуш-
кина в 1830-е годы (1833 1836) / Г.П. Макого-
ненко. Л., 1982. С. 415.
ко отдает должное их мыслям, но и обращается к чувствам, дающим импульс мыслительным процессам. По мнению Фромма, разум, будучи благословением человека, является одновременно и его проклятием, поэтому «человеку надлежит культивировать в себе не только рассудок, но взращивать также чувства, через которые и раскрывается как раз личностное богатство и универсальность»5. Неповторимая индивидуальность в характере пушкинских персонажей проявляется, на наш взгляд, в развитой культуре чувствований, в способности к высокому накалу эмоциональных реакций и переживаний.
Психологическое исследование писателя во многом базируется на рационально-эмоциональных проявлениях героев в определенных ситуациях, которые бесконечно богаче протокольных записей Гри-нева-рассказчика. Так, вчитываясь в сцену «помилования», нельзя не обнаружить эмоциональной мотивации в поведении Пугачева. Он, мужик, умно и тонко выходит из создавшейся ситуации, проявляя чуткость к переживаниям дворянина Гринева.
Ценностные авторские критерии в пушкинском произведении выражаются не в прямой оценке, а в выделении мотивов с той или иной (рациональной или эмоциональной) доминантой.
Скажем, в эпизоде обнаружения обмана Гринева, скрывшего, что Маша дочь капитана Миронова, нам не сообщается, что чувствовал Пугачев, обманутый человеком, которому всем сердцем он делал добро. Диалог, интонации говорящих, внешние признаки переживания Пугачева так выразительны, что мы догадываемся о душевной буре самозванца. Пушкин обозначает лишь отдельные моменты психологического состояния героя: «огненные глаза» (VIII (1): 356)6 он гневен и ждет объяснения. Когда Гринев подтверждает факт лжи, у Пугачева «лицо омрачилось» (Там же). Но Гринев объясняет свой обман страхом за бедную девушку, и Пугачев понимает справедливость его поступ-
5 Проблема человека в западной философии: Переводы / сост. и послесл. П.С. Гуревича; общ. ред. Ю.Н. Попова. М., 1988. С. 507 508.
6 Здесь и далее текст цитируется по: Пуш-
кин, А.С. Полное собрание сочинений: в 16 т. / А.С. Пушкин. М. Л., 1937 1939. В круглых
скобках указаны номера тома и страницы или только страницы вышеназванного тома. Сохранена орфография и пунктуация автора.
ка он засмеялся. Пугачев понимает и больше он чувствует, что от него зависит счастье двух людей.
То, что Пугачевым руководит непосредственное чувство, подсказывают многочисленные паузы в тексте значимое средство психологических характеристик пушкинских персонажей. Истинные чувства немногословны и всегда больше сказанного. Как правило, герои Пушкина молчат « от полноты сердца» (УШ(1): 375).
Перечитаем знаменитую сцену «поединка» Пугачева и Гринева. «Несколько минут продолжалось обоюдное наше молчание. Пугачев смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такою непритворною веселостию, что и я, глядя на него, стал смеяться, сам не зная чему» (331). Далее следует прямое предложение Гриневу служить «великому го-сударю»:«Я колебался. Пугачев мрачно ждал моего ответа. Наконец чувство долга восторжествовало во мне над слабостию человеческою» (332). В душе офицера Гринева идет мучительная борьба между чувством страха за свою жизнь и рационально понимаемым долгом. Пугачев, услышавший отказ, осознавая, что перед ним враг, на какое-то время «задумался» (332), а затем принял решение отпустить молодого дворянина с миром.
