CC BY
5The Establishment of Latvian National Organizations in Krasnoyarsk, 1915-1916, as a Result of the Refugee Movement
Denis Yu. Khomenko
Krasnoyarsk Medical Vocational School. Krasnoyarsk, Russia. Email: khomenko_denis[at]mail.ru
Received: 26 December 2022 | Revised: 28 March 2023 | Accepted: 9 April 2023
Abstract
The article delves into the impact of the refugee movement during the First World War produced on the self-identity of Latvians living in the Yenisei Province. This research aims to explore the formation and operation of social institutions that encapsulated Latvian self-awareness. These institutions include the Bureau of the Authorized Representative of the Latvian Central Committee for Refugee Assistance in the Yenisei Province, and the Krasnoyarsk Latvian Charitable Society. During this era, the growing national consciousness among the Yenisei Province's Latvians was evident through an uptick in cultural events, frequently conducted in the Latvian language and organized by Latvians for their community. The author posits that the surge in Latvian self-awareness stemmed from the refugee movements of the First World War. The imperative to support Latvian refugees - offering housing, job opportunities, clothing, financial aid, and more - precipitated the designation of the Authorized Representative and the subsequent establishment of the Bureau under its directory in 1915. This concerted effort to assist the refugees catalyzed the unification of the Latvian intelligentsia, culminating in the foundation of the Latvian national organization, the charitable society, in 1916. The author underscores that the rise of Latvian civic organizations aligns with the broader Siberian trend of creating secular ethnocultural groups alongside the traditional confessional ones. This article caters to both specialists in the ethno-confessional history of pre-revolutionary Siberia and a more general readership.
Keywords
Yenisei Province; World War I; Refugees; Latvians; Latvian Central Committee For Refugee Assistance; Krasnoyarsk Latvian Charitable Society; Cash Allowance; National Identity; National Intelligentsia; National Education
This work is licensed under a Creative Commons "Attribution" 4.0 International License
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
Создание латышских национальных организаций в Красноярске в 1915-1916 гг. как результат беженского движения
Хоменко Денис Юрьевич
Красноярский медицинский техникум. Красноярск. Россия. Email: khomenko_denis[at]mail.ru
Рукопись получена: 26 декабря 2022 | Пересмотрена: 28 марта 2023 | Принята: 9 апреля 2023
Аннотация
В статье рассматривается проблема влияния беженского движения в годы Первой мировой войны на самосознание латышей - жителей Енисейской губернии. Цель исследования: рассмотреть процесс формирования и деятельность социльных институтов, в которых находило выражение латышское самосознание: Бюро Уполномоченного Латышского центрального комитета помощи беженцам в Енисейской губернии и Красноярске латышское благотворительное общество. Рост национального самосознания латышей Енисейской губернии в изучаемый период выразился также в увеличении числа культурных мероприятий, организованных латышами для латышей, часто на латышском языке. Автор приходит к выводу, что рост латышского самосознания стал результатом беженского движения в годы Первой мировой войны. Именно потребность оказать помощь беженцам-латышам, обеспечить жильём, работой, одеждой, денежным пособием и т.д. привела к назначению в 1915 г. Уполномоченного и организации при нём Бюро. Работа по оказанию помощи беженцам способствовала консолидации представителей латышской интеллигенции, которые в 1916 г. организовали латышскую национальную организацию - благотворительное общество. Автор констатирует, что появление латышских общественных организаций соответствовало общесибирской тендеции по формированию светских этнокультурных организаций наравне с уже существовавшими конфессиональными. Статья рассчитана как на специалистов по этноконфессиональной истории Сибири дореволюционного периода, так и на широкий круг читателей.
Ключевые слова
Енисейская губерния; Первая мировая война; беженцы; латыши; Латышский центральный комитет помощи беженцам; Красноярское латышское благотворительное общество; денежное пособие; национальное самосознание; национальная интеллигенция; национальное образование
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons "Attribution" («Атрибуция») 4.0 Всемирная
Введение
Население приенисейского региона является полиэтничным. Во время Всероссийской переписи населения 2010 г. 2189 жителей Красноярского края отнесли себя к латышам (Итоги, 2010, с. 121). Латышское население начало формироваться в регионе с середины XIX в. В исторической литературе изучены причины миграции латышей в Сибирь, динамика численности, расселение, хозяйственные занятия и т.д. (Лоткин, 2003; Лоткин & Свитнев, 2006; Коровушкин, 2008; Колоткин, 2010; Лоткин, 2012 и др.). При этом авторы гораздо большее внимание уделяют Западной Сибири, чем Восточной. В работах, посвящённых латышской диаспоре в Енисейской губернии (Иванова, 2009; Баранцева, 2010; Баранцева, 2011), вопросы беженства практически не рассматриваются.
Изучение помощи беженцам Первой мировой войны в Сибири имеет солидную историографию (Горюшкин, 1977; Нам, 2003; Косыгина, 2014; Шиловский, 2015; Рынков, 2015; Ерёмин, 2018; Тишкина, 2021; Суржикова, Михалев & Пьянков, 2021; Сулимов & Гончаров, 2021 и др.). История беженства в енисейском регионе также получила освещение в научной литературе (Кузь-менко, 2010; Dvoretskaya, Zhulaeva & Luschaeva, 2016), в том числе в рамках изучения проблем социального попечения и школьного образования (История, 2004; Смена, 2017; Катцина, 2012; Катцина, Пашина, Мезит & Потапова, 2019). Между тем, представляется недостаточно рассмотренным вопрос о влиянии беженского движения на национальное самосознание этнических групп, оказавшихся в регионе в результате Первой мировой войны.
Статья основана на концепции фронтирной модернизации, под которой И. В. Побережников понимает «модернизацию в условиях незавершённого освоения» (Побережников, 2018, с. 73). Одним из следствий фронтирного характера модернизационных процессов является этноконфессиональное многообразие территории, связанное, в том числе, с миграционной активностью в зону фронтира. Для анализа адаптации иноэтничных мигрантов (латышей) в Енисейской губернии представляется уместным использовать акторный подход. Под актором может пониматься как индивид, так и группа лиц, общественная организация и т.д., которые способны своей деятельностью вносить изменения, способствовать модернизации (Акторы, 2016, с. 27). При этом отмечается, что общественные организации «считаются одним из наиболее активных агентов модернизационных процессов» (Акторы, 2016, с. 242).
В настоящей статье рассматривается формирование и функционирование социальных институтов - акторов, в которых находило выражение национальное самосознание латышей - жителей Енисейской губернии - в годы Первой мировой войны. К таковым автор относит Бюро Уполномоченного
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
/
Латышского центрального комитета помощи беженцам в Енисейской губернии и Красноярское латышское благотворительное общество.
