CC BY
28
УДК 811.161.1
И. М. Тимофеева
старший преподаватель каф. русского языка
для иностранных граждан Московского автомобильно-дорожного
государственного технического университета (МАДИ);
e-maiL: ¡[email protected]
ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СИНГАЛЬСКОГО ИМЕНИ СУЩЕСТВИТЕЛЬНОГО НА ФОНЕ РУССКОГО СУБСТАНТИВА
Целью данного исследования является описание грамматической интерференции существительного в русской речи сингальских учащихся и пути ее преодоления. В статье рассматриваются категории сингальского имени существительного в сопоставительном аспекте с русским субстантивом. В ходе типологического анализа были определены зоны интерференции в грамматической системе двух языков, выявлены морфологические трудности в освоении русского существительного сингальскими учащимися, а также сделан вывод о том, что категория одушевленности - неодушевленности в сингальском языке, в отличие от русского, является не только словоизменительной, но и основополагающей, в зависимости от которой находятся такие грамматические категории, как падеж, род, число, антропоид-ность - неантропоидность, определенность - неопределенность.
Ключевые слова: интерференция; аффикс; падеж; категория антропоидности; суффигированный артикль; волитивный глагол; денотативные модели; семантика; сингальский язык.
I. M. Timofeeva
Senior Lecturer, Department of the Russian Language for Foreigners; Moscow AutomobiLe and Road Construction State TechnicaL University (MADI); e-maiL: [email protected]
TYPOLOGICAL FEATURES OF THE SINHALESE NOUN ON THE BACKGROUND OF THE RUSSIAN SUBSTANTIVE
The articLe deaLs with the categories of the SinhaLese noun in the comparative aspect with the Russian noun. In the course of the typoLogicaL anaLysis zones of interference were identified in the grammaticaL system of the two Languages; morphoLogicaL difficuLties in the mastering of the Russian noun by SinhaLese students were reveaLed: it was concLuded that the category of animatness-inanimatness in the SinhaLese Language, unLike Russian, is not onLy morphoLogicaL semantic. which is fundamentaL for the grammaticaL categories of case, gender, number, anthropomorphism - non-anthropomorphism, definiteness-indefiniteness.
Key words: interference; affix; case; anthropomorphism category; suffixed articLe; voLitive verb; denotative modeLs; semantics; SinhaLese Language.
При пересечении границы круга, который описывает вокруг народа его язык (выражение В. фон Гумбольдта), создается ситуация языкового контраста. Носитель языка стремится оценить как качество своей, так и чужой языковой системы. Результатом подобной аксиологии является стереотипное коммуникативное поведение индивида в иноязычной и инокультурной среде, что неизбежно приводит к возникновению коммуникативных барьеров, особенно если речь идет об освоении чужого языка. Барьерами в межкультурной коммуникации, имеющими в основе этноцентрическое восприятие мира, могут выступать как вербальные, так и невербальные средства общения. Если различия в семантике, прагматике, культурных компонентах могут оказаться серьезным препятствием к межкультурному взаимопониманию, то проблемы фонетики, аудирования, грамматики и базовой лексики решают ся путем многочисленных тренировок [Кашкин 2016, с. 180].
Проницаемость различных языковых подсистем в процессе коммуникации неодинакова, поэтому невозможно с уверенностью установить, в какой сфере языка будет происходить наиболее активный интерференционный процесс. Рассмотрим некоторые наиболее общепринятые подходы к явлению интерференции, описывающие причины ее появления с разных точек зрения. Так, согласно мнению лингвистов А. С. Дькова и Т. Р. Кияка, взаимопроникновение разных видов языковых систем происходит на сознательном и подсознательном уровнях. Данные уровни исследователи интерпретируют как языковые интерференции и систематизируют их по лингвистическим и экстралингвистическим критериям. Первые находятся в зависимости от объекта их влияния, вторые - от социолингвистических условий и факторов. На основании лингвистического критерия выделяются фонетические, грамматические и лексические подсознательные интерференции, состоящие в естественном воздействии одного языка на другой [Дьяков, Кияк 1995, с. 58].
