CC BY
39
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (86) 2010
%
17. Хайдеггер, М. Преодоление метафизики / М. Хайдеггер // Бытие и время. — М., 2003. — С. 201.
18. Дробницкий, О. Г. Философия и моральное воззрение на мир / О.Г. Дробницкий // Философия и ценностные формы сознания. — М., 1978. — С. 89.
19. Бур, М. Иррлиц. Притязания разума. - М., 1978. — С. 6.
20. Кант, И. Логика / И. Кант // Трактаты и письма. — М., 1980. - С. 131.
21. Шопенгауэр, А. Под завесой истины/А. Шопенгауэр: сб. произв. — Симферополь, 1998. — С. 350.
22. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс / X. Ортега-и-Гассет// Эстетика. Философия культуры. - М., 1991. — С. 316.
ЗЕНЕЦ Нина Геннадьевна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии, социально-гуманитарных и экономических наук.
Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 19.10.2009 г.
© Н. Г. Зенец
УДК 141.201 : 316.43 : 61 Jя р. ЛОБОВА
Омская государственная медицинская академия
ссТОПОС» МЕДИЦИНЫ В СОВРЕМЕННОМ
СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Диалектический характер связи медицины и социокультурного пространства позволяет говорить о сложном процессе взаимовлияния и взаимообусловленности интересов и ценностей медицины, с одной стороны, и запросов и идеалов общества — с другой. Исходя из этого, заслуживает внимания обращение к ценностным идеалам, которые «внесены» обществом в пространство медицины, существуют в виде определенных запросов и ожиданий со стороны нынешних пациентов. Подобное влияние имеет своим следствием реорганизацию существующего « топоса>» медицины, включающего в себя позицию как врача, так и пациента в отношении проблемы «болезнь - здоровье»; этические нормы, лежащие в основе взаимосвязи врача и пациента, а также влияние возможностей и достижений биомедицинских технологий на жизнь человека и его отношение к самому себе.
Ключевые слова: «общество потребления», биомедицинские технологии, человек, медицинская этика.
Благодаря начавшимся в 1970-х гг. исследованиям в области истории медицины, сегодня можно с достоверностью говорить о реальности политической, социальной, культурной и «интерпретационной власти», которую приобрела западная научная медицина над «представлениями людей о самих себе, о жизни и смерти, о душе и теле, о здоровье и болезни» начиная с XIX века [1 ]. Так раскрывается, неявная до недавней норы, сложность и фундаментальность взаимосвязи медицины (как научной, так и клинической) и существующего социокультурного пространства. Результатом этого стали процессы «профессионализации и дифференциации медицины «/«рождение клиники» (М. Фуко) и появление медицины как особого самостоятельного института. Одновременно в обществе отмечалось усиление процессов «медика-
Отринув докучную маску,
Не чувству» уз бытия,
В какую волшебную сказку Вольется свободное Я?
И. Анненский
лизации». Под последними понимают: во-первых, «постепенное втягивание все большего числа людей в сеть медицинского обеспечения»; во-вторых, «рационализацию поведения» человека по отношению к собственному телу.
Подобная «экспансия» медицины не свела роль пациента к роли пассивного объекта манипуляций. Пациент превратился в активного участника обозначенных процессов: рн способен если не контролировать, то в определенной степени влиять на них. Выбирая как потребитель «из наличного ассортимента доступных ему врачевателей и методов» на существующем рынке медицинских услуг, он является «действующим лицом с собственными стратегиями». И сегодня, как никогда, запросы пациента оказывают значительное влияние на медицину. Хотя нельзя от-
рицать и обратного воздействия. Достаточно вспомнить о появлении новых репродуктивных технологий, геномике (генодиагностики, генной инженерии, генотерапии, генетической идентификации личности), психофармакологии. Эти и другие успехи медицины грозят не столько проблематизацией традиционно сложившегося понимания человека, сколько созданием «новой антропологии» и «расщеплением ядра традиционной самоидентичности человека, которая была центрирована относительно места в системе родства (использование для вынашивания плодов «суррогатных» матерей, эксперименты по созданию искусственной матки и технология клонирования)» [2].