Следует отметить, что источники не акцентируют внимание на присутствии либо отсутствии среди беженцев-латышей в Енисейской губернии представителей латгальского субэтноса.
Как отмечает И. В. Нам, в начале XX в. в Сибири «наряду с конфессиональными социальными институтами создаются светские этнокультурные организации... Процессы диаспорализации в сибирском переселенческом обществе приобретают этническую окраску» (Нам, 2014, с. 42-43). Формирование латышских национальных организаций вполне вписывается в этот процесс. Е. Л. Назарова склонна рассматривать Латышский центральный комитет помощи беженцам как организацию, имевшую признаки национально-культурной автономии (Назарова, 2017). Представляется важным оценить, насколько этот вывод соответствует ситуации на региональном уровне.
Численность, социальный состав и расселение беженцев-латышей в Енисейской губернии в 1915-1916 гг.
Латышское население Енисейской губернии начало формироваться в 1850-х гг. как результат штрафной колонизации. В ходе Первой всеобщей переписи 1897 г. 1445 человек (Первая, 1904, с. 52-55) признали латышский язык в качестве родного. Вторая волна миграции латышей относится к началу XX в. и связана с массовыми аграрными переселениями. По официальным сведениям, с 1896 по 1914 гг. в Сибири водворились 23 075 переселенцев из Прибалтийских губерний (Итоги, 1916, с. 38-41). И. В. Лоткин полагает эти данные заниженными, оценивая численность латышей в Сибири минимум в 67 тыс. чел. (Лоткин, 2012, с. 81-82) По сведения Всесоюзной переписи 1926 г., на территории бывшей Енисейской губернии проживал 10 701 латыш (Всесоюзная, 1928,
Однако в Енисейской губернии во второй половине XIX - начале XX в. не существовало латышских общественных организаций. Социальная активность латышей носила конфессиональный характер: участие в деятельности Евангелическо-лютеранских церковных советов, лютеранских школ в колониях-поселениях и т.д.
К периоду Первой мировой войны относится третья волна миграции латышей - беженское движение. Именно с организацией помощи беженцам было связано формирование первых латышских национальных организаций в Енисейской губернии.
К 1917 г. общее количество беженцев в Российской империи превышало 6 млн. человек. Закон определил понятие «беженцы» следующим образом: «лица, оставившие местности, угрожаемые неприятелем или им уже взятые,
с. 17-84).
либо выселенные распоряжением военных или гражданских властей из районов военных действий, а также выходцы из враждебных России государств» (Павлова, 2003, с. 75-76).
Среди беженцев были представители разных национальностей и вероисповеданий. В октябре 1915 г. русско-германский фронт стабилизировался в районе г. Риги, часть территории Прибалтики оказалась захвачена противником. Это спровоцировало поток беженцев латышской и эстонской национальности. Всего в 1916 г. в России насчитывалось 492 954 латышских беженца. Из них в Сибири и на Дальнем Востоке находилось 3208 беженцев (Лоткин, 2012, с. 81).
Статистические сведения на 1 марта 1917 г., приведённые в «Кратком очерке о движении и устройстве беженцев в Енисейской губернии», составленном 14 марта 1917 г., показывают национальный состав беженцев. Абсолютное большинство составляли русские - 9658 чел. На втором месте были поляки - 1086 чел., на третьем латыши - 804 чел. (ГАКК, 1917a, л. 48)
Первые беженцы-латыши появились в Красноярске в середине мая 1915 г. - после начала «Великого отступления» и захвата германскими войсками части Курляндской губернии. В первой партии прибыли рабочие из городов Либава и Митава. В начале августа в Канский уезд прибыли первые беженцы-латыши -крестьяне. Они селились в латышских посёлках, в домах своих родственников и знакомых. Позже беженцы-латыши стали прибывать со всех территорий Курляндской губернии, из города Риги, южной полосы Лифляндской губернии, латышских частей Ковенской и Витебской губерний (ГАКК, 1917a, л. 21-21 об.). В числе зарегистрировавшихся за период с 23 октября по 1 декабря 1915 г. 261 семейства большинство были беженцами из Курляндской губернии (161 семья); далее: Лифляндской (конкретно г. Рига) - 64 семьи, Ковенская и Витебская губернии - 36 семей (Мелналкснис, 1915, с. 12).
Отмечается, что около половины беженцев прибыли к своим знакомым, а ещё четверть выбрали Сибирь в качестве места проживания в надежде на заработок. Причина популярности Енисейской губернии и Сибири среди беженцев связана с тем, что об успехах латышей-переселенцев писали ещё до войны в латышской прессе, и «латышские колонии Енисейской губ.[ернии] на западе пользовались известной популярностью» (ГАКК, 1917a, л. 19 об.).
К 1 ноября 1915 г. в Енисейской губернии находилось до 1500 беженцев-латышей (Беженцы-латыши, 1915, с. 24). С 1 ноября 1915 г. по 1 февраля 1917 г. Бюро Уполномоченного латышского центрального комитета помощи беженцам зарегистрировало 520 латышских семей, 1301 беженца. Большинство из них составляли лица в трудоспособных возрастах (от 14 до 60 лет) -891 беженец. Стариков насчитывалось 89 человек, детей - 321. Ежемесячные данные о численности беженцев, состоявших на учёте в Бюро, показывают, что наибольшее количество беженцев находилось в Енисейской губернии весной-летом 1916 г., после чего наметился некоторый спад. К 1 февраля 1917 г.
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
/
выбыло по разным причинам 497 человек, на попечении Бюро оставалось 804 человека. Из них насчитывалось 522 человека в трудоспособных возрастах, 217 детей и 65 стариков. Касательно выбывших, большинство из 497 человек покинули территорию губернии (294 чел.), ещё 110 остались в губернии, но водворились на правах переселенцев (и поэтому снялись с учёта Бюро), 41 человек умер и 52 были призваны на фронт либо ушли добровольцами (ГАКК, 1917а, л. 20 об., 25).
Большинство латышей предпочитало поселиться в сельской местности: на 1 февраля 1917 г. в городах Енисейской губернии насчитывалось 45 мужчин, 123 женщины и 42 ребёнка, а в сельской местности: 166 мужчин, 253 женщины и 175 детей. Причины такого расселения указывались следующие: «незнание русского языка, небольшие ссуды сел.-хоз. рабочим, дороговизна и привычный с.-хоз. труд - те факторы, которые заставили весною 1916 года последних трудоспособных беженцев крестьян покинуть город и переселиться в деревню. Не было случая насильственного выдворения из города» (ГАКК, 1917а, л. 21 об.).
