CC BY
37
Вестник Челябинского государственного университета. 2017. № 9 (405). Филологические науки. Вып. 108. С. 35—44.
УДК 8142 ББК 81.2-5
ТОЛЕРАНТНОСТЬ К МИГРАНТАМ В РУССКОМ, АМЕРИКАНСКОМ И НЕМЕЦКОМ МЕДИАДИСКУРСЕ: ОСНОВНЫЕ ДИСКУРСИВНЫЕ СТРАТЕГИИ*
В. В. Диденко
Дальневосточный федеральный университет, Владивосток, Россия
* Исследование выполнено при поддержке гранта «Wladimir-Admoni-Programm für Sprach- und Sprechwissenschaft, gefördert vom DAAD aus Mitteln des Auswärtigen Amts (AA)»
В статье выявляются и анализируются дискурсивные стратегии русского, американского и немецкого миграционного медиадискурса. В качестве объекта используются корпуса медиатекстов из ведущих печатных СМИ. Путем анализа высказываний на тему толерантности по отношению к мигрантам определяются и сопоставляются основные дискурсивные стратегии трех национальных медиа-дискурсов.
Ключевые слова: дискурс-анализ, дискурс, медиадискурс, толерантность, миграция.
В последнее время проблема миграции и беженцев становится одной из самых актуальных тем как в российских, так и зарубежных СМИ. Такие тенденции понятны, если обратиться к данным статистики. По сообщениям Росстата (http:// www.gks.ru/), в России с 2010 по 2015 г. количество мигрантов выросло почти втрое. В США доля миграционного населения с 1990 по 2013 г. увеличилась на 5,1 % — с 7,9 до 13 % (https:// www.dhs.gov/). Наиболее резкие перемены характерны для Германии — здесь в 2014-2016 гг. наблюдается резкий скачок числа мигрантов (884 493 чел. в 2013 г., начиная с 2014 г. — более 1 млн ежегодно) [15]. Такое увеличение происходит за счет приема беженцев из стран Ближнего Востока (в 2016 г. 25,7 % мигрантов прибыло в Германию из Сирии) [15].
Почему на таком фоне на первый план выходит проблема (переосмысление) толерантности? Обратимся к одному из словарных определений лексемы «толерантность»: «<...> 3) Терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению <...> [курсив наш. — В. Д.]» [1]. Если снова вернуться к статистическим данным, то окажется, что именно мигранты могут восприниматься как «чужие» (культурно и религиозно): в США — 22 млн чел. из стран Латинской Америки и 13 млн чел. из стран азиатского региона (https://www.dhs.gov/); в Германии — мигранты из Ближнего Востока, среди которых, согласно данным «Федеральной службы по ми-
грации и беженцам», 75,9 % мусульманского вероисповедания [15]. В этом смысле для России стоит привлечь статистику не только международной миграции (среди которой за последние годы лидирует Украина), но и внутренней — из одних регионов в другие. Жители российских республик, этнический состав которых в большинстве своем составляет нерусское население, могут представляться как «чужие» в других регионах, например, Республика Ингушетия: русские — 0,8 %, ингуши — 94,1 %; Чеченская республика: русские — 1,9 %, чеченцы — 95,3 % (http://www.gks.ru/).
В таком контексте во всех трех национальных медиадискурсах обнаруживаются попытки (пере) осмысления толерантности и рефлексии на ее тему, к примеру:
(1) «Но при чем здесь толерантность вообще? К чему она? И к кому толерантность?» (Вести недели, 27.03.2016).
Настоящее исследование как раз и ставит перед собой целью выяснить, какие дискурсивные стратегии вызывают или ограничивают появление в медиатекстах тех или иных высказываний по поводу толерантности к мигрантам, а также влияют на возникновение противоречивых высказываний.
Традиции дискурс-анализа, заложенные М. Фуко [6; 7; 8; 9], за последние 20 лет получили особенное развитие во французской лингвистике, а также в других социогуманитарных науках (социологии, политологии, культурологии).
В других странах, в том числе и России, дискурс, понимаемый в духе Фуко и его последователей, все еще недостаточно представлен в исследовательских разработках.
Первоначально сам Фуко использует понятие «дискурс», «discours» в смысле, отличном от общепринятого («discours» в переводе с французско -го — «речь», «выступление», «слова»). Фуко описывает дискурс, опираясь на термин «énonces» (фр.: «высказывания») и (дискурсивные) события. Он характеризует дискурс как обширную область, которая конструируется совокупностью всех высказываний (énonces) в рассеяние событий, каждое из которых соединяется благодаря проникновению в них данных высказываний [6; 7; 8]. «Дискурс» Фуко — это не совокупность текстов и не совокупность высказываний, а отношения и связи, которые возникают между высказываниями и событиями. «Высказывания» же не сводятся к языковым выражениям. Они представляют собой абстрактные величины, которые могут получать разные языковые воплощения и не обязательно связаны с определенной языковой формой. Находясь между языком и мышлением, дискурсы обладают собственными дискурсивными стратегиями и механизмами, например, механизмами присоединения высказываний, механизмами, побуждающими к производству дискурсивных событий [2; 3].