Грамматическая интерференция является одной из самых сложных проблем в языкознании. Одни ученые (например, А. Мейе и Э. Сепир) исключают влияние языков друг на друга в области грамматики, другие (например, Г. Шухард) придерживаются иного мнения. Подобная противоречивость взглядов, с точки зрения У. Вайнрайха, объясняется несогласованностью понятий и терминологии. Он подчеркивает, что
главным требованием при рассмотрении грамматической интерференции является описание контактирующих языков одними и теми же терминами [Вайнрайх 2000, с. 60]. Данный тип интерференции связан с неосознанной интерпретацией грамматических категорий второго языка сквозь призму первого. Как отмечает В. Г. Гак, учащийся «держит в своём сознании привычную схему родного языка, с которой он поневоле сравнивает факты изучаемого им нового языка, пропуская их через привычную сеть понятий» [Гак 1976, с. 12].
Этот вопрос становится актуальным не только при сопоставлении неблизкородственных языков, но и языков, принадлежащих одной языковой семье, например русского и сингальского. Расхождения даже в этом случае могут возникать не только на уровне грамматических, словообразовательных моделей, но и в отношении более крупных таксономических единиц, как, например, выделения частей речи. Выявление и классификация типологических особенностей сингальского имени существительного на фоне русского субстантива позволит определить области несовпадения в грамматической категоризации двух языков, избежать морфологических трудностей в освоении русского существительного сингальскими учащимися, а также показать, какие аспекты грамматики потребуют специального комментария преподавателя.
Несмотря на то, что русский и сингальский языки являются представителями индоевропейской языковой семьи и по своим структурам относятся к флективному типу, их отличает ряд особенностей. Грамматическое значение лексем в русском языке передается, как правило, с помощью флексий. Каждая флексия обычно выражает несколько значений. На основании типологического изучения морфологического строя современных индоарийских языков, - Г. А. Зограф делит их на два типа: «западный» и «восточный» - в языках «западного» типа грамматическое значение передается флективными и аналитическими показателями, причем вторые наращиваются на первые, образуя двух - и трехъярусные системы формантов (у имен - косвенная основа + (суффигированный артикль) + послелоги, первичные и производные). В языках же «восточного» типа эти значения выражаются преимущественно агглютинативными показателями, к которым могут примыкать аналитические форманты, например, у имен - основа (= прямому падежу) + аффикс определенности или множественности +
аффикс падежа (послелог) [Зограф 1979, с. 45]. Сингальский язык по своей грамматической структуре относят к «западному» типу индоа-рийских языков. Он существует в двух вариантах: литературном и кодифицированном разговорном.
При фокусировании русского грамматического материала применительно к сингальской аудитории определяется зона интерференции, в рамки которой попадают такие категории, как одушевленность -неодушевленность, число, падеж и способы их выражения в русском языке. Проблемы с пониманием русской грамматики могут возникать у сингальцев уже на метаязыковом уровне. Основой имени существительного в сингальском языке называется неизменяемая его часть, которая заключает в себе первичное лексическое значение слова. От этой основы посредством прибавления к ней аффиксов образуются имена существительные. В то же время она является атрибутивным именем и в предложении выполняет функцию определения (на русский язык переводится прилагательным). При этом основа имени существительного не изменяется ни по родам, ни по числам, ни по падежам. Например, основа от слова о@эк> [пота] книга - [пот] имеет значение книжный: о©^ ое-ЗО^Й [пот петтийяки] книжный шкаф, ее редуцированная форма объясняется правилом согласования основ в сингальской грамматике: если неодушевленное имя существительное оканчивается на нёбный согласный в сочетании с гласным [а], то основа слова совпадает с формой именительного падежа единственного числа; если же неодушевленное имя не содержат такого дифференциального признака, то основа слова совпадает с формой именительного падежа множественного числа, например: [элавалу], при этом основа этого существительного имеет не только значение овощи, но и овощной: ^эОд [элавалу саппу] овощной магазин.
Основы сингальских существительных, обозначающие признаки, свойства и качества предметов без отношения к другим предметам и соответствующие качественным прилагательным в русском языке, могут выступать как в роли определения, так и в роли именной части составного сказуемого; а основы существительных, которые соответствуют русским относительным прилагательным, т. е. обозначают признак не прямо, а через отношение к другому предмету, могут занимать только позицию определения [Белькович 1977, с. 45], например: Огаэе [мейа вишала камарайак] Это большая комната.
®@р ОгаэеЗ [ме камарайа вишалайи] Эта комната большая.
