CC BY
114
УДК: 070:82.992(470) ББК: 76.005.33(2Рос)
Скибина О.М.
ТИПОЛОГИЯ И ПОЭТИКА ПУТЕВЫХ ОЧЕРКОВ БЕЛЛЕТРИСТОВ
КОНЦА XIX ВЕКА
Skibina O.M.
TYPOLOGY AND POETICS OF TRAVEL ESSAYS WRITERS ЕND OF XIX CENTURY
Ключевые слова: путевой очерк, полицентризм жанра путешествий, газетно-журнальная периодика, литературное путешествие, оппозиция «свое -чужое».
Keywords: travelling essay, newspaper's and magazine's periodicals, literary travel, "one's-other 's " opposition.
Аннотация: в статье рассматривается жанр путевого очерка как разновидность литературы путешествий на примере малоизвестных газетно-журнальных публикаций русских беллетристов 80-90-х годов XIX века. На примере произведений К. Скальковского, Е. Маркова, В. Верещагина, Л. Нельмина (Станюковича), В. Дедлова говорится о типологической общности путевого очерка и его художественных особенностях. Деление очерков на «ученые» и «художественные» позволяет обнаружить признаки литературного нарратива в жанре путевого очерка. Анализ жанра путевого очерка, занимавшего центральное место в журнальной беллетристике 80-90-х годов XIX века, позволил обнаружить, что типологию и поэтику жанра путевого очерка сформировала именно журнальная беллетристика, ее плодами пользовались и представители высокой литературы (в частности, Чехов).
Abstract: this article tells about a genre of travelling essay as a sort of travel literature based on an example of little known newspaper's and magazine's publications of Russian fiction writer's of 1880-1890-es. On the example of the masterworks by K. Skalkovsky, E. Markov, V. Vereshcha-gin, L. Nelmin (Stanjukevitch), V. Dedlov the typological generality of the travelling essay and its artistic features are analyzed. The division of essays on the so-called "scientific" and "artistic" allows to reveal the features of literary narrative in the travelling essay genre. The analysis of the travelling essay genre, which occupied a central place in historical fiction 80-90-ies of the XIX century, has revealed that its typology and poetics were formed by magazine fiction. It was generally used by the representatives of high literature (Chekhov in particular).
Жанру путевого очерка как разновидности литературы «путешествий» в современном литературоведении посвящено достаточно большое количество научных исследований1. Проанализированы буквально
1 Лотман Ю., Успенский Б. «Письма русского путешественника» Карамзина и их место в развитии русской культуры // Карамзин Н. Письма русского путешественника. Л., 1984. С. 523-606. Лихачев Д. Путешествия на Запад // История русской литературы. М.; Л., 1948. Т. 2. С. 420-427. Михельсон В. «Путешествие» в русской литературе. Ростов, 1974. Маслова Н. Путевой очерк: проблемы жанра. М., 1980; Маслова Н. «Путешествие» как жанр // Автореф. ... дис. ... к. ф. н. М., 1973. Гуминский В. Жанр путешествия в русской литературе и творческие искания Н.В. Гоголя //
все тексты этого времени — от «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина до «Острова Сахалин» А.П. Чехова.
Тем не менее остается совсем неисследованным довольно большой пласт так называемой «газетно-журнальной» периодики 80—90-х годов XIX века, когда бум странствий, путешествий и поездок с «кор-
Автореф. ... дис. д. ф. н. М., 1996; Гуминский В. Путешествие // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 314-315; Гуминский В. Открытие мира, или Путешественники и странники. М., 1987. Травников С. Писатели петровского времени. Литературно-эстетические взгляды. Путевые записки. М., 1989. Скибина О.М. Творчество В.Л. Кигна-Дедлова: Проблематика и поэтика. 2 изд., испр. и доп. Оренбург, 2013. 360 с.
респондентским билетом» буквально захлестнул русское пишущее общество, которое, освоив Запад, потянулось на Восток, представив в качестве отчетов огромное количество всевозможных «путевых очерков», «писем из далека», «новых экскурсий» и т.п. В библиографических разделах журналов того времени появились даже рубрики «Путешествия», но авторы критических статей не столько пытались как-то сформулировать общие тенденции развития уже знакомого жанра, сколько пересказывали написанное самими путешественниками.