Уполномоченный Латышского центрального комитета помощи беженцам в Енисейской губернии А. И. Мелналкснис так характеризует социальный состав беженцев-латышей: «батраки, чернорабочие, сельские рабочие, мелкие арендаторы, полузерники». У большинства до войны в собственности находились активы и имущество на сумму не более 500 руб. Редко у кого активы доходили до 25 000 руб., а у единичных городских домовладельцев стоимость имущества достигала 150 000 руб. Касательно интеллигентских профессий А. И. Мелналкснис отмечает, что «Рига дала десятка два служащих и конторщиков, а Курляндия 5-6 интеллигентов: учителей и учительниц» (ГАКК, 1917а, л. 21 об.). Пресса сообщала в декабре 1915 г., что «прошлой осенью (1914 г. - Д. Х.) в Красноярск прибыло несколько беженцев учителей латышей» (Хроника, 1915).
Бюро Уполномоченного Латышского центрального комитета помощи беженцам по Енисейской губернии: создание и деятельность
С началом Первой мировой войны в России стали создавать организации для помощи беженцам. Одним из первых был Комитет Великой княжны Татьяны Николаевны (Татьянинский комитет), положение о котором было утверждено 14 сентября 1914 г. Большое значение имели организации, созданные по национальному признаку: польский «Гражданский комитет», «Общество помощи бедным семьям поляков, пострадавшим от войны», «Центральный еврейский комитет помощи жертвам войны», «Латышский центральный комитет по оказанию помощи беженцам», Всероссийский союз для оказания помощи русским беженцам и др. (Павлова, 2003, с. 75-77)
Енисейская губерния столкнулась с беженским движением осенью 1915 г. В конце августа 1915 г. в Красноярске был организован Комитет помощи
беженцам, в который вошли двое представителей местной латышской интеллигенции: Ф. М. Чаблис и А. И. Мелналкснис (ГАКК, 1917a, л. 20). Членом школьной секции состоял О. Ф. Эглит (Катцина, Пашина, Мезит & Потапова, 2019, с. 1397). Комитет нанял 222 беженские квартиры, часть беженцев расселили в бараках Переселенческого пункта. Так же Комитет заботился о неимущих беженцах, «предоставляя им квартиры, отопление, керосин для освещения, воду, продовольственную помощь деньгами или натурой, одежду, обувь, мыло, оплачивает посещение бань, медикаменты, лечение в больнице», а также предоставляя продовольственную помощь (История, 2004, с. 21). На заседании комитета 23 сентября 1915 г. поднимался вопрос и о латышских беженцах. В частности, гласный Городской Думы П. С. Троицкий полагал, что «нужно теперь же собрать сведения, где преобладают латышские деревни», поскольку «у своих беженцы скорее найдут помощь» (Об избрании, 1915, с. 404).
Однако данный комитет в основном занимался проблемами беженцев в г. Красноярске, а потому латыши, в большинстве поселившиеся в сельской местности, не могли воспользоваться его услугами. Некоторую помощь водворявшимся на переселенческих участках оказывали переселенческие организации. Как следует из отчёта заведующего Манским подрайоном от 13 октября 1915 г., пять семей беженцев из Курляндской губернии были водворены на участках этой территории. Всем им была «выдана ссуда ... на домообза-водство»: четыре семьи получили по 80 руб., ещё одна - 100 руб. (Смена, 2017, с. 47)
В связи с этим в октябре 1915 г. Латышский центральный комитет помощи беженцам латышам (г. Петроград) назначил А. И. Мелналксниса уполномоченным по Енисейской губернии. Это назначение стало результатом доклада А. И. Мелналксниса и О. Ф. Эглита о положении латышей в губернии. Ими было организовано Бюро Уполномоченного латышского центрального комитета помощи беженцам в Енисейской губернии (далее - Бюро). Заведующим Бюро и школьным делом стал О. Ф. Эглит, а делопроизводителем - Г. П. Винклер.
Представляется важным установить социальный состав данной организации. О. Ф. Эглит назван преподавателем Красноярской городской торговой школы, а А. И. Мелналкснис - публицистом. Социальное положение Г. П. Винклера неизвестно. Однако в очерке «Беженцы-латыши в Енисейской губернии» А. И. Мелналкснис подчёркивал, что Бюро состояло «из местных интеллигентов и представителей беженцев» (ГАКК, 1917a, лл. 20-20 об.). Представляется справедливым вывод о том, что данное Бюро стало первой национальной латышской общественной организацией в Енисейской губернии, хотя оно и распространяло свою деятельность только на социальную категорию беженцев. Бюро располагалось по адресу: г. Красноярск, ул. Песочная, д. 89 (ГАКК, 1917a, л. 26).
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
/
Аналогичные латышские организации для помощи беженцам существовали не только в Енисейской губернии. «Первый латышский Комитет в начале августа мес. (1915 г. - Д. Х.) учредился в Омске ... Потом латышские комитеты открылись в Чите, Иркутске, Томске, Красноярске» (А. И. [Мелналкснис], 1916). Кроме Бюро в Красноярске, ещё три латышских комитета в Сибири (Омск, Ново-Николаевск и Иркутск) субсидировались Латышским центральным комитетом помощи беженцам (А. И. [Мелналкснис], 1916). Периодически созывались съезды «уполномоченных и представителей всех латышских беженских организаций Империи» в Петрограде. Один из таких съездов прошёл 28-29 декабря 1915 г. Представителем Бюро был направлен К. М. Калнын (Хроника, 1916).
Практическая деятельность Бюро началась с регистрации всех беженцев-латышей в ноябре-декабре 1915 г. Бюро также предоставляло информацию беженцам «о свободных хуторах в латышских колониях и предложениях колонистов устроить у себя беженцев латышей» (ГАКК, 1917а, л. 21 об.).
На Бюро были возложены обязанности по распределению денежного пособия, поступавшего из Латышского центрального комитета помощи беженцам. Всего за период с 1 ноября 1915 г. по 1 января 1917 г. в Бюро поступило 43 703 р. 53 к.; абсолютное большинство этих средств были предоставлены Латышским центральным комитетом помощи беженцам (ГАКК, 1917а, л. 42 об.). Размер пособий составлял: продовольственное - 4 р. 50 к., квартирное - 2 р. в городе и 1 р. в деревне. Выдача пособий производилась помесячно (ГАКК, 1917а, л. 22). Всего с 1 ноября 1915 г. по 1 января 1917 г. общие расходы Бюро составили 40 379 р. 85 к., из них было выдано в качестве продовольственного пособия 17 844 р. 76 к. (ГАКК, 1917а, л. 25)
Кроме денежного пособия, Бюро выдавало нуждающимся одежду. За период с 23 октября по 1 декабря 1915 г. было «роздано до 200 пар катанок, 23 теплого платья, 40 пальто, а 4 шт. белья, 15 тепл. шапок и 17 теплых платков» (Мелналкснис, 1915, с. 13). Впрочем, за нарушение установленных правил (в частности, «участие в тайном винокурении»), Бюро Уполномоченного грозилось немедленно лишать пособия, отбирать выданную одежду и требовать выселения нарушителей с территории губернии (Беженцы, 1915, с. 29). Однако неизвестно, доводилось ли Бюро претворять свои угрозы в жизнь.