В работах Фуко неясным остается вопрос, каким образом в дискурсе может возникнуть то или иное высказывание/событие. Во многих исследованиях, выполненных в том числе последователями Фуко [2; 3; 4; 13; 14], описывается процесс как отдельное высказывание/событие, который благодаря своей повторяемости становится серией, или дискурсивной стратегией. Так, немецкий лингвист и философ Д. Буссе утверждает, что дискурсивные стратегии пронизывают все отдельные высказывания и тексты дискурса и определяются посредством частоты встречаемости дискурсивных единиц [3]. К ним принадлежат не только эксплицитные единицы, но и присоединяемые контексты, указания на со -седние или противоположные смысловые области, скрытые предпосылки и так далее.
Вопрос о том, как может изначально возникнуть то или иное высказывание/событие, остается открытым. Некоторые исследователи, анализирующие работы Фуко, утверждают, что сам он склонялся к тому, что любое высказывание порождается самим дискурсом и не может при-
йти извне [14]. Такой тезис часто вызывает критику (напр., со стороны последователей марксистской или феминистской теории) [14]. В этом контексте интересно обратиться к идеям другого французского философа, представителя де-конструктивизма Ж. Деррида. В своей статье «Typewriter Ribbon» он задает вопрос: «Как можно помыслить вместе событие (event) и механизм (machine)?» [5] Он утверждает, что событие может называться событием, только если оно невозможно (im-possible), если у него отсутствуют всякие предпосылки.
Таково первоначальное философское понимание дискурса. В лингвистике оно провоцирует появление отдельного направления — дискурсивной семантики [2; 3; 4; 13]. Она не является чем-то отличным от семантики слова, текста или предложения, а скорее основывается на их методологии, расширяя и дополняя ее. Одной из основных целей дискурсивной семантики выступает определение дискурсивных стратегий изучаемого дискурса. Это осуществляется с помощью количественного анализа повторяющихся высказываний, относящихся к определенному референтному объекту. Причем «высказывания» понимаются исключительно в духе Фуко — имеющие не только эксплицитные, но и имплицитные выражения. Для выявления последних используется анализ импликатур и пресуппозиций, понимание которых в рамках дискурсивной семантики обладает своей спецификой. Если П. Стросон определяет пресуппозиции следующим образом: «Предложение S имеет своей пресуппозицией предложение S' тогда и только тогда, когда истинность S' является условием истинности или ложности S» [перевод наш. — В. Д.] [12. C. 175], в контексте дискурсивной семантики следует уточнить, что понимается под отношениями истинности и ложности. Основываясь на положении У. Селларса [11], переформулируем определение П. Стросона следующим образом: «Предложение S имеет своей пресуппозицией предложение S' тогда и только тогда, когда адресант верит (или хочет убедить в этом адресата), что истинность S' является условием истинности или ложности S». Что касается импликатур, то они определяются Г. Грайсом [10] как один из типов выводимых следствий, так называемых инференций. Если рассматривать импликатуры с позиций дискурсивной семантики, то, как и в случае с пресуппозициями, следует добавить, что здесь им-
плицируются не сами высказывания, а вера в их истинность участников коммуникации. Основное отличие импликатуры от пресуппозиции в том, что для корректного использования импликатур предполагается вера в истинность обоих высказываний, а не только S', как в случае с пресуппозициями.
Так как при определении дискурсивных стратегий учитываются и анализируются самые частотные высказывания (серии), то о возникновении отдельных высказываний (событий) речь обычно не идет. Однако в анализе ниже заметно, как некоторые из таких единичных высказываний могут вступать в противоречие с той или иной дискурсивной стратегией. В этом случае мы предполагаем три варианта: 1) противоречие между высказыванием и стратегией чисто внешнее, оно снимается при глубинном анализе; 2) данное высказывание относится к другой дискурсивной стратегии; 3) оно возникает спонтанно (без предпосылок, как пишет Деррида).
В рамках дискурсивной семантики используется также и особое понимание дискурса — в более узком значении. Дискурсы характеризуются как виртуальные открытые корпуса тестов, принадлежность которых к одному дискурсу определяется содержательными и иными критериями [3]. В нашем случае такими критериями являются следующие:
- в текстах поднимается тема миграции и толе -рантности к мигрантам;
- они являются комментариями и репортажами (не интервью, письмами читателей или чем-то иным);
- они относятся к ограниченному временному промежутку (01.01.2016 — 15.11.2016);
- они выбраны из конкретных источников — русских, американских и немецких печатных СМИ.