Отсутствие интереса у современных исследователей к путевым очеркам малоизвестных путешественников, на наш взгляд, объясняется двумя причинами. Первая — и наиболее существенная — кроется в том, что в литературоведении закрепилась традиция «шагать по вершинам», вследствие чего в ряду объектов исследования сразу же за «Фрегатом «Паллада» Гончарова идет «Остров Сахалин» Чехова. Наличие же огромного пласта так называемой «массовой литературы», писателей «второго ряда», беллетристов «с корреспондентским билетом» практически не учитывается. Вторая причина вытекает из первой, ибо мнение, по которому жанр путешествий («собственно путешествия») включает в себя только «путевые очерки, принадлежащие перу больших писателей» (здесь и далее курсивом выделено мной. — О. С.), вошло в словари литературоведческих терминов и, значит, было растиражировано. Остальные «путешествия», по данной классификации, либо представляют собой «романы и поэмы, написанные в форме путешествия», либо «совсем не являются литературными произведениями»1. Между тем у того же «Острова Сахалин» Чехова предшественников из числа больших писателей найти практически не удается, тогда как ближайшая к нему по времени газетно-журнальная литература буквально до краев наполнена произведениями подобного жанра. Относить путевой очерк к беллетристике или массовой литературе, на наш взгляд, не принципиально, так как по большому счету беллетристика и есть лучшая часть массовой литературы.
Головенченко А. Путешествие // Словарь литературоведческих терминов. М., 1974. С. 134.
Актуализация жанра «путешествий» в 80-е годы XIX столетия во многом связана с переходом литературы господствую щего «классического реализма» к эпохе «модерна», так как жанр этот воспринимался как «наименее условный способ освоения по-новому увиденной жизни»2. Следует сказать, что мы не делаем принципиальных различий между терминами путешествие и путевой очерк, понимая их как синонимы.
В литературных путешествиях, в отличие от научных и иных видов, информационный материал освещается на основе художественной и идеологической концепций автора. Кроме того, жанр литературного путешествия развивается в тесной связи с развитием общественной мысли, политической ситуацией и литературным процессом. Путевой очерк по своей природе находится на грани искусства и науки, в нем органически сочетается то, что, казалось бы, лежит на разных полюсах искусства и науки: документы, цифры, статистика, таблицы и художественно-предметный мир автора, включающий в себя на равных все его элементы: портрет, пейзаж, интерьер, а главное, — самого рассказчика (повествователя). «Установка на подлинность как структурный принцип произведения <...> делает документальную литературу документальной, литературой же как явлением искусства ее делает эстетическая организованность, — пишет Л.Я. Гинзбург3.
Публикуя свои «путевые очерки» на страницах периодических изданий, беллетристы утверждали себя в глазах читателей не только как открывающие новые страны и города путешественники, но прежде всего и как интересные рассказчики. Для некоторых из них «путевые впечатления» были своего рода основой при освоении других жанров беллетристики (к примеру жанра лирического рассказа в творчестве В. Кигна-Дедлова и Л. Нельмина (К. Станюковича), повести у Е. Маркова или романа у Н. Гарина-Михайловского), так как позволяли смоделировать в дальнейшем свою собст-
2 Роболи Т. Литература «путешествий» // Русская проза: Сб. ст. Под ред. Б. Эйхенбаума, Ю. Тынянова. Л., 1926. С. 72.
3 Гинзбург Л. О психологической прозе. Л., 1977. С. 10.
венную манеру повествования с иллюзией особой интимности (если путевые записки излагались в форме дневника), разработанной системой диалогов, наконец, с «олитературенной» авторской личностью, которая после каждого нового очерка начинала восприниматься в качестве литературного персонажа. Другие «путешественники» ограничивались тем, что издавали свои очерки отдельными книгами, — так составилась целая серия «путевых впечатлений» К.А. Скальковского, М. Гребенщикова, В. Верещагина, Вс. Крестовского. Страны, выбранные в качестве объектов путевых впечатлений, зачастую были одними и теми же (за исключением Цейлона, Гонконга, Японии и Китая, куда осмелились заглянуть В. Верещагин, М. Гребенщиков и Вс. Крестовский): Польша, Германия, Италия, Франция, Испания, Скандинавия. И описывали путешественники-европейцы, как правило, одно и то же: Всемирную выставку в Париже 1889 г. с только что открывшейся Эйфелевой башней и столетие празднования Великой французской революции (Париж в конце 80-х гг. XIX столетия стал местом паломничества — так же, как когда-то Веймар), древности Рима и корриду в Испании, русификацию Польши и скверы и парки Лондона. Тем не менее, у читателя не возникало впечатления «одинаковости» той или иной страны — перед ним были разные рассказчики, и процесс рассказывания становился важнее заложенной в очерках информации.