Бюро занималось оказанием медицинской помощи, для чего была нанята врач В. М. Ростовых с жалованием 25 руб. в месяц (ГАКК, 1917а, л. 22). В период с 23 октября по 1 декабря 1915 г. «на врачебную помощь - продовольствие больным, аптечку в Каменке и пр. израсходовано 152 р. 63 коп.» (Мелналкснис,
Бюро содействовало трудоустройству беженцев. В феврале 1916 г. в прессе было сообщение о планах Бюро «к весне сорганизовать несколько артелей пахарей-сеятелей для обработки и обсеменения полей призванных». В состав артелей должны были войти беженцы, «а общее руководство работами будет поручено агрономам-латышам» (Хроника, 1916).
1915, с. 13).
Бюро принимало участие в организации духовной жизни беженцев латышей. Отмечалось, что «местный пастор немец, плохо владеет латышским языком», и поэтому «для удовлетворения духовных нужд беженцев, Латышским Центральным К-том прошлого июля (1916 г. - Д. Х.) в Сибирь был командирован известный проповедник и общественный деятель пастор К. К. Кундзин, ныне профессор теологического факультета Императорского Юрьевского Университета» (ГАКК, 1917a, л. 23).
Школьное образование и культурная жизнь латышей в 1915-1916 гг.
Организацию школьного дела контролировали как Бюро, так и Красноярский комитет помощи беженцам (в пределах города). В различных учебных заведениях Красноярска на начало марта 1916 г. обучалось 369 детей беженцев (без учёта национальности), что составляло 57% от зарегистрированных детей школьного возраста (Катцина, Пашина, Мезит & Потапова, 2019, с. 1397). К 15 марта 1916 г. в Красноярске насчитывалось 23 ребёнка обоего пола латышской национальности (Смена, 2017, с. 57).
На 1 января 1917 г. на учёте Бюро состояло 178 детей школьного возраста, из них 116 (т.е. 65%) обучались в 18 учебных заведениях (ГАКК, 1917a, лл. 27-31 об.). Девять из них носили национальный характер, т. к. «в первые годы обучения некоторые предметы проходят на латышском языке». В 1915-1916 учебном году «при Каменской школе, в которую поступило 24 ученика беженца, было открыто школьное общежитие-пансион, содержание каждого в котором обошлось от 5 руб. 50 коп. до 6 руб. 80 коп. в месяц в среднем» (ГАКК, 1917a, л. 22 об.). Пансион был открыт 1 ноября 1915 г., на начало декабря в нём проживало и училось 23 ребёнка (Мелналкснис, 1915, с. 13).
Ещё один пансион существовал в Клюквенской школе. Стоимость в нём была выше - 16 руб. в месяц. В этом же населённом пункте в ноябре 1916 г. был основан приют для детей сирот. В январе 1917 г. в нём проживало 14 детей: 7 школьного и 7 дошкольного возраста (ГАКК, 1917a, л. 22 об.). В прессе сообщалось, что прибывшие беженцы-учителя заполнили часть вакансий в национальных школах в Енисейской губернии (Хроника, 1915).
Осенью 1916 г. в Енисейской губернии были открыты две специализированные беженские школы для латышей: в Красноярске и на ст. Клюквенная. Средства на их организацию были выделены Комитетом Е.И.В.В.К. Татьяны Николаевны (ГАКК, 1917a, л. 22 об.).
Беженское движение оказало значительное влияние на культурную жизнь латышей в Енисейской губернии. Хотя «беженская волна в Сибирь перебросила очень мало интеллигентных общественных деятелей», но при этом
«...колонии в том отношении ещё беднее беженцев. И часто в Енисейской губернии незнакомые ещё с условиями жизни беженцы призывают отставших на лет 10-20 от западной культуры колонистов к совместной культурной работе. Даже в глухих углах тайги устраиваются ПЕРВЫЕ ЛАТЫШСКИЕ (так в тексте. -Д. Х.) литературно-драматические и музыкальные вечера; среди местных латышей замечается интерес к печатному слову, школе, общественной жизни. Культурные работники и О-во объединяются в культурной работе, памятуя, что свет знания - единственное сильное и надёжное средство для рассеивания тьмы и ядовитых паров самогонки, убивающих всякие проблески культурной жизни современных латышей-сибиряков. И во всем этом БОЛЬШУЮ УСЛУГУ ОКАЗАЛИ ЖЕРТВЫ ВОЙНЫ - БЕЖЕНЦЫ.
Беженцы латыши также содействовали проведению в жизни проекта об издании Сибирской латышской газеты, которая на днях разрешена Томским Губернатором и в недалёком будущем выйдет в свет» (ГАКК, 1917a, л. 23).
Вероятно, одно из первых культурных мероприятий в латышской колонии должно было состояться 23 марта 1915 г. (т.е. ещё до организации Бюро) в пос. Каменном Уярской волости Канского уезда. В начале того же марта учитель Каменского сельского училища О. Ф. Эглит-Звейнек обратился к Енисейскому губернатору с прошением. Он сообщил, что планирует организовать 23 марта в зале училища спектакль на латышском языке. Однако Канский уездный исправник не разрешил проведение спектакля, т. к. в полиции не было человека, способного «следить за исполнением пьесы на латышском языке». О. Ф. Эглит же указывал, что среди сельских старост и становых приставов Канского уезда были латыши. Кроме того, автор прошения обращал внимание на то, что спектакль устраивался в пользу Каменской народной библиотеки, а 20% сборов планировалось отправить в пользу Красного креста (ГАКК, 1915, л. 1). 14 марта 1915 г., после непродолжительной переписки, Енисейский губернатор уведомил Канского исправника, «что к устройству сказанного спектакля препятствий с моей стороны не встречается» (ГАКК, 1915, л. 6 об.).
13 февраля 1916 г. «проживающие в г. Красноярске латыши и беженцы интеллигенты устроили в зале Общ. Собрания ... латышский вечер народных песен, музыки и драмы - в пользу латышских стрелковых батальонов». Отмечалось, что вечер имел успех у публики (Хроника, 1916).
8 января 1917 г. литературно-музыкальный вечер был устроен в с. Уярском Канского уезда. Расходы на его организацию составили 126 р. 97 к. Смета расходов позволяет в общих чертах понять, как были организованы подобные мероприятия. Значительные расходы были употреблены «за музыку»: 24 руб. (ГАКК, 1917с, л. 2) Кроме того, имело место некое театрализованное представление, поскольку в смете присутствуют следующие позиции: «прокат бороды», «грим», «пудра» (ГАКК, 1917с, лл. 7, 8). Расходы компенсировались продажей билетов и организацией чайного стола.