По словам М. И. Цветаевой, «эта сцена поединок великодуший, соревнование в величии. Очная ставка, внутри Пугачева, самовластья с собственным влечением сердца. Очная ставка, внутри Гринева, влечения человеческого с долгом воинским» 1. Почему герои чувствуют обоюдное «влечение»? Видимо, потому, что они интуитивно уловили главное друг в друге — сердечность, проявившуюся в удивительной открытости, отсутствии какого-либо лукавства. Именно предельная искренность Гринева в смертельно опасной для него ситуации могла «поразить» (333) Пугачева, поскольку он сам человек искренний, способный смело отказаться от игры в государя, признать свое самозванство. Силы ума и сердца ведут в душе героев безмолвный спор, в котором сердце одерживает безусловную победу. В сце-
1 Цветаева, М. Сочинения: в 2 т. Т.2 / М. Цветаева. М., 1984. С. 345.
не «поединка» нет проигравших: испытание на благородство души оба выдержали с честью.
Гринев и Пугачев предстают в романе людьми сильного характера, обладающими незаурядной волей. «Воля потому так важна в жизни человека, пишет современный философ, что смысл и цель человеческой жизни имеет моральное, а вовсе не интеллектуальное значение. Синоним воли сердце, синоним интеллекта голова (ср. в латыни: интеллект mens, воля animus от anima душа, жизнь)» 2.
При этом волевые, благородные, по-человечески красивые герои Пушкина не всегда способны понять друг друга. Так происходит, например, в эпизоде, когда Пугачев, желая увлечь Гринева, с «диким вдохновением» (VIII(1): 353) рассказывает калмыцкую сказку. Сказка обнаруживает глубину духовного видения Пугачева. Не может этот человек орлиной натуры жить по законам ворона. Главное для него ощущение свободы. Рассказанная Пугачевым сказка народно-поэтический аналог гимну Вальсингама, где раскрыта вера в человека, в его способность обрести «неизъяснимы наслажденья» упоения боем:
Есть упоение в бою
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог
3.
В статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» В.Г. Белинский разворачивает положение о единстве личности, в основе которого — духовность: «Что составляет в человеке его высшую, его благороднейшую действительность? — Конечно, то, что мы называем его духовностью, то есть чувство, разум, воля...»4.
2 Автономова, Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность / Н.С. Автономова. М., 1988. С. 140.
3 Чуткая к художественному слову А.С. Пушкина, М.И. Цветаева заметила эту близость и справедливо пишет, что разговор героев проходит под эпиграфом: «Есть упоение в бою». «В “Пире во время чумы” Пушкин нам это — сказал, в “Капитанской дочке” Пушкин нам это — сделал» // Мой Пушкин / М. Цветаева. М., 1967. С. 118.
4 Белинский, В.Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 10 / В.Г. Белинский. М., 1955. С. 317.
Существует классическая традиция рассмотрения воли как волевого действия: суть волевого акта в том, что решение о действии встречает внутреннее сопротивление, которое преодолевается «волевым усилием» 1. В современной психологии выделяют два принципиально разных подхода к анализу воли на уровне действия (волевого действия) и на уровне личности (волевой личности), что приводит к разным исходным представлениям о мотивационных аспектах воли. Именно во втором случае речь идет о духовном человеке, проявляющем «мотивационную конгруэнтность», под которой подразумевается гармоничное согласование решения, желания и исполнения 2.
Безусловно, и Гринев, и Пугачев демонстрируют завидную волю. Но, так скажем, критерии их волевых усилий принципиально разнятся. Гринев, проявляя волевые действия, ограничивается пределами своей судьбы и собственных чувств. Пугачев человек исторический, волевая личность; он наделен активной волей и завоевывает, дарует волю другим людям.
Пушкин сталкивает два характера, два сознания. На сказку Гринев реагирует, выдавая ограниченность мышления. Невпопад высказанное им нравоучение «Но жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину» (VIII (1): 353) выдает прозаизм представлений о жизни, неспособность постичь подлинный смысл сказанного. Пугачев замер, пораженный услышанным. Гринев записал его реакцию: «Пугачев посмотрел на меня с удивлением и ничего не отвечал» (353). За вновь возникшей паузой уже не угадывающийся человеческий контакт, а, напротив, пропасть непонимания. Не понять дворянину Гриневу вдохновенной и трагичной судьбы крестьянского вождя.
