CC BY
242
УДК 81'373 ББК 81.03 Т 43
Нагуар З.К.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры арабского языка и вторых иностранных языков Адыгейского государственного университета, e-mail: cherzaira@yandex. ru Берсиров Б.М.
Доктор филологических наук, профессор, директор АРИГИ, e-mail: BBersirov@mail.ru Кушу С.А.
Кандидат филологических наук, доцент кафедры арабского языка и вторых иностранных языков Адыгейского государственного университета, e-mail: suleta.kushu@ gmail.com
Берсирова С.А.
Кандидат педагогических наук, доцент кафедры немецкой филологии Адыгейского государственного университета, e-mail: BBersirov@mail.ru
Типология инвективной лексики в разносистемных языках (на материале русского, немецкого и адыгейского языков)
(Рецензирована)
Аннотация:
Определяется место понятия «инвектива» в системе оценочной лексики и приводятся черты, отграничивающие ее от других близких понятий. В сопоставительном анализе характеризуются характер и типология инвективной лексики в разносистем-ных языках, определяются причины появления и изменения характера проявления инвективы в обществе. Выявляются особенности функционирования инвективной лексики в русском, немецком и адыгейском языках. Определяется характер и направления влияния Интернет-речи на формирование новых форм инвектив. Определен состав средств усиления инвективой силы речи, применяющихся в условиях русскоязычного Интернета. Ключевые слова:
Разносистемные языки, бранные слова, инвективная лексика, состав инвектив-ной фразеологии, бранная лексика в Интернете.
Naguar Z.K.
Candidate of Philology, Associate Professor of the Arabic Language and SecondForeign Language Department of the Adyghe State University, e-mail: cherzaira@yandex.ru Bersirov B.M.
Doctor of Philology, Professor, Director of Adyghe Republican Research Institute of the Humanities, e-mail: BBersirov@mail.ru Kushu S.A.
Candidate of Philology, Associate Professor of the Arabic Language and SecondForeign Language Department of the Adyghe State University, e-mail: suleta .kushu@gmail.com Bersirova S.A.
Candidate of Pedagogical Sciences, Associate Professor of the German Philology
Department of the Adyghe State University, e-mail: BBersirov@mail.ru
Typology of invective lexicon in the languages with different systems (from materials of the Russian, German and Adyghe languages)
Abstract:
The paper defines the place of the concept of «invective» in system of estimated lexicon, as well as provides the lines delimiting it from other close concepts. A comparative analysis is made to characterize the nature and typology of invective lexicon in the languages with different systems. The reasons of emergence and change of nature of manifestation of an invective in society are defined. Features of invective lexicon functioning in the Russian, German and Adyghe languages are identified. Character and the influence of the Internet speech on formation of new forms of invectives are revealed. The structure of the means of strengthening the invective force of the speech which are applied in the Russian Internet is defined.
Keywords:
Languages with different systems, swear words, invective lexicon, structure of invective phraseology, abusive lexicon in the Internet.
В исторически неустойчивые периоды отмечается усиление дрейфа языка. Происходящие сегодня в России преобразования отражаются на состоянии и путях развития как русского, так и адыгейского языков. Эти изменения в языках носят, с одной стороны, позитивный характер, потому что отражают новые реалии и зарождающиеся социальные явления [1,2]. С другой стороны, - негативный характер, так как снижается уровень владения языком, падает культура его применения [3,4]. Вульгарные слова, жаргонизмы вторгаются в речь обычно в периоды глобальных исторических событий, социальных перемен, однако такого стремительного изменения языка, проникновения вульгарных, жаргонных и даже непристойных слов и выражений в предыдущие годы не происходило.
Ускорение темпов адаптационной перестройки языка связано, главным образом, с усилением возможностей и технической вооруженности средств массовой информации, появлением Интернета, изменением политической ориентации, что привело к проникновению в речь огромного количества иноязычных (в основном английских) слов [5,6], уси-
лением процессов дистинкции (размежевания на «своих» и «чужих»), что приводит к применению в речи отрицательных оценок, понижающих статус объекта оценки. Первые две причины приводят к расшатыванию норм языка, к усилению позиций брани, а последняя - к безудержному росту инвективной лексики, т.е. слов и выражений, заключающих в своем смысловом значении, экспрессивной оценке и оценочном компоненте намерение говорящего или пишущего унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адресата речи.