Путевой очерк - это, прежде всего, литературное произведение, и «судить его надо по законам художественного текста»1. Но это вместе с тем и «собирательная литературная форма», включающая «на правах целого элементы различных жанровых образований, не делая разграничений между видами»2 научными и художественными. Целесообразно проанализировать конкретные тексты, используя определенную методологическую установку на идею жанровой
1 Лотман Ю., Успенский Б. «Письма русского путешественника» Карамзина и их место в развитии русской культуры // Карамзин Н. Письма русского путешественника. Л., 1984. С. 567.
2 Гуминский В. Открытие мира, или Путешественники и странники. М., 1987. С. 140.
свободы. «Идея свободы», однако, не означает отсутствия композиционной стройности, соотнесения части и целого в любом художественном произведении. Как бы ни называли свои очерки «путешественники» — «записки», «заметки», «письма с пути», «портреты и пейзажи», все они подчинены, в конце концов, законам жанрового единства и жанровой автономии. Их не отнесешь ни к мемуарам, ни к эпистолам, ни к дневникам. Жанр этот — «гибридный», промежуточный, следует говорить о «полицентризме» его генезиса.
Представить себе общую схему жанра довольно трудно — путешествие путешествию рознь. В этом жанре есть свои границы и водоразделы, он своеобразный симбиоз документального и художественного: рядом с «литературными» путешествиями, суть которых в искусстве повествования, соседствуют «ученые», подчиняющиеся иной цели и имеющие свою логику подачи материала. С другой стороны, именно в ученых путешествиях стали зарождаться формы художественного очерка. Литературный нар-ратив - вот что, как нам кажется, объединяет путевый очерки как жанр.
Сама по себе структура очерка противоречива: с одной стороны, он тяготеет к фрагментарности, контурности. С другой же — тяготеет к завершенности, цельности и единству. Вот почему одна из главных его особенностей — циклизация, которая сама по себе не является чем-то чужеродным по отношению к путешествию: отъехал — отплыл — вернулся на то же место.
Авторам художественных очерков, объединенных в циклы, к каковым мы относим, прежде всего, В.Л. Кигна-Дедлова, К.А. Скальковского, Л. Нельмина (К. Станюковича), Е. Маркова, Е. Гребенщикова, свойственно использование такого приема, как пересказ анекдотов, слухов, сплетен, любовных похождений, историй, услышанных от каких-то очевидцев. С одной стороны, юмор настраивает читателя на «легкое чтение», с другой — снимает нарочитую публицистичность. Так, описывая нравы Испании, К. Скальковский упоминает о герцоге Грациоли, который, «вопреки итальянским правилам, вздумал ревновать жену» и вызвал на дуэль соблазнителя. Общество
встало на защиту женщины: оказывается, герцог вошел в комнату жены без предупреждения, тогда как «в здешней аристократии мужья и жены принимают гостей порознь и, следовательно, герцог не имел права являться к жене, когда у нее были гости!»1.
Автор выдержавшей 11 изданий книги «О женщинах, мысли старые и новые», К.А. Скальковский в своих зарубежных очерках исследует проблему адюльтера в разных странах. Его наблюдения и выводы, изложенные в изящной форме, привлекают читателя своей ироничностью, меткостью характеристик и образностью: «В смысле адюльтера Голландия противоположна Италии или Испании: здесь сам Дон Жуан впал бы в отчаяние»2. Далее Скальковский, рассуждая о нравах лондонских женщин, вспоминает любовные похождения лорда Байрона и в доказательство приводит якобы сохранившиеся записки влюбленных в лорда дам, предлагавших ему себя на любых условиях.
Страницы, посвященные женщинам разных стран, отличаются особой интонацией: от легкого юмора в описании «красивых женщин» в Италии: «Красивой женщине в Италии прослыть нелегко. Старая пословица говорит, что женщина должна иметь ноги генуэзки, красивый профиль жительницы Сиены, грудь венецианки, глаза флорентийки» и т.п. А так как трудно женщине родиться в одиннадцати городах сразу, то и совершенных красавиц в Италии
3
нет» ; через плохо скрываемую иронию — в описании немок и голландок: «Надобно видеть, как по целым часам голландки моют стены домов или тротуары мылом, ковыряя булавкою в пазах. Но еще замечательнее, что сами голландки далеко не моются так тщательно, как моются тротуары, — остается мало воды»4 до восхищения француженками: «И все-таки, не сходя с места, продолжая отдыхать, не заглядывая ни в галереи скульптур, ни в залы картин, мы можем любоваться действительно прекрасным и
совершенно оригинальным созданием Франции. Это французская женщина»5.
