CC BY
46
НЕЙТРАЛЬНЫЕ РЫНКИ, НЕНЕЙТРАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ
в.в. вольчик
кандидат экономических наук, доцент, кафедра экономической теории Ростовского государственного университета
Работа выполнена при финансовой поддержке в форме гранта Министерства образования РФ (конкурс грантов по фундаментальным исследованиям в области гуманитарных наук) Г02-3.2-231. Основой статьи послужил доклад, прочитанный автором на ученом совете экономического факультета РГУ в феврале 2004 г.
© Вольчик В.В., 2004
I
ПРОЦЕСС интеграции отечественной экономической науки в мировую практически завершен. В большинстве российских вузов названия и содержания читаемых курсов соответствуют мировым стандартам. Статьи и монографии отечественных авторов изобилуют современной экономической терминологией и моделями. Соответственно, проблемы и основные тенденции развития мировой экономической мысли не обходят российское экономическое научное сообщество стороной. Одной из таких тенденций и посвящена настоящая статья. Эта тенденция — усиление роли неортодоксальных экономических течений в современной экономической теории.
В начале необходимо определить, что понимается под неортодоксальными теориями. Неортодоксальные теории являются альтернативой ортодоксальной неоклассике, или экономической теории мэйнстрима. Используемая методология в контексте данного исследования является синтетической. Она опирается на идеи трех неортодоксальных школ: во-первых, австрийской (К. Мен-гер, Л. Мизес, Ф. Хайек (см., например, [10—12; 23]), во-вторых, эволюционной (Р. Нельсон, С. Уинтер, Дж. Доси [14; 31; 32]) и неоэволюционной экономики (П. Дэвид, Б. Артур, Р. Коуэн [25; 27— 29]), в-третьих, институциональной экономики в ее конвергентной исторической форме (Д. Норт, А. Гриф, Дж. Мо-кир [15; 34-36; 42]).
Интересно, что тезис о необходимости синтеза последних двух исследовательских подходов - эволюционной и институциональной экономики - присутствует в работах Р. Нельсона — одного из родоначальников эволюционной экономики. Действительно, длительное время эволюционная экономика
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
концентрировала свое внимание на роли «физических технологий» и сопутствующих им рутин1. Институциональная теория в свою очередь — на исследовании институтов и институциональных структур экономики, т.е. на качественных параметрах экономического развития. Институты можно считать сходными по своей природе с физическими технологиями, и, следовательно, они могут быть названы социальными технологиями. Как заметил в своей статье Р. Нельсон, современная эволюционная теория требует объединения исследований физических и социальных технологий в рамках одной синтетической теории [41, р. 26].
II
Часто в экономической литературе термин «рынок» используется в контексте понятий «эффективный конкурентный рынок», «неэффективный монопольный рынок». Также мы встречаем спорные противопоставления рыночного механизма альтернативным способам координации, например, «общество должно делать выбор между рыночной эффективностью и социальной справедливостью». Подобная трактовка важнейшего экономического понятия «рынок» часто не говорит о его действительной природе и даже, напротив, уводит нас от причин к следствиям функционирования рынка.
Рыночный процесс связан с двумя важными дефинициями — обмена и конкуренции, но в некоторых, особенно неоклассических, моделях последняя, как и сам рынок, фактически сводится к абстракциям, не имеющим ничего общего с реальными экономическими явлениями. Более того, множество неоклас-
1 Под рутинами Р. Нельсон и С. Уинтер понимают все нормальные и предсказуемые образцы поведения фирм. В эволюционной теории рутины играют ту же роль, что гены в биологической эволюционной теории [14, с. 31].
сических моделей вовсе не нуждается в объяснении рыночного процесса и конкуренции как таковой и поэтому приложимо к описанию как плановой, так и рыночной экономики.
И наконец, само понятие экономической эффективности, которое является господствующим в неоклассике, — «Па-рето-эффективность», по нашему мнению, имеет отдаленное отношение к рыночному процессу, являясь, по сути, эффективностью не процесса, а результата.
В нашем понимании рынок является нейтральным, спонтанным механизмом обмена, координации и отбора. Позитивные или негативные результаты функционирования рынка зависят от институтов, имеющихся в данный момент в обществе. Это положение соотносится с утверждением Дж. Ходжсона о том, что воздействие институтов и рутин как на предпочтения, так и на поведение людей, вероятно, бывает и позитивным, и негативным. Здесь нет никакого порочного круга: результаты не обязательно носят однозначно определенный характер. Мы лишь хотим высказать мысль, что эффект, оказываемый рутинизиро-ванным поведением на предпочтения и деятельность людей, нельзя считать нейтральным [24, с. 204]. Напротив, рынки как механизм аллокации ресурсов и отбора представляют собой нейтральный механизм, который может приводить как к расширению обменов, так и к их свертыванию. Направление развития системы, основанной на рыночном обмене и, следовательно, зависящей от функционирования рынков, определяется именно ненейтральными институтами.