Характеры пушкинских персонажей строятся от «наружного» портрета к портрету глубоко психологическому, в нарастающем открытии новых фактов их деятельности и нравственной жизни. В сюжете романа «изверг, злодей» (358) Пугачев предстает как великодушный спаси-
1 См.: Леонтьев, А.Н. Деятельность. Сознание. Личность / А.Н. Леонтьев. М., 1977. С. 209.
2 См.: Гиппенрейтер, Ю.Б. О природе человеческой воли / Ю.Б. Гиппенрейтер // Пси-
хол. журн. 2005. Т. 26. №3. С. 18.
тель Гринева и Маши. «Суровая душа» (V111(1): 356) самозванца тронута бесстрашием молодого дворянина, его неизменной благодарностью за добро, сочувствием судьбе бунтовщика. Государева привилегия миловать не противоречит широте натуры Пугачева и искренней доброте его побуждений. Участие в судьбе Гринева подсказано не только человеческой симпатией, но и чувством справедливости и в известной степени противостоит жестокости, к которой душа Пугачева не лежит.
Когда губернатор Оренбурга отказался помочь Гриневу в помощи, тот решается ехать за помощью, за справедливостью к Пугачеву в Бердскую слободу. Такова была первоначальная редакция 11-й главы («Мятежная слобода»). Лишь по цензурным соображениям Пушкин отказался от этого плана и в новом варианте главы указал, что в ставку Пугачева Гринев попал случайно 3. Но так или иначе Гринев решается просить Пугачева не столько от безысходности, сколько потому, что знает его нравственную позицию.
Наперекор внешним обстоятельствам, представшим оппонентами милосердия, Пугачев трижды спасает Гринева от смерти. Он властно отодвигает все силы, противящиеся велению его сердца.
Вчитываясь в текст романа, мы вместе с гениальной изобразительной пластикой воспринимаем и пушкинский мир ценностей. Сердечность есть та высшая мера, которой автор «Капитанской дочки» судит о значимости человека, тем более, когда перед ним человек истории. Исторический деятель измеряется Пушкиным степенью его человечности. Обаяние личности пушкинского Пугачева очевидно.
Екатерина II в романе также не лишена обаяния, но оно иного рода. Даже в облике частной дамы в собственном садике она не перестает быть государыней: настойчиво расспрашивает незнакомую девушку о цели приезда, прекрасно помнит людей, отдавших за нее жизнь, «внимательна и благосклонна» (VIII (1): 372). Ее строгость, холодность при чтении письма о Гриневе, которого ей представляли «безнравственным и вредным негодяем», ее гнев при непочтительном возгласе Маши: «Ах, неправда!» (Там же), все это
3 Об этом см. подробнее: Макогоненко, Г.П. Указ. соч. С. 389.
выдает властную императрицу, не терпящую чьего-либо свободного мнения, не допускающую возражений.
Разумеется, горячий рассказ Маши об истинных причинах действий Гринева поколебал резкий приговор Екатерины II и вызвал симпатию к сироте. Обещание скорого ответа завершает разговор. Однако императрица вступилась не сразу. Нужно было проверить, произвести эффект? Государыня здесь справедлива, любезна, снисходительна, но не сердечна, хотя автор замечает: «Все в незнакомой даме невольно привлекало сердце» (УИД!): 372). Никаких порывов чувства, как в Пугачеве, в Екатерине нет. Обдуманное величие, заботящееся о разумности и впечатлении, которое производит.
Разум вмешивается в сферу чувств и, безусловно, помогает человеку овладевать душевными движениями. Но подобная «канализация» первородных чувств обладает и существенным недостатком — она уничтожает «органику», ту «живую жизнь», которая так дорога писателю.
Еще в 1937 г. Виктором Шкловским было сделано тонкое наблюдение, что Пушкин дает изображение Екатерины II по портрету В.Л. Боровиковского 1. Выходит, писатель изображал не живого человека, но мертвую натуру. От этой вто-ричности холод, окружающий Екатерину в пушкинском романе («свежее дыхание осени» (371), «строгое выражение лица» (372), холодность в поступках игра в приживалку).
