CC BY
20
КАТЕГОРИЯ ВИНЫ В ТРУДАХ РИМСКИХ ЮРИСТОВ
М.А. ГОРБУНОВ,
кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права
Российской правовой академии Министерства юстиции РФ
Аннотация. В статье дается анализ представлений римских юристов о категории вины в частном праве. Системный анализ данной категории может служить подспорьем современному правоприменителю при привлечении субъектов частноправовых отношений к гражданско-правовой ответственности, а также быть взято на вооружение теорией и практикой современной цивилистики.
Ключевые слова: вина, умысел, неосторожность, объективное вменение, «dolus malus», «culpa, imperitia», «exactissima diligentia».
THE CATHEGORY OF FAULT IN THE WORKS OF ROMAN LAWYERS
M.A. GORBUNOV,
Candidate of Law Associate professor in department of state and law theory and history Russian Academy of Law by Department of Justice (Russian Federation)
The summary. In this article is given the analysis of Roman lawyers' conceptions about the cathegory of fault in individual right. The systems analysis of this cathegory can be a great help for a modern rightemployer by making subjects of individual right trucks civil answerable. It could be also added to armoury of modern theoretical and practical civilistic.
Key words: fault, intention, carelessness, unbiassed imputation, dolus malus», «culpa, imperitia», «exactissima diligentia».
Как хорошо известно, действующее гражданское законодательство закрепляет общий принцип гражданско-правовой ответственности на началах вины (п. 1 ст. 401 ГК РФ). Вина, в силу него, рассматривается современным законодателем как необходимое субъективное условие гражданско-правовой ответственности. Значимость этой категории для регулирования имущественных отношений бесспорна. С точки зрения современной цивилистики, вина представляет собой такое психическое отношение лица к своему противоправному поведению, в котором проявляется пренебрежение к интересам общества или отдельных лиц1. Однако до настоящего времени законодательного определения вины в ГК РФ не содержится. Статья 401 ГК РФ лишь указывает на две возможные формы вины: умысел и неосторожность, не давая при этом их точного определения. Подобное положение объективно обусловлено тем, что создать искомые определения законодателю было бы чрезвычайно трудно, учитывая неисчислимый характер современных частноправовых имущественных отношений. Правоприменитель же, не имея четкого определения вины, вынужден в каждом конкретном случае самостоятельно интерпретировать положения ст. 401 ГК РФ к обстоятельствам конкретного дела, что в отдельных случаях влечет некоторые сложности. Представляется, что подспорьем современному правоприменителю могло бы служить теоретическое наследие римских юристов, создавших эту категорию и активно использовавших ее на практике.
Прежде чем подробно рассмотреть эту категорию, важно отметить, что римское учение о вине значительно отличалось от современного. Современная цивилистика, как уже отмечено, понимает вину как психическое отношение правонарушителя к содеянному, которое определяется соотношением сознательного и волевого моментов в психике правонарушителя, выделяя, в зависимости от их сочетания, две формы вины. Так, если сознанием правонарушителя полностью охватывается наступление вредоносных последствий для другого лица и при этом воля правонарушителя направлена на достижение этих последствий, то говорят о вине в виде умысла. Если же сознанием правонарушителя полностью охватывается наступление вредоносных последствий для другого лица и при этом воля направлена не на прямое достижение этих последствий, а только на их сознательное допущение, также говорят об умышленной форме вины. Неосторожная форма вины характеризуется тем, что в ней отсутствует интеллектуально-волевой момент намеренности. Поведение виновного не направлено сознательно на правонарушение, но в то же время в поведении человека отсутствует должная внимательность и осмотрительность2. Какое-то иное психическое отношение лица к содеянному, вне рамок указанных двух форм вины, современным правом игнорируется.
