CC BY
49
УДК 81'25 + 81'23 + 811.873.1
DOI 10.25205/1818-7935-2017-15-4-52-67
А. Ф. Фефелов
Новосибирский государственный университет ул. Пирогова, 1, Новосибирск, 630090, Россия
bobyrgan@mail.ru
ТИПЫ РЕАЛИЗАЦИИ ПЕРЕНОСНОЙ СЕМАНТИКИ ЦВЕТООБОЗНАЧЕНИЙ BLACK / WHITE В МЕЙНСТРИМНЫХ СМИ США
Раскрываются имплицитные аспекты интерпретации социальной семантики прилагательных black и white в современном американском медийном дискурсе, где ситуация с подачей расовой и расистской тем не так однозначна, как она видится из России. В ней формулируются условия корректной интерпретации символической семантики прилагательных black и white. Они указывают на необходимость учитывать различия между типами расового дискурса, типами коммуникантов и их этнолингвокультурными тезаурусами, а также наличие как минимум двух оценочных парадигм, расовой американской и общекультурной европейской, по-разному раскрывающих базовую символику прилагательных black и white. Подчеркивается, что прагматика символической актуализации оценочных значений прилагательных black и white в реальной социокультурной среде далеко не всегда следует семантике этих единиц, закрепленных в словарном составе английского языка.
Анализируются также некоторые переводческие реакции русскоязычной среды.
Ключевые слова: этика расового дискурса, гармония, типы расового дискурса, black and white, расистский дискурс, Whites vs. Blacks, Blacks vs. Whites, Whites vs. Whites Blacks vs. Blacks, американские СМИ, общеевропейская метафорика хроматизмов, расовая метафорика хроматизмов, геокультурный вектор коммуникации, пересечение ин-терпретант, условия корректной интерпретации.
Расовые и расистские значения прилагательных black и white в нынешнем публичном американском дискурсе подчинены глубинной установке уподоблять его театру вербального действия, то есть не информировать и не просвещать, а учить искусству современной интеллектуальной жизни, которое состоит в умении навязывать свою повестку дня, создавая некую альтернативную идеальную «реальность». Речь идет в данном случае не только о методах пропаганды (манипулирования), описанных, например, Ноамом Хомским и Эдвардом Херма-ном [1988; 1990] или об Афонском движении имяславия («умного делания») начала ХХ века [Постовалова, 2014], но и о перформативной лингвистике - американском изобретении, предназначенном для исследования моделей и механизмов, посредством которых слова творят социальную действительность под лозунгом Do things with words [Robinson, 2003]. Если сугубо богословская концепция, предлагавшая трактовать имяславие как имядействие, не смогла получить воплощения на практике из-за своего вульгарно-утопического характера [Постовалова, 2014. С. 61], то американский призыв творить мир словесно имеет некоторый успех у мастеров публичного слова, формирующих повестку дня.
Фефелов А. Ф. Типы реализации переносной семантики цветообозначений black / white в мейнстримных СМИ США // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Т. 15, № 4. С. 52-67.
ISSN 1818-7935
Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Том 15, № 4 © А. Ф. Фефелов, 2017
Для утверждения семиотических маркеров новой культурно-языковой реальности и закрепления их в языковом сознании целевого адресата вербальное конструирование социального пространства требует всего лишь повторов, т. е. некоего договора о том, как мы будем теперь называть это и какие его старые обозначения будем табуировать. Такое PR-искусство пер-формативной суггестии, т. е. способ вербального воздействия на системы лингвокультурных знаков данного речевого пространства, которое утверждает «истинность» своей собственной позиции через прием повтора, пытается создать в сознании реципиентов (перформатировать) новые ассоциативно-вербальные системы социальной реальности.
Однако основания такого конструирования «гармоничного» социального или политического пространства без его подкрепления материалом первичной социальной реальности эфемерны и краткосрочны, так как опровергаются давно известным выражением выдавать желаемое за действительное. Не случайно исследователи медийного пространства подчеркивают, что этническая структура СМИ США в последние годы заметно диверсифицировалась и усложнилась. Традиционная общенациональная и по преимуществу благонамеренная «белая» пресса теряет свои позиции, потому что стала активно развиваться этническая пресса. «В среднем 82 % цветного населения США читают, слушают и смотрят, по подсчетам Г. В. Бестолковой, этнические СМИ. Цифры популярности варьируются от 89 % среди латиноамериканцев до 73 % среди азиатов, проживающих в США [Бестолкова, 2017. С. 54]. Тиражи этнической прессы неуклонно растут, а читатели из «небелой» среды убеждены, что их интересы отражают только те издания, которые являются рупором их этнической общины. Что еще симптоматичней, «практически треть жителей Соединенных Штатов живут обособленно от остальной страны и не стремятся в нее интегрироваться» [Там же. С. 55-56]. В мультиэтническом обществе такая тенденция явно указывает на проблемы в реализации установок политически корректной и, по идее, объединительной речи.
Можно уверенно предполагать, что различные этнические сообщества не могут достичь единства с доминирующим сообществом белых американцев по поводу того, что считать своим, что другим и что чужим. Благое намерение устранить из общественного сознания понятие «чужой», объявив его негативным, и заменить нейтральным «другой» (the Other, Другой) тоже дает сбой. Впрочем, это не должно удивлять. Как хорошо показано в теоретических работах Л. И. Гришаевой [2015а; 20156], эти понятия невозможно устранить ни из национальной межэтнической коммуникации, ни из межкультурной. Их крайне трудно использовать в качестве примирительных семиотических ориентиров для символического снятия противоречий. Диалектика взаимоотношений между ними и их роль в самоопределении сообществ и индивидов очень сложны, многоплановы и разнообразны. Они занимают крайние позиции на аксиологической шкале, указывают на изначальную погруженность социальной перцепции в контекст «свое vs. чужое», предполагают множественность интерпретаций картины мира как во внутрикультурной, так и в межкультурной коммуникации. Они сопряжены с факторами «индивидуальное vs. коллективное» при первичной и вторичной социализации человека. В результате возникает чрезвычайно сложная комбинация разнонаправленных параметров, которая и детерминирует оценку конкретной личностью с уже сформировавшейся культурной и индивидуальной идентичностью «чужой» для нее реальности [Гришаева, 20156. С. 62 ].
На проблемы с внедрением нового гармоничного расового дискурса (racial discourse) указывают и его некоторые полевые исследователи в США. Так, Анджела Рейес констатирует, что расовый дискурс молодых американцев выходцев из Южной Кореи идет вразрез с требованиями официальной политики языкового поведения, базирующейся на принципах референ-циализма и персонализма (referentialism and personalism), равно как и новой расовой американской идеологии, пропагандирующей идеи расового дальтонизма и пострасового общества 1 [Reyes, 2011. P. 458]. Эти идеи, разумеется, очень благородны, но внесоциальны.
1 В различных написаниях это colorblindness (авторское А. Рейес), color blindness, color-blindness and postrace. Перевод мой, - А. Ф. Ср. оригинал: «...'racist' cries by Asian American youth challenge language ideologies of referentialism and personalism and racial ideologies of colorblindness and postrace».
Кроме того, у белых американцев есть свои альтернативные информационные ресурсы вроде American Free Press (AFP), находящиеся в оппозиции к мейнстримным и настроенные критически по отношению их кодексу политической корректности.