®©з О^зэЫ®^ О^Ю [мейа видйатмака вэда] Это научная работа.
Грамматический род в литературном сингальском языке представлен трехчленной оппозицией: мужской - женский - средний, где семантика мужского и женского рода, обозначающая людей и животных, соответствует мужскому и женскому полу. Отдельно выделяются существительные общего рода. Маркером имен существительных мужского рода является аффикс -цэ [а]: аэЫЪэ [татта] отец, ®э®э [мама] дядя, Эееэ [балла] собака. Большинство имен женского рода оканчивается на -3 [и] или [ийа]: ®д3, [митури, ми-
турийа] подруга, ряд имен выражен формантом - ц кратким [а]: ^©¿С [пумчи кэлла] маленькая девочка; ^©¿С [локу кэлла]
большая девочка (девушка), а некоторые из них формально используют аффикс мужского рода, например: ц®®э [амма] мать; ц^^э [акка] младшая сестра. Маркер мужского рода также является и показателем существительных общего рода, например: [рогийа] больной / больная, о^^зэ [падикайа] пешеход (он / она), где различия по полу могут быть эксплицированы только синтагматически. Таким образом, приоритетность использования аффикса - ц [а] в качестве флексии в сингальском языке очевидна, что наделяет его функцией нейтрализатора денотативных пар существительных, находящихся в привативной оппозиции друг к другу по грамматическому роду (сравните: в русском языке в позиции нейтрализации находятся слова с подобной семантикой , оканчивающиеся на а / я и на мягкий знак, например: дедушка - бабушка; дядя - тетя; дочь - зять). Все неодушевлённые существительные в сингальском языке относятся к среднему роду. Характерным аффиксом имен существительных среднего рода является - ц [а]: ©е [гала] камень, сд®3з [думрийа] поезд. Род как грамматическая категория в разговорном сингальском языке отсутствует, а семантику имен определяют различия морфологических парадигм.
Имена существительные в сингальском языке употребляются с суффигированным артиклем. Суффигированный артикль выполняет ту же функцию, что и неопределенный артикль в ряде европейских языков, например, в английском, французском, немецком. Он указывает на то, что речь идет об одном лице или предмете из ряда однородных лиц или предметов и используется с существительными,
стоящими в единственном числе. Суффигированный артикль находится в постпозиции по отношению к существительному и пишется слитно с ним. При этом форма [ек], закрепленная за существительными мужского и общего рода, ассимилирует предшествующий ей аффикс [а]; а форма [к], являющаяся показателем существительного женского и среднего рода, не претерпевает никаких изменений и пози-ционно стабильна. Например: [митура] друг + [ек] = [митурек],
а ю© [гама] деревня + [к] = [гамак]. Как правило, артикль в русской речи сингальцев заменяется на количественное числительное «один» или неопределенное местоимение «какой-то».
Категория рода в русском языке также является классифицирующей. По признаку рода все существительные русского языка можно разделить на несколько групп:
1) существительные мужского рода, где принадлежность к роду выражена морфологически - нулевым окончанием: университет, словарь; а у слов мужчина, юноша - только семантически и синтагматически; существительные женского рода: студентка, женщина, мать, тетрадь; существительные среднего рода: окно, яблоко;
2) существительные общего рода, способные обозначать лицо мужского или женского пола и в зависимости от этого выступать в предложении как слова мужского, так и женского рода: умница (он такой умница / она такая умница);
3) существительные 8^и1апа tantum / р1игаНа tantum.
Система склонения в сингальском языке напрямую зависит от
категории одушевленности - неодушевленности. Одушевленные и неодушевленные имена обладают различными парадигмами словоизменения. Они различаются не только количеством и функциями одноименных падежей, но и принадлежностью к определенному варианту языка. Если парадигма склонения одушевленных имен в литературном языке представлена семью падежными формами: именительного (прямого), винительного (общекосвенного), дательного, инструментального (для пассивных конструкций), родительного, отложительного, звательного; то в разговорном языке она выражена пятипадежной оппозицией: именительного (волитивного), винительного (инволи-тивного), дательного (аффективно-посессивного), отложительного и родительного. Система склонения неодушевленных имен существительных в литературном и разговорном языке совпадает в трех
падежных формах: дательном, отложительно-инструментальном, родительно-местном. Для литературного варианта языка смыслораз-личительно противопоставление прямого и общекосвенного падежа, тогда как для субъектно-объектной группы в разговорном варианте значима единая именительно-винительная падежная форма. Это обусловлено тем, что неодушевленные имена в разговорном сингальском языке, за исключением имен стихий, обозначают предметы, неспособные к совершению волитивных действий, у них отсутствует специфический падеж деятеля (волитивный), поэтому парадигматическое противопоставление именительного и винительного падежей нейтрализуется.
