CC BY
14
DOI: 10.21779/2077-8155-2021-12-4-89-101
УДК 297.18
И.Р. Саитбатталов1
Содержание статьи
Введение
Тадж ад-Дин ибн Йалчигул как богослов
Перевод толкования Тадж ад-Дина ибн Йалчигула к 105-107 сурам Корана Заключение
Информация о статье
Поступила в редакцию: 10.10.2021. Передана на рецензию: 13.10.2021. Получена рецензия: 02.11.2021. Принята в номер: 30.11.2021.
Толкование Тадж ад-Дина ибн Йалчигула к 105, 106 и 107 сурам
Корана2
Башкирский государственный университет; saitbattaloff@yahoo.com
В статье рассматриваются ключевые особенности коранической экзегетики башкирского суфия и богослова Тадж ад-Дина ибн Йалчигула (1767-1837), нашедшие выражение в его толковании к одной седьмой части Корана на языке тюрки, написанном в 1829 году и неоднократно издававшемся между 1859 и 1917 годами. Автор статьи связывает историко-нарративное и этико-дидактическое истолкование священного текста Тадж ад-Дином с его биографией и тем социокультурным фоном, на котором происходило его становление. Главным фактором, повлиявшим на становление его как мусульманского богослова, называется длительное обучение в образовательных центрах Османской империи - городах Стамбуле и Диярбакыре. В ходе анализа источников, которыми Тадж ад-Дин пользовался в своей работе, установлена связь с османским тафсиром XVII века «Невесты Корана».
В заключении приводится перевод на русский язык толкования к трём коротким сурам Корана, обладающим сюжетной и смысловой связью, позволяющей в полной мере оценить интерпретаторскую технику.
Ключевые слова: ислам в Башкирии, ислам в России, суфийские толкования Корана, тафсир, экзегетика.
DOI: 10.21779/2077-8155-2021-12-4-89-101
UDC 297.18 intent of the article Information about the article
I.R. Saitbattalov3 Introduction. Received: 10.10.2021.
Taj ad-Din ibn Yalchigul as a theologian. Submitted for review:
13.10.2021.
1 Искандер Расулевич Саитбатталов - доцент кафедры истории Республики Башкортостан, археологии и этнологии Башкирского государственного университета, кандидат филологических наук; orcid.org/0000-0002-5948-4666.
2 Работа подготовлена в рамках проекта МК-5052.2021.2 Совета по грантам Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых и по государственной поддержке ведущих научных школ Российской Федерации.
3 Iskander Rasulevich Saitbattalov - Cand. Sc. (Philology), associate professor at the Department of History of the Republic of Bashkortostan, Archeology and Ethnology, Bashkir State University; orcid.org/0000-0002-5948-4666._
Translation of the interpretation of Taj al-Din ibn Yalchigul to surahs 105-107 of the Qur'an.
Comments on the translation. Conclusion.
Review received: 02.11.2021. Accepted for publication:
30.11.2021.
Tajj al-Din ibn Yalchighul's Interpretation of Surahs 105, 106 and 107 of the
Qur'an4
Bashkir State University; saitbattaloff@yahoo.com
The article examines the key features of the Qur'anic exegesis of Bashkir Sufi and scholar Tajj al-Din ibn Yalchighul (1767-1837) expressed in his interpretation on one-seventh part of the Qur'an in the Turkic language written in 1829 and published several times between 1859 and 1917. The author relates Tajj al-Din's adherence to the historical-narrative and ethical-didactic interpretation of the sacred text to his biography and socio-cultural background. The main factor that influenced his formation as a Muslim scholar was his long-term education in the cultural centers of the Ottoman Empire - the cities of Istanbul and Diyarbekir. Analyzing the sources that Tajj al-Din used while working on his interpretation, the author discovers and explains its connection with the 17th-century Ottoman tafsir "The Brides of the Qur'an". For the reader to appreciate the technique of interpretation to the full, the author gives a Russian translation of the interpretation of the three short surahs of the Qur'an in the last part of the article.
Keywords: Islam in Bashkiria, Islam in Russia, Sufi interpretations of Qur'an, tafsir, exegesis.
Развитие коранической экзегетики, особенно на ранних этапах, в российском Урало-Поволжье остаётся относительно малоизученным процессом. Доступные в настоящее время публикации, как посвящённые отдельным письменным памятникам [11; 2], так и имеющие обзорный и обобщающий характер [1; 7], сосредоточены прежде всего на соотношении экзегетики и национальной культуры отдельных народов региона и текстах, позднее причисленных к «просветительскому», «реформаторскому» или «джадидскому» дискурсам, и касаются работ начала XIX века лишь в рамках общих библиографических экскурсов. Созданные в этот период толкования, за исключением тафсира Ну'мана ибн Амйрхана (так называемый тафсйр Ну'манй), не
переводились на современные языки и не издавались ранее с соответствующим научно-справочным аппаратом, поэтому остались неизвестными широким читательским кругам.
Хотя тафсиры Корана на тюркских языках стали создаваться в Средней Азии едва ли не с К-Х веков и первоначально, подобно толкованиям на персидском, имели пословный характер и записывались между строк арабского текста, их проникновение в регионы современной России было сравнительно медленным процессом. Перечисляя мусульманских учёных, работавших в Улусе Джучи, и названия их трудов, известных по упоминаниям в разных источниках, энциклопедист начала ХХ века Рида ад-Дйн ибн Фахр ад-Дйн не называет ни одного муфассира [9]. Старейшим относительно точно датированным памятником коранической экзегетики на тюркских языках, зафиксированным в Урало-Поволжье, считается хранящаяся в собрании Казанского федерального
Введение
университета рукопись XVI века, имеющая среднеазиатское происхождение и, по-видимому, позднее импортированная в регион. Доступные нам описания восточных рукописей, содержат сведения о тюркоязычных текстах экзегетического содержания, созданных в рассматриваемом регионе на рубеже XVIII и XIX веков.