Частый вопрос, который встает при таком понимании дискурса — насколько он репрезентативен для исследования. В рамках дискурсивной семантики он, без сомнения, репрезентативен, однако в отношении избранного содержательного аспекта. В этом и заключается его особенность: корпус и предмет исследования нераздельно связаны, корпус сам конструирует предмет и тем самым результаты исследования. Поэтому такой корпус и называется «открытым» [3; 4]. Задача дискурс-анализа — изучить семантические отношения и связи, которые выражаются не только языковыми единицами (лексемами), но и проходят сквозь такие единицы, находя свое отраже-
ние в пресуппозициях, импликатурах, возможностях производства конкретных высказываний [3; 4]. Поэтому и утверждается, что дискурсивная семантика дополняет и расширяет предыдущие семантические исследования.
Что касается исследовательского корпуса данной работы, он состоит из следующих медиатекстов:
- 65 текстов из русских газет «Аргументы и факты» (АиФ), «Российская газета» (РГ) и «Московский комсомолец» (МК);
- 69 текстов из американских газет «The New York Times» (NYT) и «The Los Angeles Times» (LAT);
- 75 текстов из немецких газет «Die Tageszeitung» (taz) и «Die Süddeutsche Zeitung» (SZ).
Приведем характеристику политической направленности указанных СМИ, чтобы выяснить, насколько они репрезентативны:
АиФ: независимая;
МК: независимая, с либеральным уклоном;
РГ: официальный печатный орган Правительства Российской Федерации, консервативный политический уклон;
NYT: независимая, с либеральным уклоном;
LAT: независимая;
SZ: левоцентристская;
taz: с либеральным уклоном.
Что касается политического спектра, то в случае русского медиадискурса он представлен почти полностью. В данном случае отсутствуют газеты-приверженцы каких-либо радикальных политических направлений, например, крайне левые. В американском медиадискурсе не представлены газеты республиканского толка, а в немецком — консервативного. Для проверки выявленных дискурсивных стратегий мы проводим выборочный анализ, задействуя материал из источников, не представленных в исследовании. Такая проверка включает ограниченное количество статей — за 2-3 месяца 2016 г. Для выборочного анализа мы отобрали следующие газеты:
«Правда»: издается политической партией КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации); коммунистическая направленность;
«The Arizona Republic» (AR): американская ежедневная газета, республиканской политической направленности;
«Frankfurter Allgemeine Zeitung» (FAZ): немецкая ежедневная газета, правоконсервативно-го толка.
Предметом дискурс-анализа выступают высказывания на тему толерантности по отношению к мигрантам. В настоящих теоретических
рамках высказывание, как упоминается выше, не обязательно должно содержать эксплицитные выражения «мигранты» и «толерантность», а также оно не всегда совпадает с границами отдельного предложения. Итого в основных корпусах мы отобрали следующее количество таких высказываний:
80 в русском корпусе;
73 в американском корпусе;
94 в немецком корпусе.
Дискурс-анализ включает следующие этапы: 1) разбивка высказываний на отдельные тематические группы; 2) анализ импликатур и пресуппозиций; 3) выявление дискурсивных стратегий путем количественного анализа повторяющихся смысловых элементов; 4) рассмотрение высказываний, противоречащих выявленным стратегиям; 5) сравнение результатов с выборочной проверкой. Рассмотрим эти этапы более подробно.
Большинство высказываний всех трех национальных корпусов можно отнести к одинаковым тематическим группам:
1) мотивы и предпосылки возникновения толерантности;
2) субъекты толерантности и их особенности;
3) объекты толерантности и их особенности;
4) ошибки при проявлении толерантности, их последствия и пути исправления.
Каждое из высказываний имеет как импли-катуры, так и пресуппозиции. Ниже приведем примеры некоторых из них.
(2) «Сейчас на фоне национальных успехов мы стали больше уважать себя. А это способствует тому, что мы в большинстве своем стали спокойнее и лучше относиться к другим. <... > в Европе происходит обратный процесс. <...> европейская толерантность и рассуждения о мультикультурализме возможны, только когда в обществе есть ощущение гарантированной безопасности и благополучия» (АиФ, 23.03.2016).
Одна из пресуппозиций примера (2) («в России сейчас наблюдаются национальные успехи») укладывается в дискурсивную стратегию русского медиадискурса «одна из предпосылок толе -рантности — стабильность и благополучие в обществе». Импликатура «в Европе нет ощущения безопасности и благополучия, значит и толерантность снижается» также относится к основным дискурсивным стратегиям, на этот раз — об ошибочности тактики «европейской толерантности».
(3) «Doch jemanden <..> zur Toleranz zwingen zu wollen — das gehe nicht <..>. Und die Toleranz so
weit zu treiben, dass man seinen eigenen Lebensstil ändere, das gehe gar nicht» (SZ, 10.03.2016) Z Но хотеть принудить <..> к толерантности — это никуда не годится <..>. И так далеко заходить с толерантностью, что от этого меняется собственный стиль жизни — это совсем никуда не годится.
В примере (3) эксплицитно и имплицитно прослеживаются такие дискурсивные стратегии немецкого медиадискурса, как «толерантность не возникает через принуждение», «ошибочной тактикой является заходить с толерантностью слишком далеко».