Что же касается конкретного предмета нашей статьи - интерпретации социальной семантики прилагательных black и white в современном американском медийном дискурсе, то речевое регулирование подачи имплицируемой ими расовой и расистской тем наталкивается еще и на традиционные представления о символике белого и черного цветов, сложившиеся в лингвокультурах народов Европы с древности, но не имеющие практически никакого отношения к современной расистской проблематике. Если их сформулировать грубо, т. е. с помощью так называемого семантического дифференциала Ч. Осгуда, то можно сказать, что белый цвет воспринимается спонтанно как нечто хорошее, а черный как нечто мрачное, темное, злое. Эта метафорика черно-белых обозначений, ставшая специфической только теперь на фоне развития постколониальной ментальности, естественным образом привлекла к себе внимание чернокожего населения постколониальной Африки и Америки [ср. Тер-Минасова, 2008. С. 157; Davis, 1969. С. 75] несмотря на то, что она возникла вне прямой связи с расистским дискурсом и не детерминировала его.
Потребность переосмыслить традиционную семантику европейской (христианской) оппозиции белое / черное возникла в США: требовалось решить застарелые и крайне сложные проблемы взаимоотношений между «белой» Америкой хозяев и «черной» Америкой бывших рабов. Новая этика взаимоотношений между белыми и чернокожими в реальной жизни, в законах и, затем, между белым и чернокожими в символическом поле лингвокультурной ментально-сти была распространена впоследствии на Европу. Однако гармонизировать расовый дискурс с помощью политкорректных эвфемизмов и нормировать его так, чтобы он не воспринимался как проявление расизма на фоне оппозиции с общекультурной европейско-азиатской системой оценочных толкований белого и черного, очень проблематично [Шеина, 2009. С. 165].
Действительно, использование прилагательных «черный» и «белый» в отношении расы стало очень деликатным вопросом, и самая важная тому причина - дополнительные, образные значения, которые возникают при модификации значений этих прилагательных в потенциально конфликтогенных контекстах. Тесная взаимосвязь между социальными, политическими, экономическими, культурными и расовыми проблемами создает ситуацию, когда слова белое и черное, несущие в себе множество «смыслов», закрепленных в значимых текстах (ср. черный человек С. Есенина) и важных в определенных литературных или социокультурных контекстах, могут легко трансформироваться в «white man» vs. «black man». Действительно, в этом символическом поле все, что существовало ранее в европейской семантике белого и черного стало почему-то трактоваться крайне узко - через призму расовой оппозиции в ее северо-аме-риканском варианте воплощения.
При этом редукция общекультурной европейской метафорики к северо-американской характерна и для представителей Черного континента, называемого по-английски несколько мягче - Dark Continent. Так для Али Мазруи, предпринявшего попытку описать политическую социологию английского языка, «пережиток расизма» обнаруживается в самом английском языке, «доказательством» чему является именно тот только факт, что слово «black» часто употребляется в нем с отрицательными коннотациями, а «white» - с положительными. Для африканской общественности это означает, что говорящий не осознает «уходящей корнями в прошлое расистской традиции, которая ассоциирует черное с плохим, а белое с хорошим». По его мнению, необходимо было срочно принимать меры в отношении метафорики цветообозначе-ний в современном английском языке. Он даже призывал к очищению английского языка от такого рода единиц (к deracialization of English), имея в виду активное и критическое восприятие английского языка «антирасистами», которое и будет способствовать изживанию в нем расизма [Mazrui, 1975. С. 39].
В этой позиции присутствует, однако, очевидное теоретическое заблуждение, состоящее в том, что расовые значения сензитивной лексики смешиваются с расистскими, а те и другие вместе - с этнокультурной символикой и мифологией, геокультурное пространство которой да-
леко не ограничивается Англией, Британией или США. Автор имеет в виду прежде всего речь, причем публичную, а не английский язык в его строгом лингвистическом толковании. Можно также сказать, что давние пожелания автора реализовались затем в определенной мере в североамериканской этике политкорректной речи, хотя о торжестве последней говорить еще рано, потому что в расизме виноват не язык и не некие отступления от политкорректной речи, а та социально-экономическая идеология, которая формирует первичную социальную реальность.
Корректный анализ современного англоязычного сензитивного дискурса, связанный с семантикой белого и черного, требует соблюдения ряда условий. Так, чтобы коммуникативный вектор речи был ясен, нужно четко определять геокультурные координаты и идеологические установки его отправителя и получателя, иначе его содержанием и смыслами речи можно будет легко манипулировать. Надо всегда иметь в виду, что адресат может быть первичным (внутренним, «своим» для отправителя) и вторичным (внешним, «чужим» для отправителя). В аутентичном дискурсе могут присутствовать как расовые, так и расистские употребления лексем, и они должны четко разграничиваться по линии нейтральные / негативно окрашенные. Их интерпретация, в том числе переводческая, за пределами исходного геокультурного пространства требует крайней осмотрительности из-за высокой вероятности возникновения понятийных сдвигов или этносемантической рефракции.
Нельзя упускать из вида, что традиционная метафорика белого и черного возникла вне расовой оппозиции колониального периода и потому не является отражением отношений между черной и белой расами. Например, выражение полюбите нас черненькими совершенно лишено расового или расистского подтекста в своей первичной среде (она шахматная. - А. Ф.). В нынешней североамериканской или африканской медийной ситуации закономерно, однако, ожидать преднамеренной политико-идеологической игры на столкновении двух систем оценочных значений и уметь декодировать ее. Так, шахматный парафраз White pieces matter помимо шахматного контекста может экстраполироваться и на социальный американский контекст, потому что вступает там и прежде всего там в сложные смысловые взаимоотношения с аутентичным тезисом афроамериканцев Black lives matter.
Особенно заметна эта борьба «двух семиотических систем» в публикациях средств массовой информации в США. Она будет иллюстрироваться далее на примере выделенных модельных коммуникативных ситуаций, варьирующихся в зависимости от внутреннего культурного расслоения, от культурной топологии североамериканского социума и особенностей внешней этнокультурной среды.
Сначала напомним факты эволюции слова «на букву н», обозначая его так, как того требуют новейшие американские правила межэтнического приличия и помня, что за этим графическим эвфемизмом скрываются оригинальное английское n-word или n-words и формальное признание своей исторической вины. Так кодируется оскорбительное nigger и другие слова, входящие в лексико-семантическое поле слова negro, претерпевшее в XX в. следующую эволюцию: Negro ^ Black (black) ^ African American (African-American) ^ Afro-American. Она описана в [Панин, 2004], но требует комментария 2.
Согласно этому источнику написание слова с заглавной буквы - Negro - лидеры негритянского движения США добивались в 30-40 гг. XX в. Для них эта графическая форма (т. е. факт исключительно газетного дискурса, которая не имела аналога в произношении и устной речи) была признанием достоинств чернокожих американцев и символом их равенства с другими этническими группами. Первой газетой, которая напечатала слово Negro с заглавной буквы, была The New York Times, и это произошло в 1930 г.
2 Сложность этого процесса исправления имен подчеркивалась и ранее. Питер Виганд, анализируя несколько иную цепочку трансформаций, от «colored», к «Negro», «Afro American», «African American» и далее к «people of color», констатировал, в частности, что на различных этапах своей истории он наталкивался и на оппозицию со стороны самых различных в этнокультурном отношении групп американского общества, в том числе со стороны афроамериканцев [Wigand, s.a. С. 353]. «There has been opposition to changes in naming practices: for example, the movement from (among other terms) was opposed at different stages in history and by different groups, including, we might add, some African Americans» [Racist Discourse. Р. 353].