III
Концепция эффективности результата не акцентирует свое внимание на обменах. Обмены в этой концепции приводят к приращению ценности, но до определенных пределов. В исследовании эффективности рыночного процес-
са, наоборот, обмены занимают центральную роль, причем считается, что обмены производительны.
Далее при анализе производительности обмена используется понятие ценности, поэтому кратко поясним, что под ним понимается в данной работе. Мы принимаем фундаментальные принципы теории ценности Австрийской школы2, сформулированные Мизесом: во-первых, определение ценности, имеющее своим результатом действие, означает предпочтение и отклонение; оно никогда не означает равенства и безразличия. Во-вторых, не существует других методов сравнивания оценок разных индивидов или одних и тех же индивидов в разных ситуациях, кроме как установить, расположены ли рассматриваемые альтернативы в одинаковом порядке предпочтения. Следовательно, определение ценности — это субъективная оценка, отражающая разницу ценности (т.е. предпочтение альтернативы А альтернативе В обмениваемых благ) [12, с. 312, 333].
Экономический обмен происходит только тогда, когда каждый его участник, осуществляя акт мены, получает какое-либо приращение ценности к ценности существующего набора благ. Это доказывает К. Менгер в работе «Основания политической экономии» [10, с. 159], исходя из предположения о существовании двух участников обмена. Первый имеет благо А, обладающее ценностью и^, а второй — благо В с ценностью и2. В результате произошедшего между ними обмена ценность благ в распоряжении первого будет = (и1 + х), а второго = (и2 + у).
2 Родоначальник Австрийской школы К. Менгер дал ценности следующее определение: ценность есть значение, которое для нас имеют конкретные блага или количества благ вследствие того, что в удовлетворении своих потребностей мы сознаем зависимость от наличия их в нашем распоряжении [10, с. 94].
Из этого можно сделать вывод, что в процессе обмена ценность блага для каждого участника увеличилась на определенную величину. Этот пример показывает, что деятельность, связанная с обменом, есть не напрасная трата времени и ресурсов, а такая же продуктивная деятельность, как производство материальных благ.
Исследуя обмен, нельзя не остановиться на его пределах. Обмен будет происходить до тех пор, пока ценность благ в распоряжении каждого участника обмена будет, по его оценкам, меньше ценности тех благ, которые могут быть получены в результате обмена. Этот тезис верен для всех контрагентов обмена. Пользуясь символикой вышеуказанного примера, можно сказать, что обмен происходит, если > и1 для
первого и > и2 для второго участника обмена или если х > 0 и у > 0 .
Следовательно, можно записать уравнение:
(и' + и'г) - (и + иг) = 5, (1)
где и'п — оценка ценности после обмена;
и — оценка ценности до обмена;
5 — прирост ценности; во всех состоявшихся добровольных обменах 5 > 0.
Уравнение (1) описывает единичный акт обмена. Ключевым здесь является показатель 5, характеризующий прирост ценности или ее разность и, следовательно, саму возможность и выгодность обмена.
IV
Для объяснения эффективности рынка с позиций не результата, а процесса необходимо сделать несколько замечаний, которые укладываются в два тезиса.
Первый тезис основан на констатации того факта, что симметричный (термин «симметричный» или «асимметрич-
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
ный» используется по отношению к информации, которой обладают субъекты обмена) свободный обмен экономических благ приводит к приращению ценности. Иными словами, ценность благ до обмена меньше, чем после обмена.
Обычно не вызывает возражений, что основной продукт рынка — цена — имеет информационную природу, хотя функции цены не ограничиваются одними информационными сигналами (дискуссия по этому поводу проводилась в рамках Австрийской школы). Поэтому результаты функционирования рынка как механизма координации и отбора будут зависеть от первоначальных условий распределения информации, а также от критериев ее интерпретации экономическими субъектами, участвующими в процессе обмена.
Здесь необходимо важное замечание: рынок производит отбор и формирует сигналы, используемые индивидами при координации своей хозяйственной деятельности в соответствии с отмеченными выше первоначальными условиями распределения информации о параметрах обмена, а также критериями ее интерпретации, которые зависят от познавательных возможностей акторов. Следовательно, при анализе «эффективности» рынка необходимо учитывать именно отмеченные факторы.