В путевых очерках В. Дедлова также часто встречаются анекдоты: «Ведь вы знаете нашего брата, корреспондента и репортера. Человек умирает. К нему является корреспондент и говорит: «А, вы умираете. Знаете ли, то чрезвычайно интересно. Не будете ли вы так добры всего лишь в нескольких словах сообщить мне, как вы умираете? Я задержу вас только на одну минуту». — И вынимает записную книжку»6. Живописная сценка, напоминающая анекдот, мотивирована рассуждениями автора о нравах малороссов, их привычках. «Встретится хохол на улице: «Та, Боже ж милый! Та заходите ж до мене. Горилки выпьем, вишневки, спотыкачу, поговорим о поэзии, о музыке, о вдохновении, о дружбе». — «Да я с удовольствием зайду, только не знаю вашего адреса». — «Да что там тот бисов адрес, холера ему в бок! Вы так заходите.». Так и не скажет, где живет, а на вид
7
такой ласковый...» .
Юмор и создает тот эмоциональный фон, который объединяет очерки в некий фельетонный жанр «для легкого чтения».
Выстраивая типологию жанра путев ого очерка, отметим и еще одну особенность, характерную практически для всех без исключения русских беллетристов конца XIX века: чтобы придать своим «запискам» легкую, фельетонную форму, они «выбирают» для своей поездки спутника, либо случайно встреченного в вагоне (у Дедлова это известный живописец И. Е. Р-н), либо знакомого корреспондента, (сотрудник «Недели» Р. Д. или вятич Чарушин), либо «сведущего человека» (у Л. Нельмина) и т.п. Причем, как правило, один из собеседников впервые за границей, другой же — опытный путешественник, либо один впервые перемещается в сторону «наших окраин», другой же — оттуда родом. Таким образом, завязывается диалог, обмен мнениями, намечается игра точек зрения, некоторая конфликтность — повествование становится живым, беллет-
1 Скальковский К.А. Новые путевые впечатления.
СПб., 1889. С. 42.
Там же. С. 57 Там же. С.41. Там же. С.55.
Дедлов В.Л. Франко-русские впечатления (Письма с Парижской выставки). СПб., 1889. С. 117.
1 Там же. С. 102.
7
Дедлов В. По западному краю, старому и новому // Дело. СПб., 1886. Кн. 6.
ристичным. Диалоги не сливаются с основной линией, они даны в драматургической форме, без обязательного «сказал-ответил». Так появляется сценка.
Например, В. Дедлову спутник-художник (Илья Репин - О.С.)«помогает» вглядываться в пейзаж за окнами, «наблюдать» и «рисовать»: «Всю дорогу мы «рисовали» <...> «До Берлина «мы» не рисовали, а только наблюдали»1. Дедлов пишет портрет нищего, встреченного им на Парижской выставке, тоже будто бы глазами спутника-художника: «Особенно страшен был один, с глазами сумасшедшего, кричавший от изнеможения совсем шепотом. И. Е. впился взглядом в его глаза, которые то безумно расширялись, то в изнеможении закрывались, то дико блуждали; он настойчиво рекомендовал парижанам завтрашний бой быков. И. Е. глядел на него, глядел, потом вздрогнул и отвернулся. Кто знает, может быть, в тот момент родилась новая картина этого художника, любящего щемящие душу темы. Достоевский тоже не пропустил бы этой сцены мимо.»2. В зарубежных очерках спутник-иностранец затевает разговор о России: «Спутники на пароходе попались мне интересные <...>. С итальянцем и французом мы беседовали об английских порядках. С немцем — о русских романистах. Он говорил о них с благоговением, но вместе с тем и с ужасом: «Какая непонятная, огромная, внезапная сила! И откуда она у вас взялась! И что еще покажете вы Европе в будущем — доброе или злое? Вы, русские, — странные, удивительные люди» . В других очерках Дедлову с его нацеленностью на русофильство необходим не просто спутник-собеседник, но спутник, который «во-первых, никогда еще не покидал отечества. Во-вторых, родом он откуда-то из Вологды или Перми, а этот народ — «из перерусских русский», как говорит Пушкин о Фонвизи-
4
не» .
В данном очерке это вятич, которого
1 Дедлов В. Франко -русские впечатления (Письма с Парижской выставки). СПб., 1889. С. 7.
2 Там же. С. 30.
3 Дедлов В. Л. Из далека. Письма с пути // Книжки «Недели». СПб., 1887. № 1. С. 302.
4 Дедлов В. Вокруг России. Портреты и пейзажи.
СПб., 1895. С. 386.
удивляет буквально все: и заморская кухня, и не наша толпа, чистота и дешевизна их жизни, отсутствие нахальства и «нахрапа». Рассказчику же только того и надо: он корректирует восприятие вятича с присущим ему опытом путешественника, к тому же знающего цену и западному «порядку», и западной кухне (сценка, когда он угощает вятича «заморским плодом потуземистей» — баклажанами, достойна отдельного анализа).