Первым таким текстом является толкование к одной седьмой части Корана (перс. хафт-и йак-и шариф) Бахадйршаха ал-Кайнавй, завершённое в 1807 году. Одна рукопись этого труда хранится в Институте восточных рукописей РАН в Санкт-Петербурге [5, с. 170], другая - в частном собрании в селе Чершилы на востоке Республики Татарстан (данные из социальных сетей). Толкование было опубликовано в 1859 году в Казани и получило известность как JJ■J»
(тафсйр Кайнавй).
Вторым по времени написания является толкование к одной седьмой части Корана, начатое богословом 'Абд ан-Насйром ал-Курсавй (1876-1812), которое так и не было завершено по причине его смерти. Продолженное его учениками оно неоднократно издавалось в типографиях Казани между 1859 и 1917 годами под названием «»^ ^^ ^ м^ ^^ м^» (Китаб-и шараф-ма'аб Хафт-и йак тафсйрй туркй тилинда, Книга подражания благородному - Толкование к одной седьмой части Корана на тюркском языке. Здесь и далее при первом упоминании работ приводятся их названия в оригинальной арабской графике, кириллической транскрипции и русском переводе. При повторном упоминании используется только русский перевод). По-видимому, его стиль и методы оказали серьёзное влияние на работу Ну'мана ибн Амйрхана [7, с. 52].
Третьим в этом ряду является труд писателя, историографа и мистика Тадж ад-Дина ибн Йалчигула (1767-1837) «Сидрат аль-Мунтаха» (араб. Лотос крайнего предела), завершённый в начале лета 1829 года. Он также представлял собой комментарий к одной седьмой части Корана и как минимум дважды - в 1883 и 1902 годах - издавался в Казани под тем же названием, что и книга ал-Курсавй. Одна рукопись этого толкования также хранится в Институте восточных рукописей РАН [5, с. 172], ещё одна - в собрании Казанского федерального университета (сведения собраны из личной беседы с доктором философии А.К. Бустановым). Данный труд является наиболее объёмным из трёх перечисленных. Объектом исследования и перевода в статье является первое казанское издание этой работы 1883 года [14].
Тадж ад-Дин ибн Йалчигул как богослов
Жизнь и творчество Тадж ад-Дина ибн Йалчигула ибн Маматкула изучены сравнительно полно: его трудам посвящены две кандидатские диссертации [3, 4] и ряд других научных работ. Согласно данным ревизских сказок 1816-1850 годов он родился в 1767 или 1768 году. Местом своего рождения Тадж ад-Дин называл аул Курмаш-йилга, находившийся между реками Ай и Арша [3, 4]. По современному административно-территориальному делению эта местность находится на границе Кигинского района Республики Башкортостан и Кусинского городского округа Челябинской области. Картографические материалы второй половины XVIII века не зафиксировали такого населённого пункта. Как явствует из произведений богослова, он относил себя к башкирскому клану Айле [3, 4] и настойчиво подчеркивал свою башкирскую этническую идентичность, используя нисбу ал-Иштакй, образованную от экзоэтнонима башкирского народа, имеющего антропонимическое происхождение.
В раннем возрасте Тадж ад-Дин покинул родину, он сопровождал отца, направлявшегося в паломничество в Мекку. По пути отец и сын остановились на длительное время в дагестанском селении Аксай (кум. Яхсай), где Тадж ад-Дин проучился некоторое время в медресе. Достигнув османского города Диярбекира (ныне Диярбакыр), отец богослова оставил его на попечение «одного старика», а сам продолжил путь к святым местам. Тадж ад-Дин провёл в Диярбекире четыре года, после чего направился в Стамбул, где воссоединился с отцом, и они прожили и там ещё два года. После этого они через кубанские степи, Астрахань, Москву и Казань отправились на родину, однако в Казанской губернии Йалчигул умер, завещав сыну не оставлять его могилу без присмотра. Тадж ад-Дин поселился в Мензелинском уезде Оренбургской губернии и, по-видимому, пользуясь покровительством башкирских дворян Нагайбаковых, был принят в башкирскую общину села Чалпы Бугульминского уезда той же губернии, относившуюся к башкирскому клану Юрми. В России Тадж ад-Дин неоднократно менял место жительства и умер в 1837 году, будучи имамом мечети села Верхний Налим (ныне Заинский район Республики Татарстан).
Исследователям Тадж ад-Дин ибн Йалчигул известен прежде всего как историограф, написавший книгу «Тарйхнама-йи Булгар» (перс. «^^ ¿и^» -Книга истории Булгара), представлявшую подробную родословную автора от Адама и включающую целый ряд подлинных и вымышленных исторических эпизодов [3, 4], и комментатор суфийского сочинения «Сабат ал-'аджизйн» (Опора бессильных) среднеазиатского мистика Суфй Аллахийара (1644-1721). Комментарий Тадж ад-Дина, озаглавленный «Рисала-йи 'Азйза» (Послание к 'Азизе), издавался до революции не менее 14 раз и пользовался такой популярностью, что писателя именовали не иначе как «сахиб-и 'Азиза» (сочинитель Азизы). Эта книга переведена на современный татарский язык и опубликована в Казани в 2014 году.
Значительно меньше известны его собственно богословские труды. В завершающей части «Тарйхнама-йи Булгар» перечислены работы Тадж ад-Дина, посвящённые вопросам исламского права, этики, суфизма и другим религиозным наукам. Большинство этих трудов сохранились, вероятно, в рукописях, к настоящему времени не атрибутированных.