В контексте анализа пресуппозиций интересно сопоставить некоторые высказывания русского и немецкого медиадискурса, относящиеся к тематической группе «объекты толерантности и их особенности», к примеру:
(4) «Nein, nicht alle syrischen Flüchtlinge sind Terroristen oder sympathisieren mit dem IS» (taz, 22.10.2016) Z «Нет, не все сирийские беженцы террористы или приверженцы ИГ».
(5) «Естественно, далеко не все беженцы являлись боевиками ИГ» (АиФ, 27.01.2016)
Пресуппозиции обоих высказываний совпадают: «некоторые / многие беженцы являются террористами».
Особенностью американского медиадискурса выступает большое количество медиатекстов политической тематики. Это объясняется тем, что в момент их публикации как раз проходила президентская предвыборная кампания. Поэтому одна из основных стратегий американского медиа-дискурса состоит в указании на толерантность к мигрантам демократов и нетолерантность республиканцев (и их кандидата Д. Трампа). Одно из частных проявлений такой стратегии — сообщения о том, что Х. Клинтон (кандидат демократов) нередко использует толерантность как предвыборный инструмент. В корпусе можно обнаружить как эксплицитное (пример 6), так и имплицитное выражение данной стратегии:
(6) «Trump could be more competitive with Latino voters if he softened his tone and clarified his immigration position <..> it would be more practical and also it is humane» (LAT, 23.08.2016) Z «Трамп имел бы больший успех среди латиноамериканских избирателей, если бы он смягчил тон и прояснил свою позицию по отношению к иммиграции <... > это было бы практичнее, и, кроме того, это гуманно».
В таблице обозначим основные дискурсивные стратегии, которые удалось выявить методом
количественного анализа сходных по содержа- щих одинаковые импликатуры и пресуппозиции нию высказываний — эксплицитных или имею- (в скобках дано количество высказываний):
Дискурсивные стратегии
Тематическая группа Русский медиадискурс Американский медиадискурс Немецкий медиадискурс
1) Мотивы и предпосылки толерантности 1) Безопасность и стабильность (9); 2) государство власть (7) 1) Belief, moral commitments of people (5) / вера, моральные обязательства людей; 2) pluralism, diversity (3) / плюрализм, разнообразие 1) Information / Aufklärung (12) / информация, просвещение; 2) der persönliche Kontakt zwischen Einwanderern und Einheimischen (11) / личный контакт между мигрантами и местными жителями
2) Субъекты толерантности и их особенности 1) Русские (10); неприязнь, раздражение, недовольство (17); страхи (13); культурные различия (7); отсутствие неприязни (7) 1) Funds and volunteers (11) / фонды и волонтеры; 2) Mr. Obama / Obama Administration (8) / г-н Обама / администрация Обамы; 3) Americans (3) / американцы; fear immigrants (11) / боятся иммигрантов; see immigrants as positive (4) / относятся к иммигрантам положительно 1) DEUTSCHE / deutsche Gesellschaft (37) / немцы / немецкое общество 2) Ehrenamtliche (11) / служащие Angst, Sorgen haben (24) / проявляют страхи и озабоченность; haben wenig Information über Flüchtlinge / Ausländer (7) / имеют мало информации о беженцах / иностранцах
3) Объекты толерантности и их особенности 1) жители стран СНГ (71); 2) из стран Ближнего Востока (18); 3) мусульмане (16); 4) трудовые мигранты (10); совершение преступлений (36); проявление исламских обычаев (15); хитрость, коварство, наглость (13); бедность, проблемы на родине (12) 1) Latinos, Central Americans (48) / латиноамериканцы, жители Центральной Америки; 2) Muslims (13) / мусульмане; 3) refugees (11) / беженцы; 4) African-Americans (black) (8) / афроамериканцы; (frightened, desperate) people fleeing violence, hunger and poverty (37) / (испуганные, отчаявшиеся) люди, бегущие от жестокости, голода и бедности; mothers and children, families (24) / матери и дети, семьи; want to work / study (21) / хотят работать / учиться; feel like Americans / love America (19) / чувствуют себя американцами / любят Америку 1) Flüchtlinge (62) / беженцы; 2) (strenggläubige) Muslime (41) / (сильно верующие) мусульмане; 3) Syrier (23) / сирийцы; fremde Kultur und Religion haben (31) / имеют чужую культуру и религию; (versuchen) sich zu integrieren / anpassen (27) / (пытаются) интегрироваться / приспособиться; studieren / arbeiten (wollen) (21) / (хотят) учиться / работать; entwurzelte Menschen aus den Krisengebieten (20) / люди, вырванные из своих стран, где идет война; kriminell, aggressive (18) / криминальные, агрессивные
4) Ошибки при проявлении толерантности, их последствия и пути исправления 1) Отменить ограничительные меры, смягчить правила (8); 2) безропотность, наивность, романтизм (7); 3) отказ от толерантности (6); последствия: преступления со стороны беженцев (9); катастрофа, хаос (9); исправление: жесткие меры, контроль (20); отказ от европейской тактики толерантности (3) 1) Outrage, restrictions (14) / возмущение, ограничения; 2) blaming Muslims (5) / обвинение мусульман; последствия: lack of (talented) immigrants (16) / отсутствие (талантливых) мигрантов; damage other countries, other people (9) / нанести вред другим странам, другим людям; исправление: building relationships with other countries and people (4) / строить отношения с другими странами и людьми; vote against Trump (3) / голосовать против Трампа 1) Fremdenangst und -feindlichkeit (18) / ксенофобия и ненависть к другим 2) Falschmeldungen über Migranten verbreiten (11) / распространять неверные сведения о мигрантах; последствия: Anstieg rechter Gewalt / Rassismus (11) / подъем праворадикальных движений / расизма; Scheitern der Integration (7) / неудача в интеграции; исправление: Klarheit bringen, auf Fakten setzten (12) / внести ясность, основываться на фактах; Migranten integrieren (9) / интегрировать мигрантов
Анализ любой из тематических групп дискурсивных стратегий может стать материалом для самостоятельного исследования. Ниже коснемся лишь некоторых наиболее примечательных тенденций.
