CC BY
44
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2012, № 1 (2), с. 24-27
УДК 801.82
ТОПИКА ЧТЕНИЙ ТЕКСТОВ ГРЕЧЕСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В СЛАВЯНО-РУССКИХ ПРОЛОГАХ
© 2012 г. М.С. Богушевич
Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского
Поступила в редакцию 09.12.2011
Исследуется жанровая специфика проложных статей путем выявления топики кратких житий августовской части Пролога XVI в.
Ключевые слова: проложное житие, топос, агиографическая схема, чин святости, Память, Страсть.
Пролог представляет собой древнерусский четий сборник, который изначально имел обрядовое употребление: статьи, содержащиеся в нем, читались во время богослужения [1, с. 29]. По своему генезису Пролог восходит к переводному греческому Синаксарю, или Месяцеслову, в состав которого входили краткие жития святых и памяти без сказаний [2, с. 216-263; 3, с. 55-87; 4, с. 263]. Исследователи отмечают, что славянская редакция не является точным переводом греческого текста, т.к. нередко отступает от него [2, с. 223], кроме того, в состав Пролога был добавлен оригинальный литературный материал: жития южнославянских и древнерусских святых, а также нравоучительный отдел [4, с. 263; 1, с. 26-27]. До настоящего времени исследователи в основном обращались к анализу жанровых признаков оригинальных текстов и способов их переработки [4, с. 263281; 1, с. 26-53]. Так, С.В. Давыдова, изучая патериковые чтения, входящие в состав древнейших списков Пролога (XIII - начала XV вв.), делает вывод, что, перерабатывая патериковые рассказы, книжники сокращали текст, и, таким образом, патериковый материал по форме приближался к житиям основной части [4, с. 280]. Л.И. Сазонова, проанализировав соотношение краткой и пространной редакции непереводных житий в составе печатного Пролога XVII в. следующим образом определяет композиционные особенности краткого проложного житийного жанра: «В нем отсутствует композиционно важный элемент, почти обязательный для самостоятельных житий, - авторское вступление, в котором автор обычно представляет себя и свой труд читателям... Житие в Прологе имеет трехчастную композицию. Первый ее элемент -краткая экспозиция - выполняет функцию сообщения предыстории персонажа. В следующей
за ней основной повествовательно-событийной части показывается поведение героя в подвиге. Конечная точка рассказа - эпилог, в нем говорится о смерти героя, о том, когда он скончался, где похоронен, иногда упоминается о чудесах, происходящих над его телом» [1, с. 51]. Исследовательница считает, что проложное житие -«это особый вид жанра, а не просто механическое сокращение жития-образца» [1, с. 31]. Особая форма проложного изложения была поставлена как литературная задача еще греческими составителями кратких житийных текстов [1, с. 27]. Вместе с тем вопрос о жанровой специфике проложных текстов остается открытым. На наш взгляд, проблема жанра может быть решена при обращении к структуре дискурса статей, восходящих к жанрам византийской агиографии, т.е. к основной части Пролога. В настоящей статье мы обратились к выявлению топосов, т.к. в данном аспекте проложные чтения еще не рассматривались. Исследование Л.И. Сазоновой показало, что тексты кратких проложных житий напрямую соотносятся с пространными, поэтому анализ кратких житий производится в соотношении с агиографической схемой, установленной Хр. Лопаревым,
В.П. Адриановой-Перетц, С.В Поляковой, Т.Р. Руди [5, с. 2-11, 15-36; 6, с. 68-69; 7, с. 247-248; 8, с. 431-500; 9, с. 59-101]. Изучение структуры текста может помочь в определении модели проложных статей, которая была выработана еще в Византии.
Материалом для исследования послужили тексты августовской части рукописного Пролога XVI в., входящие в состав основного отдела и имеющие отношение к жанру агиографии. Кроме того, к анализу были привлечены соотносящиеся с данным сборником краткие жития Пролога XVII в. Оба сборника обладают значитель-
ным сходством по своему содержанию, являются сборниками устойчивого состава [10], поэтому, на наш взгляд, привлеченные для анализа тексты достаточно репрезентативны.
Под топосом мы понимаем «любой повторяющийся элемент текста - от отдельной устойчивой формулы до мотива, сюжета или идеи» [9, с. 61]. По наблюдениям исследователей, в житийном тексте описание подвига святого зависит от чина его святости, соответственно, и выбор топосов также определяется чином святости подвижника [8, с. 431].