Исключение составляет небольшая работа ('Инайат ас-субханй араб. «^и^И ДАь» Забота Преславного), хранящаяся в Институте восточных рукописей РАН [под шифром В-3519] и исследованная нидерландским ученым М. Кемпером. Её содержание позволяет с большой долей уверенности считать Тадж ад-Дина приверженцем мистико-философской доктрины «вахдат ал-вуджуд» (единство бытия), разработанной в XIII веке Мухийй ад-Дйном ибн 'Арабй. В последующем она была вытеснена доктриной «вахдат аш-шухуд» (единство свидетельства), сформулированной в XVII веке индийским религиозным мыслителем Ахмадом ас-Сирхиндй. Этот факт, возможно, объясняет то негативное отношение к Тадж ад-Дину, которое демонстрировали его позднейшие биографы Ш. Марджани и М. -М. Минзалави, принадлежавшие к кругам, приверженным к доктрине «вахдат аш-шухуд» [6, с. 157-161].
Хотя М. Кемпер возводит «единство бытия» у Тадж ад-Дина к среднеазиатскому суфизму в том состоянии, в каком он пребывал до влияния со стороны субконтинента [6, с. 160], более вероятным представляется знакомство богослова с этой концепцией во время четырёхлетнего проживания и обучения в османском Диярбекире и двухлетнего пребывания Стамбуле. Известно, что в первом городе с середины XVII века действовала обитель братства Накшбандийа,
основанная шейхом Махмудом Урмави (ум. 1648), духовная генеалогия которого не включает имён, прямо или косвенно связанных с Ахмадом ас-Сирхиндй [12, с. 208]. С именем Урмави и его потомков связаны также становление и развитие в Диярбекире школы коранической экзегетики. Продолжатели силсилы Урмавй проживали в городе и его окрестностях во время пребывания там Тадж ад-Дина [15, с. 18]. Не исключено, что знания, полученные Тадж ад-Дином во время проживания в Османской империи, оказали решающее влияние на характер его экзегетического труда.
Тафсйр под названием «Лотос крайнего предела» фигурирует в списке трудов Тадж ад-Дина, приведённом в заключительной части «Книги истории Булгара» [3, 4]. Об экзегетической работе под таким названием сообщает в своих примечаниях к этому труду также башкирский поэт и суфийский шейх Мухаммад-'Али Чукури (1828-1889). Он отмечал, что видел рукопись толкования Тадж ад-Дина к суре «Корова» объёмом с книгу «(Джами' ар-румуз, Собрание указаний) и что именно она, а не напечатанное толкование к «седмице Корана» должна называться «Лотос крайнего предела» [ИВР РАН В-2673, л. 8Ь]. Рукопись этого труда хранится ныне в собрании Института восточных рукописей РАН. На последней её странице приводится название работы - «Лотос крайнего предела» [5, с. 172], что позволяет не согласиться с мнением М.-'А. Чукури и считать Тадж ад-Дина ибн Йалчигула автором одного тафсйра, имеющего оригинальное название «Лотос крайнего предела» и опубликованного в Казани в 1883 и 1902 годах под названием «Книга подражания благородному - Толкование к одной седьмой части Корана на тюркском языке» [14].
Одной седьмой частью Корана принято считать фрагменты писания, наиболее часто используемые мусульманами в ходе каждодневной религиозной практики - при чтении молитв, рецитации отдельных сур, обучении грамоте на арабском языке. В её состав включаются сура 1 «Открывающая», начальные айаты суры 2 «Корова», сура 36 «Йа сйн», суры с 48-й («Победа») по 114-ю («Люди»).
Труд Тадж ад-Дина ибн Йалчигула, помимо толкований сур Корана, включает также предисловие на арабском языке с кратким рассказом о целях и намерениях автора [14, с. 2-3], короткое стихотворение - кит'а - на тюркском языке о достоинствах коранической экзегетики (араб. 'илм тафсир) [14, с. 3], подробные разъяснения ключевых терминов этой религиозной науки - вахй (откровение), нузул (ниспослание частями), фуркан (различение), сура (составная часть Корана), айат (стих Корана), фатиха (наименование первой суры), басмала (формула «Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного») [14, с. 4-7].
Толкование Тадж ад-Дина ибн Йалчигула представляет собой достаточно типичный пример «тафсйр би-р-ривайа» (толкование на основе предания). Ключевым методом экспликации смысла священного текста является приведение переложенных автором на тюркский язык и сокращенных хадисов, высказываний сподвижников пророка Мухаммада, авторитетных богословов прошлого. Во многих случаях называются конкретные имена - Ибн 'Аббас, Ибн Касйр, ал-Байдавй, аш-Шатибй и др. [14, с. 5, 6, 94, 174, 278], несколько реже приводятся ссылки на ханафитский мазхаб в целом [14, с. 14, 81]. Часто предание приводится без конкретных ссылок и вводится словом «ривайа» (передается) [14, с. 117, 125, 173]. Предания используются Тадж ад-Дином для описания «асбаб ан-нузул» (обстоятельств ниспослания конкретного откровения), а также для выстраивания системы взаимосвязей между смыслами откровения и регулируемым религиозными нормами поведением верующих людей. Важной составляющей комментария Тадж ад-Дина ибн Йалчигула являются филологические экскурсы,
освещающие тонкости арабской грамматики и риторики, способствующие пониманию конкретных слов и выражений [14, а 204, 213].
Толкование Тадж ад-Дина ибн Йалчигула, несмотря на очень большой объём (376 страниц печатного текста, 209 листов рукописи) и его адресованность «булгарским детям и старушкам» [14, с. 303], совершенно не касаются тонкостей использования отдельных сур и айатов в индивидуальной и коллективной религиозной практике, а также их «достоинств» (фада'ил). По-видимому, толкователь считал, что пользу читателям должны принести прямые этико-назидательные обращения.