Среди одушевленных имен существительных выделяются антропоидные, обозначающие людей и антропоморфных (как правило, мифических) существ (миниха: «человек», йака: «якша»), и неантропоидные, обозначающие животных (балла: «собака», курулла: «птица»). Основанием для их выделения служит наличие категории антропо-идности - неантропоидности у числительного «один». Среди антропоидных выделяются «единичные» существительные. К ним относятся, в первую очередь, имена собственные, большинство терминов родства, а также ряд имен, обозначающих должностную, кастовую или профессиональную принадлежность соответствующих денотатов (нанги: «младшая сестра», сунил: «Сунил», ниламе: «сановник», фадар: «священник»). Их также отличает от неантропоидных существительных отсутствие категории определенности - неопределенности и наличие граммемы собирательного множественного числа. Хотя категория антропоидности - неантропоидности в русском языке не является идиоматически и типологически значимой, она может быть охарактеризована как лексико-грамматическая, связанная с семантикой существительного и соотносимая с классом индивидов и «подобием» живых существ: кукла, матрешка, кикимора, петрушка, где грамматические признаки одушевленности - неодушевленности не всегда референтны номинативным свойствам имени. Так, некоторые существительные, семантически не наделенные антро-поидностью, склоняются по парадигме одушевленных имен (Р.п. = В.п.): 1) слова покойник, мертвец (но не труп); 2) названия мифических персонажей: леший, водяной; 3) названия шахматных фигур: король, ферзь, туз.
В русском языке одушевленность - неодушевленность - это несловоизменительная категория, в соответствии с которой к грамматическому классу одушевленных существительных относятся названия живых существ (человек, подруга, собака), а к грамматическому классу неодушевленных - существительные, обозначающие предметы неживой природы, а также события, явления, качества и т. д. (велосипед, лес). Существуют как парадигматические, так и синтагматические (для несклоняемых существительных только синтагматические) формальные средства выражения категории одушевленности - неодушевленности. У существительных множественного числа форма винительного падежа совпадает с формой родительного падежа, а у неодушевленных - с формой именительного падежа. В форме единственного числа одушевленность - неодушевленность парадигматически выражена только у существительных мужского рода с нулевым окончанием (брат, автобус) и субстантивированных прилагательных (больной, проездной): жду брата, больного (В.п. = Р.п.), но жду автобус, ищу проездной (В.п. = И.п.). У существительных мужского рода единственного числа типа дядя, мужчина (1-е скл.) одушевленность представлена только синтагматически: вижу интересного мужчину. У существительных женского и среднего рода одушевленность - неодушевленность в форме единственного числа не выражена: знаю эту девушку и ее проблему; смотрю на это здание. У несклоняемых существительных одушевленность в единственном и множественном числах определяется только синтагматически.
Ядром грамматической категории в русском языке является падеж, в парадигму которого включены шесть словоизменительных форм. Именительный падеж называется прямым, а остальные - косвенными. Именительный падеж всегда употребляется без предлога, предложный падеж - только с предлогом, остальные падежи могут использоваться как с предлогами, так и без них.
