CC BY
170
ного рода диверсии и т.п., но и массовые репрессии, санкционированные законом", террор — это "способ управления социумом посредством превентивного устрашения"1. Такой метод правления, как террор (шантаж страхом), применяется в цивилизованных обществах. Превентивное устрашение отметает законность, используется не для охраны принятых законов, а для того, чтобы подавить волю социума к сопротивлению, создать обстановку массовой истерии и заставить всех беспрекословно повиноваться правящей верхушке, которая сама паникует: боязнь такого незаконного правительства лишиться своей власти обусловливает превентивное устрашение социума. В результате "устрашенный социум" солидаризируется с правительством, принимает его диктат, а общественному сознанию навязывается модель "осажденной крепости". При этом социум не обязательно сознает себя жертвой устрашения, проникается и воспроизводит фактор ужаса, готов санкционировать репрессии, подключается к ним и постепенно соглашается на их максимальную жестокость. Например, Т. Карлейль объяснял революционный террор злой волей якобинских вождей. Действительно, французских революционеров привели к развязыванию террора особенности их мировоззрения, идейная платформа, обстоятельства, но одновременно на путь террора их толкали также санкюлоты и народные массы. В жажде террора сошлись и те, кто хотел продолжения революции, и те, кто желал ее во что бы то ни стало закончить, равно и революционеры, и контрреволюционеры.
История политического терроризма уходит вглубь веков. Терроризм известен давно, в частности как национальное движение, насильственный и, возможно, единственный вид ответных действий населения, способ самозащиты народа от жестокого деспотизма и эксплуатации. Убийство тиранов — такой же старый институт, как и тирания. Терроризм — оружие против тирании.
Принято включать терроризм в контекст давней традиции беззакония и бессмысленного кровавого насилия. Но в таком случае трудно или невозможно отличить терроризм от почтенной исторической традиции революционного насилия как средства борьбы с прогнившими репрессивными режимами деспотического, а также милитаристского и фашистского типа. К примеру, французское движение сопротивления гитлеризму вполне укладывается в определение терроризма. Если принимать за терроризм действие, внушающее страх или приносящее убытки врагу, тогда всякое сопротивление и классовая война — это терроризм. Термин "терроризм" используют как сино-
1 Одесский М.П., Фельдман Д.М. Террор как идеологема (к истории развития) // Общественные науки и современность. 1994. № 6. С. 155; (Они же. Революция как идеологема (к истории формирования) // Общественные науки и современность. 1994. № 2.
ним понятий "восстание", "уличный бой", "акция гражданского неповиновения". Борьба с авторитарными режимами признается западными демократиями законной и оправданной, сопротивление тирании — "долгом перед богом". Можно предположить, что и современный терроризм вырос из традиции убийства тиранов (Муций Сцевола, Брут, В. Телль, Ш. Корде и др.). Историей борьбы с тиранами и тираниями западный мир всегда гордился и продолжает гордиться (к примеру, убийца Цезаря Брут был культовой фигурой для XVIII в.). И лишь сторонники философии ненасилия — такие, как М. Ганди, — не соглашаются с расхожим мнением и могут осуждать подвиги легендарных борцов с тираниями.
Терроризм служил знаком распространившихся антимонархических установок: покушения на европейских монархов со стороны сплоченных групп заговорщиков и террористов-одиночек стали обычным делом именно в XIX в., т.е. тогда, когда монархический строй клонился к упадку, а точнее — после 1830 и 1848 гг. Классический "русский" терроризм, которому 200 лет, тоже целил в российский царизм и самодержавие. Атаки на монархов отличались абсолютной безжалостностью: эти "коронованные вампиры", их жизни, их семьи — ничто перед лицом "социального рабства", в котором томятся целые народы, угнетаемые откормленными бездарями. И никакого сострадания, никаких моральных сомнений не возникало, вопрос о "милости к сильным мира сего" вообще не стоял.
Проблема терроризма снова привлекла к себе внимание в 60—70-х годах XX в. в связи с появлением "новых левых", активизацией ферментов неофашизма и интернационализацией террористического движения. С начала 70-х годов политический терроризм начинает беспокоить западные демократии, охватив по меньшей мере 87 стран, но "годом открытия терроризма" можно считать 1977 год. Для решения этой проблемы были созданы межправительственные институты и заключены международные соглашения, в частности, можно упомянуть Женевскую, Токийскую, Гаагскую, Монреальскую конвенции. Юридическое закрепление международных антитеррористических "коалиций" произошло в 2000—2004 гг.