Единицей истолкования в работе ибн Йалчигула, как в других урало-поволжских тафсирах начала XIX века, является не айат, а минимальный отрезок осмысленной речи - слово или синтагма. Арабский текст отделяется от тюркского скобками. Такой способ истолкования, при котором арабская речь, с одной стороны, погружается в тюркскую, а с другой - определяет её структуру и логико-композиционное построение, придаёт синтаксису Тадж ад-Дина ибн Йалчигула очень своеобразный характер: текст изобилует инверсиями, кольцевыми синтаксическими структурами, фрагментами с неочевидными границами. Всё это затрудняет его восприятие неподготовленным читателем.
Для более полной и разносторонней характеристики исследуемого богословского труда приведём перевод на русский язык толкования Тадж ад-Дина ибн Йалчигула к трём коротким сурам Корана [14, с. 362-368], обладающим, по мнению авторитетных богословов и современных специалистов по коранистике, смысловой и композиционной общностью и образующим единый блок [10, с. 171]. Необходимые добавления к тексту приводятся в квадратных скобках. Номера страниц оригинального текста выделены косыми линиями и сокращением «с». Слова арабского происхождения транскрибированы и выделены курсивом, слова и выражения, представленные в тафсйре на арабском языке, выделены курсивом. Элементы, нуждающиеся в специальном комментарии, пронумерованы и выделены угловыми скобками.
Перевод толкования Тадж ад-Дина ибн Йалчигула к 105-107 сурам Корана
/с. 362/ Сура «Слон» мекканская, и [в] ней пять айатов.
Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!
Передаётся, [что] Наджашй был царём эфиопского владения. В области Йемен <1> у него был визирь по имени Абраха. [Он] воздвиг дом - такой дом, [подобного которому] не было в мире. [Этот дом] украсили самыми разными украшениями. Внутри были развешаны жемчужные и яхонтовые светильники. Он [Абраха. - И. С.] установил внутри здания идолы <2> и приказал, чтобы всякий, кто пожелает совершить паломничество, обходил этот дом и не обходил Ка'бу. Однажды некий арабский юноша, услышав [о таком] от Малика ибн Надры ибн Кинаны <3>, отправился в Сан 'у, вошёл в это здание, испражнился [там] и вымазал идолов испражнениями. Наутро [люди] вошли в это здание, чтобы помолиться, увидели это дело, сообщили царю [Абрахе. - И. С.]. Царь сказал: «Это сделали арабы. Ищите и выспрашивайте! Если сможете найти и выдать этого араба, дам половину своего богатства, выдам замуж свою дочь и сделаю своим визирем!» Этого араба искали долго, [но так и] не нашли. Однажды тот араб, нашел возможность, поджёг здание, и оно сгорело <4>. Поспешно сообщили [об этом] царю. Прибыв на место, он увидел, что от здания осталось только пожарище, а само [оно полностью] выгорело. Царь поклялся разрушить Ка'бу.
Этот визирь по имени Абраха попросил у царя Наджашй его слона по имени Махмуд <5> и с множеством других слонов, и с войском численностью восемьдесят тысяч человек достиг [окрестностей] Мекки. В пустыне они угнали скот мекканских жителей. Также забрали двести верблюдов, [принадлежавших] деду Пророка Божьего 'Абд ал-Мутталибу.
'Абд ал-Мутталиб явился к Абрахе и поприветствовал его. Абраха принял его с почётом, потому что уже слышал, что 'Абд ал-Мутталиб - предводитель арабов. Они поели и выпили вина. Абраха спросил: «О предводитель арабов, зачем ты пришёл ко мне?» 'Абд ал-Мутталиб ответил: «Твоё войско угнало двести моих верблюдов /с. 363/, я пришёл просить их [обратно]». Абраха сказал: «Увидев тебя, я было восхитился, но, услышав твои слова, разочаровался». 'Абд ал-Мутталиб спросил: «Почему?» Абраха ответил: «Я пришёл разрушить храм, воздвигнутый вашим праотцом Йбрахймом, ты же не спрашиваешь меня о нём, а просишь своих верблюдов». 'Абд ал-Мутталиб сказал: «Хозяин двухсот верблюдов - я, а Ка'ба не моя, её хозяин - Аллах Всевышний. Мне до неё дела нет».
[Абраха] вернул верблюдов. Когда 'Абд ал-Мутталиб вернулся в Мекку, он повелел её жителям: «Бегите в горы! Абраха пришёл разрушить Ка'бу, да не увидят этого ваши глаза!». Тогда мекканцы убежали в горы, и 'Абд ал-Мутталиб остался в городе один. [Он] взялся за кольцо на двери Ка'бы и заплакал. ['Абд ал-Мутталиб] сказал: «Господи! Предаю этот дом Тебе, его воздвиг по Твоему повелению наш праотец Йбрахйм» <6>.
Абраха подготовил войско, выставил слона Махмуда перед ним, [и все они] вступили в Запретную Мечеть. Когда слон по имени Махмуд и другие слоны увидели Ка'бу, они совершили земной поклон. Многие погонщики слонов трясли [их, но] слоны не подняли голов из [состояния] земного поклона. В это время в воздухе появились какие-то птицы. Эти птицы, подобно птицам, [называемым] абабил <7>, были с красными клювами, чёрными головами, длинными шеями, меньше жаворонков, больше воробьёв. В клюве каждой птицы было по камню величиной с горошину. На каждом из этих камней было написано имя воина [из войска] Абрахи.
Эти птицы сбросили камни и истребили войско Абрахи. Остался только сам Абраха. После того как Абраха вернулся на слоне Махмуде и рассказал всё произошедшее царю Наджашй, ласточка убила камнем и его. Увидев такие дела, царь Наджашй обратил свою искренность к Ка'бе, потому что [признал её] Божьим домом, и отправил 'Абд ал-Мутталибу множество скота и подарков.
