CC BY
38
© 2013
Н. В. Патроева
ТИПОЛОГИЯ И ПОЭТИКА ГЛАГОЛЬНЫХ ВРЕМЕН В РУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ ПЕСНЕ
В статье анализируются темпоральные формы глаголов, функционирующие в русском песенном фольклоре. Несмотря на то, что ядро песенного хронотопа составляют формы настоящего времени, прошедшее время активно участвует в развитии лирического сюжета. Будущее время по своему значению часто сближается с ирреальными наклонениями (прежде всего желательным) и составляет периферию поля темпоральности в лирической песне.
Ключевые слова: русская народная песня, песенный фольклор, хронотоп, темпораль-ность
Едва ли есть в мире народ певучее русского. Во всех почти минутах жизни русского крестьянина, одиноких и общественных, участвует песня... Он поет, когда ему весело; поет, когда ему грустно. Ни один день не пройдет для русского крестьянина без песни; все замечательные времена его жизни, выходящие из ежедневной колеи, также сопровождены особенными песнями. На все времена года, на все главные события семейной жизни есть особые песни, носящие на себе печать глубокой древности.
П. В. Киреевский
По верному замечанию М. М. Бахтина, хронотоп как художественно освоенное «времяпространство», континуум, «имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом, причем ... ведущим началом в хронотопе является время. Хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительное мере) и образ человека.»1. В структуре художественного произведения оказываются взаимосвязаны такие универсальные смыслы-константы, как «человек», «событие», «время», «пространство»2.
Время как универсалия бытия, природы, общества и индивида в наивной картине мира, отраженной в языке, как бы присваивается человеческим сознанием, антропологизируется, представая в качестве «поры жизни» человека (сообщества) человечества. Исторически сложившиеся бытовые, обыденные представления о времени (циклическое, линейное, их синтез) находят свое воплощение
Патроева Наталья Викторовна — доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русского языка филологического факультета Петрозаводского государственного университета. E-mail: [email protected]
1 Бахтин 1975, 235.
2 См. подробнее: Чернухина 1987, 3-9.
в фольклорных и художественных текстах различных жанров, формируя ту или иную модель воображаемого (идеального) мира, образную картину мировоззрения во вторичной знаковой системе, в разное степени приближенную к действительности с ее реальными и познаваемыми в формах языка и поэзии временем и пространством.
По мнению Д. С. Лихачева, «проблема изображения времени в словесном произведении не является проблемой грамматики»3, морфологические темпоральные формы и художественное время (героя, сюжета, автора и т.д.) могут существенно расходиться. Однако, отмечает далее Д. С. Лихачев, «расхождение грамматики с художественным замыслом при этом, конечно, только внешнее: само по себе грамматическое время произведения входит часто в художественный замысел высшего ряда — в метахудожественную структуру произведения»4. Как категория более высокого ранга, художественное время подчиняет себе грамматическое, выступающее в качестве одного из средств выражения хронотопа, однако и поэтический хронотоп, и морфологическая категория темпоральности многомерны (с точки зрения координат, необходимых для характеристики временной локализации события), обратимы (в отличие от реального времени), воплощают собой единство непрерывности и прерывности (дискретности) временного потока, выражая отдельные процессы. Но если «для видо-временной системы точкой отсчета является векторный нуль ось ориентации настоящего времени», для художественного хронотопа, такая точка отсчета не обязательна»5.
В лирическом роде время имеет свои особые границы и связанные с ними способы экспликации. Поскольку лирика лишена фабульного начала и о «сюжете» здесь можно говорить только условно (как о небольшом количестве слабо развитых событийно и во времени эпизодов, служащих целям не повествования, а описания и самовыражения, как об организации развиваемых в стихотворении мотивов, смене переживаний лирического «я»), этот литературный род тяготеет к настоящему и строится на потоке актуальных, пусть и связанных с прошлым, событий, эмоций. В научной литературе широко распространено суждение о «неощутимости» (Ю. Тынянов6) и неупорядоченности лирического времени с точки зрения хронологической последовательности ситуаций. При этом исследователи зачастую ссылаются на известную формулу А. А. Потебни («лирика — это настоящее»), которая, однако, воспроизводится зачастую вне раскрывающего ее подлинный смысл контекста: «Настоящее — постоянно нарождающееся и тут же исчезающее мгновение — неуловимо. Вся область сознания, следовательно, и область поэзии есть объективно прошедшее. Сознанию (апперцепции) подлежат лишь восприятия, опустившиеся на дно души. Это прошедшее по степени удаления от объективно настоящего и вместе с тем по характеру влияния на него есть менее отдаленное (субъективно настоящее) и более отдаленное (субъективно прошедшее). Принадлежностью к одному из этих двух отделов восприятий опре-
3 Лихачев 1979, 215.