Всего было приобретено 168 билетов. Общий доход составил 132 р. 35 к. (ГАКК, 1917c, л. 1 об.) Таким образом, прибыль от вечера, которая поступила в пользу Клюквенской латышской беженской школы составила 5 р. Ещё 38 к. прибыли были потрачены на почтовые расходы (ГАКК, 1917c, л. 2).
Отмечаемый в источниках количественный рост культурных мероприятий, организованных латышами и для латышей, может считаться проявлением национального самосознания латышской диаспоры.
Красноярское латышское благотворительное общество: создание и деятельность
В конце 1916 г. было создано Красноярское латышское благотворительное общество (далее - Общество). Его появление предлагается считать проявлением национального самосознания латышей г. Красноярска.
В качестве учредителей Общества выступили: капитан дальнего плавания (командовал пароходом «Иртыш» Томского округа путей сообщения) крестьянин Лифляндской губернии В.-Ф. Я. Швальбе; топографы Переселенческого управления из крестьян Курляндской губернии А. Г. Фрейбер и Т. Ф. Нейман; кассир Красноярского общества взаимного кредита из крестьян Лифляндской губернии Я. К. Шмидт. Все четверо проживали в Красноярске (ГАКК, 1916, л. 1-2). Несмотря на то, что все учредители латышского общества принадлежали к сословию крестьян, по профессиональному признаку их можно отнести к категории технической интеллигенции. Стоит присовокупить, что Переселенческое управление, в котором работали два топографа, считалось весьма передовым учреждением в научном и общественном отношении, в котором служили высокообразованные чиновники (Ремнев & Суворова, 2013, с. 94).
В декабре 1916 г. было избрано правление Общества. Из числа учредителей общества в правление вошли В.-Ф. Я. Швальбе и Я. К. Шмидт. Кроме них, в правление были выбраны П. А. Преде (избран председателем), Ф. М. Чаблис (товарищ председателя) и О. Ф. Эглит (секретарь). В заявлении на имя Енисейского губернатора указано, что правление временно расположено в доме Эдера по адресу: ул. Большекачинская, 34 (ГАКК, 1916, л. 16). При этом Ф. М. Чаблис и О. Ф. Эглит уже фигурировали как общественные латышские деятели: первый входил вместе с А. И. Мелналкснисом в Красноярский комитет помощи беженцам, а второй был Заведующим Бюро.
В архивных материалах сохранился Устав Общества, который частично опубликован в двух сборниках документов (Катцина, Долидович & Седельников, 2012; Смена, 2017). Составители сборников отмечают, что данный устав представлял собой копию устава Иркутского латышского благотворительного общества, зарегистрированного в январе 1916 г.
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
/
Цель Общества была зафиксирована следующая: «заботиться о духовном, нравственном и экономическом благополучии латышей, распространять полезные знания, содействовать единению членов, без различия пола, возраста, звания и вероисповедания, в том числе и беженцев» (Катцина, Доли-дович & Седельников, 2012, с. 236). Обращает на себя внимание тот факт, что общество носит ярко выраженный национальный характер (только для латышей). В отличие от Бюро, Общество заявляло о распространении своей деятельности на всех латышей в губернии, в то время как Бюро занималось исключительно вопросами беженцев.
Автор не располагает сведениями о причинах, побудивших представителей латышской интеллигенции создать вторую национальную общественную организацию. Однако данная тенденция была характерна и для других сибирских городов. В Иркутске в начале 1916 г. существовали «бюро Иркутского уполномоченного Лат. Центр. Комитета и отделение известной по газетным заметкам «Родины» (вероятно, латышской национальной организации. - Д. Х.). В Омске, кроме латышского комитета, созданного для помощи беженцам, ещё до начала Первой мировой войны существовало «Латышское общество пения» (А.И. [Мелналкснис], 1916).
Практическая деятельность Красноярского латышского благотворительного общества планировалась следующая: снабжение «одеждой, пищей и приютом неимущих», выдача им денежных пособий; содействие в трудовой занятости; обеспечение медицинской помощи; призрение сирот и детей малоимущих; учреждение стипендий в учебных заведениях; распространение литературы; отправка желающих, но не имеющих средств, на родину.
Для организации своей деятельности и достижения заявленной цели Красноярское латышское благотворительное общество предполагало:
«.открывать общественные столовые, чайные, клубы, дешевые квартиры, приюты, общежития, дома трудолюбия, амбулатории, библиотеки, книжные лавки, школы, кассы взаимной помощи и ссудо-сберегательные; организовать при Обществе певческие хоры, инструментальные оркестры, устраивать собеседования, лекции, общеобразовательные курсы, драматические спектакли, балы, концерты, базары, музыкально-литературные и семейные вечера и утра, детские праздники, увеселительные прогулки и научные экскурсии ... а также выписывать журналы, газеты и книги».
В статье 5 указано, что членами Общества могли стать лица обоего пола «всех званий, состояний и вероисповеданий» (Катцина, Долидович & Седельников, 2012, с. 237). Как можно обратить внимание, в данном случае не указан национальный критерий. Вероятно, учредители не посчитали нужным уточнять этот момент, полагая, что название общества априори ограничивает число участников лицами латышской национальности.
Устав предполагал наличие трёх коллегиальных органов Общества: Общее собрание, Правление и Ревизионная комиссия. Управление делами
общества возлагалось на Правление из 5 членов, избиравшихся на Общем Собрании сроком на 1 год. В состав Правления входили Председатель, секретарь и казначей (ГАКК, 1916, лл. 5 - 8).
Исследователь располагает крайне незначительными сведениями о практической деятельности Красноярского латышского благотворительного общества. 8 января 1917 г. Общество подало прошение Енисейскому губернатору о разрешении открыть библиотеку-читальню в доме П. И. Эдера, по Больше-Качинской улице, №51 (ГАКК, 1917b, л. 2). Вероятно, это тот же дом, в котором располагалось правление Общества, а нумерация в одном из документов указана неверно. Разрешение открыть читальню было дано 24 февраля 1917 г. (ГАКК, 1917b, л. 6)
В соответствии с Уставом, библиотека предлагала свои услуги членам Общества, «а равно и всем проживающим в Красноярске латышам, в том числе и временно проживающим здесь беженцам». В этом параграфе отчётливо прослеживается предоставление услуг по национальному принципу. Заведующий библиотекой (библиотекарь) должен был избираться на Общем Собрании Общества. Он имел право по мере необходимости набирать себе помощников, нёс ответственность перед Обществом за вверенное имущество, вёл учёт книг и периодической печати, давал «читателям необходимые разъяснения и советы», наблюдал «за порядком в читальне», составлял ежегодный отчёт (ГАКК, 1917b, л. 5). Таким образом, библиотека-читальня предполагалась как неотъемлемая часть Общества - даже решение о приобретении новых книг и периодики должно было принимать Правление, библиотекарь же имел при этом право совещательного голоса. Устав читальни предполагал в будущем создание правил пользования и системы наказаний за их нарушения, в том числе штрафы «за просрочку, порчу и утрату взятых книг и периодических изданий» и лишение права пользования библиотекой (ГАКК, 1917b, л. 5 об.).