Второй период в исправлении этого этнонима связан с началом движения за гражданские права (Civil Rights Movement) в 1960-е гг.: словоформа Negro стала заменяться словом black. Формальный предлог состоял в том, что в ней, несмотря на капитализацию, все равно сохранялись ассоциации с рабством из-за родства с оскорбительным синонимом nigger. Предполагалось, что в слове black их не было. Black, таким образом, противопоставлялось White, подчеркивая равноправие и значимость чернокожих (называемых в английском, более экономном по сравнению с русским, черными). Нужно, однако, заметить, что это был скорее эпизод самообмана, потому что в языке ничего нового в результате не произошло: как напоминает И. Л. Аллен, в текстах слово black сосуществует с white в расовом значении очень давно. Оно вообще одно из старейших названий черных рабов, использовавшихся рабовладельцами [Allen, 1990. С. 71]. Правке, таким образом, подвергался не язык, не его расовая лексика и этнонимы, а речевая практика, социокультурные нормы публичного употребления языка, стала пропагандироваться новая этика и идеология его допуска в речь, прежде всего, публичную, потому что другую нормировать невозможно.
С 80-90-х гг. прошлого века этноним Black уже перестал рассматриваться как этически корректное название американских негров [Панин, 2004. С. 79]. Это последнее утверждение следует, правда, рассматривать еще гипотетически, как некий вектор эволюции системы расовых этнонимов, а не как констатацию свершившегося, но в конце прошлого и начале XXI века основания для такого вывода представлялись довольно убедительными. У такой эволюции вероятны два объяснения.
1) «Идеалисты» склонны винить общеевропейскую культуру в целом, в которой за символикой черного (тьмы, ночи, черноты) закрепилось много отрицательных ассоциаций, совершенно естественных в ее мировоззрении. Они, в свою очередь, были, якобы, перенесены на этноним Black (в США). Это «объяснение» чрезвычайно упрощает реальный социокультурный процесс и роль словесных номинаций в его структурировании и регулировании. Масса негативных культурных коннотаций у слова действительно есть, оппозиция белый / черный использовалась в прошлом для описания сословных различий внутри, например, российского общества, что видно в русском языке по выражениям белая кость, черная кость или по слову чернь, обычному обозначению народа в России до XX в., хотя говорить о социальной дискриминации расового типа было бы некорректно. Но в реальной лингвокультурной истории этот европейский лингвокультурный негатив не имеет, как правило, никакого расового подтекста. Французская культура, например, тоже не чуждая Европе и ее колониальной эпохе, не усмотрела в символике noir (полном синониме англ. black) никакого уничижения негров и предписывает лексему Noirs в качестве замены для nègres, действительно считающегося оскорбительным. При этом переносное значение слова nègre, сформировавшееся на французской почве, не являющееся этнонимом и относящееся к людям высокого интеллекта с белым цветом кожи, из языка не изгнано. В английском языке таким «неграм» соответствует ghost writer.
В поле вторичных значений естественно создаются псевдооксюморонные коллокации типа nègre blanc, переводимое на англ. как white Negro (Robert-Collins, статья nègre). В переносном употреблении сочетаемость антонимичных компонентов ожидаемо не приводит к логическому противоречию, потому что франц. слово nègre и его англ. эквивалентное соответствие актуализируют здесь не этническое значение термина и указывают не на цвет, а исключительно на зависимость, «подневольность» и особого рода «бесправие» наемного писателя, т. е. выдвигают в центр их семантики те семы, которые в североамериканском этнониме Negro находятся на периферии. По этой причине, заметим, в английском словосочетании данное слово нужно уже писать с маленькой буквы, так как «подневольных» литературных помощников подобного рода общественное мнение реабилитировать не собирается, а заглавная появилась некогда как раз с идеей символически уравнять чернокожих в США, где этнонимы требуют обязательной капитализации, с представителями белой расы 3. В американской
3 В критериях нынешней этики творческого труда это было бы столь же абсурдно, как и реабилитация правового и социального статуса, например, пишущих на заказ диссертации и прочие научные работы.
и западноевропейской среде слово negro в таком значении также полностью теряет семантическую связь со своими синонимами black, African American и Afro-American.
В нашей же геокультурной среде эта метафора все-таки создает проблему переводческого отражения, связанную с русской локальной этнокультурной логикой (на самом деле, практикой). Дело в том, что буквальное белый негр еще не существует в русском репертуаре метафорических единиц, а попытка утвердить это выражение во имя идеи переводческой верности наталкивается на российскую социальную практику, в которой описываемый иноязычным выражением тип социальных взаимоотношений отсутствует. При этом он носит такой характер, что его не стоит переносить на российскую почву.
2) «Реалисты» и их философские предшественники материалисты видят в этом процессе исправления имен совершенно иное. Этноним Black не мог, как и любой другой, нейтрализовать словно по мановению волшебной палочки все те негативные эмоции, суждения и социальные реальности, которые накопились исторически во взаимоотношениях белых и чернокожих в США. Напротив, он должен был очень быстро вобрать в себя весь существующий негатив, что и произошло в действительности. Речевое регулирование отражает лишь факт существования проблемы и некое намерение как можно быстрее решить ее через режим новой речевой этики. При этом в виртуальной реальности, которая овеществляется словом, стратегия исправления имен имеет некоторые шансы на успех, но она оказывается, однако, благим пожеланием в первичной межэтнической и межкультурной реальности с очень сложной системой исторически и экономически детерминированных взаимоотношений.
На наш взгляд, в современной американской прессе реализуется одновременно несколько моделей речевой актуализации коммуникантами различных значений хроматизмов белый / черный при рассмотрении вопросов общекультурного, расового и расистского характера. Представим и проиллюстрируем далее несколько типов коммуникативных ситуаций, которые моделируют в определенной степени сценарии актуализации общекультурных, расовых и расистских значений хроматизмов белый и черный. Они соотносятся с несколькими базовыми моно-, поли- и межкультурными пространствами, каждое из которых обладает своей более или менее специфической интерпретантой, своей позицией по вопросу о символике цвета. В США они таковы: 1) Blacks vs. Whites; 2) Whites vs. Blacks; 3) Whites vs. Whites; 4) Blacks vs. Blacks. Пересечение этих этнокультурных оппозиций может создать новые «объединительные» типы этнолингвокультурных пространств интерпретации.
Политическое манипулирование двумя цветовыми символиками, расово-ориентированной и общекультурной: white vs. white.
Эпизод 1а. В русле постмодернистской «диалектики». Тема расизма стала активно использоваться в политической борьбе между республиканской и демократической партиями. Это и понятно, потому что на самом деле идет борьба за голоса чернокожего электората. Примером тому служит недавняя президентская компания, когда демократы попытались обвинить Дональда Трампа в том, что он по-прежнему поддерживает старый расистский тезис «white is always right». Журналисты, даже очень далекие от политики, охотно манипулируют символикой белого и черного, интерпретируя ее с учетом партийных предпочтений.
Так, Элизабет Веллингтон из Philadelphia Inquirer, пишущая о моде, провозгласила в своей колонке 4 после съезда Республиканской партии 18 июля 2016 года, на котором Мелания Трамп, жена тогда еще кандидата в президенты США, выступила в белом платье, что Мелания вольно или невольно стала символом «белизны» Республиканской партии - то есть, попросту говоря, белой расы и расизма.