Вместе с гласностью пришло снятие запретов на целые пласты публикаций, в частности на издание эротической продукции, на обсуждение интимной жизни популярных людей, что повлекло за собой снятие табу с соответствующей лексики [7,8,9]. Выход на авансцену журналистики, политической и культурной жизни существенного числа малограмотных людей привел к проникновению в печать, на экраны телевизоров, на радио, в литературу большого объема вульгарной и даже нецензурной лексики. Лексика и фразеология лагерно-тюремного и молодежного жаргона широко используется в текстах разно-
образной тематики, в устной политической речи, в официальной и неофициальной речи людей разного социального статуса, возраста, культурного уровня. Вместе с присущими жаргонной речи, особенно лагерно-тюремному и уголовному жаргону, грубостью выражения, интеллектуальным и эмоциональным примитивизмом жаргонизмы привносят в общество негативное восприятие жизни, грубые, натуралистические номинации, примитивизм в выражении мыслей и эмоций. На увеличение бранной лексики повлияли также изменение армейского жаргона в связи с переходом к практике призыва в армию молодежи с уголовным прошлым; формирование и усиление распространения жаргона уличных торговцев; перенасыщенность рекламных текстов заимствованными элементами [10,11]. Особо уязвимой оказывается речь подростков и молодежи.
Одной из главных причин появления инвективы в обществе являются дис-тинкции. Современные условия приводят к наложению двух системообразующих инвективной лексики: а) резко обостряется размежевание на «своих» и «чужих», при этом «чужие» наделяются отрицательными характеристиками; б) снимается табу с бранной лексики, что приводит к возрастанию ее употребления в инвективной лексической фразеологии. В рамках оппозиции «свой-чужой» резко возрастает политическая, ксенофоби-ческая брань и инвектива.
Высокий интеллектуальный, творческий и нравственный потенциал элитарной языковой личности, в совершенстве владеющей арсеналом языковых средств, должен исключать использование брани и инвективы. Но есть ряд причин, актуализирующих необходимость изучения ин-вективной лексики. Среди них потребности юриспруденции, особенно дел, связанных с покушением на честь и достоинство граждан, а также потребность её содержательного перевода с одного языка на другой [4;9].
Одной из проблем, возникающих в ходе изучения оценочной лексики, является определение понятия «инвектива» и отграничение ее от «брани», «вульгаризмов», «сниженной лексики», «нейтральной лексики» и т. д. Инвективная лексика (фразеология) - слова и выражения, заключающие в своем смысловом значении, экспрессивной окраске и оценочном компоненте намерение говорящего или пишущего унизить, оскорбить, обеспечить, опозорить адресата речи или третье лицо, обычно сопровождаемое стремлением сделать это в как можно более унизительной, резкой, грубой или циничной форме (реже прибегают к «приличной» форме -эвфемизмам, вполне литературным).
Вряд ли можно считать инвектив-ную лексику частью языка, реализующей коммуникативную функцию; инвектива не выполняет главную функцию языка по отношению к человечеству в целом, не реализует единство общения и обобщения. Инвективная лексика относится к сфере эмоционально повышенной, аффективной. Эмоциональность такой речи ориентирована на конкретную ситуацию, поэтому анализ как самих высказываний, так и их лексико-фразеологического состава возможен только в тесной связи с контекстом, ситуацией речевого акта.
Бранная речь вбирает в себя часть литературно-разговорной речи, говоров и просторечия как в устном, так и в письменном исполнении. Основная часть ин-вективной лексики и фразеологии составляется из лексики бранной, относящейся отчасти к диалектам, но главным образом к просторечию, а также к жаргонам, и характеризуется грубой вульгарной экспрессивной окраской, резко негативной оценкой, чаще всего циничного характера. Однако инвективная лексика может и не содержать бранной семантики как таковой. Нейтральные слова в совокупности могут иметь инвективный подтекст.