Заведовать библиотекой-читальней взялся О. Ф. Эглит, преподаватель Красноярской городской торговой школы (ГАКК, 1917b, л.4). Учитывая тот факт, что читальня открывалась при Обществе, можно предположить, что избранный секретарём Оскар Францевич Эглит и зав. библиотекой Оскар Фрицевич Эглит - одно лицо, а разница в написании отчества - не более чем ошибка трансли -терации. Кроме того, представляется возможным признать то, что данный О. Ф. Эглит и О. Ф. Эглит-Звейнек, учитель Каменского сельского училища в 1915 г., также является одним и тем же лицом, о чём говорит полное совпадение имени, отчества и первой фамилии, а также род занятий: можно предположить, что за год О. Ф. Эглит сменил место работы и жительства. Он мог отказаться от использования второй фамилии по различным причинам.
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
/
Выводы
В годы Первой мировой войны в Енисейской губернии произошёл рост национального самосознания латышей. Он проявился как в росте числа различных культурных мероприятий, так и в создании первых латышских национальных общественных организаций: Бюро уполномоченного латышского центрального комитета помощи беженцам в Енисейской губернии и Красноярского латышского благотворительного общества. При этом, если деятельность первого была направлена только на помощь жертвам войны, то второе было в полном смысле слова национальной организацией. Руководили обеими организациями немногочисленные представители латышской интеллигенции. Подчас это были одни и те же люди. Ф. М. Чаблис и О. Ф. Эглит участвовали как в организации помощи беженцам-латышам, так и в создании Красноярского латышского благотворительного общества. О. Ф. Эглит вместе с тем был организатором постановки спектакля на латышском языке, а также взялся заведовать библиотекой-читальней.
С появлением национальных общественных организаций консолидация латышей вышли на новый уровень, приобретя не конфессиональный, а светский характер, что отвечало общесибирской тенденции (Нам, 2014, с. 42-43). Бюро и Общество выступили в качестве организаций, имевших признаки национально-культурных автономий, поскольку они организовывали жизнь латышей в Енисейской губернии. Программные документы декларировали цели, связанные с взаимопомощью латышей и организацией их культурной жизни. Поэтому вывод, сделанный Е. Л. Назаровой относительно Латышского центрального комитета помощи беженцам, вполне можно распространить на латышские социальные институты в Енисейской губернии.
Появление национальных латышских организаций стало следствием беженского движения - именно потребность в оказании помощи беженцам-латышам стала толчком к созданию Бюро и, впоследствии, Общества.
Список литературы
Dvoretskaya, А. P., Zhulaeva, A. S., & Luschaeva, G. M. (2016). Refugees in the Rear Area of the World War I (on Example of Enisey's State). Bylye Gody, 42(4), 1360-1367.
Акторы российской имперской модернизации (XVIII - начало XX в.): Региональное измерение. (2016). Банк культурной информации.
Баранцева, Н. А. (2010). Этносоциальные процессы среди прибалтийских и немецкого народов Енисейской губернии как отражение государственной политики к кон. XIX -перв. тр. XX вв. Мартьяновские краеведческие чтения, VI, 78-84.
Баранцева, Н. А. (2011). Этносоциальные и этнодемографические процессы на юге Средней Сибири в конце XIX - конце XX вв. Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова.
/
Беженцы и самогонка. (1915). Вестник Приенисейского края, 3, 28-29.
Беженцы-латыши. (1915). Вестник Приенисейского края, 2, 23-24.
Всесоюзная перепись населения 1926 года. Сибирский край. Отдел 1: Народность. Родной язык. Возраст. Грамотность. (1928). Издание ЦСУ Союза ССР.
Горюшкин, Л. М. (1977). Беженцы в Сибири в годы Первой мировой войны. Бахрушинские чтения 1977 г., 93-102.
Государственный архив Красноярского края (ГАКК). (1915). Ф. 595. Оп. 13. Д. 994.
Государственный архив Красноярского края (ГАКК). (1916). Ф. 595. Оп .34. Д. 1297.
Государственный архив Красноярского края (ГАКК). (1917a). Ф. 3. Оп. 1. Д. 330.
Государственный архив Красноярского края (ГАКК). (1917b). Ф. 595. Оп. 51. Д. 635.
Государственный архив Красноярского края (ГАКК). (1917c). Ф. 595. Оп. 71. Д. 25.
Ерёмин, И. А. (2018). Проблемы трудоустройства беженцев в Западной Сибири в годы
Первой мировой войны. Известия Алтайского государственного университета, 5, 40-43. https://doi.org/10.14258/izvasu(2018)5-06
Иванова, И. П. (2009). Культурное взаимодействие этнических групп немцев и прибалтов на Среднем Енисее [Диссертация кандидата культурологии]. Кемерово.
История социальной работы: Благотворительность в Енисейской губернии в годы русско-
японской и первой мировой войн. (2004). Сибирский государственный технологический университет.
Итоги Всероссийской переписи населения 2010 года. Т.4. Национальный состав и владение языками, гражданство. (2010).
https://gks.ru/free doc/new site/perepis2010/croc/Documents/Vol4/pub-04-04.pdf
Итоги переселенческого движения за время с 1910 по 1914 г. (1916). Переселенческое управление.
Катцина, Т. А., Долидович, О. М., & Седельников, В. Г. (2012). Социальное попечение в Сибири (XIX - начала XX в.) в документах и материалах. Флинта: Наука.
Катцина, Т. A., Пашина, Н. В., Мезит, Л. Э., & Потапова Е.В. (2019). Исторический опыт учебно-воспитательных практик для детей беженцев Первой мировой войны (на примере Енисейской губернии Российской империи). Былые годы, 53(3), 1394-1403.
Колоткин, М. Н. (2010). Социально-политическая история балтийских поселенцев Сибири (1917 - середина 1930-х гг.). Сибирская государственная геодезическая академия.
Коровушкин, Д. Г. (2008). Латыши и эстонцы в Западной Сибири: Расселение и численность в конце XIX - начале XXI века. Институт археологии и этнографии.
