Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 7 (336). Филология. Искусствоведение. Вып. 89. С. 169-172.
Н. Ю. Кузнецова
ТИПИЧНЫЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЕ КОНЦЕПТЫ В НЕМЕЦКИХ И РУССКИХ ВОЛШЕБНЫХ СКАЗКАХ
Рассматривается понятие лингвокультурного концепта, а также предлагается анализ актуализации таких типичные для немецкой и русской волшебной сказки концептов, как «индивидуализм/ коллективизм» и «лень/ труд».
Ключевые слова: лингвокультурный концепт, волшебная сказка, бинарная оппозиция, стереотип.
Лингвокультурный концепт понимается нами как условная ментальная единица, используемая в комплексном изучении языка, сознания и культуры. Выделение концепта как ментального образования, отмеченного лингвокультурной спецификой - закономерный шаг в становлении антропоцентрической парадигмы гуманитарного знания. Как отмечает С. Г. Воркачев, «в концепте авторизуется безличное и объективистское понятие относительно этносемантической личности как закрепленного в системе естественного языка базового национально-культурного прототипа носителя этого языка» [2. С. 67]. В более узком понимании к числу лингвокультурных концептов относят ментальные образования, отмеченные этнокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры.
Изучение культурных концептов должно быть тесно связано с изучением текстов, в которых эти концепты закреплены и вербализованы как отражение национальной культуры и сознания. Потому фольклорные тексты, в частности, сказки, являются для лингвокуль-турологии привлекательными, поскольку коллективно-анонимны, традиционно устойчивы, представляют собой образцы национальной культуры.
В сказке мир часто описывается с помощью двоичных противопоставлений, или бинарных оппозиций (добро/ зло, правда/ кривда и так далее). Дуалистический принцип противопоставления благоприятного - неблагоприятного для коллектива реализуется с помощью типичных для культурного сообщества концептов.
Рассмотрим концепт «индивидуализм/ коллективизм» в немецких и русских волшебных сказках. Из европейской истории мы знаем, что западноевропейский национальный характер формировался под доминирующим воздействием индивидуалистического
образа жизни, что обусловило в дальнейшем, в совокупности с другими факторами, примат индивидуальных прав и интересов. В индивидуалистических обществах интересы индивида, личности превышают по значимости интересы группы, общества. В таких обществах семьи включают только родителей и их детей. «Если дети вырастают в малых семьях, то они быстро учатся воспринимать свое „я" отдельно от других людей. Это „я" определяет личную идентичность человека и отделяет его от других „я"» [3. С. 246]. Цель воспитания в том, чтобы сделать ребенка самостоятельным, то есть научить независимости, в том числе и от родителей. Более того, ожидается, что как только цель воспитания будет достигнута, ребенок покинет родительский дом. Нередко случается, что, уходя из дома, дети сводят контакты с родителями до минимума или даже прерывают совсем. Помимо этого, происходит акцентирование индивидуальных достижений и инициативы. Здесь люди не полагаются на поддержку других.
Русское общество на протяжении всей истории своего развития и исторического развития общества склонялось в пользу коллектива, а не личности. Самая первая группа, в которой оказывается человек с рождения, - это его семья. В большинстве коллективистских обществ семья состоит из довольно большого количества людей, живущих под одной крышей. «Если дети вырастают в семьях такого типа, то они учатся воспринимать себя как часть „мы-группы", причем, подобные отношения считаются естественными» [3. С. 245]. Между индивидом и группой изначально развиваются отношения зависимости. «Мы-группа» служит защитой для индивида, от которого в ответ требуется постоянная лояльность в отношении группы. В коллективистском сознании русского человека первое место занимают интересы своей семьи, уважение к родителям, счастье и благополучие
170
Н. Ю. Кузнецова
детей, в то время как профессиональный успех, независимость, творчество, самосовершенствование отодвигается на второй план. В таких обществах не существует личного мнения. Личное мнение определяется мнением группы.