Так кто же он — современный пациент? Что именно и почему он ищет на рынке медицинских услуг? Прежде всего, он представитель так называемого «общества потребления», которое характеризуется многими философами как достаточно противоречивое, наполненное симулякрами и утратившее «плотность человеческих связей». Благодаря достижениям и возможностям современной науки, в том числе и медицинской, человек имеет возможность не зависеть и контролировать биологическое время, собственную природу, естественные физиологически е процессы. «Сегодня люди меняют не только одежду, жилье, город, страну, но и лицо, фигуру, пол» (Б.В. Марков). Манипуляции касаются не столько вещей, но и того, что раньше считалось судьбой человека (т.е., абсолютно неизменного). П.Д. Тищенко отмечает: «Технологии преимплантационной диагностики, терапии и соверешенствование генетических качеств эмбриона открывают возможности для целенаправленных манипуляций с ними, отбора наиболее удачных вариантов до момента трансплантации технологически усовершенствованного эмбриона в матку женщины» [3]. Человек уже на стадии новорожденного превращается в «биотехнологическое изделие». Будущие родители получают реальную возможность контролировать не только пол, но и определенные качества будущего ребенка. Этим они освобождаются от случайностей и «самопроизвола» природы, а также различных «нежелательных» последствий. Таким образом, быть свободным в условиях современности — значит, выбирать, регулировать, манипулировать.
«Человека разумного» сменил «человек манипулирующий», стратегия существования которого состоит в стремлении воплотить в жизнь идеалы и ценности «общества потребления». Речь идет о том, что человек как никогда сегодня желает делегировать «свободное своё» конъюнктуре рынка, конъюнктуре тенденций и процессов, происходящих в мире. Благодаря новым возможностям человек ориентирован на удовлетворение своих желаний и потребностей. Такое положение вещей позволяет оценивать реалии современности как усиливающийся «процесс персонализации». Это не просто стратегия одного человека, это стратегия общества, которая выражается в следующей характерной черте: «гедонистический и персонифицированный индивидуализм, узаконен и больше не встречает сопротивления». Теперь личностная независимость и свобода во всем — это «нечто, само собой разумеющееся». Образом нашего современника является Нарцисс [4]. «Нарцисс повсюду ищет знаки собственной признанности», ищет способы поощрения себя и пытается стать единственным и уникальным адресатом существующих отношений и предложений, которые переполняют совре-
менный рынок услуг. А последний всё время «думает о нас»: начиная от туалетной бумаги и до туристической фирмы, готовой предложить только нам. совершенно незабываемый тур в совершенно уникальное место мира. Но за эксклюзивностью/избранностью скрывается кратковременность и непостоянство: «только для вас и только у нас, но только сегодня/сейчас». Важно — успевать, быть мобильным (последнее стало достаточно популярной и часто употребляемой характеристикой современного человека). Иначе окажешься по ту сторону престижности и успешности (как главных ценностей современной жизни). Так время, а вернее его постоянное ускользание, которое подчеркивается всевозможными рекламными проектами, создает впечатление неустойчивости настоящего, отсутствия в нем чего-то стабильного, постоянного. Это, в свою очередь, не дает человеку остановиться, подумать и обратиться к прошлому, будущему и вообще к самому себе. В основе мобильности — страх потерять себя в постоянно изменчивом настоящем...
Парадоксально то, что, став полноправным хозяином собственной судьбы, человек оказался предугадан и контролируем как никогда. За нас фактически все продумано: интимные фантазии и мечты «проговариваются» всевозможной рекламой и супермегапроектами. Нас оберегают от минимальной автономности и оплошности как нестандартности или же стихийности, т.е. того, что мы не можем контролировать, что поэтому олицетворяет угрозу, угрозу нашей свободе, нашему здоровью, нашей жизни. Бесконтрольная случайность или несовершенное качество товаров оказывается «врагом» современного потребления, и мы, сами того не замечая, ищем способы искоренения этого. Подобное настроение рождает спрос на «контролирующие механизмы»: препараты, контролирующие процесс рождаемости (контрацепция), процесс старения (всевозможные препараты и технологии) и препараты, позволяющие контролировать собственное поведение, собственный вес, собственное здоровье (многообразные предложения на рынке фармакологии).