Косыгина, С. В. (2014). Беженство в Западной Сибири в годы Первой мировой и Гражданской войн (1914-1920 гг.). Гуманитарные проблемы военного дела, 1, 125-128.
Кузьменко, А. С. (2010). Недобровольные мигранты в Восточной Сибири в 1914 - феврале 1917 гг.
(На примере Енисейской и Иркутской губерний) [Автореферат кандидата исторических наук]. Улан-Удэ.
Лоткин, И. В. (2003). Прибалтийская диаспора Сибири: История и современность. Омский государственный университет.
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
/
Лоткин, И. В. (2012). Социально-политическая, экономическая и культурная адаптация Прибалтийских поселенцев в Сибири (1920-1940 гг.) [Диссертация доктора исторических наук]. Омск.
Лоткин, И. В. & Свитнев А.Б. (2006). Колонии латышей в Западной Сибири (Х1Х-ХХ века).
Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология, 5,
Мелналкснис, А. И. (1915). Отчёт о деятельности за время с 23 окт. По 1 дек. 1915 г. Вестник Прие-нисейского края, 3, 12-13.
[Мелналкснис], А. И. (1916). Латышские организации оказания помощи пострадавшим от войны в Сибири. Вестник Приенисейского края, 4-1, 15.
Назарова, Е. Л. (2017). Латышский исход 1915-1917 гг. Электронный научно-образовательный журнал «История», 4(58), 6.
Нам, И. В. (2003). Численность и национальный состав беженцев в Сибири в годы Первой мировой войны. В Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири (сс. 276-278). б. и.
Нам, И. В. (2014). Институционализация этничности в сибирском переселенческом обществе
(конец XIX - начале XX в.). Известия Иркутского государственного университета. Серия: политология, религиоведение, 10, 34-49.
Об избрании Комитета помощи беженцам в г. Красноярске и о созыве съезда представителей городов по этому вопросу. (1915). Вестник Красноярского городского общественного управления, 16, 400-404.
Павлова, И. П. (2003). Социальное попечение в России в годы Первой мировой войны. Красноярский государственный аграрный университет.
Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Вып. ЬХХШ. Енисейская губерния. (1904). Типография В. П. Мещерского.
Побережников, И. В. (2018). Фронтирная модернизация на Востоке Российской империи: Региональные вариации. Уральский исторический вестник, 4(61), 72-80. https://doшrg/10.30759/1728-9718-2018-4(61)-72-80
Ремнев, А. В., & Суворова, Н. Г. (2013). Колонизация Азиатской России: Имперские и национальные сценарии второй половины XIX - начала XX века. Наука.
Рынков, В. М. (2015). Беженцы и принимающий социум: К характеристике социальной мобильности в годы Первой мировой войны. Гуманитарные науки в Сибири, 3(22), 70-75.
Смена модели и практик социальной помощи в Приенисейской Сибири (1904-1921 гг.). (2017). Красноярский государственный педагогический университет.
Сулимов, В. А., & Гончаров, Ю. М. (2021). Обучение польских беженцев в Западной Сибири во время Первой мировой войны. Современное историческое сибиреведение XVIII - начала XX в., 5, 190-195.
Суржикова, Н. В., Михалев, Н. А., & Пьянков С. А. (2021). Российское беженство: Центры и периферии, процессы и структуры, индивиды и массы (1914-1922 гг.). Издательский центр Южно-Уральского государственного университета.
Тишкина, К. А. (2021). Трудоустройство беженцев в городах Сибири в годы Первой мировой войны. Былые годы, 16, 1542-1551.
3-52.
Сибирский и Дальневосточный фронтиры | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
Хроника. (1915). Вестник Приенисейского края, 2, 19. Хроника. (1916). Вестник Приенисейского края, 4-1, 27.
Шиловский, М. В. (2015). Первая мировая война 1914-1918 годов и Сибирь. Автограф.
References
[Melnalksnis], A. I. (1916). Latyshskie organizacii okazaniya pomoshhi postradavshim ot vojny v Sibiri. Vestnik Prienisejskogo kraya, 4-1, 15. (In Russian).
Aktory rossijskoj imperskoj modernizacii (XVIII - nachalo XX v.): Regional'noe izmerenie. (2016). Bank kul'turnoj informacii. (In Russian).
Baranceva, N. A. (2010). Jetnosocial'nye processy sredi pribaltijskih i nemeckogo narodov Enisejskoj gubernii kak otrazhenie gosudarstvennoj politiki k kon. XIX - perv. Tr. XX vv. Mart'janovskie kraevedcheskie chtenija, VI, 78-84. (In Russian).
Baranceva, N. A. (2011). Jetnosocial'nye i jetnodemograficheskie processy na juge Srednej Sibiri v konce XIX - konce XX vv. Hakasskij gosudarstvennyj universitet im. N. F. Katanova. (In Russian).
Bezhency i samogonka. (1915). Vestnik Prienisejskogo kraja, 3, 28-29. (In Russian).
Bezhency-latyshi. (1915). Vestnik Prienisejskogo kraja, 2, 23-24. (In Russian).
Dvoretskaya, A. P., Zhulaeva, A. S., & Luschaeva, G. M. (2016). Refugees in the Rear Area of the World War I (on Example of Enisey's State). Bylye Gody, 42(4), 1360-1367.
Eryomin, I. A. (2018). The Problems of Employment for Refugees in West Siberia During World War I. Izvestiya of Altai State University, 5, 40-43. https://doi.org/10.14258/izvasu(2018)5-06 (In Russian).
Gorjushkin, L. M. (1977). Bezhency v Sibiri v gody Pervoj mirovoj vojny. Bahrushinskie chtenija 1977 g., 93-102. (In Russian).
Istoriya social'noj raboty: Blagotvoritel'nost' v Enisejskoj gubernii v gody russko-yaponskoj i pervoj mirovoj vojn. (2004). Sibirskij gosudarstvennyj texnologicheskij universitet. (In Russian).
Itogi pereselencheskogo dvizheniya za vremya s 1910 po 1914 g. (1916). Pereselencheskoe upravlenie. (In Russian).
Itogi Vserossijskoj perepisi naseleniya 2010 goda. T.4. Nacional'nyj sostav i vladenie yazykami, grazh-danstvo. (2010).
https://gks.ru/free doc/new site/perepis2010/croc/Documents/Vol4/pub-04-04.pdf (In Russian).
Ivanova, I. P. (2009). Kul'turnoe vzaimodejstvie jetnicheskih grupp nemcev i pribaltov na Srednem Enisee [PhD Thesis]. Kemerovo. (In Russian).
Katcina, T. A., Dolidovich, O. M., & Sedel'nikov, V. G. (2012). Social'noe popechenie v Sibiri (XIX - nachala XX v.) v dokumentax i materialax. Flinta: Nauka. (In Russian).