Правительства пытаются решать проблему терроризма обычным, чаще всего бюрократическим, путем и, как правило, в спешном порядке, при помощи ожесточенных полицейских мер, силовых операций, технических средств. Они стараются "вычислить" потенциальных террористов и всех "подозрительных личностей", взять под жесткий контроль их окружение — сочувствующих и сообщников, не брезгуя тотальной слежкой за гражданами, их перемещениями и занятиями. Таким образом они намерены предвосхитить и предотвратить возможные, где-то уже планируемые очередные акты террора.
Но оглашая и вводя такие меры, эмиссары правительств, отвечающие за борьбу с терроризмом, говорят, что на самом деле невозможно предугадать, где же произойдет очередной террористический акт и какие средства при этом будут применены. Они признаются, что правительственные органы, в сущности, вовсе не контролируют данное явление. И потому на самом деле все уверены, что такие акты и впредь будут происходить, что сами собой они не прекратятся, что принимаемые меры недостаточны или совсем бесполезны. В сущности общество готовят к долгой, непредсказуемой борьбе с терроризмом, а также к большим финансовым вливаниям в эту борьбу. Но на самом деле речь идет о готовности к сосуществованию с терроризмом и одобрении принципов "полицейского государства". Вместо борьбы с террором идет адаптация к нему, и всюду философией антитеррора являются морализаторство и негодующие фразы.
На протяжении ряда лет борьба с терроризмом как внутри страны, так и за ее пределами — главная забота федеральных властей в США, что является причиной направления все большей части национального дохода в бюджеты полиции и вооруженных сил. Терроризм — статья одобряемых расходов, заметный фактор перераспределения социальных ресурсов, "кормилец" полиции и ФБР. Терроризм, судя по всему, — перспективная идея, оправдывающая готовность Запада к ограниченной ядерной войне в будущем.
"Терроризм" стал тем распространенным словом, которое упоминается всякий раз, когда флот или авиация посылаются на выполнение нового задания, когда запускается в производство новый тип самонаводящихся ракет, а на жителей накладываются все более жесткие ограничения. "Концепция терроризма" оказывается особо полезной, если в какой-то части мира кто-то решает оказать угнетению вооруженное сопротивление, если оно становится сопротивлением властям, которые давно уже перестали противиться американской "программе глобализации", предполагающей свободную торговлю и открытые границы2. Экстренные меры по программе "антитеррор", проводимые правительствами, как можно заметить, не действуют на террористов, зато заметно способствуют дальнейшей эскалации милитаризма и оборачиваются репрессиями против гражданского общества. Взятая на вооружение логика селекции, слежка только усиливают расслоение и напряженность в обществе. Например, под предлогом безопасности издаются распоряжения сбивать все самолеты, не отвечающие на позывные, в том числе и гражданские.
Международный терроризм, как выяснилось, невозможно контролировать средствами национальной службы безопасности и с по-
2 См.: Бауман 3. Индивидуализированное общество. М., 2002. С. 259.
мощью тех институтов, которые предназначены для борьбы с преступностью как таковой. Правительства сопротивляются, переходя к репрессиям, используют терроризм как повод для этого, пытаются отстоять безопасность посредством грубой реакции и таким способом подавить энергию терроризма. "Добропорядочные" правители объявляют "мировую войну с международным терроризмом", включая уничтожение государств, сочувствующих террористам. Приходится признать, что на практике антитерроризм означает диктат и гегемонию США в мире, введение неких "новых правил", оправдывающих вмешательство в дела других государств; само слово "терроризм" используется для объяснения антагонизмов, которые созданы искусственно или вовсе имеют другую природу.
Полицейские и силовые методы дают прямо противоположный результат, поскольку привилегированные группы боятся этих мер и ответственности, и никто не знает, как далеко можно зайти. Поэтому многие готовы договариваться и идти на небольшие уступки. Дезинтеграция проникает в правительственные круги, подтачивает единство правящего слоя и привилегированных групп, и там тоже происходит расслоение. Сквозняки "бунта и неповиновения" начинают гулять по коридорам власти. Таким образом, столь нужное единство правительства и привилегированных групп рушится.