Ю.М. Лотман прав, когда возражает против грубо прямолинейного определения взгляда Пушкина на Екатерину II 2. Конечно, автор «Капитанской дочки» не создавал отрицательного образа русской императрицы. Но противопоставление Пугачева и Екатерины нужно ему для обнаружения истины о природе самодержавия. Душевные порывы Пугачева заключают бескорыстные, свободные от расчета мотивы, реализующиеся в поведении истинно нравственном. Он поступает так, как велят ему не политические соображе-
1 Шкловский, В. Заметки о прозе русских классиков / В. Шкловский. М., 1953. С. 64.
2 Лотман, Ю.М. Идейная структура «Капитанской дочки» //В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь: кн. для учителя / Ю.М. Лотман. М., 1988. С. 121.
ния, а человеческое чувство. Императрица же сознает цену своей щедрости и демонстрирует ее. К тому же ей, в отличие от Пугачева, ничто не мешает осчастливить бедную сироту. Гринева не за что карать: он не предавал офицерского мундира. Русская государыня поступает сообразно закону.
Сцена Маши с императрицей во многом напоминает разговор Гринева с генералом в саду. В правительственном лагере чувства не имеют власти над поступками, руководит ими расчетливый разум. Сухая рациональность отражена уже в портретах генерала и Екатерины II, в подчеркнуто-спокойном выражении их лиц: «Лицо его изображало спокойствие, здоровье и добродушие» (VIII (1): 338) о генерале; «Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие» (371) о Екатерине. Это нарочитое спокойствие является искусной маской, прикрывающей дефицит сердечности.
Слушая об ужасных происшествиях, случившихся с Петром Андреевичем, генерал «между тем» (338) занимается своим делом: продолжает резать сухие ветви яблонь в саду. Позднее, когда Гринев узнает, что Маша в руках Швабрина, генерал проявляет неподдельное сочувствие почти обезумевшему от отчаяния герою: «Вероятно, вид мой поразил его; он заботливо осведомился о причине моего поспешного прихода» (342). Однако это не мешает генералу наотрез отказать Гриневу в просьбе выделить роту солдат, чтобы очистить Белогорскую крепость и спасти девушку. Для него такое решение равнозначно сумасшествию: «Генерал глядел на меня пристально, полагая, вероятно, что я с ума сошел (в чем почти не ошибался)» (343). «Эта экспедиция была бы неблагоразумна» (Там же), категорически заявляет он. Как человек, генерал, возможно, сопереживает Гриневу, но действует, как чиновник. Он проявляет определенную педантичность ума. Главный недостаток педанта «эмоциональная неразвитость», его представления не согреты светом и теплом сердца. Дав Гриневу войска, генерал нарушил бы правила военной теории, не дав их, он нарушает правила человечности.
Показательно, что пушкинскую Екатерину II неизменно сопровождает «легкая улыбка» (371): Машу Миронову она
встречает улыбаясь, ласково говорит с нею и заканчивает встречу улыбкою, оставляя героиню «исполненной радостной надежды» (VIII(1): 373). Секрет легкой улыбки в отсутствии искреннего чувства. Вероятно, поэтому дама не просто «тронута» рассказом сироты, а «казалось, была тронута» (372). Очевидная искусственность внешнего облика Екатерины проявилась чуть погодя: «Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось, и Маша Миронова, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному». Далее Екатерина «с холодным видом», но «со вниманием» (Там же) слушает Машу. Тщательно скрывать свой внутренний облик императрице удается благодаря расчетливому, наблюдательному уму.