1) Мотивы и предпосылки возникновения толерантности. В американском медиадискур-се основные дискурсивные стратегии относятся к области личного мотива появления толерантности, причем несколько раз фигурирует лексема «shame» / «стыд». Представляет интерес сравнение с единичным русским выражением «чувство стыда» и немецким «ein (menschliches) Bedürfnis» / «(человеческая) потребность». Причислить такое высказывание к какой-либо дискурсивной стратегии русского дискурса оказывается сложным — оно встречается в мнении отдельного человека (интернет-пользователя) и, более того, в самом контексте подчеркивается его отличие от других высказываний:
(7) «Отметим, впрочем, что далеко не пользователи поддержали националистическую риторику. Так, руководитель портала "Такие дела" <..> написал, что "люди, которые возмущаются тем, что дети мигрантов учатся в школе, — звери и настоящий позор для нашей страны и нашего общества"» (МК, 01.09.2016).
С другой стороны, возможно, именно данный контекст представляет собой одну из потенциальных возможностей противоречий основной дискурсивной стратегии, которая заключается во внешних предпосылках возникновения толерантности. Примечательно, что вышесказанное подходит и для немецкого медиадискурса: высказывание «ein (menschliches) Bedürfnis» / «(челове -ческая) потребность» актуализируется в мнении отдельного человека — помощника беженцам:
(8) «Er organisierte Fahrräder, den Internetzugang. <...>. Er sagt: "Es ist mir ein großes menschliches Bedürfnis zu helfen"» (taz, 16.07.2016) / «Он нашел им велосипеды, провел интернет. <... > Он говорит: "Это большая человеческая потребность — помогать"».
Однако в немецком дискурсе выход на первый план личного, персонального мотива возникновения и проявления толерантности не противоречит (в отличие от русского дискурса) основным дискурсивным стратегиям (напр., «der persönliche Kontakt zwischen Einwanderern und Einheimischen / das Kennenlernen» / «личный контакт между мигрантами и местными жителями / знакомство»).
Что касается выборочной проверки, то в газете «Правда» прослеживаются такие же дискурсивные стратегии, что и в основном русском медиа-дискурсе — роль власти и политики при возникновении толерантности. Единственное отличие — сама власть эксплицируется как «(коммунистическая) партия», «советское правительство» и так далее. В американской газете «AR» стратегия также совпадает — она выражается в высказывании о «personal feelings» / «личных чувствах». Интерес представляет пра-воконсервативная немецкая газета «FAZ», высказывание о появлении толерантности в которой («Staat und Polizei» / «государство и полиция») сопоставимо с русской дискурсивной стратегией.
2) Субъекты толерантности и их особенности. Во всех трех национальных медиадискурсах прослеживается стратегия вынесения на первый план наполнителей с негативной коннотацией и приведения положительных примеров как образцов для подражания. В американском дискурсе заметно влияние темы политики и президентских выборов — в нем субъекты с негативными характеристиками (отсутствием толерантности) обозначаются большей частью как «republicans» / «республиканцы», «Trump's people» / «люди Трампа».
Интересно отметить, что в некоторых русских контекстах субъектами с негативными характеристиками выступает Европа и жители Европы, а в немецких и американских — жители России или российские иммигранты. В данном случае в русском дискурсе негативной характеристикой выступает не отсутствие толерантности, а неправильные тактики, связанные с ней (в случае «европейской толерантности»), например:
(9) «Если Европа не прекратит делать вид, что ничего не происходит, она вскоре утонет в крови» (АиФ, 20.07.2016).
В американском и немецком медиадискурсе, напротив, на первый план выходит отсутствие толерантности у русских:
(10) «Sie [die russische Migrantin — В. Д.] teilt niemals mit Fremden und weist auch mich an, es nicht zu tun. Humanismus und selbstlose Nächstenliebe sind ihr fremd, weil sie diese Dinge in Russland nie erlebt hat» (SZ, 30.06.2016) Z «Она [российская эмигрантка. — В. Д.] никогда не делится с чужими и говорит, чтобы я тоже так не делала. Гуманизм и самозабвенная любовь к ближнему чужды для нее, так как она никогда не переживала этого в России».