Как уже отмечалось, рынок является нейтральным, спонтанным механизмом координации и отбора. Исходя из предпосылки, что рынки нейтральны, можно сформулировать правило: в результате рыночного отбора информационные сигналы приобретают те свойства, которые были заданы начальным распределением информации, и начальные условия зависят от социальных институциональных рамок, а также от познавательных возможностей индивидов. Такой отбор приведет к результатам, не поддающимся точному прогнозу, но в направлении, заданном первоначальными информационно-институ-
циональными рамками3. Здесь необходимо небольшое замечание. Начальные институциональные условия формируются спонтанно, часто под воздействием незначительных (с точки зрения современников) или даже случайных факторов. Здесь полезным является применение теорий неоэволюционной экономики, связанных с зависимостью от предшествующего пути развития (path dependence)4. Как показал ведущий представитель этого исследовательского направления Б. Артур, незначительные исторические события не могут быть опущены или усреднены в долгосрочном процессе, так как они могут предопределить наступление того или иного последствия [25]. Эти исторические события и есть первоначальные институциональные ограничения, которые вследствие инертности политических, технологических и институциональных структур [39] могут в зависимости от различных факторов, о которых будет сказано ниже, приводить систему к ситуации расширения или свертывания обменов.
Таким образом, при анализе рынка необходимо определить вектор отбора, который задается начальными институциональными условиями и распределением информации. Коренное отличие этого подхода от неоклассического заключается в том, что мы не можем изменить этот вектор или определить оптимальное начальное распределение информации. Эти процессы являются эволюционными, поэтому решающую роль здесь будет играть обучение и действия единичных экономических акторов, действующих в соответствии со своими эндогенными ценностными критериями, и понимание механизмов и причин таких динамических изменений
3 Здесь подчеркивается информационная природа институтов.
4 Основные положения данной концепции содержатся в работах: [26; 30].
является залогом возможной корректировки индивидуальных предпочтений и, может быть, даже экономической политики. На основании приведенных рассуждений можно сформулировать второй тезис, объясняющий сущность рыночного процесса.
Согласно второму тезису, асимметричный обмен приводит к неопределенному результату и, в частности, может снижать совокупную ценность благ. Иными словами, ценность после обмена может быть как больше, так и меньше, чем до него.
Так как асимметричный обмен приводит к неопределенному результату, то одним из следствий такого положения дел будет закрытие рынков и прекращение обменов [2, с. 94]. Это невыгодно ни одной из сторон, следовательно, обе стороны заинтересованы (хотя и в разной степени) в снижении информационной асимметрии. Поэтому такая ситуация создает стимулы для поиска путей создания правил, а в дальнейшем институтов, снижающих информационную асимметрию.
Эффективность процесса основывается на следующем предположении: каждый обмен приводит к приращению ценности, с одной стороны, а с другой — приращение ценности так или иначе стимулирует новые обмены. Таким образом, мы можем охарактеризовать эффективность процесса, в первую очередь, способностью системы мультипликативно увеличивать количество обменов и, во вторую очередь, увеличением величины ценности как агрегированного показателя прироста ценности в индивидуальных сделках.
Сразу нужно оговориться, что прямой количественный подсчет совокупной ценности может быть произведен только опосредованно, а не точно количественно, вследствие неаддитивности индивидуальных полезностей. Поэтому, формулируя критерий эффективности рыночного процесса, можно
говорить лишь о сравнительных показателях ценности (что и вытекает из ее определения).
Увеличение количества обменов само по себе продуктивно, так как это позволяет аккумулировать большее количество «неявного знания» (о неявном или рассеянном знании см.: [19; 23]), что следует из определений ценности и обменов. Результаты аккумуляции такого знания будут отражаться на качестве институтов, т.е. на их возможности снижать трансакционные издержки (издержки обмена).
Исходя из вышесказанного, можно модифицировать уравнение (1):
(и' + и2) - (и1 + и2) = к5, (2)
где к — информационная составляющая, характеризующая симметричность обменов. Если присутствует асимметрия информации, то 0 < к <1. В принципе может быть к < 0 в случаях оппортунистического поведения (следования своим интересам любым способом, включая обман, кражу и т.п.), но такие обмены в нашей модели пока не рассматриваются. В случае положительных экстерналий коэффициент к может принимать значения больше единицы.
Коэффициент к, в свою очередь, является показателем синтетическим. Он зависит от возможностей обучения (/), внешних эффектов от осуществления того или иного обмена (с положительным или отрицательным знаком) (е), существующих институтов, функция которых состоит в снижении трансакционных издержек (/), а также от показателя, определяющего степень симметричности распределенной информации между агентами (5). Следовательно, можно записать
к = f (/, (+, -)е, /, 5).
Таким образом, институты в конечном итоге, наряду с начальным распределением ресурсов (которого мы в принципе не знаем, хотя в неоклассических моделях это присутствует в виде
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
«данных»), определяют, идет ли система в направлении развертывания или свертывания обменов.