В сингальском литературном языке имя существительное в винительном падеже выступает в роли объектного приглагольного определения, которое соответствует прямому дополнению в русском языке, и его часто называют общекосвенным. Однако в функции субъекта противопоставление именительного и винительного падежей часто нивелируется, поскольку оба падежа могут оформлять подлежащее, а их позиционное чередование напрямую зависит от согласованности
глагола-сказуемого с подлежащим в виде и лице, а в ряде случаев и роде. Если глагол-сказуемое в прошедшем и непрошедшем времени согласуется с подлежащим в лице и числе, то используется форма именительного падежа, если такое согласование отсутствует - то форма общекосвенного, например: ®® 8з@® [мама гийеми] Я ушёл, где гийеми - 1-е л., ед.ч. прошедшего времени от йа = «идти», но: ®э [ма гос эта] Я ушел, где гос + эта - перфект от йа = «идти», где глагол-связка эта не выражает значений лица и числа. В предложении [миниссу вэДа карати] Люди работают форма вэДа карати является показателем 3-го л., мн. ч. непр.вр. от вэДа + кара = «работать», но: в предложении
[минисун вэДа каранне нэта] Люди не работают отрицательная конструкция вэДа + караннё + нэта не выражает значений лица и числа. По своим семантическим и семантико-синтаксическим характеристикам об падежные формы должны представлять два варианта именительного падежа субъекта, однако такое чередование в литературном сингальском языке невозможно, поскольку оно противоречит правилу согласования сказуемого с подлежащим, где в основе лежит формальный признак. В разговорном сингальском языке форма винительного падежа одушевленного имени маркирована аффиксом -ва- и детерминирована позицией объекта [Волхонский 1982, с. 145].
В русском языке основные значения дательного падежа - объектное (косвенного объекта) и субъектное. Объектное значение: помочь другу, написать письмо девушке. В субъектном значении семантизируется признак восприятия определенного состояния, отношения к предмету: сыну холодно; студентке весело, интересно. В сингальском языке существительное в дательном падеже совпадает по этим значениям с русской семантикой. Например, при указании на предмет или лицо, на которое направлено действие, используется следующее предложение: ®^3©:Э ^©8 [охи митурекуТа шабдакосайак дейи] Он дает другу словарь. Однако прочие значения в парадигмах одушевленных и неодушевленных имен различаются по своим функциям. Основной функцией дательного падежа одушевленных имен является оформление носителей аффективности и посессив-ности, а неодушевленных имен - оформление конечной точки движения, пространственных отношений и инструмента при инволитивных глаголах в разговорном варианте языка, что создает определенную
зону интерференции для сингальских учащихся, поскольку в русском языке данная семантика соотносится с В.п. (куда?), Р.п. (у кого?) / (от чего?), Т.п. (чем?).
Сравните данные предложения:
Она идет в университет. *Она идет в университаТа.
У сестры есть учебник. *У сестрыТа есть учебник. (Та - послелог дат. п. одуш. сущ.)
Справа от стола (есть) шкаф. *Справа от столаТа есть шкаф (аТа - послелог дат. п. неод. сущ.)
Волосы хорошо укладываются феном. *Волосы хорошо укладываются фенаТа.
Локативная семантика в сингальском языке неприменима к одушевленным именам существительных, поэтому они не могут обозначать ни начальную, ни конечную точку движения, ни местоположение [Волхонский 1982, с. 131]. Соответствующие значения у неодушевленных имен передаются конструкциями с послелогами или описательно: [камарайе] в комнате, ю@р ЙО^
[митурекуге ниваса асака] в доме подруги (букв. 'в окрестности дома подруги'). Однако и родительный падеж одушевленных имен, соответствующий родительно-местному падежу неодушевленных имен, может выражать только значение принадлежности субъекта к определенному объекту, но не его местоположения. Сравните: ©ю@р
^бетОэ [маге саходарайа рохале вэда каранава] Мой брат работает в больнице. (букв. 'Мой брат, работая в больнице, имеет к ней принадлежность').
Отложительно-инструментальный и отложительный падежи в сингальском языке частично соотносятся с семантикой русской падежной системы. Это связано с тем, что в разговорном сингальском языке, в отличие от литературного варианта, отсутствуют пассивные конструкции, в которых одушевленные имена могли бы выступать в форме косвенного дополнения, поэтому отложительно-инструментальному падежу неодушевленных имен в парадигме одушевленных имен соответствует отложительный падеж. Кроме того, отложительный
падеж неодушевленных имен передает отношение части к целому: о@эз©ет 8'0 [поТен питува] страница из книги, а также обозначает начальную точку движения, от которой направлено действие, например: бетОэ [нагарайен енава] выйдя из города. Основным же значением отложительного падежа одушевленных имен является значение отчуждения собственности, например: зэ3к>з©^ ег8Э@э8 б:: ю^ет [саритайен лэптоп екак ганна] взять ноутбук у Сарита. Для выражения значения отделения части от целого применительно к одушевленным именам в разговорном сингальском языке отложительный падеж не используется.
Во множественном числе в сингальском языке существует отдельная падежная парадигма как для одушевленных, так и неодушевлённых имен.