То, в каком ключе будет вестись повествование, структура дискурса, задается уже в заглавии проложных статей, в большинстве из которых указывается название церковного праздника, чин святости, имя святого и дата, к которой относится его память: Месяца того ж въ 7 день Страсть св. мученика Дементия, Месяца того ж въ 12 день Страсть св. мученикъ Фотиа и Аникиты, Месяца того ж въ 14 день Память св. славнаго пророка Михеа. В статьях, содержащих краткие жития, употребляются такие названия праздников как «память» и «страсть». Память - праздник, установленный в память какого-либо лица. Страсть - праздник, установленный в честь святого, претерпевшего мученическую кончину [11, с. 28]. Среди чинов святости в Прологе называются мученики, преподобные, апостолы, пророки. В анализируемых текстах обозначение «память» характерно для таких типов святости, как преподобный, апостол, пророк. Если святой является мучеником, в названии краткого жития приводится помета «страсть». Вместе с тем в текстах XVI и XVII в. есть статьи, в заголовках которых название праздника опущено, однако во всех случаях обозначен тип святости. Исключением является «Память св. 7 отрокъ иже въ Ефесе лежавших 300 лет и 70 и 2». В данном случае нет точного обозначения чина святости, а сам текст, несмотря на помету «память» относится к мартириям.
К преподобническим житиям по своей структуре тяготеют: «Память прп. Мирона Чю-дотоворца епископа Критьскаго», «Память прп. Феодосия игумена», «Память прп. Таисии быв-ше преже блудницы» (XVII) / «Прп. Таисии бывшеей преже блудницы» (XVI), «Память св. пророка Самуила». Можно отметить, что в названиях, как правило, указывается на препо-добнический тип святости. Эти тексты включают родительский топос: происхождение от благочестивых или нечестивых родителей: от блговерну рожься родителю (Память прп. Мирона Чюдотоворца, Память прп. Феодосия
игумена), мати бо и от уности предавъ блуд (Память прп. Таисии); указание на благочестие: подаяше убогимъ (Память прп. Мирона Чюдотоворца), от млад ноготъ Христа возлюбивъ и по заповедемъ поживъ (Память прп. Феодосия игумена); поворот на путь духовного спасения: и се слышавше повержеся на ногу старцю и воспе горко глющи. аще есть покаяние грешни-комъ. и поими мя отсюду (Память прп. Таисии); раздача своего имущества: и раздаявши имение свое. еже бе от блуда стяжала (Память прп. Таисии); чудесное появление на свет: Анна же бо мати его неплоды бы. и помолися Богу в Си-ломе. и услыша Господь молитву ея и помяну ю и роди сына Самоила (Память св. пророка Самуила); благовествование: и возва Господь трикраты Самоила и рече тебе даю суд въ обою на десять колену Иизрлву. и за вся помо-лиши ми ся во скиньи. и услышю тя и прииму возношение от руку твоею (Память св. пророка Самуила); а также один из основных мотивов, мотив добровольного затворничества: и в ту нощь откры Богъ яже о неи Павлу Простому. яко не токмо прощена бы греховъ но и съ святыми часть имать. и приимъ же Пафнотии извещение о неи и прииде в монастырь с радо-стию изломи двери хотя ю извести вонъ. она же моляшеся до смерти пребыти ту. он же рече уже простилъ тя есть Богъ. и по семъ пребывши. 15. днии и преставися къ Богу въ вечны животъ (Память прп. Таисии). Вместе с тем данные тексты характеризуются отсутствием авторского топоса. Его заменяет указание имени святого, времени, т.е. правителя, при котором произошло событие, места действия, церковного сана: Мирон святый епископ бысть от Критьскаго острова при Декии цари (Память прп. Мирона Чюдотоворца), Феодосии преподобный отец наш (Память прп. Феодосия игумена), Тои святыи пророк Самоилъ бе от Армафемасивы горы Ефремовы (Память св. пророка Самуила). В этом отношении особняком стоит память преподобной матери Таисии, в тексте которой содержится авторское вступление и описание темы повествования: добро есть и полезно написати повесть жития свя-тыа Таисиа како не искони по добродетели емшися. и доиде царства небеснаго но не коли позде помянувшися.