Желание контролировать и манипулировать, прежде всего, проявляется в различных способах манипуляции с собственным телом. И здесь следует заметить, что культура «общества потребления» — культура визуальная: безупречный видеоряд или созданный видеообраз благодаря совершенным технологиям заменяет нам существующую реальность (примером чего может служить современная реклама товаров и услуг). В отношении же медицины отметим, что в ней сегодня набирают силу компьютерные технологии визуализации различных внутренних процессов. Благодаря современным компьютерным технологиям станет возможно увидеть то, что обычно не поддавалось визуальному отображению — деятельность человеческого разума. Точно так же, как можно наблюдать «лицо человека, когда оно краснеет, и делать из этого выводы о его состоянии, так теперь можно наблюдать и за сознанием, когда оно работает, и из этих наблюдений делать выводы о личности испытуемого» [5]. «Общество потребления» рассчитывает на видящего потребителя — того, кто сначала видит, а потом действует. Именно по внешнему виду мы идентифицируем товары, людей, вещи. При этом несоответствие внешнего внутреннему мало огорчает: мы желаем быть захваченными, плененными формой. Поэтому проблема собственной внешности есть не только одна из проблем современ-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (86) 2010 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №2 (86) 2010
ного человека, но оказывается его главной проблемой.
Внешняя красота «корректируется» покрытием собственной кожи глянцем в виде «второй кожи». Последнюю представляют в мире современной красоты и моды «всевозможные колготки, эластичные пояса, чулки, перчатки (даже загар) и прочие предметы «прилегающие к телу», а также различные косметические средства. Естественная «пористая, испещренная мелкими отверстиями кожа. отрицается ради второй кожи. В ней нет ни пор, ни выделений, она не бывает ни горячей, ни холодной (она «свежая», «теплая» — оптимальной климатизации), она обходится без зернисто-шероховатой структуры («нежная», «бархатистая»), а главное, без отверстий — она «гладкая». Она, как «оболочка из целлофана» [6]. «Вторая кожа» отчуждает от самой себя не только естественную кожу; «эстетизированное» тело (благодаря достижениям современной эстетической медицины и косметологии) оказывается умиротворено в своих естественных проявлениях, оно фактически девита-лизировано. Тело, «преодолевая себя» в своем бесконтрольном естестве, превращается в симулякр, оно лишено собственной природы. Но только благодаря внешней форме мы привлекаем внимания зрителя, от которого зависит признание и поощрение нашего существования, наша успешность в социуме.
Стремление к контролю проявляется и в желании исключить из жизни всякую боль и различного рода неудобства. Безболезненность/обезболивание (синоним чего является стерильность) — одно из достижений современной жизни, которое связывают с освобождением человека как отсутствием всяких затрат (физических, психических) с его стороны. Человека ничего не задевает, а значит, сохраняется его целостность (ведь что как ни боль забирает у нас силы, подчиняет нас себе и делает беспомощными; боль «оставляет рубцы» на нашем теле и на нашей душе). Но целостность ли? Реальность же бытия человека обнаруживается лишь в экзистенциальных ситуациях, где нет места безболезненности. Напротив, здесь — боль, страдание, страх, трагедия, внутреннее напряжение — все то, что вносит хаос и разлад в привычное комфортное бытование. Так, О. Мандельштам говорит о смерти как о том, что способно обратить нас к самим себе:
Неужели я настоящий,
И действительно смерть придет?
Или:
Когда б не смерть, так никогда бы
Мне не узнать, что я живу.
Желание снять напряжение, как проявление страха боли, порождает спрос на различного рода препараты, обеспечивающие вытеснение «формы существования человека через жертву, через боль» — через все то, что могло бы вызвать максимальное напряжение (перенапряжение), с которым современный человек разучился и не хочет справляться самостоятельно. Все это позволяет назвать современное общество «обществом анестезии» (нечувствительности). Как отмечает В. Савчук, «современник может родиться, жить и умереть под наркозом» [7]. Не случайно, что сам термин оказался медицинским. Это показывает, насколько зависимы мы в нашей повседневной и интимной жизни от услуг медицины. Человек стал не только продуктом и конструктом различных социально - политических технологий, но и продуктом технологий биомедицинских.