После того как по велению Господа обладатели слона были истреблены, мекканцы вернулись в свои дома и увидели Ка'бу в сохранности. 'Абд ал-Мутталиб разделил между ними всё золото и серебро, оставшееся от войска, а себе не взял ни монеты. Мекканцы разбогатели. В то время в Мекке не осталось бедняков. Эта история произошла в год рождения нашего Пророка.
Аллах Всевышний, рассказывая об обладателях слона, повелел:
(З Разве /с. 364/ не видишь ты, о Мухаммад; да, ты слышал, словно сам видел, эту всем известную в Мекке и окружающих городах повесть (¿у [о
том], как обрушил свой гнев Господь твой Великий (Цй^ м^^Ц) на обладателей слона и огромное конное войско, восседающее не только на слонах. Обладателей слона было восемьдесят тысяч, конного войска было сто тысяч человек. ( Ц*^ ^ Разве не обратил Аллах Всевышний хитрость и страсть обладателей слона, а страсть их была в разрушении Ка'бы, (ЦД^ в заблуждение, напраслину и горе, а их гибель и сокровища - в добычу для жителей Мекки? (Ц^ Послал Аллах Всевышний ) во вред обладателям слона ('З-) птицу. [Здесь] единственное
число - указание на множество, то есть [должно понимать это слово как] птиц. (ЦнМ) Облик их был словно у птиц, [называемых] абабил, но на самом деле они не были птицами, а были ангелами ада. Аллах Всевышний придал этим ангелам облик птиц. Осыпали эти птицы войско Абрахи («0-?^) камнями из своих клювов.
(сЬ?-^ о*) Свойство этих камней таково: они были были обожжены в низине ада, называемой Сиджжил, то есть Аллах Всевышний создал их и обжёг за много тысяч лет до рождения воинов Абрахи. Истребив обладателей слона, сделал их
Аллах Всевышний подобно финиковым листьям <8> (сЪ^*) объеденными
и рассеянными. То есть быстрота, с которой погибли обладатели слона, подобна быстроте, с которой животные поедают финиковые листья, ибо животные быстро поедают их из-за приятного вкуса.
Аллах Всевышний заканчивает суру словами ^ - прекрасное
завершение, поэтому создания Божьи видят окончание мира подобным ^^ и, не обманываясь им, всё время пребывают в поминании Бога Всевышнего.
Сура «Курайш» мекканская, и [в] ней четыре айата
Во имя Аллаха Всемилостивого, Милосердного!
В толковании «Новые невесты» <9> сказано, что в свитке Убаййа ибн Ка'ба суры «А лам тара кайфа» и «Ли илафи курайш» были одной сурой и между ними не было басмалы. Повелитель правоверных господин 'Умар читал обе эти суры /с. 365/ в одном поклоне вечерней молитвы. В таком случае смысл следующий: истребил Аллах Всевышний обладателей слона ради сплоченности
[людей из племени] Курайш.
Если же басмала есть и суры разделены, будучи каждая самостоятельной, то смысл таков: «Удивляйтесь сплоченности курайшитов их достатку и любви друг к другу». В таком случае повторение [харфа] лам - [выражение] удивления. Сплоченность курайшитов и любовь их друг к другу таковы: ^о)
удивляйтесь их сплоченности при переездах в зимние дни. Курайшиты привыкли снаряжать караван для торговых поездок два раза в год. В зимние дни они ездили на ярмарку <10> в Йемен. Второе путешествие они предпринимали в летние дни под созвездием Весов на ярмарку в Сирию. С этих двух ярмарок в Мекку привозили еду, напитки, одежду и другие предметы. Богачи и торговцы на этих двух ярмарках дожидались курайшитов и, пока они не прибудут, не продавали товары купцам из других стран. Купцы этих двух ярмарок говорили и уверяли: «В наше время среди курайшитов нет ни бедняков, ни должников». Потому что среди курайшитов был обычай: они совместно одаривали своих бедняков деньгами, хорошей одеждой, лошадьми и товарами, обогащали их и возили на эти две ярмарки. Они говорили, что такой честной и заботливой общины, как племя Курайш, не было и не будет. Говорили также, что в нашем роду не должно появляться и показываться на глаза ни единого бедняка. Поэтому Аллах Всевышний упомянул их ^ выражением] удивления: «Узрите и удивляйтесь сплоченности курайшитов друг с другом, их милосердию и любви, их обычаям». Также Он сказал: «Если женщина останется вдовой, сочетали они браком своих детей с её. Принимали её детей в свои дома и прежде, /а 366/ чем кормить собственных детей, кормили и одевали сирот и женили их, когда те становились взрослыми». Именно поэтому Абу Талиб ценил Пророка Божьего выше своих собственных детей. Нет милосердия, равного милосердию курайшитов друг к другу.
Скажи курайшитам, чтобы поклонялись 4-0) Хозяину этого
дома. То есть люди Мекки - Хозяину дома, что значит: «О мекканцы! Уверуйте в Хозяина этого дома Аллаха Всевышнего и уверуйте в Его Пророка и совершайте
поклонение». Аллах Всевышний таков: Он хозяин дома и ((»¿-«--Л) наделил
пищей этих курайшитов, избавив их о?) от голода, потому что до торговли с Йеменом и Сирией в Мекке царил голод, и мекканцы пребывали в бедности. Потом курайшиты стали помогать друг другу и превратились в купцов и разбогатели. Сейчас мекканцы - купцы. (»4-^' з) Также защитил Аллах Всевышний этих курайшитов о?) от страхов. «Ибо остались вы в безопасности от обладателей слона, разбогатели из-за их имущества, не понесли урона от запретного в ваших путешествиях в Йемен и Сирию и потерь в торговле, но вернулись с большой прибылью. Так и в День Воскресения вы будете в безопасности. Ни среди арабов, ни среди неарабов не будет того, кто станет с вами сражаться. Из вашей среды прибыл Пророк, на вашем языке была ниспослана Книга. Каких только богатств не дал я вам?» Таковы благодеяния Аллаха Всевышнего, оказанные им племени Курайш.