Большая часть проложных житий воспроизводят структуру судебных актов, т.е. представляют собой мартирии в том виде, в каком данный жанр бытовал в период возникновения и утверждения христианства и который является первым по времени возникновения агиографическим жанром, где еще не нашла отражения
формировавшаяся классическая схема похвального жития [9, с. 64]. Достаточно подробно судебный процесс и принцип составления марти-риев был описан Хр. Лопаревым [5, с. 2-13]. Как отмечает исследователь, «Мученичества начинались обычно словами: «В царствование императора N и во время игемонства N въ епархии N приведен был человек по обвинению в христианстве. Составными частями актов служат три обстоятельства: события до мученичества, допрос и приговор судьи вместе с описанием смерти. Никаких вступлений, рассуждений, никаких особых заключительных слов не делалось». [5, с. 5]. Среди проложных текстов, соотносимых с мартириями «Страсть св. мученика Дементия», «Страсть св. мученика Антония», «Страсть св. мученика Емелиана, епископа Кизическаго», «Страсть св. мученикъ Флора. и Лавра», «Страсть св. мученикъ Лаврентиа, диакона Ксиста, епископа Римъскаго» (XVI) / «Страсть св. мученикъ Лаврентиа, диакона и Ксиста, епископа Римъскаго и Ипполита» (XVII), «Св. мученика Ипполита и дружины его» (XVI) / «Страсть св. мученика Ипполита и дружыны его» (XVII), «Св. мученика Евпла диакона» (XVI) / «Страсть св. мученика Евпла диякона» (XVII), «Страсть св. мученикъ Фотиа и Аникиты», «Св. мученика Мирона прозвите-ра» (XVI) / «Страсть св. мученика Мирона пре-звитера» (XVII), «Страсть св. мученика Андрея и с нимъ скончавшихся. 2000. и. 500. и. 90. и
3. стых», «Страсть св. мученици Вассы и чад ея Феогниа. Агапия. Верна», «Страсть св. мученика Агафоника. и дружины его. Зотика. Зинона. и Боголепа и Акенаума(XVI) / «Страсть св. мученика Агафоника. и дружины его. Зотика. Зинона. и Севирияна» (XVII), «Св. мученика Евсиг-ния», «Св. мученика Марина старца», «Св. мученику Стратоника и Филика и Евтихия», «Св. мученикъ Павла и Улияны и с нима Стратоника и Конъдрата, Исакия (XVI) / «Св. мученикъ Павла и Улияны. И с нима Сътратоника и Конъдрата и Акакия» (XVII), «Св. мученикъ Серапиона и Ерма», «Св. мученикъ Тимофея и Агапия и Феклы», «Св. мученикъ 37 иже въ Фракии за Христа пострадавших» (XVI) / «Св. мученикъ 37 во Фракии пострадавших» (XVII), «Св. мученика Лукия» (XVI) / «Св. мученика Лукияна» (XVII). В названиях данных статей обозначен мученический тип святости. Основными композиционными элементами вышеобо-значенных текстов является указание имени мученика, времени, места действия или родины святого; донос на святого, встреча с мучителем, суд, требование принести жертву идолам или отречься от веры, отказ мученика, мучение, за-
точение в темницу, казнь, описание смерти. Некоторые из перечисленных элементов могут отсутствовать, однако указание на то, что святой является христианином и то, что он умер насильственной мученической смертью за вероисповедание присутствует постоянно. Как отмечает Т.Р. Руди, «суть подвига мученика -жертва за веру, сознательное принятие страсти Христовой во имя утверждения христианской веры и учения» [9, с. 64].
Мученический тип подвижничества святого обозначен также в страсти св. мученика Диомида. В тексте, описывающем подвиг св. Диомида, не содержится свидетельства, что святой сознательно принимает мученическую смерть за веру: оклеветан бысть к царю. и послании при-доша ять его и обретоша и къ Господу от-шедша. и отсекоша главу его. Вместе с тем само название данной статьи, а также указание «Диомид Христов мученик» уже в начале текста, сведение о том, что святой был «оклеветан», т.е. донос на святого, отсечение головы после его смерти, чудо, совершившееся после отсечения головы святого: ослепление воинов, посланных его схватить, должны были свидетельствовать, что сама принадлежность к христианству и мучение, которое претерпел святой из-за веры уже после смерти являются основанием для отнесения подвига подвижника к мученическим.
В «Памяти пророка Михея» и «Памяти свя-щенномученика Маркела епископа и семидесяти учеников его» объединяются признаки жития святителей и мартирия. Память пророка Михея ближе к житиям святителей, т.к. основным мотивом текста является обличение неправедных властей: обличая же царя Ахава неправды ради и о законопреступнем его деянии. двизаше и на гнев и на ярость... по смерти его приа царство Аромъ сын его. и творяше неправду пред Гос-подем обличенъ же бывъ и тъи порокомъ. Обличение является причиной гнева правителя, который «яко унъ сыи не стерпе пророческаго обличения. и разгневався ятъ его и повеле слу-гамъ воврещи и въ пропасть». Мотив, позволяющий соотнести со святительскими житиями память священномученика Маркела - проповедь язычникам: и многи убо от неверных хри-стияне сотвори. Вместе с тем святой принимает мученическую смерть: и храмъ же бе во граде нечистаго Диоса... и вземъ воду Макелъ и освяти ю и покропи окрестъ храма и положи дрова и огнь особъ. и разгоревся и пожже ку-мирницю. и разгневавшееся еллини имше святого и ввергоша и во огнь ти тако предасть душу свою Господеви. Однако следует отметить, что
памяти пророков, а также групповые чтения («Память св. 7 отрокъ иже въ Ефесе лежавших 300 лет и 70 и 2», «Св. мученикъ 30 и 7 иже въ Фракии за Христа пострадавших» и др.) требуют дополнительного исследования, т.к. в них могут быть использованы особые топосы.