Рассматривая немецкую сказку «Двенадцать братьев», в начале развития действия можно отметить самостоятельность двенадцати братьев. Они отправляются в лес, находят пустой дом и начинают жить, заниматься охотой: Wir wollen ausgehen und Essen holen ". - Nun zogen sie in den Wald und schössen Hasen, wilde Rehe, Vögel und Täuberchen [7. С. 40].
Решительность в принятии решений видна в сказке «Братец и сестричка», когда брат с сестрой решают сами уйти от мачехи. В большинстве случаев мачеха выгоняет детей, но в немецких сказках имеет место и такой вариант: Komm, wir wollen miteinander in die weite Welt gehen [7. С. 45].
В немецких сказках отцы часто отправляют сыновей учиться какому-либо ремеслу, чтобы они потом имели возможность самостоятельно жить и зарабатывать, или сыновья самостоятельно уходят из дома. Эта идея прослеживается во многих немецких сказках: «Сказка о том, кто ходил страху учиться»: Hör du, in der Ecke dort, du wirst groß und stark, du musst auch etwas lernen, womit du dein Brot verdienst [7. С. 11]; сказка «Четверо искусных братьев»: Wie die Söhne herangewachsen waren, sprach der Vater zu ihnen: „Liebe Kinder, ihr müsst jetzt hinaus in die Welt, ich habe nichts, das ich euch geben könnte" [7. С. 115]; сказка «Путешествие мальчика-с-пальчика»: Er hatte aber Courage im Leibe und sagte zu seinem Vater: „Vater, ich soll und muss in die Welt hinaus." - „Recht, mein Sohn", sprach der Alte [7. С. 141].
Если обратиться к русским сказкам, то мы находим отражение коллективистского духа в поведении основных персонажей. Во многих русских сказках прослеживается идея восприятия главным героем себя как части группы, таким образом, налицо отношение зависимости между индивидом и группой. Главные герои русских сказок всегда ждут каких-либо повелений со стороны более старших членов своей группы, зачастую действуют слаженно, все вместе, что выражается в таких словах и выражениях как: слушайся их, если они тебя попросят помочь; будь умна, береги братца, не ходи со двора; поедемте вместе невест себе искать, порознь жениться не хочется; чтоб никому не обидно было; собрались девки, пош-
ли за ягодами; возьми меня с собой; я товарищу завсегда рад; сидят тридцать три девицы, вышивают вместе.
Частым явлением в русских сказках выступает обращение за советом к более старшим по возрасту, что вновь показывает зависимость личности от семьи, то есть от коллектива. Герой полностью полагается на советы, не рассуждая самостоятельно: Ты бы сказал им: «бог помочь, добрые люди... вот, мама, ты научила, а меня побили» [1. С. 295], «Иван-царевич не знает, как ему быть; приходит к своим сестрам за советом» [1. С. 113], „запечалился царевич, идет к сестрам спрашивать» [1. С. 175], «только они собрались все и поселись» [1. С. 139].
Таким образом, главные герои немецких сказок не ждут повелений со стороны старших братьев или отца, зачастую не испытывают потребности в помощнике, полагаются на себя, на собственные силы в решении трудной задачи или преодоления испытания. Из анализа русских сказок следует, что такая черта русского национального характера, как коллективизм, нашла здесь свое отражение. Герой русской сказки подчиняется старшим по отношению в себе членам семьи, исполняет все поручения и не возражает. Можно отметить, что русских характеризует установка на «других», иными словами, им характерен групповой стереотип поведения.
Рассмотрим следующую бинарную оппозицию, важную для немецкой и русской лингво-культурных сообщностей - «лень/ труд». Ядро концепта «труд» содержит такие составляющие, как «целенаправленная деятельность, требующая физического или умственного напряжения, осуществляемая не для удовольствия, предполагающая получение денег». Модель данного концепта можно представить в виде следующих фреймов: 1) характеристика работы, 2) отношение к труду, 3) результативность.
Понятие трудиться составляет оппозицию понятию играть (деятельность, осуществляемая только для удовольствия, обычно о детях), отсюда - пресуппозиция необходимости труда и, как следствие этого, вариативное представление волеизъявления и долженствования в связи с выполняемой работой.