Инвективы близки к перформативам: высказывание является одновременно и по-
ступком и действием. Инвективы объединяются в определенный тип высказываний не только стилистическими признаками, но и выражением глубинных обстоятельств.
Бранная речь больше, чем прочие стили разговорной речи, связана с универсальными экстралингвистическими факторами, имеет схожие черты в разных языках. Это спонтанность и порожденная ею не-полнооформленность структур; повторы, вставки, высокая степень стандартизации, проявление индивидуальных черт стиля и др. Вместе с тем есть и особенности.
Для немецкого языка наиболее яркая из них - сдвоение личного имени. Нарицательные имена часто употребляются с прилагательными, придающими выражению в целом бранный смысл. Приверженность немецкого языка к словосложению проявляется и в композитах, имеющих структуру «глагольная основа + личное имя».
В отличие от русского и немецкого языков, обсценной лексике которых посвящена обширная литература, адыгейские ругательства и брань не только не исследовались, но ни в словарях, ни в печатной продукции нет даже намека на их наличие в языке: традиционный запрет на бранную лексику в адыгейском языке распространяется столь далеко, что из текстов устраняются даже слова, словоформы и сочетания, которые чисто омонимически могут быть соотнесены с чем-либо неприличным. Вместе с тем адыгейское общество, как и любое другое, в нужных случаях «изливает душу» с помощью крепких слов и выражений. Правда, этот пласт лексики в адыгейском языке ни в какое сравнение не идет с идентичной лексикой немецкого и, тем более, русского языков.
Отсутствие не только грубого мата, но и пейоративов и инвектив в печатных текстах, радио- и телепередачах на адыгейском языке, ограниченность использования адыгами этого пласта лексики на бытовом уровне имеет несколько причин. Новописьменный адыгейский язык, на котором формировался молодой лите-
ратурный язык, не мог позволить себе использование «нерафинированных» выражений, которые были естественными в старописьменных языках. Объяснялось это еще и тем, что в советское время изначально были обречены на безгласность «непечатные» слова. В течение десятилетий ругательства в стране стали «запретным плодом» даже для исследователей языка. Ограниченность адыгейского бранного лексикона имеет еще одну причину - историческую. В адыгейском обществе высоко ценилось красноречие, ораторское искусство, лишенное как грубых, так и выспренных выражений. Являясь «продуктом» общественного воспитания и общественного устройства, адыги очень дорожили общественным мнением, боялись отлучения от общества. Это служило мощнейшим фактором, препятствующим развитию инвективной лексики. Сквернословие в присутствии женщин, стариков и детей всегда считалось в адыгейском обществе чрезвычайно предосудительным. Человек, позволивший себе вольность в употреблении «нестандартных» выражений, навсегда лишал себя уважения окружающих.
Почтительное отношение к высокому стилю речи не исключало наличия в адыгейском языке «крепких и сильных слов и выражений», которые могли служить одним из самых эффективных способов «излить душу». Наиболее употребительными являются: сниженная оценка статуса человека (37,3 %), проклятия (28,8%), насмешки (20,5%) и унижения (13,5%). Богохульство, клички и ксено-фобные прозвища в составе инвективной фразеологии не воспроизводятся. Богохульство как проявление словесной агрессии в адыгейском языке ограничено. В случае применения такой инвективы она поддерживается соотношением признаков богохульства и агрессивного посыла к инвектуму. Тем самым богохульство сближается с проклятием, границы между ними разрушаются.
Проклятия, применяемые в адыгейских фразеологизмах, делятся на две группы: 1) относящиеся непосредственно к инвектуму (его физическому, психологическому и социальному статусу); 2) относящиеся к роду, дому и близким инвек-тума. Данная группа более грубая и более оскорбительная. Распространенные ин-вективные лексемы, оценивающие статус человека, условно могут быть разделены на группы слов, выражающие негативную оценку умственным способностям, стилю поведения, физическому состоянию, чертам характера, роду и близким родственникам, а также слова-инвективы вне дено-тации. Простых основ сравнительно немного, чаще всего они представляют собой заимствования из других языков. Из-за отсутствия в адыгейском языке слов с безусловной инвективной силой лексемы часто оканчиваются добавлением к основе слова прилагательного жъы «старый». Благодаря этому слово приобретает скорее фамильярно-пренебрежительный оттенок, чем инвективный. Часто используются русские заимствования в тех же значениях, что и в исходном языке. Наиболее употребительны зооморфные метафоры.