Аллах Всевышний, заканчивая суру словами ^^ о? »4-^'3, высказал предупреждение, что они будут в безопасности от проклятого Даджала в последние времена (ахр заман), и прекрасно завершил её.
Сура «А ра 'айта» мекканская, и [в] ней семь айатов
Во имя Аллаха Всемилостивого, Милосердного!
Знай, что начало этой суры об 'Асе ибн Ва'иле и Абу Джахле до айата « ^з ¿Ль было ниспослано. Окончание суры [имеет] всеобщее
[значение].
¿-у'3') Видел ли ты, о Мухаммад, таких людей, то есть 'Аса ибн Ва'ила и Абу Джахла, которые предстоящий вечный ад (оР^ м^у) и День Воскресения считают ложью? Обычаи этих двух проклятых были такими: если кто-то заболевал, шли к нему, садились рядом /с. 367/ и просили: «Завещай мне своё имущество». Некоторые завещали, а некоторые умирали, не завещав им. Завещали или нет, эти двое проклятых насилием и жестокостью забирали имущество этих покойников себе и не отдавали детям и другим наследникам. Говорили они: «Я царь, помещу имущество покойника в казну». Другим обычаем этих проклятых было отвергание закята. Закят - это не право бедных и несчастных, а обязанность. Они забирали имущество многих богачей с тем, что необходимо передать его в казну, и не
передавали.
(¿Ц
Видел ли ты, Мухаммад, этих двух людей, то есть Аса ибн Ва'ила и Абу Джахла ибн Хишама (^') - таких людей, которые (<ЦйЛ1 ^у) прогоняют сирот, отнимают у них отцовское и материнское наследство, бесконечно угнетают сирот? (о*3^ ^3) Не желают они и не призывают других ( ¿ь) кормить
несчастных, наделять их и оказывать им благодеяния, но запрещают эти дела.
Передаётся, что лицемеры оттягивали до конца время молитв, исполняли каждое дело с гордостью и напоказ, отказывали соседям в мелких просьбах. Описывая их положение, Аллах Всевышний повелел:
(ЦзЗ®) Горе или овраг под названием Вайл или погибель (о^-П о;^') тем, (»а) кто, исполняя ритуальные молитвы ( ^^^ ¿ь), беспечен относительно их времени или оттягивает время молитвы до конца, или не читает молитвы, оставляя их неисполненными, а потом не возмещает. (о^) Ещё эти лицемеры - такие люди, (»а) которые (из*'З) действуют напоказ. Эти лицемеры на людях поминают Бога и восхваляют Его, а в одиночестве, напротив, проводят время обязательных молитв за разговорами и делами. Для них [предназначен овраг под названием] Вайл.
Также отвергают они маленькие просьбы соседей, то есть, если соседи придут просить мелочи вроде сита, ведра или сковороды, не дают им и
отсылают прочь <11> /а 368/ Описав положение лицемеров в конце суры, Аллах Всевышний повелел искренним верующим совершать противоположное делам лицемеров и прекрасно завершил её. [Это] видно.
Комментарии к переводу
1. Предание об эфиопском наместнике Абрахе и царе Наджашй сообщается практически всеми толкователями этой суры. Характерно, что Тадж ад-Дин обозначает Эфиопию не как царство (араб. мамлака), а как владение (араб. вилайа), Йемен - как область или округу (араб. дийар), а Абраху наделяет титулом царя (перс. падшах) и визиря (араб. вазир).
2. Тадж ад-Дин, похоже, сознательно избегал использования собственного имени дома, воздвигнутого Абрахой, - ал-Куллайс, восходящего к греческому названию церкви. Сообщения о нахождении внутри храма Абрахи идолов (перс. пут) в ранних толкованиях отсутствуют [10, с. 186-191].
3. Явная ошибка Тадж ад-Дина ибн Йалчигула: Малик ибн Надра ибн Кинана был предком пророка Мухаммада в одиннадцатом поколении, а не современником описываемых событий.
4. Мотив осквернения храма, воздвигнутого Абрахой, как повод для «похода слона» присутствует у ат-Табарй, Ибн Касйра, аз-Замахшарй и в «Джалалайн», причём в последнем толковании объектом осквернения экскрементами выступает не только церковь как таковая, но и её михраб. Толкователи, упоминающие о сожжении церкви арабами (Ибн Касйр, аз Замахшарй), отмечают, что осквернение здания и его уничтожение - дело рук разных людей [10, с. 190-191]. По-видимому, подробности, не сообщаемые ранними толкователями, проникли в труд Тадж ад-Дина ибн Йалчигула из агиографической литературы.
5. Имя слона содержится в толкованиях ат-Табарй, Ибн Касйра и аз-Замахшарй, численность армии на слонах, очевидно, представляет собой контаминацию сообщаемых последним сведений - «восемь или десять тысяч» [ 10, с. 200].
6. Прямая речь 'Абд ал-Мутталиба представляет собой переложение его мольбы к Богу, имеющей у арабских комментаторов стихотворную форму.
7. Слово абабил, истолкование семантики и грамматической природы которого представляло значительную сложность для ранних комментаторов, трактуется Тадж ад-Дином исключительно как название вида птиц.