Модель концепта «труд» строится на основе фрейма, в центре которого находится образ человека, выполняющего напряженную (обычно физическую) работу. Эта работа может быть тяжелой, длительной, изнурительной,
Типичные лингвокультурные концепты в немецких и русских.
171
монотонной, постоянной (объективные характеристики процесса). Человек трудится по принуждению (внешнему либо внутреннему), напряженно, умело, проявляя старательность, упорство, терпение, выносливость и другие субъективные характеристики. При этом работа выполняется успешно, качественно, красиво, быстро (объективные характеристики результата). Для немецких сказок отметим следующие лексические единицы, наиболее часто встречающиеся в сказках: sich alle Mühe geben; er war ihm sein Leben lang treu gewesen; will ihm mit Treue dienen, wenn's auch mein Leben kostet; vor Freude immer größere Stiche machen; treu dienen; fleißig sein; alle Arbeit von Herzen tun, in der großen Freude Arbeit tun. Все они сопровождаются положительной коннотацией.
C отрицательной коннотацией встречаются, например, такие лексические единицы: das tägliche Brot schaffen; wer Brot essen will, muss es verdienen; von Morgen bis Abend schwere Arbeit tun; es hat sich müdgearbeitet; alle Arbeit tun; so viel Spinnen, dass ihm das Blut aus den Fingern sprang; eine immer größere Last aufbürden; schwere Arbeit auflegen.
Исследуя русские сказки, можно отметить лексические единицы с положительной коннотацией: с работой сладить, не сидеть без дела, работа горит у нее, работа рук моих не минует, в поле возиться подпеваючи, дома с легкостью управляться, уж как взялся за гуж, на все дюж, недаром хлопотать, верой-правдой служить.
В русских сказках преобладают лексические единицы с отрицательной коннотацией: над работой занудить, заморить, без отдыху работать, задать еще больше работы, мучить всевозможными работами, от трудов похудеть, таскать из печки, с коня не слезать, роздыху не знать, измаяться от охоты, работал без устали три лета и три зимы, каждое утро ни свет ни заря вставать, последний год дослуживая, под палками отдувался, работать, света белого не видать.
Концепт лень предполагает не только нежелание трудиться, но и удовольствие от праздного времяпрепровождения, пассивность как черту характера, а также сопутствующие процессы (слоняться без дела, заниматься пустяками, откладывать дела на потом, отвлекаться, медлить). Лень ставит пределы всякой активности, заставляя постоянно взвешивать, настолько ли желанна та или иная вещь, чтобы стоило затрачивать усилия. В русском языке концепт
«лень» включает в себя такие компоненты, как лень (существительное и предикативное наречие), лентяй, лодырь, лоботряс, ленивый, лениво, ленивец, разлениться и др., в немецком языке - Faulheit, Nichtstun, Faulenzer, Faulpelz, Nichtstuer, Tagedieb, faul, faulenzen.
Лень отличается от нежелания совершать действие тем, что осознается как некоторое особое состояние. Лень - отрицательное свойство, которое, как считается, мешает человеку себя реализовать. И некоторые русские слова (лодырь, лоботряс) действительно выражают его отчетливо отрицательную оценку. Однако некоторые слова, относящиеся к концепту «лень», выражают симпатию - ленивец. Лень же как таковая не вызывает особого раздражения, воспринимаясь как понятная и простительная слабость, а иной раз и как повод для легкой зависти. Это представление хорошо согласуется с тем, что чрезмерная активность выглядит в глазах русского человека неестественно и подозрительно.
Леность показана через следующие лексические единицы в немецкой сказке: Langeweile haben; du, in der Ecke, du musst auch was lernen; an dir ist Hopfen und Malz verloren; war vergnügt und spielte vor ihm herum; sie fing an zu faulenzen; in Saus und Braus leben. Кроме того, лень соотносится с внешним безобразием: hässlich und faul sein.