Дедлов заранее выбирает для своего путевого очерка композиционно завершенную форму: предисловие, в котором он декларирует, что его интересуют «впечатления» от увиденного и только; выбор спутника, впервые посетившего «дальние края», чьими глазами мы видим окружающий мир и оцениваем его, первое восприятие — «от противного» (все странно, все незнакомо, с этим нельзя свыкнуться, это невозможно полюбить), добродушное подтрунивание «бывалого» путешественника над реакцией вятича — и резкая перемена: «чужое» стало «своим» — отсюда и перемена настроения в сторону приятия того, другого мира, пока на уровне эмоций, вызванных созерцанием природы.
В литературе карамзинского времени путешественник не менялся, любое изменение с ним возможно было лишь при возвращении на родину, в свой мир с его масштабами и критериями, — «только здесь любое изменение, происшедшее с ним во время путешествия, станет заметным. Однако литература «путешествий» чаще всего не давала своему герою такой возможности»5. В путевых очерках 80-х, как мы видим, может быть иначе. Образ путешественника, который здесь на первом плане со своими впечатлениями, мыслями и выводами, может эволюционировать.
Л. Нельмин (К. Станюкович) в цикле очерков «В далекие края» обращается за помощью к «сведущему» человеку, пытаясь разузнать что-либо о Сибири, так как «.несравненно легче с каким-нибудь иностранным курсбухом в руках составить точный расчет путешествия в Австралию, Китай, Калифорнию или на Мыс Доброй На-
5 Гуминский В.М. // Автореф. дис. ... к.ф.н. С. 10-11.
дежды, чем, находясь в столице империи, сообразить способы сообщения, время и стоимость экскурсии по ту сторону Уральского хребта. Месяц, полтора ли изнывать вам в дороге, где пользоваться водой, где почтовым трактом, можно ли на станциях достать какие-нибудь орудия передвижения, более гарантирующие целость ваших внутренностей, чем перекладные, — все это было облечено для меня глубочайшей тайной»1. «Сведущий» человек, к которому я обратился за справками, был человек почтенный, добросовестный, считавший себя знатоком края, но, на беду мою, коренной сибиряк, к тому же давно оставивший Сибирь, а многие сибиряки, как я не раз убеждался горьким опытом, немножко гасконцы, чуть дело идет об их родине». «Отличаясь местным патриотизмом», он «был расточителен на яркие краски», и «мрачная, безлюдная и холодная «страна Макара», какою представлялась она вам с детства, принимала в этих «сибирских рассказах» совсем иной вид, — вид обаятельных, полных прелести палестин, не испорченных еще вконец изнанкой цивилизации.»2.
В результате общения со «сведущим» человеком путешественник ко многому был не готов, зато данный прием позволил ему описывать, к примеру, сибирские города, в деталях и подробностях, как бы «противу» рассказанного сибиряком. Описание города Томска Л. Нельминым — одно из самых колоритных в «сибириаде». По контрасту с первым и вторым возник другой «сведущий» человек с иронической улыбкой на лице. «Угрюмый скептик не особенно радостно смотрел на мир вообще, а на Сибирь в особенности, разрисовал Сибирь мрачными красками — «А вот вы сами увидите, какова эта жизнь для человека, не способного с утра и до вечера душить водку. Главное, запасайтесь-ка терпением и персидским порошком.. Да не забудьте купить себе высокие калоши, чтобы ходить по сибирским улицам — грязь везде такая, что потонуть можно!» .
Спутники, таким образом, будь то «све-
1 Нельмин Л. (Станюкович). В далекие края. Путевые наброски и картинки // Русская мысль. М., 1886. № 3. С. 1.
2 Там же. С. 188-189.
3 Там же. С. 194.
дущий человек» или «угрюмый скептик», «художник» или «критик», — вовсе не случайные фигуры в повествовании того или иного очеркиста. Они играют сюжетообразующую роль в литературе путешествий 80-х годов XIX века.