Если мы не можем определить, будет ли данное распределение ресурсов эффективным ex ante, то какие параметры можно использовать в модели, объясняющей эффективность процесса? Для эффективности процесса важно не конкретное распределение ресурсов и даже не его динамика. Определяющим является вопрос: как данное состояние оказывает влияние на будущие обмены, способствует ли их «развертыванию» или увеличению их количества и объемов во времени или нет? Здесь воз-
можна аналогия с физикой (хотя и не совсем полная) — развертывающиеся обмены можно сравнить с цепной реакцией. Отличие от физического процесса в том, что нам не дано знать ни пределов такого расширения обменов, ни временных рамок, в которых они будут происходить.
Эффективность процесса определяет вектор развития конкурентной системы, а не результат конкурентного взаимодействия и обменов. Если система движется в сторону расширения обменов, мы можем считать ее эффективной (рис. 1.); в противном случае, когда происходит относительное сужение обме-
L_________________________________
Производное состояние системы (период ti)
--------------------------------------------------------------------►
Вектор развития системы рыночных обменов в эффективном направлении Рис. 1. Эффективный процесс рыночных обменов - 60 -
нов, экономическая система замыкается и приходит в упадок.
Важнейшим показателем, определяющим качество данного состояния системы, а также вектор ее развития, является состояние институциональной структуры. Формально это можно определить относительно величины к, характеризующей симметричность обменов. Конкуренция является основным механизмом реализации потенциала того или иного рынка, независимо от конкретного соотношения продавцов и покупателей в данный момент времени. Именно благодаря конкуренции будет происходить отбор также и эффективных институциональных ограничений, составляющих в своей совокупности институциональную структуру того или иного экономического порядка.
V
Использование концепции эффективности рыночного процесса направлено прежде всего на объяснение роли институциональных ограничений в функционировании порядка, основанного на конкуренции, свободном обмене и предпринимательской инициативе. Поэтому все приведенные умозаключения по эффективности рыночного процесса могут быть приложимы только к экономикам, в которых существует рыночный обмен, или, в крайнем случае, к взаимодействию между собой нескольких централизованных (плановых, командных, тоталитарных) хозяйств или последних с рыночными порядками.
Несомненно, важным является вопрос, как соотносятся эффективность процесса и равновесие. Как видно из логики определения обменов и эффективности процесса, понятие равновесия в таком контексте излишне. О равновесии мы можем говорить только для того, чтобы охарактеризовать ситуацию неравновесия, т.е. в нашем случае ситуацию несовпадения в сторону превыше-
ния ценностных оценок. Тем самым становится возможным обмен. Нельзя не согласиться, что каждый обмен будет завершаться кратковременным или долговременным состоянием покоя. Но через некоторый промежуток времени рыночные агенты снова должны будут вступить в обмен, так как с течением времени у них возникают новые мотивы для обмена, которые явно не выражались по окончании предыдущего акта мены; хотя временной промежуток между может принимать разные значения. И для больших временных интервалов концепция эффективности процесса может несколько усложниться без изменения самого принципа разворачивающихся обменов, но это предмет дальнейшего исследования. Равновесное, статичное состояние рынка не является эффективным с позиций эффективности процесса.
Парето-эффективное равновесие при совершенной конкуренции иллюстрирует ситуацию, когда достигнут такой уровень цен, что можно заключить бесконечное количество сделок при изначально данном распределении ресурсов. Но уместен вопрос: если каждый акт обмена предполагает увеличение ценности, иначе обмен бессмыслен, то как в равновесной системе при совершенной конкуренции, впрочем, и других равновесных рыночных структурах, будет организован накапливающийся объем информации и ценности? Ответ на этот вопрос невозможен без отсылки ко всяческим «объективным показателям» в виде изначально имеющихся ресурсов, которые просто воспроизводятся в статичной равновесной системе. Но тогда здесь нет места субъективным оценкам, без которых, в конечном счете, нет обмена, рынка и конкуренции. Следовательно, все ситуации равновесия не нуждаются в таких «мелочах», как рынок и конкуренция, и поэтому не могут использоваться в концепции эффективности рыночного процесса.
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Концепция эффективности процесса позволяет дать объяснения рыночному процессу как нейтральному механизму. Выше уже отмечалось, что рынки имеют нейтральную природу и, следовательно, сами по себе, как процесс обмена, не гарантируют эффективности ни процесса, ни результата. Кроме того, что рынки являются механизмом обмена, они также выполняют роль механизма отбора. Следовательно, рыночный процесс необходимо рассматривать сквозь призму эволюционной теории.
Долгое время в рамках господствующей неоклассической парадигмы экономические системы рассматривались через призму статической институциональной структуры. Поэтому практически отсутствовали исследования качественных институциональных изменений. И хотя теория динамических (качественных) изменений в экономике присутствует в рамках марксистской политической экономии, в экономике мэйнстрима такой теории не существует, а в случае ее создания она должна опираться на модель институциональных изменений [15, с. 137]. И хотя в последние десятилетия в рамках неоинституционализма достигнуты значительные результаты по модификации положений «защитного пояса» и даже «жесткого ядра»5 неоклассической парадигмы [33, р. 5], теории институциональных изменений пока находятся на периферии современных институциональных исследований экономики.