Таким образом, система лексико-семантических полей падежных конструкций в русском и сингальском языках имеет частичное совпадение, что предопределено культурологической системой знаний о предмете в виде понятий и представлений и является результатом отражения действительности в языковом сознании говорящего. Под системой знаний понимается «картина мира», которую человек строит внутри себя, в своем интеллекте, с целью адекватной ориентации в окружающей среде и регуляции своего поведения. Построение такой «картины мира» в сознании говорящего задается денотативными моделями в виде схемы отношений как некой системой координат [Новиков 1983, с. 57]. Денотативные модели проецируются на восприятие не только пространства и времени, но и живого - неживого мира. Так, в русской культуре представление о пространстве определяется через падежную оппозицию локатива - генетива - аккузатива (где? - откуда? - куда?) для неодушевленных имен существительных и оппозицией генетива местонахождения - генетива отправной точки движения - датива конечной точки движения (у кого? - от кого? - к кому?) для одушевленных имен, при этом семантический параллелизм падежных конструкций часто совмещается в одном предложении. Например: Он был (где?) на даче (у кого?) у друга. Он приехал (откуда?) с дачи (от кого?) от друга. Он ездил (куда?) на дачу (к кому?) к другу. В сингальской же культуре пространственное противопоставление связано только с неодушевленными именами и воспринимается от объекта, от которого направлено действие
(начальная точка движения), к объекту, на который направлено действие (конечная точка движения), что формально выражается отложительным и дательным падежами (от какого места? - к какому месту?), при этом сема движения в предложении может быть задана имплицитно. Поэтому для русского сознания в предложении ©@© ^эОдЭей' о@эК ©еЭ юй [мема саппувен оху пот рашийак милаТа
гани] В этом магазине (букв. 'из этого магазина') он покупает много книг имя существительное, обозначающее место покупки, это точка локализации объекта, тогда как для сингальца - это отправная точка действия (покупает и уходит). Локативная же семантика со значением местоположения в сингальском языке может быть выражена только в том предложении, где нет активного деятеля, например: ©@р ^эОдЭ@р К)© о@эК ЙЭ@Р [ме саппуве туЛа бохо пот тибе] В этом мага-
зине много книг (родительно-местный падеж).
Категория числа в разговорном сингальском языке, в отличие от литературного, образуется противопоставлением трех граммем: единственного, простого множественного и собирательного множественного числа. Последняя граммема показательна только для антропоидных единичных имен. Антропоидные же имена, которые могут трактоваться и как единичные, и как неединичные, характеризуются противопоставлением всех трех граммем, например: раджа. В остальных случаях употребление граммем единственного и простого множественного числа позиционно обусловлено принадлежностью слова к категории одушевленности - неодушевленности, от которой зависит как семантическое наполнение самой категории числа, так и способы образования конструкций с числительными. Собственно множественным числом обладают только одушевленные имена. В основании же категории числа неодушевленных существительных лежит не столько семантический признак единственности -множественности, сколько признак исчисляемости - неисчисляемо-сти, так как наличие числительного влечет за собой словоизменение неодушевленных имен по парадигме единственного числа (также по парадигме единственного числа склоняются и сами числительные, включая числительное «один»). Например, неодушевленные имена в императивных конструкциях сочетаются с единственным числом императива независимо от числа имени: 6Оэ дк а [ева дэвийа йуту йа] Пусть горят огни!
Категория числа существительных в русском языке является словоизменительной. Все существительные можно разделить на три класса: 1) существительные, имеющие формы единственного и множественного числа (дом - дома, нож - ножи, картина - картины);
2) существительные 8^и1апа tantum, к ним относятся собирательные (детвора, синод) и вещественные существительные (золото, нефть);
3) существительные р1игаНа tantum, они могут быть не только собирательными (мемуары) и вещественными (оладьи, чернила), но и отвлеченными (дебаты, прения), собственными (Карловы Вары, Сухуми), конкретными, называя парные предметы (джинсы, шипцы), игры (шахматы, прятки). В сингальском же языке слово ножницы имеет значение единственного (одна пара) и множественного (несколько пар) числа. А такие слова, как чай, серебро, масло, относятся к существительным р1игаНа tantum.