В адыгейском языке есть интересная особенность: изначально предназначенные быть инвективами выражения переходят в ряде случаев в «обычные».
Наиболее характерной моделью образования инвектив в адыгейском языке являются композиты и фразеологизмы. Примечательно, что в адыгейской фразеологии встречается инвектива со сниженным проявлением агрессивности, в качестве инвектума которой выступают младшие по возрасту. Большинство инвектив этой группы относится не столько к самому инвектуму, сколько к тем, кого он любит и кем дорожит, то есть к родителям. Смыслом такой инвективы является желание инвектора вызвать обиду за родителей и акцентировать внимание ребенка на связи своих плохих действий с осуждением обществом его родителей, не су-
мевших его воспитать. В данном виде инвективы иногда встречаются и достаточно грубые формы проявления агрессии, но и тогда они не содержат табуирован-ной лексики: агрессия осуществляется за счет метафоризации. Одновременно отмечается способ еще большего снижения инвективного напряжения за счет снятия агрессии путем отрицания.
В адыгейском языке из инвективной фразеологии, направленной против личности, наиболее употребляемыми являются метафорические образные построения. Вероятно, то, что в адыгейском обществе применение инвективы не поощрялось, привело к тому, что некоторые фразеологизмы звучат одновременно агрессивно и насмешливо.
В адыгейской фразеологии имеются инвективы, образованные за счет звукоподражания, переходящие в слова. Особенностью лексики в адыгейском языке является возможность создания инвективного напряжения в инвектогенных текстах, где используются высказывания двусмысленные (многосмысленные), не содержащие прямых инвективных слов и выражений и негативных отрицательно-оценочных суждений. Однако и здесь весь текст (высказывание) в целом направлен против какого-нибудь человека, группы людей, его (их) недостатков. Данный «деликатный» способ выразить свое негативное отношение обусловливается тем, что в адыгейском обществе применение брани считается оскорблением не только для ин-вектума, но и для инвектора.
Предельный уровень инвективно-сти достигается за счет использования нормативной лексики. Аналогичные явления имеют место и в русском, и в немецком языках, но в адыгейском языке им принадлежит большее место. В условиях русско-адыгейского двуязычия в состав инвективной лексики адыгейского языка как самостоятельное средство языковой агрессии проникает табуированная, об-сценная и другая русская лексика. Кроме
того, русская инвективная лексика образует с адыгейскими словами ряд устойчивых и малоустойчивых идиом. Тогда сила и напряженность инвективы значительно сокращается и приближается к шутливой окраске. Еще более сниженным ин-вективным значением обладают бранные адыгейские идиомы и фразеологизмы, переводимые говорящими на русский язык дословно. С точки зрения отрицательного эмоционального напряжения эти выражения вряд ли могут быть отнесены к инвективе. Вероятно, при переводе с одного языка на другой инвективная сила идиом и фразеологизмов либо утрачивается, либо снижается.
Часто причиной конфликтогенно-сти является употребление табуирован-ной лексики. Она обусловлена чувством стыдливости в вопросах, касающихся осуществления естественных человеческих потребностей, а также тесно связана с желанием людей «ублажить» богов, силы природы, приравниваемые во многих случаях к богам, и животных, которые являлись нежелательными для встречи, - не тревожить, не беспокоить, а умиротворять их с тем, чтобы они не приносили вреда. Но не система тайноречия приводит к формированию инвективной лексики, а «срыв табу» в условиях социально обусловленных ограничений из-за чувства стыдливости и в соответствии с этическими нормами. Таким образом, инвектива обусловлена нарушением запрета на произношение интимных частей тела и запрета на произношение естественных отправлений. Кроме того, табу могло быть снято для усиления магического заклинания. В определенных случаях табу вызывает не чувство стыдливости, а боязнь навлечь на роженицу, ребенка или ближайших родственников несчастья (именно по этой причине адыги практиковали присвоение двух и более имен одному и тому же человеку). Нарушение табу на имена родственников мужа, существующее в адыгейском обществе до сих пор, не при-
водило к восприятию такого факта в качестве инвективы. Адыгейское общество в этом случае стыд относил не к тому, чье имя назвали, а к тому, кто это сделал.