3) Объекты толерантности и их особенности.
Что касается особенностей объекта, то и в русском, и в немецком медиадискурсе на первый план выходят также негативные высказывания. Несмотря на их тематические сходства, в немецком и русском дискурсах данные высказывания реализуются в различных стратегиях. В русском медиадискурсе высказывания, принадлежащие к стратегии «совершают преступления», зависят от двух факторов: 1) других характеристик объекта («нелегальные мигранты» или «мигранты в Европе»); 2) высказываний тематической группы «ошибки при совершении действия». В немецком медиадискурсе действует иная стратегия — указать на ошибки в собственной действующей тактике проявления толерантности и разработать новую. В американском медиадискурсе высказывания тематической группы «criminal aliens / rapists» / «криминальные чужаки / насильники» обозначают уже другую стратегию — они в очередной раз связаны с мнением конкретного политического субъекта — Д. Трампа и его сторонников.
В то же время во всех трех дискурсах присутствуют менее частотные высказывания с противоположным значением — «законопослушность». В русском и немецком медиадискурсе они в большинстве своем укладываются в основную дискурсивную стратегию, так как реализуются по схеме, указанной в примерах (5) и (6).
В каждом из трех дискурсов присутствует своя стратегия, выносящая на передний план те особенности объекта, которые служат или могут послужить основанием для проявления к ним толерантности (иногда несмотря на наличие негативных характеристик).
В русском медиадискурсе на первый план выносятся такие особенности: «бедность, проблемы на родине», «культурная близость», «слабость, страх», «законопослушность».
В немецком: «(versuchen) sich zu integrieren / anpassen» / «(попытки) интегрироваться / приспособиться», «studieren / arbeiten (wollen)» / «(желание) учиться / работать», «entwurzelte Menschen aus den Krisengebieten» / «лишенные своей земли люди из военных регионов», «sind Menschen wie wir» / «такие же люди, как и мы», «sind nicht so strenggläubig (über Muslime)» / «не слишком религиозные (о мусульманах)», «Familien, Frauen und Kinder» / «имеют семью и детей».
В американском: «(frightened, desperate) people fleeing violence, hunger and poverty» / «(испуган-
ные, отчаявшиеся) люди, бегущие от жестокости, голода и бедности», «mothers and children, families» / «имеют семью и детей», «want to work / study» / «хотят работать / учиться», «victims asking US for help» / «жертвы, просящие США о помощи», «feel like Americans / love America» / «чувствуют себя американцами / любят Америку».
4) Ошибки при проявлении толерантности, их последствия и пути исправления. Примечательно, что самые частотные русские высказывания тематической группы «ошибки при совершении действия» находятся в прямом противоречии с самыми частотными американскими высказываниями. Однако некоторые (также довольно частотные) высказывания сходны во всех трех медиадискурсах — они принадлежат к тематической группе «отказ от толерантности».
Мы полагаем, что к основной стратегии во всех трех дискурсах принадлежит как раз отказ от толерантности в качестве ошибки. Однако некоторые высказывания других тематических групп, то есть действия иных стратегий, могут привести к отклонениям от нее. В преобладающем числе русских контекстов, где реализуются высказывания тематической группы «отменить ограничительные меры, смягчить правила» (как ошибки), присутствуют высказывания «кризис беженцев в Европе» и «беженцы» (если речь идет о «европейской толерантности») или «нелегальные мигранты» (в случае с «русской толерантностью»). В немецком дискурсе отклонения от основной стратегии появляются, если в действие вступает другая стратегия — осмысления собственной старой схемы толерантности и возможностей ее изменения. Подобные отклонения от основной стратегии в американском дискурсе проследить не удалось, так как их примеров не встретилось в текстах, вошедших в исследовательский корпус.
При этом последствия ошибок, выходящие на передний план в американском дискурсе, также проявляют другую природу, нежели последствия в русском и немецком дискурсах. В двух последних большинство из них принадлежат тематическим группам «катастрофа», «хаос», «насилие» с той разницей, что в русском дискурсе данные высказывания относятся к объектам (мигрантам), а в немецком к субъектам (местным жителям). В американском дискурсе наиболее частотные высказывания иные — «lack of (talented) immigrants» / «недостаток (талантливых) иммигрантов».
