Научная статья на тему 'The notes on the "generation problem"'

The notes on the "generation problem" Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
203
38
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы — Левада Юрий

Modern interest in the problems and mechanism of the "generation replacement" is related to some events of native history of recent decades. The very transfer of the conceptual system used in considering the "family" continuity to the social processes results in a number of illusory constructions, such as "replacement" and "conflict" of the generations and "generation gap". In fact "generation gap" is a value split actualized in opposition of small but significant group to the dominating tradition, system and order. A well-known problem of "fathers and sons" of Russia's XIX century and the lives of native intelligentsia related to it reflects the cataclysms of the initial stages of transition of the traditional Russian society to the Way of modernization common for the civilized world. In the "vertically" organized social systems there is a hierarchy of authority//prestige overturned back in time (more ancient, "time-honoured" is considered to be the highest). Devotion to the traditions, "fathers' precepts", accepted dogmas, etc. were the index of a person or generational cohort maturity in such systems. Pre-reformed Russia is an almost ideal example of such closed society with "vertical" structure where the nobility and monarchy were the guardians of traditional inertness. The Soviet state was also formed as a "vertical" structure constantly justifying itself by turning to "the founders' precepts" and infallible doctrines. Just like a century ago the question was not of the generations opposition but of the challenge of certain groups to the "vertically" organized inert social system. Spokesmen of this opposition were the 30-years old people in the 60-s and 60-year olds in late 80-s. In modern society where generations co-exist and influence each other on the average during rather a long time co-operation of the representatives of the three generations "sons", "fathers" and "grandfathers" is common. That's why social positions (power, prestige, etc.) are inherited not from "fathers" to "sons", but from "grandfathers" to "fathers". Under these conditions both "avant-garde" illusions and sacrificial roles of young people in social changes loose their point. The young teach elder generations some elernents of behavior, speech and fashion styles that is to say mainly the patterns of playing action. Adolescent and youth primitivism may give way to "grown-up" forms of social activity and responsibility only under the conditions of a developed, socially "mature" society.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «The notes on the "generation problem"»

АНАЛИЗ РЕЗУЛЬТАТОВ ОПРОСОВ

Юрий ЛЕВАДА

Заметки о "проблеме поколений"

Современный интерес к проблематике и механизму "смены поколений" связан, как представляется (помимо общетеоретических и исторических внутринаучных факторов), прежде всего с некоторыми обстоятельствами отечественной истории последних десятилетий. Во-первых, с оценкой роли уходящего поколения "шестидесятников", как будто проложившего путь к современным трансформациям, но, как это чаще всего бывает, не нашедшего в них своего места. Во-вторых, с представлениями о факторах развития страны на ближайшие десятилетия, т.е. с вопросом о том, что несет с собой "племя младое, незнакомое". Эмоциональная окраска дискуссий на эти темы, в том числе в рамках "поколенческого" семинара Т.Шанина, в особых комментариях не нуждается. Настоящие заметки — попытка выделить некоторые моменты перевода проблемы в плоскость социологического анализа.

Фантомные категории. Само перенесение на общественные процессы понятийного аппарата, характерного для рассмотрения "фамильной" преемственности, приводит к ряду мнимых конструкций — таковы, например, "смена", "конфликт", "разрыв" поколений. "Временная" организованность общества (система связей, обеспечивающих воспроизводство его основных структур, в том числе нормативно-ценностной, при смене "человеческого материала") обеспечивается прежде всего системой его социальных институтов. Соответственно, общественно значимые перемены связаны преимущественно с трансформациями социальных институтов. "Поколенческая" составляющая перемен сводится к тому, что одним из факторов перемен оказывается деятельность относительно небольших групп молодых людей, ориентирующихся на нетрадиционные (часто внешние) образцы и способных влиять на элитарные слои и атмосферу общественной жизни.

"Разрыв поколений", о котором принято говорить, — это, по существу, ценностный раскол, воплощенный в противостоянии небольшой, но значимой группы доминирующей традиции, системе, строю. Такой раскол становился возможным в определенных обстоятельствах социально-исторического развития. В России он наблюдался дважды — в XIX и XX вв.

Знаменитая "проблема отцов и детей" российского XIX в. — и связанные в ней судьбы отечественной интеллигенции — отражает катаклизмы начальных стадий перехода традиционного российского общества на общецивилизационный путь модернизации. А проблема "шестидесятников" следующего, XX в., — попытка как-то повлиять на возвращение страны в утраченное цивилизационное русло. При всем различии количественных параметров (в том числе длительности существования) обеих групп, каждая из них составляла небольшое, статистически незначимое меньшинство и в обществе, и в своих (демографически измеримых) поколениях. Значение деятельности каждой из этих групп хорошо известно.