Тут автору вспомнился «другой знаток Сибири, образованный молодой человек», который, хотя сам и не бывал в тех местах, но «имел случай по обязанностям службы («Ах, какая там тяжелая служба!») узнать о них основательно: «Там» есть места превосходные, которые по климату не уступят хотя бы Швейцарии. Возьмите, например, Семиречье или местности подле Алтая. Хорошо и Забайкалье. Недурна и Томская губерния. Не совсем скверно и в Якутской области». «И, увлекаясь все более, молодой человек начал похваливать те места даже по-французски и с такою убедительностью, что я осведомился, почему он сам не перейдет на службу в «те» места? К сожалению, он ведь не зависит от себя. Раз служит, надо «тянуть лямку», где придется, он, так сказать, «раб обстоятельств», и, наконец, прибавил он, «здесь он более полезен»4. Приведенный отрывок интересен еще и попыткой использования несобственно-прямой речи — приема, явно выделяющего из общего списка путешественников лишь некоторых, хотя Л. Нельмин так же, как и большинство путешественников-беллетристов 80-90 гг., все еще остается в плену повествовательной модели, свойственной русскому натурализму 90-х гг. XIX столетия Прием этот, впоследствии названный повествованием «в тоне» и «в духе» героя, закрепил за русской прозой АП. Чехов, однако, безусловно, первые попытки такого «слитного повествования» встречаются уже в массовой периодической беллетристике, и в частности в путевом очерке. Беллетристы, правда, использовали этот прием нарочито, искусственно, сознательно вводя «психику и умственный язык действующих лиц» (из письма П.Д. Бо-борыкина к А.А. Измайлову от 26 июня 1909 г.) , но оформляя это обилием кавычек, которые призваны были сигнализировать читателю о том, что это мысли и высказывания не авто-
4 Там же. С. 191.
5 Цит. по: Катаев В.Б. Повествовательные модели в прозе русского натурализма (1890-е гг. ) // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2000. № 2. С. 7.
ра, а персонажа. Особенностью жанра «путевого очерка» является косвенное использование и прямое цитирование научных источников и литературных произведений. Русские путешественники-восьмидесятники, описывая посещаемые ими страны, опираются на большую научную литературу, справочники, летописи, книги известных в прошлом и современных ученых, они вводят бытовые документы, статистические таблицы, иногда дают указание на точный источник. Например, при описании Германии В. Дедлов ссылается на книгу
A. Клауса «Наши колонии. Опыты и материалы по истории и статистике иностранной колонизации в России» (СПб., 1869) или цитирует работу А. Накко «История Бессарабии с древнейших времен» в 4-х т. (Одесса, 1873); другие ограничиваются лишь упоминанием автора: К. Скальковский, рассуждая о поляках, обращается к книге Ш. Лергенфельда (без упоминания выходных данных); рисуя нравы публичных женщин во Франции, ссылается на книгу Монтенгауза «Любовь в человечестве» и книгу Дрюмона «La France juive», «которая имеет во Франции успех чрезвычайный»1'
B. Верещагин, любящий точность во всем, при описании Японии не преминет сослаться на известный «Фрегат «Паллада» Гончарова, обязательно подчеркнув, что изменилось за эти 25 лет. Л. Нельмин (К. Станюкович) использует статистические справки, касающиеся переселенцев, с отсылкой к точным источникам -«Сибирской газете», № 36, 1885 г.; «Памятным книжкам Томской губернии на 1885 г.»2; Е. Марков, описывая Константинополь, указывает на древние летописи и мифы как источник сведений: «Характерно рассказывает об этом ограблении христианской святыни со-
3
временный ему русский летописец» — далее идет древнерусский текст летописи. Если путешественник чувствует в себе дар рассказчика, то он ограничивается вольным пересказом известных источников: «Существует на свете умный, остроумный ученый и знаменитый француз Ипполит Тэн. ,.»4. Научные источники, используемые русскими путешественниками, разнообразны и многочисленны, их характеризует широкий диапазон областей зна-
ний, тем и вопросов, однако методы обработки этих источников некоторыми авторами далеки от совершенства: часто цитация оформляется небрежно, иногда она растворяется в собственном тексте. Как справедливо замечает М. Щербакова, проанализировавшая данную особенность цитации в прозе С.В. Максимова, все это «вряд ли должно вызывать очень строгие нарекания Во-первых, писатель не ставил целью снабдить свои книги полным научным аппаратом наподобие академических изданий. Во-вторых, бытописательская проза способна принимать в себя документальность и фактографию до определенных пределов, за которыми начинается отторжение материала: если не останется места художественности, проза перестает быть прозой, она становится научным текстом»5. Думается, что это положение в в полной мере относится и к путевым очеркам 80-90-х гг. XIX века
Часто авторы так называемых художественных путевых очерков насыщают свой текст реминисценциями из известных произведений литературы: Гоголя, Островского, Достоевского и Чехова. Жанровые картинки Санкт-Петербурга, Москвы, провинциальных русских городов навеяны не только наблюдательностью очеркиста, но и прекрасным знанием русской литературы. Здесь и воспоминание о гоголевских типах и купцах Островского (у Л. Нельмина), о тяготах передвижения по российским дорогам и перекличка с гоголевскими мертвыми душами: «Чем больше вы передвигаетесь, тем больше убеждаетесь, что гоголевские персонажи еще не исчезли, и вам предстоит видеть всю их серию<.. .>»6; «лица более рыхлые, румяные, сонные <...> с претензиями на светскость манерами провинциальных чиновников, цивилизованных купеческих дочек, выскочивших как будто на палубу
п
парохода прямо из пьес Островского» .