В результате рыночной трансформации транзитивных экономик возникают специфические институциональные структуры, не позволяющие использовать преимущества расширенного рыночного порядка как наиболее эффективного способа хозяйственной координации. Рынки, формирование которых
5 О концепциях «жесткого ядра» и «защитного пояса» как составляющих научно-исследовательской программы см.: [7, с. 79-89].
рассматривалось как панацея для пост-социалистических стран, в ходе осуществления радикальных экономических реформ часто показывали свою несостоятельность. И дело здесь не в «провалах рынка» и даже не всегда в «провалах государства». Причины неэффективности рыночных механизмов кроются в упрощенном понимании рыночного процесса и цены как основного результата его функционирования, а также роли цен в динамических институциональных структурах.
Если цены на рынке образуются благодаря конкуренции, то долгосрочные ориентиры, определяющие сам порядок экономической организации, тоже конкурируют с альтернативными вариантами поведения. Если институциональная структура находится в стадии формирования или изменения, то институты, конституирующие ее, будут возникать и закрепляться в зависимости от сравнительной эффективности альтернативных способов координации хозяйственной деятельности [4, с. 15—16].
Рынок как способ хозяйственной координации возник довольно давно. Древние общества использовали рынки для обменов, как локальных, так и межгосударственных. Как форма координации, рынок долгое время отнюдь не был связан с ростом благосостояния народов, так или иначе включенных в рыночные отношения. Только формирование соответствующих институциональных структур позволило спонтанному механизму рыночного обмена трансформироваться в «невидимую руку», ведущую общество к росту благосостояния.
Неэффективность одних и эффективность других механизмов координации выявляется в результате институциональной метаконкуренции. Обычно в экономической литературе под метаконкуренцией понимается конкуренция институтов: «если какая-либо форма экономической организации существует, значит, она эффективна, потому что в
процессе конкурентной борьбы выживают сильнейшие, т.е. наиболее эффективные институты» [5, с. 78].
Ухудшающий отбор институтов с убывающей предельной отдачей, приводящей к возникновению парадокса неэффективности рынков, который наблюдается при наличии принуждения государством или властными группами, также возникает и при действии спонтанных эволюционных процессов6.
Для объяснения причин устойчивости парадокса неэффективности рынков мы выдвигаем следующую гипотезу: функционирование механизмов ухудшающего отбора институтов в условиях трансформации экономических порядков приводит к асимметрии информационных потоков и возникновению избирательных стимулов у групп, заинтересованных в закреплении институтов с убывающей предельной отдачей. Эти процессы позволяют группам с избирательными стимулами получать институциональную ренту и проводить политику, направленную на консервацию существующих неэффективных институциональных структур.
Таким образом, если анализировать ситуацию «парадокса неэффективности» с позиций предложенной концепции эффективности процесса, можно сделать ряд очень важных замечаний. Во-первых, обмены с неэффективными институциональными ограничениями, т.е, когда к < 1 в уравнении (2), могут быть эффективными по Парето, но в то же время вести к свертыванию открытых рынков. Во-вторых, стабильность таких хозяйственных порядков может быть достигнута путем внеэкономического принуждения к обмену. В-третьих, при отсутствии или ослаблении внеэкономического принуждения система будет стремиться к точке свертывания рыночных обменов, следовательно, она будет
неэффективна с позиций эффективности процесса.
Одной из иллюстраций парадокса неэффективности рынков, но от обратного, может служить так называемый эффект «экономики QWERTY» (QWERTY — название наиболее распространенной раскладки английской клавиатуры на пишущих машинках и компьютерных клавиатурах) [29]. Суть «экономики QWERTY» состоит в том, что при рыночном отборе могут существовать ситуации внедрения неэффективных технологий (существуют более экономичные раскладки клавиатуры, например, клавиатура Дворака) с позиций Парето-эффективности. Дж. Мокир [38] объясняет такую ситуацию тем, что внедрение технологии «QWERTY» было сопряжено со значительными положительными внешними эффектами. Используя символику данной статьи, можно сказать, что величина к превышала единицу, что привело к расширению обменов, связанных с использованием данной технологии. Следовательно, такая технология является эффективной с позиций эффективности процесса, что обусловлено существующей институциональной структурой.
VI
Рассмотренный с помощью концепции нейтральных рынков случай экономических обменов показывает, что в зависимости от институциональных условий система может двигаться в сторону как расширения, так и свертывания обменов. Этот процесс зависит не столько от статичного состояния институциональной структуры, которая в модели характеризуется коэффициентом к, сколько динамическим процессом институциональной трансформации.