«Предельной» же формой анестезии становится
практика преодоления процессов старения и «исключения смерти из жизни» (Ж. Бодрийяр). Смерть и старость говорят об несовершенстве жизни Нарцисса, о пределе его возможностей манипулирования. Принять это тем более сложно, что «общество потребления» делает ставку на отсутствие любых ограничений, отсутствие каких-либо препятствий, генерируя тем самым спрос на все, что способно обеспечить «аккумулирование жизни» и «вечную молодость» (как синоним Абсолютной возможности). В этой ситуации медицина превращается в служанку «общества потребления». Но изначально «топос» медицины (как единство принципов, целей и ценностей, организующих и поддерживающих специфическую медицинскую сферу деятельности) был обозначен как искусство (Гиппократ: «Медицина поистине есть самое благородное из всех искусств»), где умения и мастерство лекаря лежало в основе способа врачевания, ориентированного на конкретного пациента. Сегодня же медицина превращается в своеобразную технологию, но не столько по поддержанию здоровья, сколько в технологию обеспечения пригодности человеческого тела к способности получать наслаждения.
Речь идет именно о пригодности тела, поскольку тело — индикатор естественных процессов, которые человек в первую очередь желает контролировать. Какое тело желает иметь человек? — то, которое не вызывает неудобств (ни естественных, ни эстетических) — тело, покрытое «второй кожей», безболезненное тело, стерильное тело. Но это с неизбежностью делает тело анонимным, а точнее — стандартным. Медицина, имея дело с человеческим телом, оказывается связана с такой стандартностью. Целью становится создание «предохранительного слоя» и работа, связанная с «чисткой, сметанием пыли, стремлением восстановить чистоту» как поддержание безупречной абстрактности/ анонимности. Повсеместное «вытеснение» тела (как отрицание тайны, скрытой в естественных процессах тела) грозит утратой человеческого (как ни странно это звучит). Однако тело является источником глубочайших переживаний, средоточием человеческого самосознания (М. Эпштейн). Но сегодня такие решающие телесные события человеческой жизни, как «зачатие, рождение, болезнь и смерть — теряют свою таинственность. Они превращаются в биологически-социальные происшествия, о которых заботится все увереннее действующая медицинская наука и техника» [8]. Стоит не забывать при этом, что именно эти личностные, экзистенциальные события обнаруживали себя в человеческой культуре, как основополагающие смыслы существования человека. Теперь же технология репродуктивного клонирования делает ненужным зачатие, а значит, лишает смысла такие фундаментальные для человека и для культуры символы, как «мужское и женское». Подобного рода примеров становится все больше.
Безусловно, научные исследования в области здоровья необходимы, человек нуждается в них. Но не наука как таковая, а реалии «общества потребления» определяют положение вещей в медицине, поэтому ситуация оказывается слишком неоднозначна. Рыночные механизмы оказались «вмонтированы в социальный институт современной науки, по экспериментированию с природой человека» одновременно с этим создаются и «инсталлируются в массовое сознание новые экзистенциальные потребности» [9]. Высокие технологии обращены к работе с телом, со
всем спектром его потребностей, желаний и аффектов. Это составляет сущность «политики тела или биополитики», которая «дисциплинирует пространство повседневности», дисциплинирует человека. Последний буквально «проваливается в окружающий его предметный мир» (Н. А. Бердяев) для того, чтобы преодолеть (контролируя и манипулируя) человеческое в себе.
Таким образом, трансформируясь в технологию, медицинская деятельность все больше напоминает безличностную практику. Медицина, являясь изначально личностно-адресным взаимодействием, постепенно отказывается от необходимости личностной заинтересованности и затраченности (речь идет и о враче, и о пациенте). Врач лечит не пациента, его деятельность все больше ориентирована на использование тех или иных ведущих технологий, которые по определению оказываются безличными. Лечение часто оказывается «зациклено на приеме медикаментов», в нем почти отсутствует такой личностный момент, как «сложные ритуалы утешения и соболезнования, философские медитации и стойкость при перенесении страданий, когда врач вовлекается в психодинамику взаимодействия с больным» [10].