У того же Дедлова в путевых заметках «Панорама Сибири» есть целые страницы, где он обращается к произведениям известных русских путешественников (Карамзина, Фонвизина, Ковалевского, Боткина), знание текстов которых он обнаруживает не только как
1
Скальковский К. Указ. соч. С. 46.
! Нельмин Л. Указ. соч. № 1. С. 186
Марков Е. Указ. соч. С. 143.
Дедлов В. Франко -русские впечатления. С. 65.
Щербакова М.И. Проза С.В. Максимова. Текстология и вопросы поэтики: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 1997. С. 101.
Нельмин Л. Указ соч. С. 199. Там же. С. 200—201.
очеркист, повторивший их маршрут, но и как незаурядный критик, способный эстетически оценить различие в подаче материала...
Говоря о разнице между документальной литературой и художественной, Л.Я. Гинзбург указывает на эстетическую организованность второй и о разных типах «обобщения, познания и тем самым построения художественной символики»1. В научных путевых очерках накопление однородных фактов приводит к появлению суммарного образа, тогда как в очерках художественных присутствует образ-обобщение, движение которого — от общего к частному, от идеи к доказывающему ее факту. В первом случае автор рассчитывает на разум и память читателя, во втором — на его эстетическое чувство.
Кроме того, повествование в жанре путевого очерка в силу его свободы и расчет, прежде всего, на «среднего» читателя остается на уровне не прошедшего художественной обработки сырого материала, который путешественник как бы и не старается оформить в единое целое. Не случайны названия очерков: «Карандашом с натуры» (Н.Г. Гарин-Михайловский «Письма с пути» (В.Л. Дедлов), «Путевые наброски» (В. Верещагин) и т.п. Схема взаимоотношения с читателем предполагает некоторую «условную стилевую позу»2, сознательно принимаемую повествователем: желание заинтересовать экзотикой даже в обыденном (типы переселенцев — чукчи, вятичи, малороссы — у Дедлова; европеизирующиеся купцы и золотодобытчики у Нель-мина), сюжетно оформить эти встречи и вызвать понимание и сочувствие у «среднеобра-зованного» читателя. Отсюда — публицистические обращения и заявления: «Нет создания несчастней турецкого солдата <.> Я знаю, что существуют на свете хищения. Но обокрасть до такой степени солдата, довести до такой нищеты население целой империи — это уже как хотите, слишком!»3. Здесь явный расчет на единомыслие с условным читателем, но налицо культурная дистанцированность
1 Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1977. С. 10-11.
2 Катаев В.Б. Повествовательные модели в прозе русского натурализма (1890-е гг.) // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2000. № 2. С. 14.
3 Дедлов В. Из далека. Письма с пути // Книжки «Недели». 1887. № 8. С. 391.
повествователя от предмета описания и явная нацеленность на интеллигентного читателя: «Теперешний Иерусалим — турецкий глухой уездный город <...>. Не каждый константинопольский молодой чиновник согласится ехать в эту глушь, в этот турецкий Курган, Орск или Старый Быхов»4.
В таких очерках все указывает на их бел-летристичность: сюжет с легко угадываемыми элементами: завязкой (встретились в вагоне, заговорили, выяснили, что оба едут в одно и то же место), развитием действия («опытный» спутник, «сведущий человек» подтверждает свои рассказы действием — совместные походы по достопримечательностям), кульминацией (опровержением или, напротив, усилением непосредственных впечатлений) и, наконец, развязкой, когда чувства и эмоции от увиденного и пережитого приводят автора к тем или иным выводам. В финале — вновь возвращение к исходной мысли, обогащенной и подкрепленной рассуждениями. Все повествование обрамляется пейзажем, который также подчинен задаче художественного освоения действительности. Может быть зачин и концовка — словом, налицо все признаки высокой литературы.
Постоянно использует этот прием и В. Дедлов, заинтриговывая читателя недоговоренностью или настраивая его своими риторическим восклицаниями на определенное чувство или приглашая в собеседники: «Что бы взять на память о загранице? Взяли бутылочку хорошего и дешевого... Тс... я чуть не проговорился, а мы еще не миновали таможни...»5. «Отдохнули ли вы, читатель? Если да, извините меня за полемическое отступление, и пойдемте по выставке»6.