Дело, однако, не только в некоторой близости исторических функций упомянутых групп различных веков. Имелось и определенное сходство их положения по отношению к доминирующим общественным институтам. В обеих ситуациях "оторвавшиеся" группы противостояли жестко и вертикально организованным институциональным

системам. "Вертикально" организованными можно считать общественные системы, опорные структуры которых легитимированы прошлыми, нередко сакрализованными установлениями, нормами, авторитетами, текстами. В них действует иерархия авторитетов, как бы опрокинутая во времени назад (высшим считается более древний, "исконный"). В таких системах условием социализации, показателем зрелости служила (или в поздние времена считалась) верность традициям, "заветам отцов", принятой догматике и т.д. Отсюда, естественно, неизбежные стремления к закрытости от внешних влияний и постоянная неофобия, боязнь перемен. Угрозе "разрыва" поколений противостояла жесткая система традиционных институтов социализации и социального контроля. Редкие и индивидуальные исключения ("казус Гамлета"), если и не были плодом позднейшего литературного воображения, не меняли общей картины.

Дореформенная Россия — почти идеальный пример такого "вертикально" организованного закрытого общества, в котором дворянство и монархия служили хранителями традиционной косности. Конечно, уже с XVIII в. эта закрытость все более превращалась в фантом, все более лицемерный, но постоянно воспроизводимый до конца XIX в., при этом все попытки в какой-то мере расшатать систему исходили от различных по составу и ориентациям групп людей молодых и хлебнувших какого-то "чужого" воздуха, хотя бы книжного. Отсюда и характерное для тогдашней литературной идеологии представление о "разрыве поколений" ("Отец понять его не мог..." и т.д.). В "разрывающей" группе последовательно оказывались молодые люди, принадлежавшие примерно к трем поколениям (Герцена, "шестидесятников" и перелома XIX-XX вв.)

Но ведь и советское государство, вопреки собственным идеологическим вывескам ("молодость мира"), строилось как вертикальная структура, постоянно оправдывавшая себя обращением к "заветам основоположников" и непогрешимой доктрине. Всякая инициатива пересмотра "основ" (если, конечно, она не исходила от непогрешимого авторитета верховного лидера) представлялась опаснейшей ересью, равно как и всякая попытка апеллировать к молодым силам (в начале 20-х годов — безуспешное обращение Л.Троцкого к революционной молодежи, в 30-е годы — борьба против "комсомольского авангардизма", в начале 60-х годов — кампания против "молодежных" уклонений в искусстве, философии и др. и т.д.). Обращения к молодежи, призывы к самопожертвованию в военных и трудовых условиях, муштровки и накачки — все было допустимо только при полном подчинении "вертикали" авторитетов. (Небольшой, но показательный пример: в конце 40-х годов А.Фа-дееву, знаменитому литературному вождю, пришлось переписать уже прославленную "Молодую гвардию", чтобы добавить линию "партийного руководства".)

Поэтому нарождавшийся в расшатанной системе общественный протест (во всех его направлениях — радикальных и осторожных, левых и либеральных, религиозно- и национально окрашенных) неизбежно выглядел "разрывом поколений". На деле, как и столетием ранее, речь шла не о противостоянии поколений, а о вызове определенных групп "вертикально" организованной косной общественной системе. Выразителями его оказывались 30-летние в 60-х и 60-летние в конце 80-х годов.

Существует ли такой конфликт сегодня? После этих отступлений к фактам общеизвестным можно подойти к проблеме сегодняшней: имеется ли, возможен ли подобный конфликт в современных условиях?

В нынешнем российском обществе можно (как известно, в частности, из опросов общественного мнения), обнаружить различия позиций и оценок между различными группами, особенно между людьми старших и более молодых возрастов (например, моложе и старше 40 лет). На эту тему много написано. Но ни "разрыва" поколений, ни "молодежного" вызова сегодня как будто не существует, трудно усмотреть и возможности для его возникновения в обозримом будущем. Объяснения этому положению можно видеть в следующем:

— замкнутая, "вертикальная" структура общества необратимо разрушена в минувшее десятилетие. При всех катаклизмах и противоречиях произошедших переломов, появились определенные контуры общества, которое вынуждено обращаться не к традиционным, а к современным референтам;

— нынешние носители власти (или часть их) воспринимаются значительной частью населения, прежде всего молодыми людьми, как выразители, даже инициаторы модернизационных перемен*;

— власть в стране в руках представителей поколения, условно говоря, 50-летних (45-55 лет) — наиболее "молодого" из поколений, которые реально могут претендовать на власть ("поколение отцов"). Никакие сдвиги группового или персонального порядка этого положения не изменят. Все конфликты и колебания курса, сколь бы велики они ни оказались, могут происходить лишь внутри этой поколенческой труппы и этой правящей элиты.