Римское же учение о вине было намного сложнее современного. Никакого общего определения вины в
конце предклассического периода не было, поскольку считалось нормой, что психическое отношение лица, нарушающего чужое право, должно интерпретироваться исходя не из какого-то абстрактного определения, а из изменчивых обстоятельств каждого конкретного казуса, повлекшего нарушение или ущемление права другого лица. Первоначально для разрешения вопроса о том, следует ли возлагать на конкретное лицо ответственность за какое-либо вредоносное действие, применялось правило, дошедшее до нас в суждении Павла: «...имеется правило: незнание права вредит каждому, незнание факта не вредит» (D.22.6.9). Юристы начала классического периода понимали его в том смысле, что если действие одного лица причиняет вред имуществу или личности второго лица, то это еще не значит, что первое лицо следует автоматически привлекать к ответственности (подобное есть не что иное, как объективное вменение, при котором вина правом игнорируется полностью). Римская юриспруденция эпохи классического права считала, что, наоборот, нужно исследовать психику причинителя вреда в том смысле, чтобы выяснить, явилось ли посягательство на чужое право следствием его (права) игнорирования (что Павел называет «незнанием права», как своего, так и чужого) или же причинение вреда было вызвано наличием иных обстоятельств, о которых причинитель вреда либо совсем не знал, либо знал, но не мог их предотвратить (т.е. было «незнание факта»).Последнее является извинительным в том смысле, что должно быть учитываемо претором и судьей при разрешении казуса в самом широком диапазоне: от полного освобождения от ответственности до уменьшения размеров ответственности. Однако заложенный в этом правиле критерий был слишком размыт и неконкретен, поскольку отличить ошибку в праве от ошибки в факте зачастую очень сложно, поэтому римская юридическая мысль пошла по другому пути — понимания вины как степени отсутствия надлежащей заботы о чужом интересе. Такое раскрытие категории вины через призму нарушенного интереса второй стороны пришло из пре-торского права и было величайшей заслугой римской юридической мысли. По степени отсутствия заботы о чужом интересе выделяли следующие виды вины.
Прямое посягательство на чужой интерес — dolus malus, «злой умысел». Его суть в том, что воля правонарушителя либо прямо, либо косвенно направлена на сознательное причинение вреда другому лицу путем лукавства (callidatem), обмана (fallaciam) либо какого-то иного ухищрения (machinationem)3. Если же прямая либо косвенная волевая направленность посягнуть на чужой интерес отсутствует, dolus не имеет место. Скажем, самонадеянность лица не есть умысел, действия безумного или совершеннолетнего не имеют с виной ничего общего, причинение вреда по мотиву сострадания также не умысел. Установление в действии лица умысла означало, по общему
правилу, что такое лицо не только не получает судебной защиты своего интереса, но при этом всегда несет максимально возможный размер ответственности перед потерпевшим за нарушение его интереса, а иногда даже он кратно увеличивается.
Далее выделялась неосторожная вина — culpa или negligentia (досл. — беспечность, небрежность, неосторожность). Она имела место тогда, если кто-либо заботился о чужом интересе менее того, чем это вытекало из правовых предписаний в договорах доброй совести или норм обычного права при деликтных обязательствах. Однако понятие «culpa» смысловой однозначностью не обладало, так как его содержание варьировалось применительно к отдельным обязательственным отношениям. Так, что касается деликтов и контрактов и исков доброй совести, выделялись два вида culpa: грубая вина (culpa lata) и легкая вина (culpa levis).
Грубая вина понималась как крайняя степень отсутствия надлежащей заботы о чужом интересе, граничащая с умыслом, но отличающаяся от него тем, что у виновного отсутствует прямое желание причинить вред, который наступает скорее из-за дефекта сознания лица: его невнимательности, расхлябанности, беззаботности. Как указывает Павел: «...определением грубой вины является непонимание того, что понимают все» (D. 50.16.223). При этом в некоторых случаях, когда к наступлению вредоносных последствий для контрагента или соседа лицо относится крайне беззаботно или безалаберно, разграничить culpa lata c dolus чрезвычайно сложно, что признает и Павел, утверждая: «Грубая небрежность является виной, грубая вина является умыслом» (D. 50.16.226). Это суждение следует понимать в том смысле, что в большинстве случаев наличие в обязательстве culpa lata влечет точно такое же последствие, как и наличие dolus, т.е. максимально возможный размер ответственности. За допущенную culpa lata, как и за dolus, ответственность наступала всегда.
Что касается culpa levis, т.е. легкой вины, то под ней понималось совершение либо несовершение лицом таких действий, которые обычно допускает (не допускает) bonus paterfamilias по отношению к собственным вещам или лицам. Учитывая, что culpa levis представляет собой самую низкую степень отсутствия заботы о чужом интересе, ответственность за нее наступала далеко не всегда. Общее правило было таково, что допущенная стороной culpa levis в договоре влечет ответственность стороны только в том случае, если четко прослеживается ее материальный интерес в контракте доброй совести. Поэтому этот вид вины устанавливался в действиях таких лиц: продавца и покупателя в договоре купли-продажи (emptio-venditio); нанимателя и наймодателя в договоре найма (locatio-conductio); заемщика в договоре займа (mutuum); поручителя (mandator) в договоре поручения (mandatum); любого товарища в договоре
товарищества (socitas); отдавшего вещь на хранение в договоре хранения (depositum); ссудополучателя (commodatarius) в договоре ссуды (commodatum); залогодателя и залогодержателя в договоре залога (contractus pigneraticius), поскольку в отношении этих лиц четко прослеживается материальный интерес. Исключение из этого правила допускалось для поверенного (mandatarius), который, не имея материального интереса, тем не менее отвечал за culpa levis.