Важным для понимания процесса институциональной трансформации является тот факт, что он не обязательно приводит к образованию эффективных
6 Об ухудшающем отборе институтов см. подробнее: [3, с. 85-94].
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
институциональных структур. Более того, институциональные изменения могут привести к замене сравнительно эффективных институтов неэффективными. Этот тезис прекрасно иллюстрируют примеры из экономической истории.
Ярким примером может служить упадок экономик Китая и Японии в XV— XIX вв. Особо это заметно, если рассмотреть динамику, вернее, взлет и падение темпов внедрения технологических инноваций в китайской промышленности и торговле. К началу XV в. Китай был самой развитой технологической цивилизацией мира [40]. Ключевые изобретения разрабатывались в Китае на столетия и даже на полтора тысячелетия ранее, чем в Европе, как в случае с доменными печами, позволившими Китаю освоить металлургию к 200 г. до Рождества Христова [6, с. 31].
Упадок экономики Китая начался с политики сознательного изоляционизма, или, иными словами, следования неэффективным институциональным ограничениям. Это также существенно отразилось и на уровне используемых технологий. По мнению Мокира, определяющим фактором технологического консерватизма в Китае был страх правителей перед потенциально разрушительным воздействием технологических изменений на социальную стабильность [40]. В Китае, как и в других обществах, распространению технологии препятствовали многочисленные силы, особенно в городских гильдиях. Бюрократы, довольные сложившимся статус-кво, боялись возникновения социальных конфликтов [6, с. 32]. Пример технологического и, следовательно, экономического застоя в Китае легко объяснить с помощью предложенной концепции эффективности рыночного процесса. В данном случае неэффективные институциональные ограничения создали мультипликативный эффект свертывания обменов. Хотя в примере с Китаем, видимо, отсутствовала явная
асимметрия обменов, что значительно упрощает выводы.
Мы не всегда можем дать правильную характеристику институтам относительно того, препятствуют ли они в конкретных исторических условиях обмену или нет. Примером такого института могут служить гильдии средневековья. Гильдии не всегда способствовали росту распределительных коалиций и снижению конкуренции и эффективности. На определенном этапе экономического развития гильдии были единственным способом институциональной адаптации. Историческое доказательство, предложенное А. Грифом, указывает на то, что в период Коммерческой революции такой институт, как купеческая гильдия, поддерживал расширение торговли. Купеческая гильдия была условием расширения торговли, ее появление не было вызвано новыми прибылями от торговли. Более того, время возникновения гильдии и, следовательно, расширения торговли было определено социальными и политическими факторами [36].
Культура и система традиционных институтов, имеющихся в обществе, часто используются как объяснение успешного (неуспешного) экономического развития. Хотя не всегда можно принимать такое объяснение как достаточное для построения теорий качественной динамики социальных систем. Многие объяснения японского экономического роста приписывают его главным образом особому характеру японской культуры или самих японцев. Однако особенный характер японской культуры и менталитета долгое время не позволял достигать японской экономике каких-либо значительных успехов, консервируя архаическое производство и вопиющую бедность. Западных путешественников в середине XIX в. часто поражала крайняя бедность народа и то, сколько семей нищета толкала на детоубийство. Хотя уровень грамотности был достаточно высоким (по стандар-
там бедных обществ того времени) и общество в определенных отношениях прогрессировало, оно было поразительно слабым как в технологическом, так и в военном отношении [16, с. 230].
Концепция зависимости от предшествующего пути развития (path dependence) также объясняет, почему в некоторых обществах с повторяющейся настойчивостью элиты (в первую очередь политические) выбирают из возможных альтернатив экономической политики наихудшие. Исторические примеры такого положения дел можно найти у большинства современных экономических историков, в частности у нобелевского лауреата Д. Норта [42, р. 366], рассматривающего случаи выбора неэффективной политики на протяжении почти четырех столетий в Испании.
Процесс институциональной трансформации, безусловно, является как эволюционным, так и исторически обусловленным. В экономике роль генов выполняют институты. Это соответствует традиционному эволюционному подходу в экономической теории, хотя чаще рассматриваются в этой роли не институты, а рутины. Под рутинами Р. Нельсон и С. Уинтер понимают все нормальные и предсказуемые образцы поведения фирм. В эволюционной теории рутины играют ту же роль, что гены — в биологической эволюционной теории [14, с. 31]. Если допустить широкую трактовку «образов поведения фирм» как правил, структурирующих повторяющиеся взаимодействия, то вывод относительно генов и рутин можно спроецировать и на институты.
Если под экономической эволюцией понимать процесс роста многообразия, сложности и продуктивности экономики за счет периодически происходящей смены технологий, продуктов, организаций и институтов [8, с. 9], то модель «эффекта бутылочного горлышка» дает релевантное объяснение процесса институциональной трансформации.