В результате рассмотрения грамматических категорий сингальского существительного на фоне русской номинативной системы можно сделать следующие выводы:
1. Изучение грамматической системы русского существительного вызывает особую трудность у сингальских учащихся, что обусловлено наличием многообразных форм имени, с помощью которых выражаются грамматические значения слов и их синтаксические связи в предложении в сингальском языке, и их несовпадением в русском.
2. Ввиду того, что основа имени существительного в сингальском языке содержит основное лексическое значения слова, от которого образуются имена существительные и прилагательные, выбор правильной языковой единицы в русском языке, особенно на начальном этапе обучения, представляет определенную проблему для сингальских учащихся.
3. Категория одушевленности - неодушевленности находит разное выражение в русском и сингальском языках. Если в русском языке она является несловоизменительной, то в сингальском языке определяет ядро грамматики, в зависимости от которой находится не только парадигма падежной системы, но и категория числа. При ознакомлении сингальцев с русской категорией одушевленности - неодушевленности необходимо акцентировать их внимание на ее парадигматических и синтагматических формальных средствах выражения, что требует специальной отработки в падежных конструкциях.
4. Категория рода в литературном сингальском языке так же, как и в русском, является классифицирующей, однако большинство окончаний женского рода в сингальском языке не имеет постоянного формального признака. Знакомство сингальских учащихся с категорией рода русского существительного целесообразно проводить на образце речевой конструкции с именительным падежом существительного в односоставном назывном предложении. Особого внимания требуют существительные с мягкой основой и нулевым окончанием, род которых определяется контекстом.
5. В отличие от русского языка собственно множественным числом в сингальском языке обладают только одушевленные имена. В основе категории числа неодушевленных имен лежит признак ис-числяемости - неисчисляемости. Все числительные склоняются по парадигме единственного числа. Для отработки данной грамматической категории следует использовать речевые упражнения на различение предметов (особенно существительных р1игаНа и 8^и1апа tantum: деньги, джинсы, время, молоко, вода и т. д.) с помощью слов, семантизирующих количественный признак: один, много, мало.
6. Категория падежа имеет частичное лексико-семантическое совпадение в русском и сингальском языках. Расхождение, прежде всего, связано с функциональной особенностью сингальской падежной системы и типологией согласования глагола-сказуемого с подлежащим, что несомненно будет являться зоной интерференции при изучении русского языка сингальскими учащимися. Для преодоления интерференционного вмешательства необходимо изучать падежи концентрически: сначала в более употребительных значениях, а затем в контекстно обусловленных с привлечением как доречевых типов упражнений (имитативных, подстановочных, трансформационных), так и коммуникативных на примере ситуативных фреймов, различных средств наглядности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Белькович А. А. Самоучитель сингальского языка. М. : Международные от-
ношения,1977. 214 с. Вайнрайх У. Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования. Благовещенск, 2000. 264 с.
Волхонский Б. М. Система грамматических классов и семантические основания основания строя разговорного сингальского языка : дис. ... канд. филол. наук. М., 1982. 178 с. Гак В. Г. Сравнительная типология французского и русского языков. Л., 1976. 286 с.
Дьяков А. С., Кияк Т. Р. До питання про класифжащю мовних штерференш // Мови европейського культурного ареалу: проблеми розвитку i взаемодп: Тези доповщей Першоi Мгжнародно! науковоi конференци памяти проф. Ю. А. Жлуктенка (1915-1990). Кшв, 1995. 150 с. Зограф Г. А. Языки Восточной и Юго-Восточной Азию. М. : Наука, 1979. 315 с.
Кашкин В. Б. Введение в теорию коммуникации. М. : Наука, 2016. 224 с. Милославский И. Г. Морфологические категории современного русского
языка. М., 1989. 256 с. Новиков А. И. Семантика текста и ее формализация. М., 1983. 216с. Новое в зарубежной лингвистике. Контрастивная лингвистика: Переводы.
М., 1989. Вып. XXV. 195 с. Тимофеева И. М. Психологические и культурологические характеристики студентов из Шри-Ланки в контексте обучения русскому языку. Филологические науки: вопросы теории и практики. 2017. № 8 (74). Ч. 2. 216 с. Disanayaka J. B. A unique indo-aryan language. Colombo, Sri Lanka : М.Н.
Publications, 1994. 30 p. Gunasekara A. M. A comprehensive grammar of the Sinhalese Language. New Delhi : Asian Educational Services, 1986. 532 p.