Наконец, в обществе практически отсутствует "внешняя" оппозиция по отношению к правящей группе и ее формальному лидеру ■.(президенту). Действуют лишь различные группы давления на властные структуры.

Молодежь в обществе: функции и претензии. Известно, что в средневековом обществе социальные позиции (статус, владения, привилегии, обязанности) часто наследовались в 16-20 лет. Социальный статус отца (и соответствующие нормы поведения, ценности, связи и пр.) автоматически доставался сыну, В современном обществе, при других возрастных параметрах жизни людей, поколения сопряжены друг с другом скорее "внахлест", чем “встык", т.е. в среднем довольно долго сосуществуют и влияют друг на друга. Для такого общества характерно взаимодействие представителей трех поколений — "детей", "родителей" и "дедов". С этим, в частности, связано и значительное увеличение периода социализации (до 25-30 лет в минувшем XX в.). Пдзэтому социальные позиции (власть, авторитет и пр.) переходят "по наследству" скорее не от "отцов" к "детям", а от "дедов" к "отцам" (в определенной мере и к "матерям", но это другая проблема), т.е., условно говоря, не от "40-летних" к "20-летним", а от "60-летних" к "40-летним" (понятно, что где 40, там и 45-50 лет).

А это значит, что "лицо" общества в перспективе каждое поколение сегодняшних молодых людей сможет определять только после того, как перестанет быть молодым, перейдя в статус "отцов".

Сказанное подводит нас к вопросу о месте и функции "молодежи" как специфической группы в процессах социального воспроизводства в современных условиях. Собственно, в других условиях такой проблемы и таких функций просто не существовало: молодежь — сравнительно недавняя социальная категория, почти ровесница XX в., продукт уже упомянутой растянутой социализации. Социальная статистика относит к ней лиц в возрасте 15-24 лет, это примерно 16-17%российского населения. В отличие от иных ка -

* Так, по одному из недавних опросов (февраль 2002 г.) президентскую партию "Единая Россия" считают выразителем демократических ценностей значительно чаще, чем любую иную.

тегорий населения она обладает статусом универсальной и преходящей (все должны "пройти" через молодежный статус, и никто не может остаться в нем). В этой категории неизбежно сосредоточиваются максимальные социальные и личные надежды, иллюзии, устремления.

В знаменитых переворотах и катаклизмах прошлого молодые, наименее отягощенные грузом традиций, "горячие головы", увлеченные пафосом перемен и преувеличенными ожиданиями относительно их результатов, выступали носителями новых социальных ожиданий и иллюзий, самоотверженными ниспровергателями "старых" порядков и т.д. Как правило, именно они становились и первыми жертвами разочарований, и "стабилизирующих" акций, но иногда и инструментами таковых.

Когда-то Ж.Сартр заметил, что "культурная революция" в Китае середины 60-х годов являлась своего рода бунтом "дедушек", т^е. ортодоксов революции, против "отцов"-оппортунистов, который совершался руками "внуков", имелись в виду движения хунвейбинов и цзаофаней, "молодых гвардейцев" и "бунтарей", руками которых осуществлялись массовые расправы с неугодными деятелями. Некоторые аналогии подобных "поколенческих" ситуаций можно найти и в истории идеологических кампаний советских лет, например, в начале 30-х или в конце 40-х годов, когда молодежь, студенты использовались для организованной партийными властями травли "уклонистов", "космополитов" и тд. Политическая наивность, безоглядное доверие молодежных активистов власти и "отцу народов", впрочем, не без участия карьерных факторов, служили непременным условием подобных акций. Правда, в отличие от китайской ситуации здесь речь шла в принципе скорее о расправах с "ортодоксами" и "старыми кадрами" для упрочения господства команды державных прагматиков.