Тематическая группа «исправление ошибок», естественно, зависит от предыдущих. Отсюда — те же самые различия между тремя дискурсами. Так, высказывания «отменить ограничительные меры, смягчить правила» провоцируют появление высказываний «жесткие меры, контроль»; «restrictions for migrants» / «ограничения для мигрантов»; «building relationships with other countries and people» / «строить отношения с другими странами и людьми» и так далее. Этим же объясняется и появление высказываний тематической группы «starker Staat und Polizei» / «сильное государство и полиция» в немецком дискурсе — многие из них вызваны указанным выше переосмыслением стратегии толерантности, например, в таком контексте:
(11) Kreuzberg war mal ein Synonym für Multikulti, Gelassenheit und Toleranz. Vorbei. Die Kriminalität eskaliert, und die Menschen haben Angst. <... > zu einem Satz, den man von linken Grüneneher selten hört: "Die Situation ist dramatisch, das kann nur die Polizei lösen" (SZ, 6.04.2016) / «Кройцберг был когда-то синонимом мультикультурализ-ма, дозволенности и толерантности. Всё в прошлом. Преступность процветает, и люди боятся. <..> она произносит предложение, которое редко услышишь от сторонника левых и зеленых: "Ситуация дошла до предела, может помочь только полиция"».
Еще одна тенденция, касающаяся тематической группы «ошибки при совершении действия» и «исправление ошибок» — одинаковые наиболее частотные высказывания в немецкой правокон-сервативной газете «FAZ» (источник выборочного анализа) и в основном русском материале: например, «жесткие меры, контроль» и «mehr Kontrollen, mehr Polizei» / «больше контроля, больше полиции». В американском корпусе подобных высказываний не выявлено.
Результаты проведенного исследования позволяют ответить на один из главных вопросов дискурс-анализа в духе М. Фуко: что ограничивает появление в дискурсе тех или иных элементов в данное время в данном месте?
В нашем контексте: 1) Почему в русском медиа-дискурсе возможность исправления неверной тактики европейской толерантности состоит только в отказе от нее?; 2) Почему в американском медиа-дискурсе вообще не поднимается проблема верной / ошибочной тактики толерантности?; 3) Почему в немецком медиадискурсе отказ от толерантности не рассматривается как исправление ошибок?
1) Стратегия об ошибочности тактики проявления толерантности реализуется в большинстве случаев, когда речь идет о «европейской толерантности». Такая стратегия всегда связана с высказываниями о беженцах и совершениях ими преступлений. В данном контексте толерантность понимается как «(излишняя) терпимость» и «снисходительность», но никогда как «сочувствие» или «уважение». С последними двумя значениями толерантность к мигрантам тематизи-руется в контекстах о «русской толерантности» с высказываниями иных тематических групп — что она возникает благодаря усилиям власти и политики, проявляется (чаще всего) по отношению к внутренним мигрантам и переселенцам из стран СНГ. Иными словами, «русская толерантность» реализуется с другими значениями и в рамках других дискурсивных стратегий. Она не может быть осмыслена как замена «европейской толерантности», поэтому единственным исправлением ошибок будет отказ от последней.
2) В основном американском медиадискур-се такая проблема действительно не поднимается. Однако она возникает при цитировании Д. Трампа, что уже делает возможным ее появление и в других частях дискурса. Если не рассматривать такие цитаты Трампа, то в преобладающих остальных случаях фрейм «толерантность» реализуется со значениями «открытость», «сочувствие», «гуманность», так как относится к объектам с такими характеристиками, как «(frightened, desperate) people fleeing violence, hunger and poverty» / «(испуганные, отчаявшиеся) люди, бегущие от жестокости, голода и бедности», «victims asking US for help» / «жертвы, просящие США о помощи» и так далее. Кроме того, толерантность часто возникает в высказываниях об американских ценностях, что исключает дискурсивную стратегию о ее ошибочности.
3) В немецком медиадискурсе толерантность потенциально может реализовываться со всеми значениями, указанными для русского и американского дискурса. Поэтому отказ от толерантности означает по сути «отказ от снисходительности, принятия, сочувствия, открытости, уважения». Мы предполагаем (и некоторые наполнители выборочной проверки это подтверждают), что такой отказ будет принадлежать дискурсивным стратегиям медиадискурса иной политической направленности — (крайне) правой.
Мы предполагаем, что большинство высказываний о толерантности к мигрантам при всей их
противоречивости реализуются в рамках той или иной дискурсивной стратегии. В проанализированной части дискурса обнаружены лишь единичные случаи «спонтанных» высказываний,
которые не укладываются в какую-либо дискурсивную стратегию, что, возможно, объясняется тем, что такая стратегия присутствует, но не была выявлена в ходе анализа.
Список литературы
1. Современный толковый словарь. — М., 1998. — 1686 с.
2. Busse, D. Historische Diskurssemantik / D. Busse // Linguistische Diskursgeschichte. Sprache und Literatur in Wissenschaft und Unterricht 31. — 2000. — Heft 86. — S. 39-53.
3. Busse, D. Linguistische Diskurssemantik: Rückschau und Erläuterungen nach 30 Jahren / D. Busse, W. Teubert // Linguistische Diskursanalyse: Neue Perspektiven. — Wiesbaden, 2013. — S. 31-53.
4. Busse, D. Begriffsgeschichte und Diskursgeschichte. Methodenfragen und Forschungergebnisse der historischen Semantik / D. Busse, F. Hermanns, W. Teubert. — Opladen, 1994. — 298 s.