C другой стороны, если материальный интерес в действиях стороны не обнаруживается, т.е. сторона действует в интересе другой стороны безвозмездно, то допущенная таким лицом culpa levis его ответственности не влечет. Так, ссудодатель (commodans), займодавец и хранитель (depositarius) вещи несут ответственность только за ^lpa lata. Что касается деликтов, то в них, в зависимости от обстоятельств конкретного казуса, ответственность могла наступать как за culpa levis, так и за culpa lata.
При этом в классический период преобладает, в целом, субъективное вменение. Действует правило: «невиновен тот, кто знает, но не может воспрепятствовать чему либо» (D. 50.17.50). То есть за наступление каких-либо труднопредвидимых событий, ответственность не наступает, как и за наступление событий непредотвратимых в принципе. Однако в некоторых случаях из этого правила допускались исключения, когда считалось оправданным объективное вменение, т.е. ответственность должника за случай, за вред, наступивший помимо воли и сознания лица.
К случаям объективного вменения римская юридическая мысль относила две ситуации. Во-первых, это так называемая imperitia. Под ней понималась ситуация, когда лицо, пускай и руководствуясь самыми благими побуждениями, бралось за дело, в котором было недостаточно сведующим, в результате чего наступал ущерб для другого лица. Во-вторых, это так называемая custodia или exactissima diligentia (дословно «чрезвычайная заботливость»), т.е. ситуация, когда лицо отвечает без собственной вины — несет повышенную ответственность по факту наступления вредоносных последствий, пускай эти последствия наступили и по вине другого. Такое имело место только по очень ограниченному кругу обязательственных отношений, четко обозначенному в преторском эдикте, сама суть которых предполагала, что контрагент обязан принимать повышенные меры для защиты чужого интереса.
Однако чрезвычайно важно отметить: вина никогда не рассматривалась римскими юристами в отрыве от других сопутствующих обстоятельств возмещению вреда в обязательствах. Кроме нее учитывались такие обстоятельства, как интерес, напрямую определяющий вид и размер причиненного ущерба, наличие причинно-следственной связи, а также со-
стояние просрочки (только в договорных обязательствах).
Так, истец, ссылающийся на вину ответчика, первым делом должен был доказать вид и размер причиненного ущерба. Он мог быть четырех видов, но возмещению подлежали только три вида. Первым видом ущерба является так называемый прямой ущерб, который заключается в лишении уже нажитого, т.е. в повреждении или уничтожении наличного имущества (damnum emergens). В рамках этого вида вреда оценивались не столько поврежденные вещи, сколько стоимость интереса собственника связанного с этими вещами4. Вторым видом ущерба считалась так называемая упущенная выгода, т.е. неполучение уполномоченным лицом должного, того, что обязательно должно было поступить к нему, если бы не было нарушения его вещного или обязательственного права (lucrum cessans). Третьим видом вреда считался вред, вытекающий из обиды (iniuria). Все три указанных вида вреда подлежали возмещению при условии того, что имела место причинно-следственная связь между конкретным противоправным действием виновного и наступившим ущербом5. Четвертый возможный вид ущерба, так называемый косвенный ущерб (damnum extra rem), возмещению не подлежал. Он имел место тогда, когда не прослеживалось ясно видимой причинной связи между противоправным деянием и наступившим вредоносным последствием6.
Наконец, в договорных обязательствах всегда учитывалось просрочка. Она учитывалась в том смысле, что в некоторых случаях для обеспечения интереса кредитора на сумму долга начислялись проценты, в некоторых случаях должник при наличии просрочки отвечал даже за случай, хотя до просрочки за него не отвечал7. То есть прострочка могла аннулировать вину.
Таковы, в целом, достижения римской юридической мысли применительно к категории вины. Нет сомнения, что большая их часть актуальна и в настоящее время и может быть взята на вооружение теорией и практикой современной цивилистики.
1 См, например: Гражданское право: Учебник для вузов / Под ред. М.М. Рассолова 3-е. изд. — М., 2008. С. 511.
2 Не будет большим преувеличением утверждать, что современное гражданское право заимствует легальное определение вины из права уголовного: см. ст. 25 и 26 УК РФ. При этом часть 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ, «приспосабливая» уголовное понятие вины под предмет гражданского права, устанавливает: «...лицо признается невиновным, если при той заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства». Но такое определение, данное «от обратного», распространяется лишь на договорные обязательства, исключая остальные.