«Whether she intended it or not, her all-white ensemble displayed the kind of foreignness that is accepted by her husband's political party. To many, that outfit could be another reminder that in the G.O.P. (= Grand Old Party. - А. Ф.) white is always right» 5.
4 The Philadelphia Inquirer: Melania Trump's all-white dress: what does it project? E. Wellington, July 20, 2016.
5 «Хотела она того или нет, но ее белое облачение выставляло напоказ то представление об отстраненности, которое культивируется политической партией ее мужа. Для многих такой наряд вполне мог стать еще одним напоминанием о том, что для Старой американской гранд-дамы [примерно так в США традиционно называют Респу-
Однако после того, как на съезде Демократической партии в белом брючном костюме выступила Х. Клинтон, та же Веллингтон провозгласила белый цвет брючного костюма Хиллари уже символом надежды для Демократической партии и демократии в Америке 6. Эта символика белого была заимствована наблюдательным аналитиком уже не из этноориентированной американской, а из традиционной европейской семиотики цвета: «She seemed happy. She sounded excited. She appeared hopeful. And that was all reflected in her clothes».
В своей третьей колонке на эту тему 7 Веллингтон пришлось уже по-постмодернистки объяснять столь очевидное расхождение в толковании символики белой одежды Мелании и Хилари, доказывая, что она зависит исключительно от контекста, контекста, контекста, а не от субъективного акцента и предвзятости, как утверждали ее критики.
«For both, - говорит она, - it was a great choice. The color is trendy, and it symbolizes clarity, honesty, purity, and fresh starts, all important to the public images and brands of Trump and Clinton. Yet I couldn't help but see them differently». И завершает мысль так: «It's about context, context, context», Eiseman said. «How is the color being used? Who is wearing it? What do we bring to the table?» 8.
Э. Веллингтон права в том, что провести границу между прямым и непрямым значением цветовых терминов бывает трудно, тем более - между образными. Образная семантика цветового термина, напоминает один исследователь, - это такая семантика, в которой первичная область значения предикации, к которой относится цветовой термин, не является обозначением цветового поля. Кроме того, во многих случаях значения, приобретенные цветовым термином в контексте, можно рассматривать как дополнительные ассоциации и качества, индуцируемые этим контекстом [Steinvall, 2002. С.187]. А в случае использования и интерпретации образного значения цветовых терминов цвет (белый / черный) должен совмещаться с каким-либо объектом или каким-либо другим качеством в той степени, в какой ссылка на цвет может указывать на другой объект или то другое качество [Там же. С. 196].
Эпизод 1б. Политическая манипуляция расистской коннотацией
Примерно так же манипулирует символикой цвета и чернокожий журналист Philadelphia Inquirer Соломон Джонс, хотя уже рамках только лишь расовой парадигмы. В своей статье о «белых американских националистах», России и Трампе 9 он намеренно сдвигает смысловые акценты предвыборного лозунга Д. Трампа «Make America Great Again», на «make America white - I mean great - again». Именно это креативное переписывание дает ему сразу же возможность обвинить Трампа в расизме, т. е. приписать ему то, чего он на самом деле не говорил.
Эпизод 2. Семиотические игры вокруг Black Friday во внутриамериканском и международном контекстах.
Выражение «Black Friday», означающее американскую маркетинговую стратегию распродаж в пятницу после Дня Благодарения, семантизировалось вне расовых или расистских коннотаций. Oxford English Dictionary утверждает (и это в стилистике британского черного юмора), что черный цвет в данном случае описывает ситуацию, которая характеризуется трагическими и бедственными событиями, ввергающими в отчаяние и уныние, он даже усматривает в его употреблении «комические» коннотации: «In this instance of "Black Friday",
бликанскую партию, хотя ее можно назвать и Старой ясновельможной партией] белый цвет был и остается самым правильным». Перевод мой. - А. Ф.
6 The Philadelphia Inquirer, DNC Fashion: Hillary Clinton looked presidential in an all-white pantsuit, Elizabeth Wellington, July 28, 2016.
7 The Philadelphia Inquirer. How something as simple as color is not so simple. Elizabeth Wellington, August 3, 2016.
8 «Этот цвет соответствует веяниям моды (т. е. событию). Он символизирует ясность, честность, чистоту помыслов и свежесть начинаний, все то, что требуется публичным образам и брендам г-на Трампа и г-жи Клинтон. Но я имею полное право видеть их по-разному. Почему? На это ответил еще Эйсман: "Все дело в контексте, контексте, контексте» (Как используется цвет в одежде? Кто ее носит? Что мы выкладываем на стол?). / Перевод мой. - А. Ф.
9 The Philadelphia Inquirer. White nationalists smitten with Russia as much as with Trump. Solomon Jones, May 17, 2017. = «Наши белые националисты горой за Россию и за Трампа». Перевод мой. - А. Ф.
the word "black" refers to a situation that is "characterized by tragic or disastrous events" or "causing despair or pessimism," although the use is understood as being humorous» [OED].
С таким толкованием не соглашаются, однако, американские торговцы, для которых ассоциации светлого хэппенинга Дня благодарения и Черной пятницы с «черным днем» крайне нежелательны. Они развивают свою альтернативную коммерческую мифологию имени, апеллируя к традициям бухгалтерского сообщества. Цель состоит в том, чтобы придать выражению «черная пятница» положительные коннотации, ассоциируя ее с прибылью, что вполне соответствует философии американского материализма (см. генезис и феноменологию понятия в [Шу-рыгина, 2017]). Действительно, прибыль показывается американцами в бухгалтерском балансе торгового дня черным цветом, а убыток - красным. «Retailers did not appreciate the negative connotation associated with a black day of the week... Accountants use black to signify profit when recording each day's book entries. Red is used to mean loss. Therefore, Black Friday means profitable Friday to retailing and to the economy» 10.
Однако в современном международном контексте обнаруживаются попытки интерпретировать это выражение и в другом ключе, снова используя общекультурную оппозицию white vs. black.
Jack Moore и еженедельник Newsweek описывают попытку произвести «обеление» этого негативного американского явления с расовым подтекстом на Среднем Востоке п.
При перемещении в эту совершенно иную этнокультурную среду многие европейско-американские понятия претерпевают естественную этносемантическую рефракцию: пятница неразрывно связана там с вечерней молитвой конца недели, а День благодарения не отмечается. Восток полностью разделяет с Америкой лишь поэтику торговли как таковой (и консьюме-ризма). Это объясняет и стратегию адаптации инокультурного феномена: «Возникла мысль присвоить это событие (букв. to own an event), которое невозможно у нас связать с идеей благодарения...», но его можно связать с днем недели одинаково важным для шиитов и суннитов. Отвергая этнокультурную форму Черной пятницы как мрачного действа («a sombre event»), культуральные переводчики арабского Востока продвигают пятничную маркетинговую идею под лозунгом «Наша пятница белая» и поэтому называют это заимствование Белой пятницей. Это название призвано нести заряд позитива и радости предвкушения, поскольку восточная символика белого не отличается от европейской и позволяет утверждать именно такое социально-философское содержание 12.