Большой блок табуированных слов составляют наименования естественных отправлений. Нарушение табу, определенных стыдливостью и этическими нормами, приводило к образованию грубой инвективы. Одним из способов эвфемиза-ции в этом случае является их адаптация к детскому языку и детскому восприятию. Детские эвфемизмы также применяются в инвективе сниженной агрессивной напряженности, направленной на унижение. Большое число табуированных направлений в адыгейском языке привело к усилению позиций эвфемизмов и сравнений в инвективной лексике.
Много брани «живет» в Интернете, который на равных позволяет общаться людям разного возраста, разного уровня культуры, с разным мироощущением и миропониманием. Так появляется новый пласт русского языка, требующий изучения и соответствующей коррекции доступными демократическими, воспитательными и административными мерами [10,12,13].
В силу отсутствия контроля, разновозрастной аудитории пользователей, отмечается тенденция к отклонению письменной Интернет-речи от орфографических, пунктуационных, синтаксических норм и даже их игнорирование. Это создает неблагоприятную и неуправляемую обществом среду, оказывающую сильное влияние на детей и подростков, на развитие их общей и речевой культуры. Наиболее распространенной целью выявленных инвектив является выражение экспрессии (40,9%). Основная потребность участников инвективного процесса заключается в том, чтобы выразить свое отношение к теме разговора, причем, может быть, и без попыток личного унижения и оскорбления собеседника.
Инвективные проявления в Интер-
нете связываются с противодействием реализации потребности в безопасности (43,6%), потребности в самоуважении и самоактуализации (40,4%) и потребности в любви и уважении (16,0%). Вероятно, именно это привело к тому, что наиболее значимыми оппозициями, вызывающими появление инвективы в Интернете, являются этнические (29,9%), политические (20,3%) и возрастные (15,5%). Для пользователей Интернета существенными оппозициями не представляются религиозные (5,1%), профессиональные (4,5%) и гендерные (4,1%).
Наряду с известными способами образования инвективы, брань Интернета имеет особенности, обусловливаемые письменной формой изложения; возможностью обдумывания своего ответа; отсутствием рядом инвектума; возможностью «живого» общения, что позволяет всегда поддерживать эмоциональную напряженность. Средствами усиления инвективной силы являются: преднамеренное искажение слов и снижение их
культурного статуса; написание имен со строчной буквы, или с искажением, или с оскорблением; преднамеренное сдвоение или умножение количества букв в слове; написание заглавными буквами части предложения, выражающего основную инвекту; замена букв узнаваемого матерного слова знаками; некоторые профессионализмы. Построение инвективных фраз зачастую строится на конфликте смыслов от уменьшительно-ласкательного до грубого матерного для увеличения «энергии» эмоций с опорой на исторические факты и предположения. Распространенным способом образования ксенофобиче-ских оскорблений является изменение названия национальности или признаков национальной культуры до узнаваемого, но оскорбительного, сравнение с насекомыми и животными. Кроме того, встречаются откровенные оскорбления без всякой аргументации и пожелания в получении инвектуму какого-либо ущерба. Все обнаруженные в Интернете угрозы обнаруживаются при этнической оппозиции.
Примечания:
1. Багироков Х.З. Билингвизм: теоретические и прикладные аспекты: на материале адыгейского и русского языков: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Краснодар, 2005. 56 с.
2. Стернин И.А. Социальные факторы и развитие современного русского языка. Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 2. Язык и социальная среда. Воронеж, 2000. С. 4-16.