3 Ульпиан: «Злой умысел Сервий определяет так: это есть некоторая хитрость для введения другого в обман, когда притворная видимость одно, а делается другое. Лабеон же говорит, что можно и без притворства действовать таким образом, что кого-нибудь обманывают, можно и без злого умысла делать одно и одновременно сознавать притворную видимость другого: так действуют те, кто путем такого притворства удерживают или охраняют свое или чужое; поэтому сам Лабеон так определяет злой умысел: это есть лукавство, обман, ухищрение, совершенные для того, чтобы обойти, обмануть, опутать другого. Определение Лабео-на верно» (0.4.3.1.2).
4 Так, Гай указывает: «...если, например, кто убьет раба и собственник понесет убыток, превышающий стоимость самого раба, то и это берется во внимание, убили, например, моего раба, назначенного кем-либо наследником, прежде чем он по моему приказанию вступил торжественно во владение наследством. В этом случае берется во внимание не только стоимость его самого, но и потерянного наследства. Равным образом, если будет убит один из пары лошаков, или из труппы актеров, или музыкантов, то делается оценка не только убитого, но принимается еще в расчет и то, что потеряли в цене и прочие, оставшиеся в живых. То же правило применяется и в том случае, когда убьют одного мула из пары или одну лошадь из четверки» (1.3.212).
5 Яволен: «Собственник дома сдал в аренду ближайшему соседу двор, примыкающий к этому дому. Этот сосед, так как производил строительство на своем участке, принес на этот двор количество земли, превысив уровень кирпичного фундамента дома арендодателя, и эта земля, размытая беспрерывными дождями, так увлажнила стену дома арендодателя, что здание обрушилось. Лабеон утверждает, что здесь полагается только иск из договора аренды, поскольку не само накопление земли во дворе, а влажность этой кучи послужила причиной наступившего ущерба.
Лабеон говорит, что иск об ущербе вследствие неправомерного действия должен быть связан с тем самым обстоятельством, от которого понесен ущерб, без привлечения другой причины извне. Это я одобряю» (Б. 19.2.57). Павел: «Если раб был ранен не смертельно, но погиб вследствие небрежности, то иск предъявляется по поводу ранения, а не по поводу смерти» (0.9.2.30.4). Юлиан: «Раб, раненный так тяжело, что было ясно что он умрет, был назначен наследником, и после этого кто-то другой его ударил и он умер. Я спрашиваю: кто из двоих будет отвечать по закону Аквилия за убийство? Ответ таков... если кто-то нанес рабу смертельную рану, этого же раба через какой-то промежуток времени другой ранит так, что тот умрет еще скорее, чем умер бы от первой раны, то будет постановлено, что обоих нужно привлечь за убийство по Аквилиеву закону» (Б.9.2.51).
6 Скажем, Гермогениан приводит такой пример: «Если покупатель допустил просрочку в уплате продавцу цены, то он обязан уплатить лишь проценты, а не вообще все то, что продавец мог бы получить, если бы просрочка не имела места, например, если продавец был купец и в случае уплаты цены мог бы получить путем использования денег на товары больше, чем проценты» (0.18.6.20). То есть упущенная выгода продавца, превышающая проценты есть косвенный убыток. Логика суждения понятна: во-первых, ни один торговец никогда не прекратит собственное дело, если имела место разовая неуплата; во-вторых, если продавец уверен, что сможет получить больше, он может взять неуплаченные деньги в долг у третьего лица, и полученная на них прибыль от торговых операций бесспорно будет его.
7 Африкан: «Если по завещанию отказан раб, а наследник допустил просрочку исполнения, то на него падает риск и гибели и ухудшения, так что, если передаст, к примеру, калеку, все равно будет отвечать по иску из завещания» (Б.30.108.11).
Предварительное следствие
2009 г.
Под редакцией кандидата юридических наук, доцента, заслуженного юриста РФ М.В. Мешкова
Процессуально-правовая деятельность, составляющая содержание предварительного следствия, рассматривается с учетом соответствующих положений законов и подзаконных актов, современных достижений теории уголовно-процессуального права, криминалистики, оперативно-розыскной деятельности. В частности, подробно изложены вопросы, касающиеся специфики организации органов предварительного следствия, процессуальной деятельности, взаимодействия органов предварительного следствия с органами дознания, прокуратурой, судом.
Для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция», курсантов вузов системы образования МВД России, а также для практических работников органов предварительного расследования.