Нужно отметить, что есть и понятие Black Wednesday, которое создано в пределах университета Беркли и существует совершенно отдельно от общеамериканской Black Friday; оно декодируется в другой семиотической парадигме. По этой причине выражение Black Wednesday составляет довольно серьезную проблему перевода в отличие от Пятницы, но об этом подробнее будет сказано ниже.
Эпизод 3. Противодействие расовых и этнических меньшинств. Защита собственной языковой идентичности: Blacks vs. Blacks
Распространение расовой и антирасистской политкорректности ничуть не мешает актуализации в современной американской прессе всех прежних табуируемых значений прилагательных white и black. Медийный ландшафт (media landscape) усложнился: укрепляет свои позиции та пресса для чернокожих (the black press), которая не признает лингвистических нововведений, как основного средства борьбы с расизмом, предпочитая им старый лексикон. Она отстаивает культурные и языковые ценности негров (black community), обвиняя власти, как и раньше
10 The Balance, U. S. Economy, Why Is Black Friday Called Black Friday? Kimberly Amadeo, November 25, 2016.
11 Newsweek, White Friday: Middle East's Jeff Bezos looks to capitalize on Black Friday Tradition, Jack Moore, November 25, 2016. Название статьи на русском: На Среднем Востоке нашелся свой Джефф Безос, который хочет заработать на культурном бренде Черная пятница.
12 «White Friday takes an American tradition and turns it on its head. It seeks to resonate with the culture of the Middle East, where Thanksgiving is not celebrated, and Friday is a weekend day, reserved for the holy worship of millions of Muslims, both Sunni and Shia. While black can denote a sombre event (in the U. S., Black Friday actually refers to hoisting a business "back into the black"), the color white takes on a more positive meaning for Mouchawar and the team at Souq». (Выделено мной. - А. Ф.)
(ср. Civil Rights Movement), в различных несправедливостях и притеснениях: негров гораздо чаще садят в тюрьму, правосудие практикует в их отношении обвинительный уклон, недопуск к голосованию, рост насилия в отношении меньшинств, применение полицейскими оружия в отношении безоружных негров 13.
Якобы неполиткорректное обозначение чернокожих black в цитируемой статье доминирует, а его более этичный синоним Afro-American намеренно избегается. «The black press and the ethnic press as a whole have consistently maintained far more credibility in their communities than their mainstream counterparts. Is the time right for a new wave of black media activism? And can the black press retain its effectiveness in a new media landscape?»
При этом нельзя сказать, что, поднимая на щит слово black, эта пресса культивирует некие экстремистские устремления. Cambridge Dictionary of American English, описывающий общеамериканскую, а не региональную языковую ситуацию, тоже реабилитирует слово black, подчеркивая, что оно используется широко и не воспринимается как оскорбление. Словарь видит в его употреблении и некоторую функциональную специализацию, которая сформулирована, правда, с логическим изъяном: как существительное в настоящее время чаще используется African-American (написание с дефисом из Словаря. - А. Ф.), а при описании событий исторического прошлого может использоваться и слово black 14. В первом случае у существительного African-American (или African American) предполагается выполнение стандартных для этой части речи синтаксических функций подлежащего и дополнения, а во втором у black нельзя исключать и функций определения, как то демонстрирует цитируемая статья. В ней предпочтение слова black имплицируется иначе, на этноидеологических основаниях, поскольку автор прямо противопоставляет черную и этническую прессу, с одной стороны, с более высоким уровнем доверия (credibility) и официальную (= мейнстримную), с другой. Естественно, что официальная пресса для чернокожего населения США, стремясь к гармоничности межкультурного общения, будет строже выдерживать официальные установки по нормированию сенситивной лексики.
Эпизод 4. Расширение расовой оппозиции на азиатов: «Новые цвета университета Беркли»
В переводе приведенного выше названия статьи и в ее оригинале Berkeley's New Colors 15 коммуникативная семантика словоформы цвета обманчива. В ней рассматриваются не цвета как таковые, ассоциирующиеся, скажем, с флагами или гербами, а перемены в жизни студентов Калифорнийского университета после отмены программы «позитивных действий» в высших учебных заведениях штата, где учится много американских бело- и темнокожих студентов, а также выходцев и приезжих из Китая и Юго-Восточной Азии. Прекращение ее действия угрожает «культурному многообразию» (cultural diversity), основополагающему принципу современной американской образовательной доктрины. Это понятие дополняется и конкретизируется в университетской среде также другим - student diversity (ср. «But Kirstein's plan for student diversity was never realized...») 16. Американским абитуриентам знакомо понятие Black Recruitment, что-то вроде квоты для негров; в Беркли назначают ответственного за набор чернокожих и их этнокультурную адаптацию в не совсем привычной расовой среде. Для них там существует также «культурная льгота» в виде Black Wednesday (Черная среда), когда афроа-мериканским студентам отдается в распоряжение главная университетская площадь Sproul, где они имеют право находиться по своему усмотрению.
13 Newsweek. The Time's Right for a New Wave of Black Media Activism. Bill Celis, March 12, 2017.
14 «...of or belonging to a group of people having skin that is brown, especially African-American people. Note: Although African-American is the word preferred by many, black is also widely used and is not offensive: Black leaders disagreed over how to respond. As a noun, African-American is now more commonly used, but when describing historical events, black may be used [CDEA, black].
15 Newsweek. Berkeley's New Colors. Kevin Peraino, 17 September 2000.
16 Это словосочетание трудно поддается экономному переводу на русский язык, поскольку в нем нужно обязательно указать на расовую инклюзивность университетского образования, а буквальное выражение студенческое разнообразие, созданное по аналогии с уже существующей моделью, не позволяет передать эту ядерную сему. Из-за этого предпочтительней прибегать к описательному переводу.
На протяжении всей статьи прослеживается противопоставление двух групп студентов, но не белых и чернокожих, как обычно, а азиатов с белыми (Asians and whites) и «других». С одной стороны - это американцы азиатского происхождения и иностранные студенты из заморской Азии, с другой - все-таки афроамериканцы, хотя и не названные прямо. В номинации белых студентов тоже есть стилистическое ухищрение в виде некой фигуры самоуничижения, проявляющейся в том, что whites написано с маленькой буквы.
Член правления университета Уильям Бэгли даже позволил себе расистскую ассоциацию, сравнив студгородки самых известных и престижных американских университетов, включая университет Беркли, с «reverse ghetto» (гетто наоборот), в которых не хватает полной «цветовой гаммы / палитры» (a lack of color), политкорректно намекая на негров. Его логика именования культурных реалий показывает, что он полностью воспринял установки новой речевой этики и потому снова пускает в ход фигуру самоуничижения, присваивая кампусам с преобладанием нечернокожего населения негативную метку «гетто», чтобы подчеркнуть свою лояльность идее расового равноправия. Речевое поведение этого университетского чиновника ярко демонстрирует вместе с тем и проблемы на пути достижения расовой гармоничности в вербальном пространстве. Так, его эвфемизм «a lack of color» (букв. нехватка цвета) конно-тирует некоторое недоверие к прямым и более частотным номинациям Blacks или Afro-Americans (African-Americans), очевидно, в силу их остаточной конфликтогенности. Однако его стилистическая изворотливость может, на самом деле, иметь и обратный эффект, поскольку ясно, что слово color указывает в антропоцентрическом (расовом) контексте не на любой цвет, а только лишь на черный и на чернокожих. И тогда естественно возникает вопрос, с чем связана такая «стеснительность».