5. Derrida, J. Typewriter Ribbon: Limited Ink (2) / J. Derrida, P. Kamuf // Without Alibi. — Stanford, 2002. — P. 71-160.
6. Foucault, M. Le mot et les choses / M. Foucault. — Paris, 1966. — 400 p.
7. Foucault, M. L'archéologie du savoir / M. Foucault. — Paris, 1969. — 294 p.
8. Foucault, M. L'ordre du descours : Leçon inaugurale au Collège de France prononcée le 2 décembre 1970 / M. Foucault. — Paris, 1971. — 81 p.
9. Foucault, M. Histoire de la sexualité / M. Foucault. — Paris, 1976. — 248 p.
10. Grice, H. P. Logic and Conversation / H. P. Grice // Cole, P. Syntax and Semantics / P. Cole, J. L. Morgan. — New York; San Francisco; London, 1975. — Vol. 3. — P. 41-58.
11. Sellars, W. Presupposing / W. Sellars // The Philosophical Review. — 1954. — № 63. — Pp. 197-215.
12. Strawson, P. Introduction to logical theory / P. Strawson. — London, 1952. — 268 p.
13. Teubert, W. Die Wirklichkeit des Diskurses / W. Teubert, D. Busse, // Linguistische Diskursanalyse: neue Perspektiven. — Wiesbaden, 2013. — S. 55-146.
14. Vighli, F. Zizek. Beyond Foucault / F. Vighli, H. Feldner. — New York, 2007. — 252 p.
15. Wanderungsmonitoring: Erwerbsmigration nach Deutschland. — Nürnberg, 2016. — 36 s.
Сведения об авторе
Диденко Вероника Викторовна — ассистент кафедры романо-германской филологии, Дальневосточный федеральный университет. Владивосток, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2017. No. 9 (405). Philology Sciences. Iss. 108. Pp. 35—44.
TOLERANCE TOWARDS MIGRANTS IN RUSSIAN, AMERICAN AND GERMAN MEDIA DISCOURSES: THE MAIN DISCOURSE STRATEGIES
V. V. Didenko
Far Eastern Federal University, Vladivostok, Russia. [email protected]
This research is based on the methodological and theoretical tenets of discourse semantics. The aim is to reveal and to analyze the discourse strategies in Russian, American and German migration media discourse. The material used in the research consists of so called "virtual open text corpora". It includes 65 articles from the Russian, 69 articles from the American, and 75 articles from the German newspapers. Through the quantitative analyses of the explicit and the implicit utterances (Foucault's énonces) the main discourse strategies are revealed. It has come out that they are different in the media discourses under study. Analyzing the research results we claim that in most cases the utterances appear within the framework of a particular discourse strategy, whereas the last can belong either to both the media discourse and some overlying discourse or only to the specific part of the discourse that has been under our study.
Keywords: discourse analysis, discourse, media discourse, tolerance, migration.
References
1. Sovremennyj tolkovyj slovar' [Contemporary explanatory dictionary]. Moscow, 1998. 1686 p. (In Russ.).
2. Busse D., Teubert W. Historische Diskurssemantik. Linguistische Diskursgeschichte. Sprache und Literatur in Wissenschaft und Unterricht 31, 2000, Heft 86, pp. 39-53. (In German).
3. Busse D. Linguistische Diskurssemantik: Rückschau und Erläuterungen nach 30 Jahren. Linguistische Diskursanalyse: Neue Perspektiven. Wiesbaden, 2013. Pp. 31-53. (In German).
4. Busse D., Hermanns F., Teubert W. Begriffsgeschichte und Diskursgeschichte. Methodenfragen und Forschungergebnisse der historischen Semantik. Opladen, 1994. (In German).
5. Derrida J. Typewriter Ribbon: Limited Ink (2). Without Alibi. Stanford, 2002. Pp. 71-160.
6. Foucault M. Le mot et les choses. Paris, 1966. (In French).
7. Foucault M. L'archéologie du savoir. Paris, 1969. (In French).
8. Foucault M. L'ordre du descours : Leçon inaugurale au Collège de France prononcée le 2 décembre 1970. Paris, 1971. (In French).
9. Foucault M. Histoire de la sexualité. Paris, 1976. (In French).
10. Grice H.P. Logic and Conversation. Cole P., Morgan J.L. Syntax and Semantics, vol. 3. New York; San Francisco; London, 1975. Pp. 41-58.
11. Sellars W. Presupposing. The Philosophical Review, 1954, no. 63, pp. 197-215.
12. Strawson P. Introduction to logical theory. London, 1952.
13. Teubert W., Busse D. Die Wirklichkeit des Diskurses. Linguistische Diskursanalyse: neue Perspektiven. Wiesbaden, 2013. Pp. 55-146. (In German).
14. Vighli F., Feldner H. Zizek. Beyond Foucault. New York, 2007.
15. Wanderungsmonitoring: Erwerbsmigration nach Deutschland. Nürnberg, 2016. (In German).