Замечание Г.П. Макогоненко о том, что «пушкинский психологизм аскети-чен»1, справедливо отчасти. А.С. Пушкин проявляет редкую изобретательность, демонстрируя разнообразные способы и приемы в обрисовке характеров. Эмоциональный настрой и быстрая смена эмоциональных реакций героев тщательно фиксируются писателем, т. к. он убежден, что сложность течения эмоциональных процессов можно воспроизвести опосредованно, во внешнем их проявлении. Достаточно обычных наблюдений за мимическими изменениями лица, чтобы определить чувства, завладевшие в этот момент человеком. Автор обращает внимание читателя на определенную деталь портрета, выделяя главное в характере героя.
Духовная свобода Пугачева, бросившего вызов власти, подчеркнута в выражении его глаз: «сверкающие глаза» (Там же: 290, 324), «живые большие глаза» (290), «ястребиные глаза» (328), «огненные глаза» (335, 356). Ястребиные глаза Пугачева смягчаются, когда он замечает в людях прямоту, искренность, благородство, и становятся огненными, когда видит обман.
А вот в облике негодяя Швабрина отмечено совсем другое. «Чрезвычайно живое» (296) лицо героя часто выражает
1 Макогоненко, Г.П. Указ. соч. С. 413.
«искреннюю злобу» ^ИЩ): 334), «мрачную злобу» (359), «притворную насмешливость» (334), «злобную усмешку» (369), с которой он навсегда расстанется с читателями записок Петра Андреевича Гринева.
Произведение о пугачевском бунте, как его трактовали долгие годы, названо Пушкиным «Капитанская дочка». Согласимся с мнением Н.Н. Скатова: «Самое основное в повести, самое утверждающее и жизнестойкое и есть она, Маша Миронова, капитанская дочка» 2.
Образ капитанской дочки исполнен лиризма и грации. Создавая ее поэтический облик, Пушкин прибегает к «сердечным» характеристикам. Вспомним, что первое впечатление Гринева о Марье Ивановне таково: «Я в ней нашел благоразумную и чувствительную девушку» (299).
Разум и сердечность отличительные признаки характера героини. Признавшись в «сердечной склонности» к Гриневу, Маша «предалась чувствам нежного своего сердца со всею доверчивостию молодости и любви» (308). При расставании с возлюбленным она произносит: «до могилы ты один останешься в моем сердце» (363). Даже в письме Екатерины II Андрею Петровичу Гриневу с оправданием его сына содержатся «похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова» (374).
Марья Ивановна проста и искренна. Душевные движения героини непосредственны и отчетливо отражены во всем ее облике. Смущение девушки при знакомстве с молодым человеком выдают «горящие» (297) уши; «милый голосок» (357) передает ту неподдельную тревогу, которую она испытала, узнав о предстоящей дуэли: «Марья Ивановна с нежностью
выговаривала мне за беспокойство, причиненное всем моею ссорою со Швабри-ным» (305). Все учтено автором в обрисовке характера: интонации голоса, мимика. Также способность рук выражать разнообразные эмоции нашла отражение в художественной практике Пушкина: «дрожащею рукою» возвращает Маша гневное письмо Андрея Петровича Грине-
2 Скатов, Н.Н. Далекое и близкое / Н.Н. Скатов. М., 1981. С. 68.
ва и, побледнев, «дрожащим голосом» говорит: «Видно, мне не судьба» (VI11(1): 311), а затем безутешно плачет над горькой своей участью.
Маша, по словам ее матери, «трусиха» (298). Но в ответственные минуты жизни она обнаруживает замечательные свойства своей натуры «ум и сердце», раскрывающиеся в чистой любви к Гриневу, в решительном сопротивлении Швабрину, когда она оказалась в его полной власти, наконец, в ее смелой поездке ради спасения жениха в Царское Село, к самой императрице. Как и в «русской душою» Татьяне, в Маше Мироновой дан образ русской женщины, полной самоотверженности. Подобно Татьяне Лариной, героиня обладает не только «нежным», но и верным сердцем и способна на «себяотдание» (термин С.Н. Булгакова).