Эпизод 5. Оппозиция white и black в сфере искусства: пересечение оценочных парадигм
The New York Times затронула проблему «малого числа чернокожих балерин в классических труппах», т. е. расового неравенства в сфере балета 17, но в этом тексте из-за преднамеренного пересечения двух цветовых оценочных парадигм неизбежно возникает гораздо более сложная игра смыслов и аллюзий.
В самом названии - «Куда они удалились, все наши черные лебеди?» - содержится отсылка к балету Чайковского «Лебединое озеро», сюжетной основой которого стали немецкие фольклорные лебединые мотивы, что актуализирует в несколько измененной форме традиционную цветовую оппозицию белого и черного (добра и зла). Заколдованная Одетта, жертва злого волшебника, соединена с белым цветом, оставаясь символом чистоты, благородства и совершенной красоты, неодолимо притягивающей к себе очередного принца. Черный лебедь Одиллия символизирует зло, но лишь потому, что она дочь злого волшебника. В танце она столь же прекрасна, сколь и белый лебедь, что разрушает прямую аналогию между черным цветом и злом. Красота танца для нее (и хореографа-постановщика) - это средство введения в заблуждение принца.
Но эта цветовая символика балета Чайковского претерпела однажды в ходе своего существования преднамеренную коррекцию при постановке спектакля российским танцовщиком и хореографом грузинского происхождения Дж. Баланчиным (Георгий Баланчивадзе) из Санкт-Петербурга, когда тот оказался эмигрантом в Нью-Йорке, где и основал вместе с Кирстейном New York City Ballet и School of American Ballet. Он заменил в одной из постановок всех белых лебедей, кроме Одетты, на черных, вторгнувшись тем самым в традиционную символику и соединив ее с расовой. В то время этот художественный жест (он же акциональный знак 18) несомненно носил характер реакции на явный расистский контекст американской жизни. Ба-ланчин фактически отказался от объяснения смыслов такого решения, ответив лишь уклончиво: «There are black swans as well» (= Бывают и черные лебеди). Однако вряд ли кто-то решится утверждать, что он видел этих черных лебедей символом зла и мрака. Напротив, такое реше-
17 Where Are All the Black Swans? Gia Kourlas, May 6, 2007.
18 Это понятие было введено ранее в [Фефелов, 2016. С. 25]. К акциональным культурным знакам относится любое действие, включая действие бытового ритуального и обрядового характера, которое получило в социуме определенную смысловую интерпретацию.
ние было с благодарностью воспринято неграми, которые смогли доказать всем американцам, что они танцуют не хуже. Его адекватное толкование требует перемещения в американский расовый контекст, и потому в упомянутой газетной статье выражение «black swans» (во мн. числе) указывает на чернокожих балерин американского классического балета и на их право быть на сцене, а не на черных сванов. А Gia Kourlas, автор газетной статьи, обращается к этому историческому прецеденту затем, чтобы, опираясь на авторитет Баланчина и Кирстейна, осудить нынешнее расовое неравенство на балетной сцене Америки: «картина расового неравенства [на балетной сцене] по-прежнему остается крайне сложной, особенно для женщин» 19.
Ее внимание сосредоточено не на словах, а на делах, на первичной реальности. Видимо, по этой причине в тексте статьи появляется даже совершенно запретное в такой приличной газете слово negros 20, искореняемое ныне американскими культуральными переводчиками из детских романов М. Твена. Заметим, кстати, что в переводе на русский оно совершенно лишится своего сугубо американского и западноевропейского расистского «шарма», потому что слово негр до сих пор не несет в русском негативной нагрузки, хотя она может еще появиться из-за внешнего влияния, если американские специалисты по культуре речи смогут убедить молодых россиян через учебники английского языка, что называть негров неграми оскорбительно не только в США, но и в России. Еще более интересно и загадочно то, что прилагательное black в выражении «black swans» никак нельзя заменить на политкорректное «African American swan» - это будет звучать абсурдно или иронично. Такова малопонятная диалектика семиотических меток.
Тем не менее, в данной статье цитирование negros еще сильнее подчеркивает расистскую коннотацию смыслов и придает статье характер обвинения.
Эпизод 6. Инверсия расовой цветовой символики: White = Black
Данная позиция заявлена белой женщиной по имени Рэйчел Долезал 21. О своей этнокультурной идентичности она говорит так: «I haven't identified as African American. I identify as black». По-русски выразим это утверждение следующим образом: «Я считаю себя не афроа-мериканкой, а черной». Заметим при этом, что ее невозможно назвать по-русски чернокожей, потому что из-за смены одной парадигмы декодирования смысла на другую политкорректная номинация чернокожая становится абсурдной; она как чернокожая, но не черная и не чернокожая в нашей системе расовых идентификационных маркеров.
Такая мутация ментальности, которую можно раскрыть как трансрасовую или как трансэтническую, в социокультурном плане возникла совершенно естественным образом. Р. Долезал воспитывалась в семье белых родителей, однако у них было еще четыре приемных ребенка-негра; высшее образование получила в исторически черном Говардском университете, вышла замуж за чернокожего. Для нее это был естественный шаг, свидетельствующий об отсутствии в ее сознании традиционных для белых американцев расовых и расистских предрассудков и о формировании некой новой системы ценностей. В результате лексические маркеры ее расовой позиции резко отличаются от общепринятых, новая ментальность порождает новый идентификационный дискурс, демонстрирующий новые понятийные коллизии, плохо совместимые с необходимостью добиться гармоничности в сфере межкультурных отношений. Отвечая на вопрос о своей этнической идентичности (identity), она не имеет ни логической возможности, ни эмоциональной причины использовать политкорректную идентификацию афроамериканка и потому отрицает ее: «I haven't identified as African American. I identify as black». Однако идентификация черная оказывается в этнокультурной логике межрасовой эволюции допустимой, потому что в ней можно снять отсылку к геокультурным корням. Поясняя свои слова, она говорит, что американские «черные» значат для нее больше, чем «афроаме-риканцы» - это и культура, и философия, и политическая позиция, и социальная реальность: «black is a culture or philosophy, a political and social view». Никаких связей с традиционной ев-
19 «.. .the complicated reality of racial inequality persists, especially for black women».
20 «The plan, as Kirstein wrote, was to have "four white girls and four white boys, about 16 years old, and eight of the same, negros».
21 The Philadelphia Inquirer. Born white, but identifying as black since childhood. Michael Smerconish, April 9, 2017.
ропейской символикой черного у ней здесь не прослеживается, а все ассоциативные цветовые интерпретации имеют межрасовую основу. Что касается расизма, то судить об этом на малом материале трудно, поскольку вопрос о взаимоотношениях носителя такой этнической менталь-ности с белыми (своими в филогенетической перспективе) остается вне поля зрения.
В целом такой дискурс, конечно, снова подрывает официальную публичную этическую политику, которая концентрирует все усилия на пропаганде простого лексического антирасизма, не учитывая реальные модели овнешнения расовой и расистской ментальностей.