Katcina, T. A., Pashina, N. V., Mezit, L. E., & Potapova E.V. (2019). The Historical Experience of Educational Practices for Children of Refugees of the First World War (On the Example of the Yenisei Province of the Russian Empire). Bylye gody, 53(3), 1394-1403. (In Russian).
The Siberian and Far Eastern Frontiers | https://doi.org/10.46539/jfs.v8i4.487
Kolotkin, M. N. (2010). Social'no-politicheskaya istoriya baltijskix poselencev Sibiri (1917 - seredina 1930-x gg.). Sibirskaya gosudarstvennaya geodezicheskaya akademiya. (In Russian).
Korovushkin, D. G. (2008). Latyshi i e'stoncy v Zapadnoj Sibiri: Rasselenie i chislennost' v konce XIX - nachale XXI veka. Institut arxeologii i e'tnografii. (In Russian).
Kosygina, S. V. (2014). Bezhenstvo v Zapadnoj Sibiri v gody Pervoj mirovoj i Grazhdanskoj vojn (1914-1920 gg.). Gumanitarnye problemy voennogo dela, 1, 125-128. (In Russian).
Kuz'menko, A. S. (2010). Nedobrovol'nye migranty v Vostochnoj Sibiri v 1914 - fevrale 1917 gg. (Na primere Enisejskoj i Irkutskoj gubernij) [PhD Thesis]. Ulan-Ude'. (In Russian).
Lotkin, I. V. (2003). Pribaltijskaya diaspora Sibiri: Istoriya i sovremennost'. Omskij gosudarstvennyj universitet. (In Russian).
Lotkin, I. V. (2012). Social'no-politicheskaya, e'konomicheskaya i kul'turnaya adaptaciya Pribaltijskix poselencev v Sibiri (1920-1940 gg.) [Doctoral Dissertation]. Omsk. (In Russian).
Lotkin, I. V. & Svitnev A.B. (2006). Kolonii latyshej v Zapadnoj Sibiri (XIX-XX veka). Vestnik Novosi-birskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya, filologiya, 5, 3-52. (In Russian).
Melnalksnis, A. I. (1915). Otchyot o deyatel'nosti za vremya s 23 okt. Po 1 dek. 1915 g. Vestnik Prienise-jskogo kraya, 3, 12-13. (In Russian).
Nam, I. V. (2003). Chislennost' i nacional'nyj sostav bezhencev v Sibiri v gody Pervoj mirovoj vojny.
In Istoricheskij opyt xozyajstvennogo i kul'turnogo osvoeniya Zapadnoj Sibiri (pp. 276-278). n. p. (In Russian).
Nam, I. V. (2014). Institutionalization of Ethnicity in Siberian Resettlement Society (Late XIX -
Early XX Century). The Bulletin of Irkutsk State University. Series: Political Science and Religion Studies, 10, 34-49. (In Russian).
Nazarova, E. L. (2017). The Latvian Exodus in 1915-1916 and the National Intelligentsia. Istoriya, 4(58), 6. (In Russian).
Ob izbranii Komiteta pomoshhi bezhencam v g. Krasnoyarske i o sozyve s"ezda predstavitelej gorodov po e'tomu voprosu. (1915). Vestnik Krasnoyarskogo gorodskogo obshhestvennogo upravleniya, 16, 400-404. (In Russian).
Pavlova, I. P. (2003). Social'noe popechenie v Rossii v gody Pervoj mirovoj vojny. Krasnoyarskij gosudarstvennyj agrarnyj universitet. (In Russian).
Pervaya vseobshhaya perepis' naseleniya Rossijskoj imperii, 1897 g. Vyp. LXXIII. Enisejskaya guberniya. (1904). Tipografiya V. P. Meshherskogo. (In Russian).
Poberezhnikov, I. V. (2018). Frontier Modernization in the East of the Russian Empire: Regional Variations. Ural Historical Journal, 4(61), 72-80. https://doi.org/10.30759/1728-9718-2018-4(61)-72-80 (In Russian).
Remnev, A. V., & Suvorova, N. G. (2013). Kolonizaciya Aziatskoj Rossii: Imperskie i nacional'nye scenarii vtoroj poloviny XIX - nachala XX veka. Nauka. (In Russian).
Rynkov, V. M. (2015). Bezhency i prinimayushhij socium: K xarakteristike social'noj mobil'nosti v gody Pervoj mirovoj vojny. Gumanitarnye nauki v Sibiri, 3(22), 70-75. (In Russian).
Shilovskij, M. V. (2015). Pervaya mirovaya vojna 1914-1918 godov i Sibir'. Avtograf. (In Russian).
Smena modeli i praktik social'noj pomoshhi v Prienisejskoj Sibiri (1904-1921 gg.). (2017). Krasnoyarskij gosudarstvennyj pedagogicheskij universitet. (In Russian).
State Archive of the Krasnoyarsk Krai (SAKK). (1915). F. 595. In. 13. C. 994. (In Russian).
State Archive of the Krasnoyarsk Krai (SAKK). (1916). F. 595. Оп .34. C. 1297. (In Russian).
State Archive of the Krasnoyarsk Krai (SAKK). (1917a). F. 3. In. 1. C. 330. (In Russian).
State Archive of the Krasnoyarsk Krai (SAKK). (1917b). F. 595. In. 51. C. 635. (In Russian).
State Archive of the Krasnoyarsk Krai (SAKK). (1917c). F. 595. In. 71. C. 25. (In Russian).
Sulimov, V. A., & Goncharov, Yu. M. (2021). Obuchenie pol'skix bezhencev v Zapadnoj Sibiri vo vremya Pervoj mirovoj vojny. Sovremennoe istoricheskoe sibirevedenie XVIII - nachala XX v., 5, 190-195. (In Russian).
Surzhikova, N. V., Mixalev, N. A., & P'yankov S. A. (2021). Rossijskoe bezhenstvo: Centry i periferii,
processy i struktury, individy i massy (1914-1922 gg.). Izdatel'skij centr Yuzhno-Ural'skogo gosu-darstvennogo universiteta. (In Russian).
Tishkina, K. A. (2021). Employment of Refugees in Siberian Cities During the First World War. Bylye gody, 16, 1542-1551. (In Russian).
Vsesojuznaja perepis' naselenija 1926 goda. Sibirskij kraj. Otdel 1: Narodnost'. Rodnoj jazyk. Vozrast. Gramotnost'. (1928). Izdanie CSU Sojuza SSR. (In Russian).
Xronika. (1915). Vestnik Prienisejskogo kraya, 2, 19. (In Russian).
Xronika. (1916). Vestnik Prienisejskogo kraya, 4-1, 27. (In Russian).