Терроризм обнажает "страшную правду", которая состоит в том, что многие современные государства не защищают и, вероятно, не могут защитить своих граждан, так как существуют для чего-то другого. Их приглашают "положить карты на стол", показать все, на что они способны, — искренность, справедливость, гуманность, компетентность, организованность, социальную политику, цели, ресурсы. Такое впечатление, что всего этого, скорее всего, нет. По крайней мере показать это не удается. Демонстрируется совсем другое — безволие, коррупция, дезорганизация, обилие слов, списки "злодеев", коллекции обломков, деньги на похороны, процедуры опознания и хранения трупов. Ведь государства всегда имеют дело с последствиями террактов.
Конечно, правительство еще может оказывать сопротивление, но не рискуя, до известного предела, в то время как противник может сопротивляться беспредельно, пока живой, причем с новой силой, если только есть тому малейшая возможность. Как отмечал П. Кропоткин, "кто способен действовать, тот обязан действовать". В этом смысле террорист бессмертен — могила фанатизма есть младенческая колыбель нового фанатизма (Н.Ф. Федоров). Но никто не желает вдуматься, почему и откуда на место погибших террористов приходят новые террористы-смертники.
Нападение на легитимное общество, "систему" пользуется плохой репутацией в современных демократиях, гневно и безоговорочно
осуждается в официальных кругах. Никто не намерен выслушивать и поощрять террористов, мириться с насилием и кровопролитием, выражать благосклонность, тем более солидарность с террористическими движениями, вести с ними переговоры. Против терроризма выставлена вся "артиллерия" общественного негодования, справедливого, стихийного, а также срежиссированного морализирования. Шумно протестует право, проклинает либерально-гуманистическая риторика. Однако нет другого ответа, кроме как "кровь за кровь". Клеймо "террорист" осуждает и дискриминирует, используется как синоним "зверя", "злодея", служит меткой "нелюдей", еретиков, "других". Крик "Терроризм!" — стандартный ответ на силовые приемы "невидимого врага", "другой стороны". Помеченные словом "террорист" превращаются в мишень, в объект словесного нападения и стрельбы на поражение. Общение с террористами ставит перед политиками моральную дилемму: для одних террорист — нонконформист, подвижник, спаситель, "мученик и герой", для других — "мучитель и злодей", наемник, провокатор, сектант, "нарушитель".
Общая научная теория терроризма отсутствует. Природа и сущность терроризма, его идейное содержание и мотивация по-прежнему не ясны. Вместо анализа терроризма находим ярлыки "всеобщее зло", "болезнь XX века". Поэтому вокруг терроризма возникают различные мифы и толкования.
Вот некоторые из них:
1) терроризм — это один из многих видов политической стратегии, репрессивный метод действий государства: политическое насилие и в борьбе с собственным народом, и в международных отношениях (попытка управлять обществом с помощью оружия, реакционный способ замедлить, остановить и завести в тупик революционный процесс);
2) терроризм — это создание военной ситуации или эпизод войны (гражданской, городской партизанской, "затяжной"), или же, напротив, — способ оттянуть или отодвинуть войну;
3) терроризм — это форма революционности: либо "ненормальная" революция (утопичные действия, политическая практика "ненавидящих коллективов", мелкобуржуазной интеллигенции или "деклассированных неработающих"), либо, напротив, проявление аутентичной революции в условиях, когда подавляются все революционные движения (некоммунистическая революционная альтернатива, борьба против правительств их же методами);
4) терроризм — это участие в политике тех, кто, по всем существующим правилам, не должен в ней участвовать, средство самозащиты народов, орудие национально-освободительного и антикапиталистического движения, часть политического пробуждения стран
"третьего мира", ответ на процесс глобализации экономики и формирование космополитических метаструктур;
5) терроризм — это внеполитический вид деятельности (публичный спектакль, жесткие мелкие нескоординированные акты протеста, не имеющие никакого стратегического значения и не интегрированные в политику, "взрыв пустоты", иррациональный ответ на отсутствие всякой политической жизни);
6) терроризм — это вид преступной деятельности (неоправдан -ное, жестокое, нелегитимное кровавое насилие, "организованное убийство", "игра без правил", отказ от легальных методов выхода из социальных конфликтов);
7) терроризм — это проявление патологического состояния социальной психики ("зеркало дурной совести", садизм, аморализм, проявление антигуманных начал западных цивилизаций), выражение состояния определенных социальных групп или выход для чувства мести обиженных и ожесточившихся групп, пытающихся привлечь к себе внимание общества, или, напротив, проявление духа растерянности, паника и истерия правящих кругов;
8) терроризм — это особое проявление человеческого "братства", своеобразная "мораль атакующих", отличающаяся своими нормами и принципами, перенесение недостаточных, слабых методов борьбы в новейшие условия;
9) терроризм — это проявление религиозного фанатизма и догматизма, воинственная религиозная критика светской цивилизации;
10) терроризм — это вид прибыльного бизнеса, определенный сорт конкуренции на мировом рынке.