Заключение
Итак, нынешнее нормирование в средствах массовой информации США употребления потенциально или реально конфликтогенной цветовой лексики с расовым содержанием еще не означает, что тем самым удается достичь гармонии в дискурсе различных социокультурных слоев американского общества. Чернокожее сообщество не едино, его представители не всегда соглашаются с официально пропагандируемым лексиконом исправленных имен, отстаивая свои языковые предпочтения. В дискурсе же белых препятствием тому становится рассогласование между традиционной европейской системой символических значений прилагательных белый / черный, с одной стороны, и расовоориентированных значений этих же прилагательных, с другой. На фоне этих рассогласований в общественном дискурсе возникло несколько альтернативных моделей реализации расовой оппозиции белый / черный и множество ситуативных осмыслений символики белого и черного, развившейся в филогенезе европейской культуры. Гармоничность межрасовго и межкультурного дискурса возможна тогда, когда коммуниканты откажутся от упрощенного декодирования оппозиции белое / черное и займутся освоением всего противоречивого и неоднозначного многообразия ее этнокультурных толкований, сформировавшегося в истории культуры [см. Wyler, 1992. P. 149, 257-158; Chielens (Хиленс), 2007]. Другими словами, требуются дифференцированные знания о семантике цветовой символики и ее функционировании в межкультурном поле, внутри- и вненациональном.
Тот факт, что словосочетания с прилагательным «black» часто имеют в языке негативные коннотации, тогда как прилагательное «white» чаще входит в состав словосочетаний, имеющих положительные оттенки значения, еще ничего не говорит об их действительном употреблении в речи в конкретных социокультурных ситуациях. Поэтому традиционное соотнесение черного цвета с чем-то плохим, а белого - с хорошим нужно трактовать как потенциальную действительность языка (словаря), а не как действительность социального дискурса, языковые пропорции в котором часто и резко меняются. Речь гораздо точнее отражает общественное сознание говорящих людей и их социальные проблемы, чем лексика языка, зафиксированная в словарях. Подтверждением того и являются приведенные выше типы социокультурных ситуаций, предполагающие конкретно-контекстуальное раскрытие семантики прилагательных black и white на фоне их лексических альтернатив, являющихся теоретически более политкорректными, конечно, но совершенно не способными аннулировать «запретные» слова, поскольку по тем или иным причинам черно-белый американский социум все равно нуждается в них.
Что касается символического значения цвета, то оно, как было замечено ранее и подтверждено теперь, не является постоянной величиной. Трактовка общекультурных европейских цветовых символов со временем изменяется: могут утрачиваться первоначальные смыслы и приобретаться новые. Большинство прилагательных, обозначающих цвета изначально получили несколько символических значений [Гвоздарев, 1988. С. 99].
Белый цвет имеет и негативную коннотацию. В некоторых словосочетаниях опорные существительные сами по себе несут отрицательное значение, а прилагательное white еще больше усиливает его: white staff (букв. белое вещество) - кокаин, морфий; white trash (белое отребье, белый отстой), white slavery (букв. белое рабство, т. е. проституция); white fury (букв. белая ярость = неистовство, бешенство); white-hot (букв. раскаленный добела), что равно выражению доведенный до белого каления и т. д. В других выражениях прилагательное white само создает отрицательную коннотацию, например: to have white ants (букв. иметь белых муравьев
= рехнуться); white-livered (букв. с белой печенью = малодушный, трусливый); white bread (букв. белый хлеб = консервативный, буржуазный, скучный); white elephant (букв. белый слон = дорогой, но бесполезный подарок) и т. д.
При этом в первичной функции прилагательные-цветообозначения обычно не имеют никаких коннотаций ни в каких языках. Они всего лишь характеризуют цвет объекта или природного явления в их физическом бытии. Например: blackberry - букв. черная ягода (= ежевика), blackbird - букв. черная птица (= дрозд), blackboard - букв. черная доска (= классная доска), black eye - букв. черный глаз (= синяк); white lead - букв. белый свинец (= свинцовые белила), whitethorn - букв. белая колючка (= боярышник), white coffee - букв. белый кофе (= кофе с молоком), white meat - белое мясо и т. д.
То же самое относится к переносным и прямым значениям черного цвета. Если в английском языке существует идиома «the black sheep» 22 (букв. черная овца = быть изгоем), то это не значит, что в ней есть намек на чернокожих Америки, Африки или других регионов мира и его следует запретить. Она иллюстрируют всего лишь стандартный пример образного использования цветового термина, сформировавшегося в филогенезе европейских этнолингво-культур, то есть в ходе их исторического становления и дальнейшего развития. Вместе с тем, несмотря на отсутствие в норме языка связи между этим выражением, его значением и неграми расисты могут придать ему расистское содержание в том или ином контексте. Осуждению, однако, подлежат расисты с их идеологией, манифестирующейся через язык и социальное действие в конкретной социокультурной среде, а не язык.
Список литературы
Бестолкова Г. В. Противостояние общенациональных и этнических медиа США // Коммуникативная культура: история и современность: Мат-лы VII Междунар. науч.-практ. конф. 3 ноября 2017 г. Новосибирск: ИПЦ НГУ, 2017. С. 54-56.
ГвоздаревЮ. А. Рассказы о русской фразеологии. М.: Просвещение, 1988. 192 с.
Гришаева Л. И. Переводческая деятельность: факторы риска и интертекстуальность // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2015а. № 2. С. 70-74.
Гришаева Л. И. «СВОЙ» и «ЧУЖОЙ»: осмысляя заново уже полученный результат // Язык, коммуникация и социальная среда. Вып. 13. Воронеж, 2015. С. 51-77.
Панин В. В. Политическая корректность как культурно-поведенчекая и языковая категория: Дис. ... канд. филол. наук. Тюмень, 2004. 217 с.
Постовалова В. И. Афонский спор об имени Божием в контексте становления миросозерцания и духовной жизни России XX-XXI веков // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2014. Т. 12, вып. 2. С. 50-65.
Тер-Минасова С. Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово, 2008. 341c.
Фефелов А. Ф. Этносемантические свойства культурной среды: рефракция и адаптация // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Т. 14, вып. 3. С.15-33.
Шеина И. М. Явление политической корректности как пример взаимодействия языковых и когнитивных механизмов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2009. № 3. С. 164-172.
Шурыгина Е. Н. Особенности культурного концепта AMERICAN MATERIALISM как одного из основополагающих аспектов американской картины мира (на материале историко-пу-блицистической литературы и современных англо- язычных словарей) // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. Т. 15, № 2. С. 106-117.
22 «A member of a family or group who is regarded as a disgrace to it» [Oxford Dictionary]. Перевод снова ставит здесь сложные задачи. Словарное соответствие паршивая овца, существует, конечно, но использовать его в качестве эквивалента в каком-нибудь расистском контексте было грубой ошибкой.
Allen I. L. Unkind Words: Ethnic Labelling: from Redskin to WASP. NY; Westport; London, 1990. 115 p.
Bewildering the Herd // Noam Chomsky interviewed by associate editor Rick Szykowny. September 7, 1990 / The Humanist, November / December 1990. URL: https://chomsky.info/19900907/.
Chielens L. Basic Colour Terms in English. An examination of their use and meaning in English expressions: дисс. ... магист. Universiteit Gent, 2006-2007. 192 p.
Davis O. The Language of Racism: The English Language Is My Enemy // In: Postman N, Weing-artner C and Moran TP (eds.). Language in America. NY Pegasus, 1969. PP. 73-81.
Herman Edward S., Chomsky Noam. Manufacturing Consent: The Political Economy of the Mass Media. Pantheon, 1988.
Mazrui Ali A. The Political Sociology ofthe English Language: An African Perspective. The Hague: Mouton, 1975. 231 p.