Важность последовательности исторических событий может быть объяснена с использованием моделей «эффекта бутылочного горлышка» (bottleneck effect) и «эффекта основателя» (founder effect). В биологии эффект бутылочного горлышка и эффект основателя используются как частные случаи более общей проблемы «дрейфа генов»7. Если провести аналогию между «дрейфом генов» в биологии и процессами в социальной и экономической жизни, то аналогом будут масштабные институциональные изменения. Согласно эффекту бутылочного горлышка (т.е. очень маленькой популяции), можно наиболее вероятно говорить о возникновении нового вида, когда мутация закрепляется с течением в поколениях. Малые популяции — гораздо более вероятные кандидаты на микроэволюцию и видообразование, чем большие, потому что в больших популяциях редко какая мутация просто так закрепляется. Иными словами — если вид процветает, имеет много особей и размножается хорошо — то ему, чтобы «эволюционировать», нужно гораздо больше времени (миллионы поколений), чем виду, число особей которого мало и которому плохо живется (потребуется гораздо меньше поколений) [1, с. 128]. Те признаки, которые были присущи малой популяции (в момент прохождения точки «бутылочного горлышка», с большей вероятностью будут мультиплицированы в последующем развитии популяции (рис. 2). Следовательно, возникающие многочисленные популяции воспроизводят генетическую структуру их основателей. Это явление американский зоолог Э. Майр, один их основоположников синтетической теории эволюции, назвал эффектом основателя [9; 37].
7 Автор благодарит П.М. Бородина (Новосибирский государственный университет) за консультацию относительно разработки данного вопроса в современной биологии.
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
Рис. 2. Эффект бутылочного горлышка:
N — количество групп интересов, включенных в действие того или иного института; t — время
Момент радикальной трансформации того или иного экономического порядка приводит к так называемому трансформационному кризису [20]. Во время этого кризиса резко сокращается количество обменов в экономике и происходит так называемая деинституционализация. Следовательно, момент перехода от одного экономического порядка к другому аналогичен эффекту бутылочного горлышка в биологии и, следовательно, может быть назван таким же эффектом при описании экономических процессов. Институты, которые остаются от старого порядка и первыми создаются для нового, т.е. существуют в начальный момент развития новой экономической системы, и приобретают особое значение для дальнейшего развития этой системы. Здесь вступает в действие эффект основателя. Следовательно, очень трудно изменить вектор экономического развития системы, только что прошедшей через бутылочное горлышко. Если набор институтов вследствие случайных или незначительных8 историчес-
8 Б. Артур определяет незначительные исторические события как события, которые обычно не берутся наблюдателем в расчёт, т.е. не включаются в стандартный анализ как условия, обладающие способностью влиять на что-либо [25, р. 117].
ких событий оказался сравнительно неэффективным (в смысле эффективности рыночного процесса), то система будет воспроизводить эти неэффективные состояния, пока не возникнет новая ситуация, которая может быть отнесена к эффекту бутылочного горлышка.
VII
Примером отбора неэффективных рыночных институтов служат экономики большинства латиноамериканских стран, которые всей своей историей в XX в. показали, что может произойти в результате «неблагоприятного отбора» институтов и действия групп специальных интересов, которые, по выражению М. Олсона, ведут к социальному склерозу [18]. В этой связи особый интерес представляют исследования Э. де Сото, посвященные такому феномену как современный меркантилизм [21; 22].
Информационная асимметрия, создаваемая государством, группой специальных интересов или иным «дестабилизирующим фактором», приводит к неблагоприятному изменению вектора отбора. Поэтому при формировании программ реформирования различных отраслей экономики необходимо учитывать факт нейтральности рынка. В условиях асимметрии распределения стиму-
лов и информации рынок будет мультипликативно воспроизводить неэффективные ситуации (т.е. внедрение рыночных механизмов при соответствующих неэффективных институциональных ограничениях приведет либо к консервации неэффективных обменов при наличии принуждения со стороны групп специальных интересов, либо — при отсутствии принуждения — к свертыванию обменов и закрытию рынков), которые могут быть преодолены в процессе эволюции общества и в процессе обучения (не путать с образованием) акторов, которые являются представителями того самого населения, для блага которого и задуманы все реформы.
Согласно М. Олсону, лучшее, что может сделать общество для повышения своего благосостояния, — приобрести больше знаний. Это, в свою очередь, означает, что действительно очень важно, чтобы экономисты внутри и вне правительства правильно понимали реальное положение вещей. Когда мы ошибаемся, мы приносим много вреда. Когда мы правы и вносим ясность, необходимую для противостояния особым интересам и шарлатанам, мы делаем важный вклад в устранение бедности и прогресс человечества [17, с. 362]. Поэтому открытое обсуждение идей, не укладывающихся в рамки господствующей ортодоксии, несет благую функцию — приобретения знаний для правильного понимания реального положения вещей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Айала Ф., Кайгер Дж. Современная генетика. М.: Мир, 1988.