Об идеях террористов отзываются по-разному: фанатизм, бандитизм, героизм, глупость, фатализм, мелодраматизм, романтический след революционной антитиранической борьбы, культура самопожертвования, приложение учения о катарсисе и ритуальном кровопускании, просто дурной вкус в политике, ядро самосознания политических маргиналов, притязания бедных, "забытых" и " несуществую -щих" в обществе изобилия ("террористы и бедняки, как и крысы, всегда тут, где-то рядом"), агенты религиозной идеологии (Ирландия, Иран), избавление от страданий, патриотический мотив, услуга обществу, месть. Критики терроризма отрицают так называемое "право ненавидеть".
Террористическую идеологию считают эклектичной — она восходит к анархизму, максимализму, мессианским идеям, к волюнтаризму и другим течениям. К идеологии терроризма могут обращаться и обращаются разные, диаметрально противоположные политические силы. Идеология терроризма скорее камуфлирует, мистифицирует и "конспирирует", чем раскрывает, "дезавуирует" подлинные интересы, которые направляют действия этих сил. Безусловно, нельзя
3 ВМУ, политические науки, № 4 33
всецело доверять идеологическим заявлениям террористов и, желая знать правду, полагаться лишь на их самооценку. Однако неправильно отбрасывать и игнорировать идейные предпосылки современного терроризма, даже будь они ошибочными, устаревшими, вредными и неразработанными.
Некоторые террористические организации, например в ФРГ, выступают против фашизма, под лозунгом "фашизм не преодолен и замаскирован властями". Террористы полагают, что поздний капитализм есть "общество потребления", тоталитарное общество, "латентный фашизм", полицейское государство; обвиняют его в том, что оно обмануло людей и подменило их существенные цели предложением товаров и сфабрикованных ценностей. Себя они изображают "отказчиками от изобилия", "испорченными детьми экономического чуда".
Современный терроризм указывает на тот факт, что общество не может удовлетворить требования своих членов и не уделяет им никакого внимания. Он бросает вызов институтам и нормам либерально-демократических обществ, атакует и дискредитирует "систему ответственности", существующую в обществе мораль. Но "какими бы ни были глубокие причины, факторы экономического и политического характера и породившие их главные виновники, никто не может отрицать, что терроризм представляет собой сегодня опасное явление, которое невозможно защищать с этической точки зрения и которое должно быть искоренено"3.
С целью дискредитировать политический терроризм его отождествляют с политическим авантюризмом, который не имеет социально-политической программы и лишь манипулирует лозунгами. Предлагают также рассматривать терроризм как преступную деятельность, которая противоречит законам и конституционной практике, как девиацию, обусловленную низменными и антиобщественными мотивами. Например, Конвенция по предотвращению и наказанию за терроризм 1937 г. (так и не вступившая в силу) игнорировала причины террористических актов и определяла акт терроризма как "преступные действия, направленные против государства с намерением и расчетом создать обстановку страха в сознании отдельных личностей или групп, или общества в целом". Европейская Конвенция по предотвращению терроризма 1975/1976 г. также отказывалась рассматривать терроризм в поле политики, несмотря на его очевидное политическое содержание и мотивацию. Терроризм не отвечает той
3 Куба против террора и против войны. Выступление президента Республики Куба Фиделя Кастро на открытой трибуне революции Сан-Антонио-ле-Лосбаньос, провинция Гавана, 22 сентября 2001 года // Советская Россия. 2001. № 111. 25 сентября.
доктрине законности, которая является трюизмом в европейских странах, восходит к идее "общественного договора" и предполагает законными только такие изменения в обществе, за которые было проголосовано. Его отождествляют с разбоем, шантажом, похищением людей, порчей государственной или частной собственности, массовыми убийствами и другими неправомочными действиями. Такой взгляд полностью исключает политические цели и идейный смысл террористической деятельности, представляет всех террористов как неисправимых преступников, причем с искалеченной психикой.