Характерные лексические единицы для русской сказки: такие лентяи, неработицы - во всем свете поискать, сидеть на печи да гло-жить кирпичи, дело пытать иль от дела лы-тать, корабли тяп-ляп делать, кататься как сыр в масле, в углу прикорнуть, у ворот сидеть, на улицу глядеть, распечься на солнышке, разлечься на травушке, глазки смежить, погостили они, попировали, да медок попивали, спал трое суток беспробудным сном, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, ничего не делал, только на печи в углу сидел да сморкался, играют, плещутся, смеются, песни поют, все лежал на печи, перегребал сажу и спал по несколько суток непробудным сном, что же ты не учишься, али целый век хочешь дураком изжить, сидит на завалинке, греется на солнышке, дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил, не пошел Иван-царевич к отцу, к матери, а собрал он пьяниц, кабацкой голи и давай гулять по кабакам, сидеть сложа руки, как барыни, в холодочке отдыхать.
Сопоставляя средства вербализации концепта «лень» в немецких и русских волшебных
172
О. В. Ланская
сказках, можно отметить более негативную коннотацию, сопровождающую данный концепт в немецкой сказке и более положительную в русской, где концепт «лень» воспринимается скорее как простительная слабость. Признавая важность результата труда, носители русской культуры уделяют большое внимание процессу и особенно мотивации труда. Это можно объяснить исторически: «степень внешнего принуждения для трудящегося в России была очень высокой по сравнению с другими странами. Именно поэтому для жителей Западной Европы существенны утилитарные признаки результативности труда (работаем для себя и на себя), а для России - этические признаки уважительного отношения к труду и трудящемуся человеку (не случайны этимологические ассоциации "труд - страдание", "работа -рабство")» [4. С. 201].
Таким образом, на материале волшебной сказки в немецком и русском языках мы выявили сходства и различия восприятия немцев и русских некоторых основных лингвокультур-ных концептов.
Список литературы
1. Афанасьев, А. Н. Народные русские сказки : в 3 т. М., 1957.
2. Воркачев, С. Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филол. науки. 2001. № 1. С. 64-72.
3. Грушевицкая, Т. Г. Основы межкультурной коммуникации / Т. Г. Грушевицкая, В. Д. Попков А. П. Садохин. М., 2003. 352 с.
4. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М., 2002. 477 с.
5. Карасик, В. И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В. И. Кара-сик, Г. Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж, 2001. С. 75-80.
6. Маслова, В. А. Лингвокультурология. М., 2001. 208 с.
7. Brüder Grimm. Kinder- und Hausmärchen. Düsseldorf-Köln, 1962.
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 7 (336). Филология. Искусствоведение. Вып. 89. С. 172-176.
О. В. Ланская
КОНЦЕПТ «САД» КАК ОТРАЖЕНИЕ ИНОПРОСТРАНСТВА В ТВОРЧЕСТВЕ Ю. П. КУЗНЕЦОВА (на материале поэмы «Красный сад»)
На примере поэмы Ю. П. Кузнецова «Красный сад» рассматривается мифологическое пространство художественного текста, анализируются номинации, входящие в лексико-темати-ческие группы «время», «деревья», «цветы», «пространство», «чувства человека», «счастье», исследуется символика ключевых слов. Через ассоциативные группы выявляются глубинные смыслы поэтического текста, определяется ценностная картина мира в творчестве Ю. П. Кузнецова, одного из выдающихся поэтов второй половины XX в.
Ключевые слова: концепт; ключевые слова; лексико-тематическая группа; сема; символ.
В современной лингвистике существуют разные определения понятия «концепт». По Ю. С. Степанову, концепт - это «основная ячейка культуры в ментальном мире чело-века»1. Рассматривается данная единица как «нечто», принадлежащее сознанию человека, и как явление, оказывающее влияние на индивид. Исследователь считает, что концепту соответствует определенное слово и что концепт
- это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций и переживаний2. По Е. С. Кубряко-вой, концепт - это оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике3. Это определение включает результаты не только теоретического, но и обыденного познания. В связи с этим Н. Н. Болдырев отмечает, что