Очерки, описывающие путешествия по нашему Отечеству, занимают большое место в газетно-журнальной литературе. Это и опубликованные в «Книжках «Недели» путевые заметки А. Краснова «У азиатов» (1887, № 5-6), «Путевые заметки из полярной экспедиции 1882—1883 годов. Новая земля» Н. Кривошея (1886, № 7-8), «По малой Азии» В. Теплова («Вестник Европы». 1890. № 6), многочисленные очерки
4 Там же. С. 394.
5 Дедлов В. Вокруг России: Портреты и пейзажи. С. 65-66.
6 Дедлов В. Франко -русские впечатления. С. 119.
о переселенцах. Но они не требуют специального анализа, так как к сказанному добавляют лишь уверенность в уже сформулированных жанровых особенностях: жанр «литературного путешествия» — совершенно особый, синкретичный. В нем причудливо соединяется бытовой материал с преображенным автором особым миром — миром философских, эстетических, публицистических и иных (вплоть до националистических) идей, что оказывается едва ли не более значимым, нежели реальные впечатления. А сам повествователь предстает в таких очерках как главный персонаж со всеми присущими художественному образу особенностями. Заявленные в некоторых очерках претензии на эпистолярный жанр
(«Письма с пути», «Письма с Парижской выставки» В. Дедлова) — не более, как прием сплава эпистолярного, мемуарного и дневникового стилей. Субъективный фактор (личностный взгляд) оказывается в очерках научных лишним, тогда как в художественных он более значим, чем объективный мир, описываемый путешественником.
Таким образом, приемы оформления авторского повествования в жанре путевого очерка достаточно разнообразны: документальность в них находится в тесной связи и взаимодействии с творческим вымыслом, догадкой; конкретика реальных персонажей соседствует со знакомыми читателю по произведениям мировой литературы героями.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Гинзбург, Л. О психологической прозе. - Л., 1977.
2. Головенченко, А. Путешествие // Словарь литературоведческих терминов. - М., 1974.
3. Гуминский, В. Жанр путешествия в русской литературе и творческие искания Н.В. Гоголя: автореф. ... дис. д. ф. н. - М., 1996.
4. Гуминский, В. Путешествие: Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987.
5. Гуминский, В. Открытие мира, или Путешественники и странники. - М., 1987.
6. Дедлов, В.Л. Франко-русские впечатления (Письма с Парижской выставки). - СПб.,
1889.
7. Дедлов, В. По западному краю, старому и новому // Дело. - СПб., 1886. - Кн. 6.
8. Дедлов, В.Л. Из далека. Письма с пути // Книжки «Недели». - СПб., 1887. - № 1.
9. Дедлов, В. Вокруг России. Портреты и пейзажи. - СПб., 1895.
10. Катаев, В.Б. Повествовательные модели в прозе русского натурализма (1890 - е гг.) // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. - 2000. - № 2.
11. Лихачев, Д. Путешествия на Запад // История русской литературы. - М.; Л., 1948. - Т. 2.
12. Лотман, Ю., Успенский Б. «Письма русского путешественника» Карамзина и их место в развитии русской культуры // Карамзин Н. Письма русского путешественника. - Л., 1984.
13. Маслова, Н. «Путешествие» как жанр: автореф. ... дис. к. ф. н. - М., 1973.
14. Маслова, Н. Путевой очерк: проблемы жанра. - М., 1980.
15. Марков, Е. Европейский Восток. Путевые очерки // Вестник Европы. - СПб., 1886. - Кн. 3.
16. Михельсон, В. «Путешествие» в русской литературе. - Ростов, 1974.
17. Нельмин, Л. (Станюкович). В далекие края. Путевые наброски и картинки // Русская мысль. - М., 1886. - № 3.
18. Ростовская, Ю. В. Современный журнал о путешествиях в условиях трансформации медиасистемы // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - 2016. - № 1, том 1, С.165 -173.
Роболи, Т. Литература «путешествий» // Русская проза: сб. ст. / под ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова. - Л., 1926.
19. Скальковский, К.А. Новые путевые впечатления. - СПб., 1889.
20. Скибина, О.М. Творчество В.Л. Кигна- Дедлова: Проблематика и поэтика. - 2-е изд., испр. и доп. - Оренбург, 2013. - 360 с.
21. Травников, С. Писатели петровского времени. Литературно-эстетические взгляды. Путевые записки. - М., 1989.
22. Щербакова, М.И. Проза С.В. Максимова. Текстология и вопросы поэтики: дис. ... д-
Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева №3, том 2, 2017 ра филол. наук. - М., 1997.