4 Лихачев 1979, 215.
5 Тураева 1979, 211.
О времени лингвистическом и художественном см. также: Логический анализ языка. Язык и время 1997; Широкова 2010; Широкова 2012.
6 Тынянов 1924, 119.
деляется разница между эпосом и лирикой. Лирика — praesens. Она есть поэтическое познание, которое, объективируя чувство, .отодвигает его в прошедшее и таким образом дает возможность возвыситься над ним. Лирика говорит о будущем и о прошедшем. лишь настолько, насколько оно волнует, тревожит, радует, привлекая, или отталкивает»'.
Таким образом, будучи обращена к настоящему лирического «я», лирика не игнорирует, а, напротив, художественно осваивает прошедшее и будущее в их субъективном восприятии внутренним адресантом и в их отношении к моменту переживания. Формула лирического времени в трактовке А. А. Потебни, следовательно, отнюдь не снимает проблему соотношения грамматической и художественной темпоральности в поэзии, а лишь подчеркивает приоритет презентив-ного времени в образной структуре поэтического текста.
Предметом нашего специального рассмотрения стали морфологические формы глагола, функционирующие в жанре русской народной лирической песни, с ее поджанрами (любовные, хороводные, игровые, плясовые, шуточные и некоторые др. песни) — всего 5013 вербальных репрезентаций, выбранных из 430 песен8. Соотношение форм времени и наклонения представлено в таблице (в %):
Поджанр песни Изъявительное наклонение ВРЕМЯ Сослагательное Повелительное
прошедшее настоящее будущее
Наборные 29.0 34.5 10.3 - 25.4
Хороводно-игровые 32.4 35.2 13.9 2.3 16.1
Хороводные 37.7 34.2 13.3 0.8 14.1
Разборные 16.0 20.0 40.0 16.0 8.0
Игровые 40.8 36.7 9.2 - 13.3
Плясовые 28.6 40.5 13.4 1.5 12.3
Шуточные 44.8 30.6 10.7 2.4 11.5
Любовные 35.5 33.0 15.0 2.0 14.5
Данные, извлеченные из большинства поджанров лирической песни, подтверждают мысль исследователей о том, что настоящее время «является доминирующим временем народной лирической песни. Прошедшее и будущее в любых своих формах подчинены этому настоящему»9.
Зачин и экспозиция песни могут оформляться в любом наклонении и времени:
Вострепещется сокол, на дубу сидячи.
Что расплачется девица, в терему сидячи. (290) Если б я была вольною пташечкой, Еще бы я была соловейкою, — Куда б вздумала, туда бы и полетела, Где бы вздумала, там бы я и села. (229)
Укатилося колечко под крылечко. (304)
7 Потебня 1976, 448.
8 В дальнейшем песенные тексты цитируются по сб.: Лирические песни 1990.
9 Лихачев 1979, 18.
Ты подуй-ко, подуй, Да мать-погодушка Студеная! (308) Из-под камешка из-под серого Водица не течет. Что за реченькой за быстрою Зеленый садик цветет (323)
Максимально активны в качестве зачинов формы прошедшего времени (их удельный вес в этом случае в два раза превышает долю настоящего времени). В составе же концовок чаще встречаются формы настоящего времени (119 репрезентаций из 430), чуть реже — прошедшего (109 случаев), а будущее время здесь представлено 80 реализациями. Следовательно, наиболее продуктивным с точки временной организации и последовательности лирических событий является открывающий песню композиционны ход «раньше — позже» (1), менее регулярны последовательности «сейчас — раньше» (2) или «сейчас — потом» (2): Я по бережку ходила... Посылала меня маменька В огород белу капусту полоть Я полю, полю, не хочется .(30) По прокосу, сенокосу мужики-то сено косят. Сами бают про Дуняшу: «Ох, Дуня была дура! Без дров печку истопила, без огня воды нагрела.» (143) Летит птица, летит птица. Птица села на крыльцо, У девки дрогнуло сердцо . (31)
При этом таксисную связь последования могут выражать формы прошедшего времени по отношению к настоящему (предшествующему) или даже будущему: В темном лесе, в темном лесе. Распашу я, распашу я Пашенку, пашенку. Посею ль я, посею ль я Лен-конопель, лен-конопель. Уродился, уродился Лен-конопель . Повадился, повадился Вор-воробей, вор-воробей. Мою конопельку. клевати. (34)
В целом ряде песен формы настоящего времени вообще отсутствуют. Так, песня может оформляться с помощью форм только прошедшего «Жил у нашей бабушки черный баран» (165), «Молодой детинушка заломал калинушку» (237), «Уродилась Дуня.» (168), «У бабушки нашей Супрядка была.» (84), «Уж я ул-кой шла» (67) и нек. др. или будущего времени (например, Государь ты наш Сидор Карлович, много ль тебе на свете пожить будет? — (83-84), где развертывается диалог, являющий собой предполагаемую программу жизни героя). В других песнях, лишенных форм настоящего, чередуются разные формы наклонений и прошедших либо будущих времен.