Reyes A. 'Racist!': Metapragmatic regimentation of racist discourse by Asian American youth // Discourse & Society, 2011, 22(4). С. 458-473. URL: http://das.sagepub.com/content/22/4Z458.
Robinson D. Performative Linguistics. Routledge, 2003.
SteinvallA. English Colour Terms in Context. Дисс. ... магист., Institutionen för moderna sprâk Umeâ universitet, 2002. 277 p.
Wigand, Peter. Racism in the news: a Critical Discourse. URL: researchgate.net>profile/Peter Wigand.. .Racism.. .A.. .Discourse...
Wyler S. Colour and Language: Colour Terms in English. Tübinger Beiträge zur Linguistik. Gunter Narr Verlag, 1992. 203 p.
Словари
Cambridge Dictionary of American English. URL: http://dictionary.cambridge.org.
Oxford English Dictionary. URL: https://en.oxforddictionaries.com.
Robert-Collins. Dictionnaire Français-Anglais, Anglais-Français. Société du Nouveau Littré. Collins-Robert French-English English-French Dictionary. Collins. London & Glasgow, Cleveland & Toronto. 1979.
Материал поступил в редколлегию 31.10.2017
Anatoly F. Fefelov
Novosibirsk State University 1 Pirogov Str., Novosibirsk, 630090, Russian Federation
bobyrgan@mail.ru
SEMANTIC PATTERNS OF INTERPRETING THE SYMBOLIC MEANINGS OF COLOR TERMS BLACK / WHITE IN SOME US MAINSTREAM MEDIA
The paper considers implicit factors which may regulate understanding of the social semantics associated nowadays with the adjectives black and white in the American mainstream media discourse. The purpose is to show that the officially condemned politically non/incorrect alternative units are still widely used for a variety of rational and emotional reasons and that they cannot be all identified with race prejudice. The paper formulates the conditions and prerequisites to comply with in order to interpret correctly and adequately the meanings of color terms black and white in typical media discourse. These emphasize the necessity to take into account that there are several patterns of racial discourse within one nation and various kinds of communicants each having its specific ethnic cul-
ture. It is also very important to bear in mind that there is a fundamental difference between the two assessment paradigms, shaping differently symbolic meanings of the adjectives black and white, one established in the USA on the racial basis and the other, more ancient, common to the European cultures which has nothing to do with racial distinctions. The paper argues that there is also a wide gap between symbolic meanings of the adjectives black and white, found in real-life settings or in American media on one hand, and their negative meanings concentrated in the English lexicon, on the other.
The paper also considers some implications important for an adequate translation of the symbolic meanings of the adjectives black and white into Russian.
Ключевые слова: racial discourse ethics, harmony, racial discourse types, black and white, racist discourse, Whites vs. Blacks, Blacks vs. Whites, Whites vs. Whites, Blacks vs. Blacks, USA media, European symbolism of color terms, racial symbolism of color terms, geocultural vector of communication, intersection of interpretants, conditions and prerequisites of the correct interpretation.
References
Bestolkova G. V. Protivostoyanie obshchenatsional'nykh i etnicheskikh media SShA [Confrontation of national and ethnic media in USA] // Kommunikativnaya kul'tura: istoriya i sovremennost': mater. VII Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. 3 noyabrya 2017 / Novosib. gos. un-t. Novosibirsk: IPTs NGU, 2017. S. 54-56.
Fefelov A. F. Etnosemanticheskie svoystva kul'turnoy sredy: refraktsiya i adaptatsiya [Ethnosemantic properties of cultural media: refraction and adaptation] // Vestnik Novosibirsk State University. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. T. 14, vyp. 3. S. 15-33. Novosibirsk, 2016.
Grishaeva L. I. Perevodcheskaya deyatel'nost': faktory riska i intertekstual'nost' [Translation: risk factors in intertexuality] // Vestnik Voronezh. gos. un-ta. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. 2015. № 2. S. 70-74.
Grishaeva L. I. «SVOY» i «ChUZhOY»: osmyslyaya zanovo uzhe poluchennyy rezul'tat [OURS and THEIRS: Reflecting once more on what was established before] // Yazyk, kommunikatsiya i sotsial'naya sreda [Language, Communication and Social Environment]. Vyp. 13. Voronezh, 2015. S.51-77.
Gvozdarev Yu. A. Rasskazy o russkoy frazeologii [Stories about Russian idioms]. M.: Prosveshchenie, 1988. 192 s.
Panin V. V. Politicheskaya korrektnost' kak kul'turno-povedenchekaya i yazykovaya kategoriya [Political correctness as behavior, cultural and linguistic category], dis. ... kand. filol. nauk. Tyumen', 2004. 217 s.
Postovalova V. I. Afonskiy spor ob imeni Bozhiem v kontekste stanovleniya mirosozertsaniya i dukhovnoy zhizni Rossii XX-XXI vekov [The Athonite Debate About God's Name Within the Scope of the Worldview and Spiritual Life of Russia of the XX-XXI centuries] // Vestn. Novosib. gos. un-ta. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. 2014. T. 12, vyp. 2. S. 50-65.
Sheina I. M. Yavlenie politicheskoy korrektnosti kak primer vzaimodeystviya yazykovykh i kognitivnykh mekhanizmov [The Penomenon of Political Correctness as an Example of Interaction Between Linguistic and Cognitive Mechanisms] // Vestn. Mosk. un-ta. Ser. 19. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. 2009. № 3. S. 164-172.
Shurygina E. N. Osobennosti kul'turnogo kontsepta AMERICAN MATERIALISM kak odnogo iz osnovopolagayushchikh aspektov amerikanskoy kartiny mira (na materiale istoriko-publitsisticheskoy literatury i sovremennykh anglo- yazychnykh slovarey) [The Features of the Cultural Concept «American Materialism» as One of the Most Significant Aspects Of The American Worldview (On the Basis of Historical and Publicistic Texts and Modern Dictionaries of the English Language)] // Vestn. Novosib. gos. un-ta. Seriya: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. 2017. T. 15, № 2. S.106-117.
Ter-Minasova S. G. Voyna i mir yazykov i kul'tur. [War and Peace in Languages and Cultures] M.: Slovo, 2008. 341c.
Amadeo, Kimberly. Why Is Black Friday Called Black Friday? // The Balance, U.S. Economy. November 25, 2016.
Celis, Bill. The Time's Right for a New Wave of Black Media Activism // Newsweek. March 12, 2017
Jones, Solomon. White nationalists smitten with Russia as much as with Trump // The Philadelphia Inquirer. May 17, 2017.
Moore, Jack. White Friday: Middle East's Jeff Bezos looks to capitalize on Black Friday Tradition // Newsweek, November 25, 2016
Kourlas, Gia, Where Are All the Black Swans? // The New York Times. May 6, 2007.
Peraino, Kevin. Berkeley's New Colors // Newsweek. 17 September 2000
Smerconish, Michael. Born white, but identifying as black since childhood // The Philadelphia Inquirer. April 9, 2017
Wellington, Elizabeth. Melania Trump's all-white dress: what does it project? // The Philadelphia Inquirer. July 20, 2016
Wellington, E. DNC Fashion: Hillary Clinton looked presidential in an all-white pantsuit // The Philadelphia Inquirer. July 28, 2016
Wellington, Elizabeth. How something as simple as color is not so simple // The Philadelphia Inquirer. August 3, 2016