Экстремизм объясняют антиобщественной агрессией злобных, мстительных, завистливых групп (движением рессентимента), которые таким образом добиваются признания и известности, бросают вызов истеблишменту и гражданскому обществу. Притязания этих групп рассматриваются как проявление группового эгоизма, который из-за их нравственно-психологических особенностей имеет деструктивный и варварский характер. Считается, что в сознании таких групп огромную роль играют фанатизм и элементарная зависть к преуспевающим классам. Особое внимание уделяется психологическим аспектам терроризма. В первую очередь подвергается атакам его моральный аспект.
Террористические движения в прошлом и настоящем, как правило, не имели широкой общественной базы, опоры в массах и не искали ее. Они не делали ставку на пропаганду идей в обществе, а рассчитывали на "пропаганду делом", "прямыми действиями" или личным примером. Можно предположить, что терроризм есть организованные действия меньшинства, которое ни при каких условиях не в состоянии стать массовым движением. Точно так же можно предположить, что терроризм отражает потенциал движения, которое постепенно становится массовым. Вследствие этого укоренилось представление о террористах как о более или менее романтических, утопически мыслящих, но по-своему достойных личностях, либо как о более или менее эгоистических индивидах, преследующих какие-то собственные или групповые цели. Все это вызывает понятную озабоченность общества.
Каждый респектабельный политик считает своим долгом обрушить на террористов гнев и проклятия. Терроризм — объект демонстративной и ритуальной нравственной риторики, создающей "образ врага", пирата и партизана, возбуждающий темные, почти мистические страхи, предрассудки, глубоко спрятанные и хранящиеся под сводами либеральной культуры. Терроризм — проекция экзистенциального страха, им оправдывают опасения и фобии, которые коренятся в мирной повседневности. Так, Ф. Серни видит в терроризме "эсхатологический миф капиталистического общества" и отмечает,
что "терроризм сам становится мифом, который можно использовать в целях социального контроля"4. Этот миф выражает страх коллапса всего социального строя.
Терроризм не ответственен за те социальные фобии, иногда говорят — за параноидальный эффект, к которым общество предрасположено и которые фокусируются на портрете террориста. Терроризм выглядит каким-то "необыкновенным насилием" по сравнению с "бытовым насилием", гнетом и социальным контролем. Буржуазные настроения — это страх и ужас. Буржуазное сознание само по себе предрасположено к фобиям и угрозам. Оно играет ими, конструирует их, всякая сущность кажется ему пугающей. И в самом деле, надо признать, что страх — эффективное оружие для нападения на атомизированные общества с депрессивной экономикой, общества, которые не могут позволить себе поступать по совести, общества с нерешенными противоречиями. Организованные ответные действия и элементарная солидарность смягчают страхи и депрессии.
Страх — это, безусловно, патологическое дезорганизованное состояние сознания общества и заболевание социальной психики. Страх иррационален, он нейтрализует гедонизм, мешает наслаждаться и радоваться жизни, использовать преимущества своего общественного положения. Проекции страха ведут к неуверенности и непоследовательности в поведении, рушат испытанные стратегии поведения. Фобии имеют нечто общее с чувством вины, угрызениями совести, с ожиданием неодолимого внешнего отрицания. Страх — деморализующее психологическое состояние. В паникующем обществе крепнут нигилизм и скептицизм, разрушаются связи, нарастают деструкции, дезорганизация во всех сферах. Вызывают страх социальное бесправие и различные зависимости. Внушить страх означает унизить и заставить усомниться в праве указывать и господствовать, лишить наслаждения властью, направить страх цивилизации против нее же самой.
Современный французский философ Ж. Бодрийяр видит в терроризме не волнующее событие, а, напротив, "отсутствие события, принимающее форму взрыва, направленного внутрь: взрывается политическая пустота (а не злоба той или иной группы людей), молчание истории (а не психологическое подавление индивидуумов), безразличие и безмолвие... терроризм не есть какой-то иррациональный эпизод нашей общественной жизни: ему присуща четкая логика ускорения в пустоте"5. В этом явлении присутствует "вся логика нашей системы", это ее "сенсационное проявление". "Желание уничтожить
4 Cerny Ph. France: Non-Terrorism and the Politics of Repressive Tolerance // Terrorism: A Challenge to the State / Ed. by J. Lidge. Oxford, 1981. P. 92.
5 Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М., 2000. С. 113.
экстремальные явления абсолютно иллюзорно. Они будут становиться все более и более экстремальными по мере возрастания уровня фальсификации нашей системы"6. "Экстремальные явления, сами пребывая в тайном беспорядке, предотвращают посредством хаоса беспредельный рост порядка и прозрачности"7, "тайного порядка, присущего катастрофе".