Разновременность и смена модальных планов, переход от я -, к ты — или он — модусной рамке10 может производить впечатление неупорядоченности, хаотичности, неопределенности событийного потока: . ходила красна девка по лугам, Потеряла трое золото ключи. Кто отыщет мои трое золото ключи,. За того замуж пойду (64-65) Уж я улкой шла, Переулком шла, В решете овса тяжело несла Тяжелее того Девка всплакала. По милу дружку . Уж я Ваню своего Провожала далеко .(67-68) Ой, ты, зимушка-зима, Холодна очень была. Все дорожки замела. Я дорожку размету . Сама к молодцу пройду. Меня милый подхватил, Вдоль деревни прокатил (115) Я посею траву-мяту. Уродися, трава-мята. Не топчи, бел-кудреват, Зеленую мяту. Я не для тебя садила. (76)
Чередование разных модально-временных форм, представляющих лирическое событие то как реальное, то как ирреальное, смена лиц, «очуждение» («остранение») лирического субъекта способствуют максимальной обобщенности события или эмоционального состояния с точки зрения категорий темпораль-ности и персональности, предопределяет отнесенность переживания потенциально любому субъекту и адресату и в любом времени и пространстве.
Однако даже при отсутствии презентивных форм события (лирические ситуации) организуются в строй векторный линейный ряд от прошлого к будущему либо перемещаются в разные временные планы волей лирического героя благодаря их значимости с точки зрения настоящего, осмысляются, интерпретируются исходя из нынешнего внутреннего состоянии и актуального переживания, объясняют его прошлое, будущее, предполагаемое, желаемое, существует в сознании адресанта, в умозрительной реальности11 и свободно перемещаются на темпо-
10 О взаимопроникновении форм 1-го и 3-го лица в лирической песне см.: Артеменко 1988, 123-134.
11 Ср. с суждением Б. А. Успенского: «Когда мы говорим о прошлом «было», это, в сущности, равносильно тому, чтобы сказать, что оно «есть в иной действительности, недоступной непосредственному восприятию» (Успенский 1994, 16).
ральной оси субъективного (модусного), индивидуального, перцептивного лирического времени.
Поскольку в устной народной лирике, в отличие от книжной, нет автора, (и фактического (внешнего), и изображаемого (внутреннего) адресанта), а ее лирический герой — сам исполнитель, поющий о себе, отождествляющий себя с лирическим «инкогнито»12, в песне, по мнению Д. С. Лихачева, «нет разрыва между изображаемым временем автора, временем читателя» — исполнителя, как это характерно для «личностных» произведений литературы. Время автора и время читателя в народной лирике слиты во времени исполнителя. В каком бы грамматическом времени ни была сложена песнь — исполнитель — ищет в ней соответствие своему «теперешнему», одновременному с исполнением, душевному состоянию. Это настоящее время — обобщение «всегдашнего» в человеческой жизни, настоящее время каждого данного исполнителя песни»13. Это замкнутое, до предела обобщенное, подчеркивающее бесконечную «повторяемость» (при каждом исполнении и слушании) ситуаций и состояний время.
В хороводных и игровых песнях формы прошедшего или будущего времени на самом деле совпадают с актуальными, в момент исполнения песни производимыми в «карагоде» действиями исполнителей. Ай, за тыном было, . Взойду я на сени. Да за зеленой было сосенкой, Ударю, млада, в гусли. Да за серебряной решётоцькой, На ладу они звенят.. .(161) Дак девки мылись, умывалися,
Да белы лебеди спряжались Где сойдемся — поклонимся,
Дак обойду двоюжжан да троюжжан, Разойдемся — распростимся.. .(159)
Дак любого себе выберу,
Дак за собой парня выведу. (28)
В лирической песне перекрещивается множество индивидуальных временных систем (координат) событий, сосуществуют параллельные разные ситуативные линии ролевых персонажей (в том числе в результате так называемого «психологического параллелизма» картин природы и человеческой жизни), переносятся в настоящее время исполнителя, время предстает в субъективном восприятии лирического героя (и певца), в связи с реконструкцией его жизненного опыта и установлением причинно-следственных и психологических связей между биографическими событиями. В результате время движется в разных направлениях (предстает как разновекторное14, многомерное), прерывается, возвращается вспять, даже останавливается, сжимается и ускоряется, то замедляется. По желтому песку Бежит реченька в Москву,
12 По словам Е. Б. Артеменко, первое лицо («я») песни — персонифицированный ролевой герой, обобщенный образ. Его мысли и переживания созвучны чаянием и чувствам реального лица . — певца, исполнителя песни и используются им для выражения соответственного настроения. опосредованно, через сообщение об эмоциональном настрое ролевого героя» (Артеменко 1988, 128-129).