"Встроенные" в современные общественные институты механизмы перемен практически исключают (или делают заведомо неэффективными, а потому и маловероятными) сокрушительные катаклизмы. Соответственно, утрачивают смысл как "авангардистские" фикции, так и жертвенные роли молодежи в общественных переменах. И в нашей сегодняшней ситуации, по крайней мере, в данный момент, внутри- и околовластные интриги не нуждаются в апелляции к молодежной, да и какой-либо иной массовой поддержке.

Что же касается собственно "молодежных" выступлений и "бунтов" последнего времени (примерно второй половины XX в., например, знаменитой волны 1968 г. в ряде стран), то они непосредственно были направлены главным образом на решение сугубо "молодежных" проблем, т.е. на расширение возможностей (временных и нормативных) продленного детства, на присвоение атрибутов "взрослого" мира в качестве элементов игры, развлечения. Понятно, совершенно иной смысл имеют, например, студенческие демонстрации с требованиями поддержки образования, предоставления работы и др.

На протяжении XX в. молодежные выступления, движения, организации действовали под различными флагами, преимущественно радикальными и экстремистскими — от коммунистических и леворадикальных до националистических, фашистских, религиозно-политических (наподобие бирманской "армии бога") и т.п. Восторженный энтузиазм и максимализм требований нередко сочетался при этом с предельно упрощенными критериями, фанатизмом, этическим утилитаризмом, бескомпромиссностью и жестокостью по отношению к реальным или выдуманным противникам и пр. Да и готовность к низвержению старых порядков или авторитетов часто оборачивалась преклонением перед "новыми" идолами. Это относится и к нарочито "правильным" движениям ("причесанные" под государственного лидера мальчики-девочки в противовес "растре-

панным"). Такая зеркально-перевернутая модель молодежных бунтарей минувшего века неоднократно использовалась в первую очередь "партиями порядка", различными по лозунгам и близкими по способам действия. Нетрудно заметить, что к таким феноменам относятся и недавно появившиеся "идущие вместе".

По известной характеристике М.Мид, современная цивилизация "проспективна", обращена к будущему, поэтому в ней старшие поколения как бы учатся у младших. Последнее соображение, видимо, нуждается в определенных оговорках. Старшие, а собственно, и все "учатся", а точнее, пожалуй, "заражаются" от молодых (все менее многочисленных, но все дольше и, по-видимому, сильнее действующих на общество) некоторыми элементами стиля поведения, речи, моды и т.п., может быть, и своего рода "энергетикой" действия, но преимущественно игрового действия. Во "взрослый" мир из подросткового перешли спорт, в том числе "зрительский", туризм, "игровой" секс и т.п. Когда-то приходилось писать, что, играя с детьми, взрослые в то же время "играют в детей". Признавая молодежную субкультуру (мир "продленного детства"), любуясь ею или даже негодуя по ее поводу, мы как бы играем в подростков. Конечно, в нормальном состоянии взрослые не становятся ни детьми, ни подростками, но лишь выстраивают параллельный, игровой мир наряду с "серьезным" миром работы, семьи, социальной ответственности и обязанностей.

Соотношение этих миров далеко не стабильно. Сугубо игровая спортивно-зрительская горячка довольно давно получила весомые экономические связи (тотализатор, реклама), а в последнее время приобрела способность "запускать" механизм массовой и даже межгосударственной социально-политической истерии. Недавний пример — мобилизация "патриотических" страстей в России вокруг зимних Олимпийских игр 2002 г., имитирующая худшие образцы "холодной войны"*. Дело вовсе не в массовом интересе к содержанию каких-то соревнований или судейским оценкам. Околоспортивные (зрительские) страсти, как оказывается вновь, с легкостью укладываются в русло агрессивно-обиженного противостояния "чужим", "Западу", "заговору" и пр. Все эти психологические модели, отработавшие свое в советскую эпоху (кто не помнит установок типа: "Эй, вратарь, готовься к бою..." и т.д.), очевидно, сохраняют свою "боеготовность".

Вот почему никакие, сколь угодно обстоятельные, данные о настроениях, ценностях, установках сегодняшних молодых людей не могут приоткрыть нам картину "завтрашнего" общества, если остается неясным, в какие социальные рамки выльются интересы и энергия молодых. Иными словами, дело не столько во взрослении сегодняшних молодых, а во "взрослении", формировании институциональной зрелости общества. Претенциозно-пошлые лозунги типа "молодежь — наше будущее" фальшивы. На деле "наше" (общества) будущее — это то, что социальные институты и обстоятельства сделают с бывшими молодыми. Только в условиях развитого, социально "зрелого" общества подростковый или юношеский примитивизм (все равно — примитивно-бунтарский или примитивно-патерналистский, вождистский, ксенофобский...) может уступить место "взрослым" формам социальной активности и ответственности. При отсутствии таких условий возникают "старческие" воспроизведения той же "подростковой" наивности, зависимости,жестокости, безответственности, но уже в окостеневших (или склеротических) державнобюрократических конструкциях.