8. Толкователь использует словосочетание хурма йапраки, которое может быть переведено и как финиковые листья, и как листья хурмы. В переводе мы опираемся на османскую лексическую норму.
9. Уже для наборщиков переводимого текста название тафсира было неясным: оно набрано как «оу'^^». Первое слово может быть прочитано как персидское прилагательное новый. Второе является ошибочным написанием арабского слова 'ара'ис (невесты). Слово 'ара'ис (невесты), впервые использованное в кораническом толковании ал-Бакли, отсылает к хадису, в котором говорится: «Невеста Корана - сура „ар-Рахман"». Метафорическое значение слова - многочисленные прекрасные и роскошные предметы, в данном случае суры (пояснение. - И. С.). Очевидно, речь идёт об одном из толкований, содержащих в названии эту лексему - «¿Ъ^' ^ ¿1^' оу'^ » ('Ара 'ис ал-байан фи хакайик ал-Кур 'ан, Невесты - разъяснения в истинах Корана), теолога XП-XШ веков ал-Баклй, ^ ('Ара 'ис ал-маджалис фи кисас ал-анбийа', Невесты , собранные в рассказах о пророках) богослова XV века Ахмада ас-Са'лабй, «¿1^1 <юр'^ з о^ з ¿Ъ^' о^з^» ('Ара 'ис ал-Кур 'ан ва нафа 'ис ал-
фуркан ва фарадис ал-джинан, Невесты Корана, красота в многообразии и сады рая) османского интеллектуала XVII века Мухаммада Ванй (Мехмета-эфенди Вани) [12]. Учитывая, что с помощью ссылок на толкование «Новые невесты» вводятся предания и рассуждения об истории Корана, Тадж ад-Дин ибн Йалчигул имел в виду одно из двух последних сочинений, так как первое относится к числу мистико-символических толкований. Эпитет «новые» недвусмысленно указывает на сочинение, составленное относительно недавно. Тот факт, что российский муфассир получил образование в Османской империи, свидетельствует об использовании им последнего сочинения.
10. Рассказывая о торговых операциях мекканцев, Тадж ад-Дин ибн Йалчигул употребляет заимствованное из русского языка слово йарминка. В переводе восстановлено его оригинальное звучание.
11. При перечислении мелочей, которыми необходимо делиться с соседями, Тадж ад-Дин ибн Йалчигул использует хозяйственно-бытовые реалии своего региона.
Заключение
Перевод толкования Тадж ад-Дина ибн Йалчигула к 105, 106 и 107 сурам Корана достаточно ярко демонстрирует подход богослова к интерпретации священного текста для аудитории, не владеющей арабским языком. Основой является предание (араб. ривайа), включающее две составляющие: изложение обстоятельств ниспослания суры или айата, либо мнений богословов и других ранних авторитетов о них, а также изложение непосредственно сюжета рассказываемой Кораном истории, если таковая имеется. Вспомогательную роль в изложении священного текста играли филологические соображения.
В изложении «причин ниспослания», а также самих коранических историй богослов в основном придерживался рамок, заданных классическими толкованиями на арабском языке ат-Табарй и Ибн Касйра. Отступления от этих рамок могут быть обусловлены стремлением толкователя облегчить текст своего труда и избавить его от излишних подробностей, а также влиянием позднейшей экзегетической традиции, особенно «истории пророков» в изложении ас-Са'лабй и Мухаммада Ванй.
Характерной особенностью толкования Тадж ад-Дина ибн Йалчигула является введение в его текст анахронических элементов, прежде всего реалий современной ему культуры российских мусульман - обозначений предметов быта и способов хозяйствования. Их появление в тексте, адресованном «булгарским детям и старушкам», продиктовано интенцией к актуализации коранического повествования за счёт приближения его к условиям жизни читателей. Прагматика толкования определяется помещением в финал каждой суры кратких выводов нравственно-этического характера, обращенных непосредственно к читателям.
Таким образом, толкование Тадж ад-Дина ибн Йалчигула к одной седьмой части Корана, продолжая традицию интерпретации коранического текста на основе предания, выступало также средством нравственно-этического воспитания аудитории.
Литература
1. Батыркаев Т.О. Кораническая экзегетика мусульман Поволжья и Приуралья (конец XVIII - начало XX в.) // Памятники письменности Востока. -2008. - Т. 2 (9). - С. 104-130.
2. Бустанов А.К. Коран для советских граждан: риторика прогресса в богословских трудах Габделбари Исаева // Антропологический форум. - 2018. - № 37. - С. 93-110.
3. Галяутдинов И.Г. «Тарих нама-и булгар» Таджетдина Ялсыгулова: автореф. дис. ... к. филол. н. / ИЯ АН СССР. - М., 1977. - 19 с.
4. Ильясова Г.Р. Лингвотекстологические особенности произведений «Сабат аль-гаджизин» Аллаяра Суфи и «Рисала-и Газиза» Т. Ялсыгулова: автореф. дис. ... к. филол. н. / Башкирский государственный университет. - Уфа, 2009. - 28 с.
5. Дмитриева Л.В. Каталог тюркских рукописей Института востоковедения Российской академии наук / отв. ред. О.Ф. Акимушкин. — М.: Вост. лит., 2002. -616 с.
6. Кемпер М. Суфии и ученые в Татарстане и Башкортостане: исламский дискурс под русским господством / пер. с нем. Искандер Гилязов. - Казань: Российский исламский университет, 2008. - 655 с.
7. Рахимова Я.Р. Классические тафсиры Корана как достояние татарской культуры // Вестник Казанского государственного университета культуры и искусств. - 2017. - № 1. - С. 48-53.
8. Салих Н.Р. Переписчики арабографичных рукописей на Южном Урале в XIX в. // Былые годы. - 2019. - Т. 52, №. 2. - С. 576-584.