13 Лихачев 1979, 16-17.
14 Время предстает как «разом данное», в терминологии Ю. С. Степанова, т.е. «когда настоящее, прошлое и будущее мыслятся как бы разом, одновременно присутствующими в определенной его действительности» (Степанов 1997, 124).
Через эту реченьку Положу я лавинку, Переведу сударушку. Перевел хорошую На мою сторонушку. Молодец ходил-гулял, Молодицу выбирал (29) Летел сокол высоко и далеко, Из долицы во долицу, Ронил перье золото Я перышко подниму, Грамоточку напишу И батюшке отошлю. Велит ли мне батюшка Скакать, плясать, тешиться? «Скачи, пляши, дитятко, Пока молодость не прошла, Пока старость не пришла» (52)
Немало стихотворений, где модально-временные формы располагаются и чередуются в рамках лирического континуума абсолютно симметрично. Как и хаотичное чередование вербальных форм, так и морфологический повтор и параллелизм в их расположении соответствуют потребностям устной песенной импровизации. Поддержанная параллелизмом грамматическая симметрия оптимизирует восприятие, обуславливает автоматизм слушательского внимания, а также облегчает запоминание текста певцом: Что по морю, морю синему. . там плавало серых гусей стадо . Что на улице на зеленой муравце . . там гуляла красных девок хоровод .(60)
Симметрия, морфологическое подобие глагольных форм наблюдается не только в зачине, но и нередко распространяется на целый текст песни (см. напр., «Ах, по речке, ах, по Казанке.» (66); «Уж ты сей-ко, дочка, лен.. .»(44), «Ходила, гуляла.» (220); «Ивушка, ивушка зеленая моя.» (236); «За первой за реченькой огоньки горят.» (326) и мн. др.).
Лирическое событие в среднем в 70% репрезентаций представлено как реально происходящее или происходившее. Ирреальные наклонения, выражающие действие предполагаемое, возможное, требуемое песенным героем, чаще представлены в диалогических, чем монологических композиционных формах. Функцию желательного наклонения нередко выполняют формы будущего времени, а также повелительного наклонения: . ты, подуй, подуй, ветер низовой, . надуй, тучу черную (301) Я пойду, млада, за ровняшку, Пропадайте, мои золоты ключи.. .(64) Я на вдовушку взгляну, Тяжелешенько вздохну,
Пухову шапку сниму, Против вдовушки брошу: «Ах, ты, вдовушка, подай, Горя — горькая, подними» (69) Ты ли, брателка, светел месяц, Ой, просвети-ко, во всю ночь! (327) Раскинусь я яблонью. (176)
Иногда наблюдается нейтрализация и контаминация модально-временных оппозиций, их соприсутствие в составе предиката: Есть у меня, было у меня Черные, черные брови (147) Ветерок подуй, да подувает . (340) Ах, дак ты прощай-ко ли, прости, Мол разлюбезная, простимся на век, Ах, простимся на век мы с тобой (344).
Подводя итоги, отметим, что соотношение модально-временных форм участвует не только в композиционном членении песни, но и в формировании внутритекстовой когезии (связей по «горизонтали» и по «вертикали»), а также текстовых категорий модальности и темпоральности, что в целом обусловливает особенности представления хронотопа в поэтическом произведении. Несмотря на то, что ядро песенного хронотопа составляют формы настоящего времени (героя и исполнителя песни), прошедшее время активно участвует в развитии лирического сюжета (в связи с тем, что фольклорная лирика в целом более событийна, чем книжная). Будущее время по своему значению часто сближается с ирреальными наклонениями (прежде всего желательным) и вместе с сослагательным наклонением составляет периферию полей модальности и темпоральности в лирической песне. Повелительное наклонение, помимо выражения прямого своего значения в структуре диалога или монолога, может приобретать переносную семантику, сближаясь с индикативным или оптативным.
ЛИТЕРАТУРА
Артеменко Е. Б. 1988: Принципы народно-песенного текстообразования. Воронеж. Бахтин М. М. 1975: Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. М., 234-407. Лирические песни. 1990. М.
Лихачев Д. С. 1979: Поэтика древнерусской литературы. М. Логический анализ языка. Язык и время. 1997. М.
ПотебняА.А. 1976: Из записок по теории словесности // Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М.
Тураева З. Я. 1979: Категория времени. Время грамматическое и время художественное. М.
Тынянов Ю. Н. 1924: Программа стихотворного языка. Л.
Широкова Е. Н. 2010: Темпоральный код языка и его эмотивный субкод. Нижний Новгород.
Широкова Е. Н. 2012: Текстовая категория «художественное время». Нижний Новгород.