2. Акерлоф Дж. Рынок «лимонов»: неопределенность качества и рыночный механизм // THESIS. 1994. Вып. 5. С. 94.
3. Белокрылова О.С., Вольчик В.В., Мурадов А.А. Институциональные особенности распределения доходов в переходной экономике. Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 2000.
4. Вольчик В.В. Индивидуализация собственности: институциональные условия и мо-
дели становления в аграрной сфере: Ав-тореф. ... дис. канд. эконом. наук. Ростов н/Д, 1997.
5. Капелюшников Р.И. Экономическая теория прав собственности. М., 1990.
6. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000.
7. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995.
8. Маевский В.И. Эволюционная экономическая теория и некоторые проблемы современной российской экономики // Вестник молодых ученых. Сер. Экономические науки. 2001. № 2.
9. Майр Э. Зоологический вид и эволюция. М.: Мир, 1968.
10. Менгер К Основания политической экономии // Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бем-Баверк, Ф. Ви-зер. М., 1992.
11. Мизес Л. Социализм. М., 1994.
12. Мизес Л. Человеческая деятельность. М., 2000.
13.Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. М., 2000.
14. Нельсон Р., Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М., 2000.
15. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.
16. Олсон М. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция и социальный склероз. Новосибирск: Экор, 1998.
17. Олсон М. Крупные банкноты остаются лежать на дороге: почему одни страны богаты, а другие бедны // Эковест. 2001. Вып. 2. № 4.
18. Олсон М. Рассредоточение власти и общество в переходный период. Лекарства от коррупции, распада и замедления экономического роста // Экономика и математические методы. 1995. Вып. 4.
19. Полани М. Личностное знание. М., 1982.
20.Полтерович В.М. Институциональная динамики и теория реформ // Эволюционная экономика и «мэйнстрим». М.: Наука, 2000. С. 31-54.
21. Сото Э. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М., 2001.
22. Сото Э. Иной путь. М., 1995.
23.Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. М., 2000.
24. Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты: Манифест современной институ-
Экономический вестник Ростовского государственного университета ф 2004 Том 2 № 2
циональной экономической теории. М.: Дело, 2003.
25.Arthur W.B. Competing Technologies, Increasing Returns, and Lock-In by Historical Events // The Economic Journal. Mar., 1989. V. 99. № 394. P. 116-131.
26.Arthur W.B. Increasing Returns and Path Dependence in the Economy. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 1994.
27. Cowan R. Nuclear Power Reactors: A Study in Technological Lock-in // The Journal of Economic History. Sep., 1990. V. 50. № 3. P. 541-567.
28. Cowan R. Tortoises and Hares: Choice Among Technologies of Unknown Merit // The Economic Journal. Jul., 1991. V. 101. № 407. P. 801-814.
29.David P.A. Clio and the Economics of QWERTY // The American Economic Review. May, 1985. V. 75. № 2. P. 332337.
30. David P.A. Path Dependence, its critics, and the quest for 'historical economics / Economics Department, Working Paper № 00-011. 2000. Stanford, CA, 2000.
31. Dosi G. Opportunities, Incentives and the Collective Patterns of Technological Change // The Economic Journal. Sep., 1997. V. 107. № 444. P. 1530-1547.
32. Dosi G. Sources, Procedures, and Microeconomic Effects of Innovation // Journal of Economic Literature. Sep., 1988. V. 26. № 3. P. 1120-1171.
33. Eggertsson T. Economic behavior and institutions. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.
34. Greif A. Cultural Beliefs and the Organization of Society: A Historical and Theoretical Reflection on Collectivist and Individualist Societies // The Journal of Political Economy. Oct., 1994. P. 912-950.
35. Greif A. Historical and Comparative Institutional Analysis // The American Economic Review. May, 1998. V. 88. № 2. P. 80-84.
36. Greif A. Institutions and International Trade: Lessons from the Commercial Revolution // The American Economic Review. 1992. V. 82. № 2. P. 128-133.
37. Mayr E. Toward a New Philosophy of Biology; Observations of an Evolutionist. Cambridge, MA: Harvard Univ. Press, 1988.
38. Mokyr J. Punctuated Equilibria and Technological Progress // The American Economic Review. May, 1990. V. 80. № 2. P. 350-354.
39. Mokyr J. Technological Inertia in Economic History // The Journal of Economic History. Jun., 1992. V. 52. № 2. P. 325-338.
40. Mokyr J. The lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. N.Y.: Oxford University Press, 1990.
41. Nelson R.R. Bringing institutions into evolutionary growth theory // Journal of Evolutionary Economics. 2002. V.12. № 1. P. 26.
42.North D.C. Economic Performance Through Time // The American Economic Review. Jun., 1994. V. 84. № 3. P. 359-368.