Именно Маша Миронова в тяжелое для семьи Гриневых время выходит на авансцену романа. Воспитанная в покорности, унаследовавшая от отца образцовое послушание чужой воле, она отреклась и от покорности, и от послушания, твердо решив спасти любимого человека. При этом она вступила в борьбу не только за свое счастье, но и за справедливость. Сердце героини «бунтует» против несправедливого приговора, подписанного Екатериной II. Любовь к Гриневу и уверенность в его невиновности определяют дальнейшее жиз-неповедение капитанской дочки.
Встреча Маши Мироновой с Екатериной II окончательно раскрывает характер героини: из робкой просительницы она превращается в отважную защитницу справедливости. Девушка прерывает важную даму, обвинявшую Гринева в измене, и «с жаром» (271) рассказывает всю историю. Она смело отстаивает свою веру, правду, обнаруживая при этом не известную ей самой силу характера. Честь освобождения Гринева принадлежит Маше Мироновой. Пушкин и назвал так свой роман потому, что впервые у него появилась героиня, борющаяся за счастье и побеждающая в этой борьбе.
Суждение, в свое время оброненное
В. Г. Белинским, что Гринев это «ничтожный, бесцветный характер»1, противоречит тексту пушкинского романа. Недо-
1 Белинский, В.Г. Указ. соч. Т.7. С. 577.
росль Гринев по благородству не уступает Дон-Кихоту. Недаром возникает сравнение Гринева с этим героем. В «Пропущенной главе» Швабрин прямо называет Гринева «Дон-Кишот белогорский» (VIII(1): 379). Любовь к Маше Мироновой делает его таковым. В наивном шалопае, добром, но подчиняющемся любому влиянию (Боп-ре, Зурина, Швабрина), проступает честный и мужественный человек, способный сильно чувствовать, смело поступать, защищать свои чувства, следовать велению долга.
Ранее отмечалось, что главные герои «Капитанской дочки» Петр Гринев и Маша Миронова люди непосредственного, интуитивного, а не интеллектуального, аналитического склада. Они не все осмысляют в своих чувствах, поэтому записки Гринева пестрят такими выражениями: «Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня» (331); «Чувствования мои были слишком смутны» (325); «Не могу изъяснить то, что я чувствовал, расставаясь с этим ужасным человеком» (358). Таким приемом автор передает скрытую динамику эмоциональной жизни героя, давая понять, что сложная природа человеческих чувств не может быть сведена к точным определениям. Назвать их значит упростить эмоциональный процесс.
В «Капитанской дочке» А. С. Пушкина заметно то недоверие к рационализму, которое впоследствии станет мотивом творчества Л.Н. Толстого 2.
Швабрин исполнен скептического рационализма и в романе предстает злом. Хотя он характеризуется как бесспорно умный и даже одаренный человек (Маша: «Алексей Иванович, конечно, человек умный» (305); Гринев: «Швабрин был очень не глуп. Разговор его был остер и занимателен» (296), это не мешает ему «немилосердно» (301) относиться к людям. Знание, разум, рассудок вовсе не определяют нравственного поведения человека. Мало того, умный герой Пушкина проявляет незаурядную изобретательность в своих неблаговидных поступках. Он пы-
2 См.: Буланов, А.М. Художественная феноменология изображения сердечной жизни в русской классике / А.М. Буланов. Волгоград, 2003. С.157 184.
тается управлять ходом событий, манипулировать окружающими. «Сметливый» (VIII(1): 334) Алексей Иванович порочит Машу в глазах влюбленного соперника, наносит ему подлый удар на дуэли, о которой затем анонимно сообщает родителям Петра Андреевича, насильственно удерживает его невесту, принуждая стать своею, наконец, потерпев крах, доносит властям о мнимом предательстве Гринева.
Если в любимых героях Пушкина подчеркнуто их прямодушие, то Швабрина отличает откровенная подлость. В его поведении Гринев, приехавший освобождать Машу, видит плохо скрываемое притворство: «в подлых выражениях изъявлял свою радость и усердие. Увидя меня, он смутился, но вскоре оправился, протянул руку. Он казался сам не свой. При обыкновенной своей сметливости он, конечно, догадался, что Пугачев был им недоволен. Он трусил перед ним, а на меня поглядывал с недоверчивостью» (354). Когда открывается вся правда, «Швабрин упал на колени» (355) перед Пугачевым, «в исступлении» (356) закричал.