Конечно, ни пациент, ни врач никуда не исчезают, однако логика процесса такова, что они, движимы ценностями «общества анестезии». Личная зависимость в этом случае оказывается не обязательной, а может быть даже излишней — достаточно, чтобы врач мог эффективно применять ту или иную технологию, которая заменяет, его личное понимание и отношение. В этой ситуации основы медицинской этики (как и этики вообще), предполагающей общение «лицом к лицу», отношение «двоих», где каждый (врач, пациент) незаменим, подвергается сильнейшей трансформации. Реальность сегодняшнего дня — две анонимные позиции: «технология — реализация» (ни одна, ни другая не зависят от субъекта действия). Однако ситуация нравственного/морального поведения — это ситуация, которая возможна только для личностного Я с его «ответственностью, заботой, командами, которые приказывают ему и только ему», а Лицо другого «выступает катализатором. всего этого» [11]. Медицинская же этика связана с ситуациями, где и врач, и пациент «низведены до простого человеческого существования» с его болью, страданием и. смертью. Но сегодня человечество все труднее различает «живые и мертвые культурные формы, путается в них и само не знает, на каком оно свете» [12].
И все же медицина пока еще остается той областью, где действительны все формы «простого человеческого существования», через которые к нам обращается наша неподконтрольная индивидуальность
жизни (смерть, болезнь и боль всегда только наши). Однако усиление власти медицины над человеком, ее «стерилизация» последнего (как на физическом, так и на психическом уровне), успехи в стирании границ между естественным и искусственным в человеке и, как следствие — предоставление человеку видимой, но неоднозначной свободы, может превратить медицину в один из самых изощренных, базирующихся на последних достижениях современной науки способов манипуляции человеком.
Библиографический список
1. Шлюмбом, Ю. История медицины: актуальные тенденции и перспективы / Болезнь и здоровье: новые подходы к истории медицины / Шлюмбом Ю., Хагнер М., Сироткина И. — СПб. : Алетейя, 2008. — С.48 — 56.
2. Тищенко, П. Д. Новейшие биомедицинские технологии: философско-антропологический анализ / П. Д. Тищенко // Вызов познанию: Стратегии развития науки в современном мире. — М. : Наука, 2004. — С. 309.
3. Там же. — С. 315.
4. Горичева, Т. От Эдипа к Нарциссу. Беседы / Т. Горичева, Д. Орлов, А. Секацкий. — СПб. : Алетейя, 2001. — С. 10—11.
5. Хагнер, М. Визуальная репрезентация церебральных процессов изображения мозга / М. Хагнер // Болезнь и здоровье: новые подходы к истории медицины. — СПб. : Алетейя, 2008. — С. 162.
6. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть / Ж. Бод-рийяр. — М. : Добросвет, 2000. — С. 201 — 202.
7. Савчук, В. Конверсия искусства / В. Савчук. — СПб. : Петрополис, 2001. — С. 101.
8. Гвардини, Р. Конец нового времени / Р. Гвардини // Вопросы философии. — 1990. — №4. — С. 158.
9. Тищенко, П. Д. Новейшие биомедицинские технологии: философско-антропологический анализ / П. Д. Тищенко // Вызов познанию: Стратегии развития науки в современном мире. — М. : Наука, 2004. — С. 362.
10. Поттер, Р. Взгляд пациента. История медицины «снизу» / Р. Поттер // Болезнь и здоровье: новые подходы к истории медицины. — СПб. : Алетейя, 2008. — С. 70.
11. Бауман, З. Индивидуализированное общество / З. Бауман. — М. : Владос, 2002. — С. 79.
12. Грицай, Е. В. Инициация постмодерна (на полях у Бодрий-яра) / Е. В. Грицай // Вопросы философии. — 2003. — № 9. — С. 179.
ЛОБОВА Татьяна Геннадьевна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии, социальногуманитарных и экономических наук.
Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 08.10.2009 г.
© Т. Г. Лобова
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (86) 2010 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