* Согласно одному из исследований ВЦИОМ (февраль

2002 г.), 75% опрошенных — без заметньи отличий по возрасту

и уровню образования! — интересовались не мастерством атле-

тов, а только успехами российской команды.

Борис ДУБИН

Поколение: социологические границы понятия*

В последнее десятилетие проблематика поколения, смены поколений и межпоколенческой трансляции ценностей, установок, опыта не раз привлекала внимание отечественных социологов и историков**. К ней обращались и исследователи ВЦИОМ***. Ряд социологических и исторических работ европейских специалистов появился в недавнее время в русском переводе****. По-моему, имеет смысл обобщить и накопленные эмпирические разработки, и предложенные концептуальные подходы. Я буду рассматривать понятие "поколение” лишь в нескольких специальных планах: социокультурный контекст возникновения понятия в его современных смыслах; основные вехи в истории исследований "проблемы поколения"; смысловая структура понятия в его эмпирическом употреблении и проблематизадии исследователями; проблема поколения в российском, но прежде всего в советском и постсоветском обществах. В качестве концептуально исходной я держу в уме типологическую ситуацию "современного" социума или, иначе говоря, полной структуры общества, когда среди прочих и понятие "поколение" проявлено во всей его смысловой полноте, различиях, сопряженности, взаимоналожении в нем разных функциональных планов. Исходным же в эмпирическом плане я мысленно полагаю наиболее молодое и наиболее проблематичное сегодняшнее "поколение-один" (условно говоря, рос-

* В основе статьи — доклад на семинаре по проблеме поколений в российской истории XX века под руководством Теодора Шанина (Московская высшая школа социальных и экономических наук, февраль 2002 г.). После обсуждения текст доработан с учетом замечаний Л.Д.Гудкова, ВЛ.Данилова, Ю.АЛевады, Т.Шанина, В.АЯдова

** Коровицына Н.В. Среднее поколение в социокультурной динамике Восточной Европы во второй половине XX века. М., 1999; Савельева И.М., Полетаев А.В. Смена поколений // Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время: В поисках утраченного. М., 1997. С. 360-371; Семенова B.C. Дифференциация и консолидация поколений // Россия: Трансформирующееся общество. М., 2001. С. 256-271; Чудакова М. Заметки о поколениях в советской России // Новое литературное обозрение. 1998. № 2 (30). С. 73-91.

*** Дубин Б. Старшие и младшие: Три поколения на переходе // Дружба народов. 1994. № 2. С. 159-170; Он же. Социальный статус, культурный капитал, ценностный выбор: Межпоколенческая репродукция и разрыв поколений // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1995. № 1. С. 12-16; Он же. О поколенческом механизме социальных сдвигов // Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития. М., 1995. С. 237-247; Он же. Дети трех поколений // Экономические и социальные перемены... 1995. № 4. С. 31-33; Он же. К вопросу о поколенческих и региональных параметрах социокультурных перемен // Куда идет Россия?... Социальная трансформация постсоветского пространства. М., 1996. С. 327-334; Он же. Жизнь по привычке: Быть пожилым в России 90-х годов // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1999. № 6. С. 18-27; Левада Ю.А. Три "поколения перестройки” // Экономические и социальные перемены... 1995. № 3. С. 7-10; Поколения XX века: Возможности исследования // Мониторинг общественного мнения... 2001. № 5. С. 7-14; Седов Л. Проблема смены политических элит: Поколение "next" // Мониторинг общественного

мнения... 2000. № 3. С. 22-25.

**** Берто Д., Берто-Въям И. Наследство и род: Трансляция и социальная мобильность на протяжении пяти поколений // Вопросы социологии. 1992. № 1/2. С. 106-122; Мангейм К. Проблема поколений // Новое литературное обозрение. 1998. № 2 (30). С. 7-47 (текст 1928 г.); Он же. Поколение как место памяти // Новое литературное обозрение. 1998. № 2 (30). С. 48-72; Ортега-и-ГасеетХ. Тема нашего времени // Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? М., 1991. С. 3-7; Он же. Вокруг Галилея // Он же. Избр. труды. М., 1997. С. 251-294.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.