Может быть, героем руководит истинное чувство к девушке? Он готов жертвовать собою ради ее любви? Нет, Пушкин не пишет идиллию в духе сентиментализма. Осознавая для себя опасность, Швабрин выдает мятежнику, что Маша дочь его врага. И напрасно уже позже наивный Гринев считает, что Швабрин не называет на допросе имя Маши «оттого, что в сердце его таилась искра того же чувства » (368), которое владеет им. Дело здесь, безусловно, в другом. На то он и «гнусный злодей» (Там же), что не любовь им движет, а другое чувство самосохранение любой ценой. Предатель Шваб-рин боится дополнительных свидетельств против себя.
Цинизм Швабрина и искренность чувств Гринева не просто сопоставляются в «Капитанской дочке», а оцениваются 1.
1 В.Г. Маранцман справедливо считает, что сопоставление Гринева и Швабрина напоминает соседство Онегина и Ленского. Однако «индивидуализм Швабрина приводит к вседозволенности, которой в Онегине нет». (См.: Маранцман, В.Г. Изучение творчества А.С. Пушкина в школе // На пути к А.С. Пушкину: пособие для учителя и учащихся: в 2 ч. Ч. 1 / В.Г. Маранцман. М., 1999. С. 239.)
Подлость пушкинского героя рождается неспособностью к любви и обедненнос-тью любовью. Душевный вакуум заполняется злобным бессилием, прикрываемым «злобной усмешкою». Зло, убежден автор, самоуничтожающе; финал судьбы Шваб-рина предопределен. Он терпит поражение и в любви, и в «истории». Бессердечного героя Пушкина интеллект не спасает, все хитроумные козни злодея рассыпаются в прах.
Повествуя о безусловной ценности человеческих чувств, вместилищем которых является сердце, А. С. Пушкин широко использует в романе «сердечную лексику». Как уже было отмечено, сердце в «Капитанской дочке» оказывается критерием нравственности героев.
«Сердце» определенным образом характеризует персонажей: о том, что у Гринева «чистое сердце» на страницах произведения Пушкин повторяет множество раз (VIII(1): 296, 308, 366, 367). Главная же заслуга героя в том, что, пройдя через все испытания, выпавшие на его долю, он сохраняет гуманность, человеческое достоинство сердце его «растерзано» (366), но по-прежнему чисто.
Движение эмоциональной сферы объективируется Пушкиным в «биении сердца», его ощущениях. Перед взятием пугачевцами Белогорской крепости Петр Андреевич прежде всего озабочен судьбой Маши: «Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло» (319); « с сердечным трепетом» (321) он узнает, что дочь капитана Миронова не успела выехать из крепости. «Сердце мое горело. Я воображал себя ее рыцарем» (322), описывает свое состояние Гринев. Не зная ничего определенного о бедной девушке, он не находит себе покоя: «Страшная мысль мелькнула в уме моем: я вообразил ее в руках у разбойников. Сердце мое сжалось» (327). Когда Пугачев увидел в доме попадьи больную Машу, Гринев приходит в отчаяние, поскольку понимает, чем это грозит дочери коменданта крепости: «У меня сердце так и екнуло, да нечего было делать» (328). «Сердце мое сильно забилось» (351), «сердце мое заныло» (354), так описывает свои ощущения Гринев, когда они вместе с Пугачевым едут вызволять Машу из плена.