9. Фахр ад Дин Р.Ф. Асар.- Казань, 1900. - Т. 1, ч. 1. - 120 с.
10. Фролов Д.В. Комментарий к Корану. Тридцатый джуз'. Т. 3. Суры 98114. - М.: Восточная книга, 2014. - 448 с.
11. Хайрутдинов А.Г. Рукописный перевод Корана Мусы Бигеева // Minbar. Islamic Studies. - 2018. - № 11 (4). - С. 805-818.
12. Taçkesenlioglu L. Vankulu Mehmed Efendi. Geçmi§ten Gunumuze Turkçeye Hizmet Edenler. 1. Cilt. - Ankara: Nobel Bilimsel Eserler, 2016. - S. 207-209. (In Turkish).
13. Vani M. Araisu'l-Kur'an (Kur'an'in Gelinleri). - Istanbul: Selenge yayinlari, 2020. - 616 s. (In Turkish).
14. Yahsïqulïugli T. Kitab-i saraf-ma'ab haft-i yak tafsîrï turkï tilinda. - Qazan, universitet tab'hânasî, 1302. - 386 s. (In Old Turkish).
15. Yilmazçelik ï., Bahtiyar H. Osmanli doneminde Diyarbakir uzerine bazi tespitler ve Diyarbakir §er'iyye sicilien (katalog ve fihristlerij. - istanbul: Hiperyayin, 2019. - 600 s. (In Turkish).
References
1. Batyrkaev T. Koranicheskaya ekzegetika musul'man Povolzh'ya i Priural'ya (konets XVIII - nachalo XX v.) [Qur'anic exegesis of the Volga and Urals Muslims (late 18th - early 19th cent.)] // Pamyatniki pis'mennosti Vostoka. - 2008. - T. 2 (9). - S. 104130. (In Russian)
2. Bustanov A.K. Koran dlya sovetskikh grazhdan: ritorika progressa v bogoslovskikh trudakh Gabdelbari Isaeva [Qur'an for Soviet citizens: the rhetoric of progress in theological works of Gabdelbari Isaev] // Antropologicheskii forum. - 2018. - № 37. -S. 93-110. (In Russian)
3. Galyautdinov I.G. «Tarikh nama-i bulgar" Tadzhetdina Yalsygulova [Tarikhnama-yi Bulghar by Tajj al-Din ibn Yalchighul] / otv. red. E. R. Tenishev. - Ufa: Kitap, 1998. - 269 s. (In Russian)
4. Ilyasova G.R. Linguistic and textological features of the works "Sabat al-hadjizin" by Allayar Sufi and "Risala-i Gaziza" by T. Yalsygulov: abstract of dis. ... candidate of philological sciences: 10.02.02 / Ilyasova Guzalia Rimovna; [Place of protection: Bashkir. state university]. - Ufa, 2009. - 27 s.
5. Dmitrieva L.V. Katalog tyurkskikh rukopisei Instituta vostokovedeniya Rossiiskoi akademii nauk [Catalogue of the Turkic manuscripts of the Russian Sciences Academy Institute of Oriental Studies] / otv. red. O.F. Akimushkin. - M.: Vost. lit., 2002. - 616 s. (In Russian)
6. Kemper M. Sufii i uchenye v Tatarstane i Bashkortostane: islamskii diskurs pod russkim gospodstvom [Sufis and Scholars in Tatarstan and Bashkortostan: Islamic discourse under the Russian dominance] / per. s nem. Iskander Gilyazov. - Kazan': Rossiiskii islamskii universitet, 2008. - 655 s. (In Russian)
7. Rakhimova Ya.R. Klassicheskie tafsiry Korana kak dostoyanie tatarskoi kul'tury [Classical tafsirs of Qur'an as the value of Tatar culture] // Vestnik Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv. - 2017. - № 1. - S. 48-53. (In Russian)
8. Salikh N.R. Perepischiki arabografichnykh rukopisei na Yuzhnom Urale v XIX v. [The calligraphs of Arabic-script manuscripts in Southern Ural in 19th century] // Bylye gody. - 2019. - T. 52. V. 2. - S. 576-584. (In Russian)
9. Fakhr ad Din R.F. Asar [Athar]. Tom 1. Chast' 1. - Kazan', 1900. - 120 s. (In Russian)
10. Frolov D.V. Kommentarii k Koranu. Tridtsatyi dzhuz'. Tom 3. Sury 98-114 [The commentary of Qur'an. 30th juz'. Vol. 3. Suras 98-114]. - M.: Vostochnaya kniga, 2014. - 448 s. (In Russian)
11. Khairutdinov A.G. Rukopisnyi perevod Korana Musy Bigeeva [Handwritten translation of Qur'an by Musa Jar Allah Bigeev] // Minbar. Islamic Studies. - 2018. - № 11 (4). - S. 805-818. (In Russian)
12. Ta§kesenlioglu L. Vankulu MehmedEfendi. Ge9mi§ten Gunumuze Turk9eye Hizmet Edenler. 1. Cilt. - Ankara: Nobel Bilimsel Eserler, 2016. - S. 207-209. (In Turkish).
13. Vani M. Araisu'l-Kur'an (Kur'an'in Gelinleri). - Istanbul: Selenge yayinlari, 2020. - 616 s. (In Turkish).
14. Yahslqult ugli T. Kitab-i saraf-ma'ab haft-iyak tafsiri turki tilinda. - Qazan, universitet tab'hanasi, 1302. - 386 s. (In Old Turkic)
15. Yilmaz9elik i., Bahtiyar H. Osmanli doneminde Diyarbakir uzerine bazi tespitler ve Diyarbakir §er'iyye sicilleri (katalog ve fihristleri). - istanbul: Hiperyayin, 2019. - 600 s. (In Turkish).