3. Гришева К.А., Кондратей В., Ткаченко В.В. Ненормативная лексика, основные факторы ее употребления // Молодой ученый. - 2014. - №6. - С. 654-658.
4. Прошина Т.А. Нестандартная лексика английского языка // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2010. Вып. 1. С. 116-119.
5. Кремнева А.В. Эмоциональная составляющая образа, стоящего за иноязычным словом в лексиконе младшего школьника: экспериментальное исследование: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 2008. 18 с.
6. Маринова Е.В. Иноязычные слова в русской речи конца XX-XXI вв. : проблемы освоения и функционирования: автореф. дис. ... д-ра фил. наук. М., 2008. 44 с.
7. Нагуар З.К. Место инвективной лексики в языковых системах // Наука 2004: ежегод. сб. науч. ст. молодых ученых и аспирантов АГУ. Майкоп: Аякс, 2004. С. 255-261.
8. Соколова Г. В. Онтологический аспект значимости оценочной лексики в СМИ // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2012. Вып. 4. С. 36-41.
9. Выявление признаков унижения чести, достоинства, умаления деловой репутации и оскорбления в лингвистической экспертизе текста / И.А. Стернин, Л.Г. Антонова, Д.Л.
Карпов, М.В. Шаманова. Ярославль, 2013. 35 с.
10. Лучинский Ю.В. Медийное пространство судебного текста: литература против цензуры // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2012 год. Вып. 4. С. 18-22.
11. Павловская О.Е. Особенности SMS-общения студента среднего профессионального образования как репрезентация прагматического уровня языковой личности // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение.
2012. Вып. 2. С. 219-223
12. Гермашева Т.М. Виртуальная языковая личность в пространстве блог-дискурса // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2014. Вып. 2. С. 36-40.
13. Золина Г.Д. Регион как социальная общность в медиакоммуникативном измерении. // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2014. Вып. 2. С. 244-248.
References:
1. Bagirokov Kh.Z. Bilingualism: theoretical and applied aspects: based on the material of the Adyghe and Russian languages: Diss. abstract for the Dr. of Philology degree. Krasnodar, 2005. 56 pp.
2. Sternin I.A. Social factors and development of the modern Russian language. Theoretical and applied linguistics. Iss. 2. Language and social environment. Voronezh, 2000. P. 4-16.
3. Grisheva K.A., Kondratey V, Tkachenko V.V Offensive language, major factors of its use // The young scientist. - 2014. - No. 6. - P. 654-658.
4. Proshina T.A. Non-standard lexicon of English // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. 2010. Iss. 1. P. 116-119.
5. Kremneva A.V. An emotional component of the image standing behind the foreign-language word in the lexicon of a junior schoolchild: an experimental study: Diss. abstract fort the Cand. of Philology degree. Tver, 2008. 18 pp.
6. Marinova E.V. Foreign-language words in the Russian speech of the end of the XX-XXI centuries: problems of development and functioning: Diss. abstract fort the Dr. of Philology degree. M., 2008. 44 pp.
7. Naguar Z.K. The place of invective lexicon in language systems // Science 2004: annual coll. of proceedings of young scientists and graduate students of ASU. Maikop: Ayax, 2004. P. 255-261.
8. Sokolova G.V. Ontological aspect of the importance of assessment lexicon in mass media // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. 2012. Iss. 4. P. 36-41.
9. Identification of signs of derogation, derogation of business reputation and insults in linguistic examination of text / I.A. Sternin, L.G. Antonova, D.L. Karpov, M.V Shamanova. Yaroslavl,
2013. 35 pp.
10. Luchinsky Yu.V. Media space of the judicial text: literature vs censorship // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. 2012. Iss. 4. P. 18-22.
11. Pavlovskaya O.E. Features of SMS-communication of the student of the secondary professional education as representation of pragmatical level of the language personality // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. 2012. Iss. 2. P. 219-223.
12. Germasheva T.M. The virtual language personality in blog-discourse space // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. 2014. Iss. 2. P. 36-40.
13. Zolina G.D. Region as a social community in media communicative measurement // Bulletin of the Adyghe State University. Ser. Philology and the Arts. Iss. 2. P. 244-248.