«Сердце» в пушкинской поэтике олицетворяет чувство или определенное эмоциональное состояние. Убедившись в любви Маши, Петр Андреевич великодушно прощает коварного Швабрина: «Я слишком был счастлив, чтоб хранить в сердце чувство неприязненное» (VIII(1): 308). Благодарный дворянин Гринев пытается спасшему его жизнь и любовь самозванцу Пугачеву «высказать все, чем исполнено было сердце» (358). Пережив чудовищные потрясения, молодые люди чувствуют крайнюю усталость: «Сердца наши слишком были утомлены» (360). Но, как известно, испытания героев на этом не закончились. Петра Андреевича ожидал ложный донос и последовавший за этим арест. Накануне страшных событий Гринева мучает нехорошее предчувствие: «Что-то кольнуло меня в сердце. Я испугался, сам не зная чего» (364). Когда же герой оказывается в смертельной опасности, то молит « о спасении всех близких сердцу» (325). И свое спасение он видит в «чистосердечных объяснениях истины» (367). Вера в справедливость и сердечность людей помогает Гриневу выстоять в тяжелые минуты жизни. Вместе с героем автор верит, что искренность чувств и рыцарское благородство спасительны.
В сущности, сделанная выборка «сердечной лексики» воспроизводит фабулу «Капитанской дочки» уникального произведения о неискоренимости добра в человеческой душе. В романе добро не исчезает бесследно, оно, как талисман, хранит дарящего. Заячий тулупчик, в благодарность дарованный вожатому, спасает Гринева от петли. Подаренный уряднику полтинник побуждает того передать Гриневу письмо от Маши во время атаки. Даже императрица включена в этот круг доброты: выслушав сироту и разобравшись в сложной ситуации, она возвысилась до простых человеческих душевных движений. Любящих людей соединяют мужицкий царь Пугачев и дворянская царица Екатерина II. Пушкин мечтает об обществе социальной гармонии без «бессмысленных и беспощадных» (364) бунтов, где человечность главный принцип.
В предсмертном романе великого Пушкина заключена неистребимая вера автора в добро как в закон сердца.
Л.В. СПЕСИВЦЕВА (Астрахань)
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ТРИПТИХА М. ЦВЕТАЕВОЙ «С МОРЯ», «ПОПЫТКА КОМНАТЫ», «НОВОГОДНЕЕ»
Рассматриваются произведения М.Цветаевой с точки зрения их жанрового своеобразия. Автор анализирует их как лирический монолог-исповедь, в основе которого лежит трагическое мироощущение поэта. Проблематика Я оказывается ведущей в рассматриваемых поэмах, жанровое единство которых строится на подвижном и органичном соотношении лирического Я, взятого в самых интимных, сокровенных обозначениях, с категориями макрокосма. Это поэмы «состояния», действие которых движется «потоком сознания» лирического героя.
Каждый этап творчества М. И. Цветаевой это новая, до сих пор до конца не прочитанная страница трагической и, по истине, эпической жизни великого русского поэта. Одним из таких этапов является
1926 г., ставший для Марины Цветаевой во многом определяющим: заочное знакомство с Рильке, переписка с немецким поэтом и Б. Пастернаком вдохновили ее на создание лирического триптиха «С моря», «Попытка комнаты» и «Новогоднее», где романтический культ души лирической героини проявился в полной мере.
Три поэмы, написанные практически в один и тот же период творчества («С моря» май 1926 г., «Попытка комнаты» июнь 1926 г., «Новогоднее» февраль
1927 г.) и опубликованные в 1928 г., связаны прежде всего образом лирической героини, разные лики которой помогают понять реальность «души» М. Цветаевой. Тема сна, намеченная в письме к Рильке от 14 июня и кульминационно завершающаяся в письме от 2 августа, является лейтмотивом поэм «С моря» и «Попытка комнаты» и организует сюжет произведений («Сон три минуты / Длится», «Из своего сна // Прыгнула в твой», «Ведь не совместный // Сон, а взаимный» («С моря»); «Не штукатур, не кровельщик // Сон», «Не поставщик, не мебельщик // Сон, поголее ревельской // Отмели» («Попытка комнаты»)).
Произведения построены как лирический монолог-исповедь, в основе которо-
Спесивцева Л. В., 2006