"Дела политические разыгрываются на пустом стадионе", оттуда "не исходит ничего, кроме телезаписи — обследования, кривые, опросы общественного мнения". Наша трансполитическая сцена есть "прозрачная форма социального пространства, откуда изгнаны все действующие лица", это "синтезированные изображения", "система притворства", виртуальная трансполитическая среда, отравляющая себя вирусом. Таким вирусом выступает терроризм: "Это вторичное, вызывающее реакцию насилие, возможно, защищает нас от эпидемии согласия, от политической лейкемии и упадка, которые продолжают углубляться, а также от невидимого, но очевидного влияния Государства"8. "При отсутствии оригинальной политической стратегии (которая, быть может, уже и невозможна), при невозможности разумного управления социальными отношениями государство теряет свою социальную сущность. Оно уже не функционирует в соответствии с политической волей, им управляет шантаж, устрашение, притворство, провокации или показные хлопоты. Оно изобретает политику, в том числе и социальную, которой присущи безразличие и отсутствие эмоций... за всякой официальной политикой стоит циничное упорство, порожденное исчезновением социального... И то, что нас завораживает в этих действиях (террористов) вопреки всей нравственной реакции на происходящее, — это доведенная до высшей точки актуальность данной модели, тот факт, что она отражает, словно зеркало, наше собственное исчезновение в качестве политического общества, что, безусловно, пытаются скрыть политические псевдособытия"9.
Проблема терроризма искажается СМИ в угоду низким страстям и массовой культуре: "Наше насилие... — это террор... подобие насилия: оно возникает скорее от экрана, чем от страсти, оно той же природы, что и изображение. Насилие потенциально существует в пустоте экрана благодаря дыре, которую он открывает в ментальное пространство... лучше не находиться в общественном месте, где
6 Там же. С. 99.
7 Там же. С. 100.
8 Там же. С. 98.
9 Там же. С. 117.
работает телевидение, в силу высокой вероятности насильственного события, которое оно индуцирует своим присутствием"10. Экран делает насилие общедоступным, приглашает к насилию, воскрешает "некогда отмершие формы насилия", придает насилию современные формы и отражает наше "коллективное домогательство терроризма". Телевидение — "осьминог" пристойного общества и в то же время — "идеолог терроризма". Оно представляет собой важную часть стратегии терроризма; в погоне за сенсациями и адреналином оно скучает и томится по терроризму, довершает "работу" террористов и популяризирует терроризм: решающие бои террористов разворачиваются в присутствии телевизионных камер и журналистов.
СМИ работают как избирательное увеличительное стекло. Благодаря им происходит адаптация общества к терроризму. Терроризм, который показывают, почему-то вызывает странное очарование, особенно у зрителей, находящихся на безопасном расстоянии. Террорист — герой комиксов и полицейских боевиков. Любой вам скажет, что терроризм обладает всеми достоинствами хорошо "закрученного" кассового сценария — это тайна, стремительное и непредсказуемое развитие сюжета, много действия, напряжение, драма, сильные эмоции. Терроризм — опасная идея, но и ею с успехом торгуют, ведь она дает прибыль. Сумасшедшая идея только потому, что ее пускают в продажу, превращается в идею безопасную, между тем она образует часть, или психокомплекс, "взорванного общества", оборачивается каким-то тяжелым сновидением общества.
Экран превращает терроризм в спектакль, в "развлечение убийством", а люди замирают в положении "жующих" зрителей. Даже самая что ни на есть невинная реклама шоколадок и прохладительных напитков прибегает к лексике "бомбистов" (например "взрыв удовольствия", "ударная волна"), а в кадре — падения, разрывы, резкие, неоправданные сдвиги, паника, характерная для ситуации в момент взрыва, нападения, перестрелки. Именно с телеэкрана транслируются цивилизованные лозунги "найти и уничтожить!", "мочить!", "взорвать!".
Между тем в мире, а не только в кулуарах политиков, происходят важные события. И люди не имеют права быть сторонними наблюдателями этих событий, оставаться просто информированными.
Терроризм является морально неприемлемым, политически ошибочным и нежелательным образом действий, вызывающим неприязнь, этически спорным феноменом. Но это — феномен, который требует прояснения и уточнения позиций и оценок, более внимательного и взвешенного отношения, чем то, которое есть теперь. Необходимо всестороннее осмысление происходящего.
10 Там же. С. 111—112.