«Страсть св. Матфея, причтенаго въ. 11. апостолу во Иуды место» и «Память св. апостола Фадея единого от. 70. се же Келевий нарица-ется» соотносятся и с миссионерским житием и с мартирием. В текстах содержатся указания на апостольский чин святости и на проповедь христианства: проповеда же Евангелие въ вышнии Ефиопии (Страсть св. Матфея), той же Фадеи посланъ бысть на проповедь самемъ Господемъ нашим Иисусом Христом. и верныя просвети-ся же и во межюречьи проповеда Евангелие и ту сущая языки научи слову Божию по спасенни же Его страсти и по вознесении Господа Бога нашего (Память св. апостола Фадея); с другой стороны, присутствует мотив мучения и мученической кончины: и много от неверных том-ленъ бывъ и многи претерпе казни. овогда влачим бе и биен. и стружем и жгомъ и оклеве-таемъ и уничижаем... и с миромъ успе (Страсть св. Матфея), и от неверных повешенъ и растре-лянъ бысть. и тако в руции Божии духъ свои предасть (Память св. апостола Фадея).
Исследование кратких житий основной (житийной) части Пролога в соотношении с агиографической схемой показало, что структура дискурса задается уже в заголовке проложной статьи, где указывается название церковного праздника, чин святости, имя святого и дата, к которой относится его память. Для проложного жития характерно отсутствие авторского вступления. В жанровом отношении большинство из рассмотренных текстов тяготеет к мученическому житию, однако в августовской части представлены тексты, которые соотносятся с преподобническим, миссионерским и святительским житийным жанром. Можно предпо-
ложить, что объединение текстов кратких житий в один сборник происходило на основании принципа святости. Концепт «святости», «аую^» включает такие составляющие, как чистота, безгрешность, добродетельная жизнь, твердость в вере, готовность к мученичеству [12, с. 313-322]. Они присутствуют в различных видах агиографического жанра. Таким образом создается типологическая модель построения проложного жития как особого агиографического жанра.
Список литературы
1. Сазонова Л.И. Проложное изложение как литературная форма // Литературный сборник XVII века Пролог. М., 1978. С. 26-56.
2. Сергий (Спасский), архим. Полный месяцеслов Востока. Т. I. Восточная агиология. М., 1875. 732 с.
3. Петров Н.И. О происхождении и составе славяно-русского пролога: (иноземные источники).
Киев, 1875. 337 с.
4. Давыдова С.А. Патериковые чтения в составе древнерусского Пролога // Труды Отдела древнерусской литературы. Л., 1990. Т. 43. С. 263-281.
5. Лопарев Хр. Византийские жития святых УШ-К веков // Византийский временник. Т. XVII. СПб., 1911. С. 1-36.
6. Адрианова-Перетц В.П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI-XШ вв. // Истоки русской беллетристики. Л., 1970. С. 67-107.
7. Византийские легенды / Изд. подгот.
С.В. Полякова. М., 1994. 304 с.
8. Руди Т.Р. О композиции и топике житий преподобных // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 2006. С. 431-500.
9. Руди Т.Р. Топика русских житий (вопросы типологии) // Русская агиография. Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 59-101.
10. Курзина Е.С. Наблюдения за рукописным Прологом за март - август XVI-XVII вв. В печати.
11. Лосева О.В. Русские Месяцесловы XI-XIV веков. М., 2001. 420 с.
12. Ключевые понятия Библии в тексте Нового Завета. Словарь-справочник. СПб., 1996. 495 с.
TOPOI IN THE TEXTS OF GREEK ORIGIN IN SLAVONIC-RUSSIAN PROLOGS
M.S. Bogushevich
We investigate some specific features of the genre of Prolog articles by means of analysis of topoi in the short hagiographies of the August Prolog of the 16th century.
Keywords: hagiography of Prolog, topos, hagiographic scheme, rank of sanctity, memory, passional.
