CC BY
58
УДК 944.044
«ТЕРРОР РАВЕНСТВА»: МИССИЯ КОМИССАРА ФУШЕ В ДЕПАРТАМЕНТАХ ЦЕНТРА И ЗАПАДА ФРАНЦИИ ЛЕТОМ-ОСЕНЬЮ 1793 ГОДА
Роленков А.Г.
В статье рассмотрена миссия комиссара Конвента Ж. Фуше в департаментах Центральной и Западной Франции летом-
осенью 1793 года. Главное внимание уделено его социально-экономической политике.
Ключевые слова: комиссар, эгалитаризм, террор, наблюдательный комитет, Республика, департамент.
«TERROR'S EQUALITY»: COMMISSIONER FOUCHE'S MISSION TO DEPARTMENTS OF THE CENTRE AND THE WEST IN THE SUMMER AND AUTUMN OF 1793
Rolenkov A.G.
The article describes the mission of Commissioner of Convention J. Fouche to Central and West departments of France in the summer and autumn of 1793. The main attention is given to its socio-economic policies. Keywords: commissioner, egalitarianism, terror, Supervisory Committee, Republic, department.
Фуше вернулся в Париж в начале мая 1793 года из миссии в Нижнюю Луару и пробыл в столице до конца июня, пока не получил новое назначение. Тяжелое положение Республики летом 1793: война в Вандее, угроза федералистского мятежа, восстание в Лионе, Марселе, Тулоне и иностранная интервенция вынуждали Конвент отправить в очередной раз большую группу депутатов в качестве комиссаров по департаментам.
Декретом Конвента от 24 июня 1793 года граждане Фуше, Меолль, Филиппо и де ла Валль назначались народными представителями в департаменты Центра и Запада. Цель миссии формулировалась предельно четко: комиссары должны «призывать граждан именем закона взяться за оружие против мятежников Вандеи» [4, р.120] и обеспечить снабжение армий. Военный вопрос летом 1793 года стоял очень остро. Нант осадили ван-дейцы и создалась реальная угроза падения этого стратегически важного города. Париж решил любыми мерами не допустить капитуляции столицы Нижней Луары. Исходя из этого, комиссарам вменялось координировать действия с республиканскими войсками в Вандее. Однако военные задачи не были единственными. Возникала необходимость укрепления власти Парижа в департаментах после события 31 мая - 2 июня.
Для решения подобных задач огромная власть концентрировалась в руках комиссаров-проконсулов. Конвент персонифицировался в его посланниках - народных представителях в миссии. Именно с лета 1793 года комиссаров стали называть проконсулами, по аналогии с проконсулами Древнего Рима, облеченными огромной гражданской и военной властью.
Дни в Париже Фуше не терял даром и 3 июля 1793 года увидела свет программная статья
«Размышления Фуше из Нанта - народного представителя об образовании». Документ, который Мадлен называл «первым якобинским манифестом депутата от Нанта» [12, р.48]. Несмотря на название, она охватывала основные сферы жизни тогдашнего общества: образование, религию и социальную сферу. «Размышления» - программа переустройства общества на новый лад с учетом реалий Республики. Это план, как говорил Фуше, «всеобщей революции», революции во всех сферах жизни, которую он начал проводить в жизнь летом 1793 г в департаментах центральной Франции.
Главная черта «Размышлений» - их резкий антирелигиозный тон. Подвергая суровой критике религию не только как определенный набор догматов, но и ее служителей, Фуше не видел ей места в новом обществе. Поскольку одной из основных функций церкви был присмотр за больными, бедными, убогими, то она должна перейти к другим учреждениям. Религия и рассуждения не помогут людям. Необходимо «организовать социальные учреждения, общественную помощь, образование, выплаты и национальные праздники», «пусть во всех частях Республики недуг нищеты найдет убежище, помощь, участие» [5, р.208]. Фуше призывал создавать то, что в ближайшее время получит название филантропических комитетов. Организации, призванные взять на себя присмотр за всеми больными, убогими и страждущими. Акцент делался на подчеркнутом уважении к подобным людям и их бедам со стороны властей и патриотической общественности. Декларируемая с трибун добродетель не должна оставаться на бумаге, она находила себе применение в реальной жизни.
Помимо филантропических порывов Фуше обрел известность как один из самых непримиримых борцов с «презренным металлом» - серебром,
золотом и всякого рода богатством. Богачи и «их преступления по отношению к свободе», богатство, «искупается в этом момент, единственно, прогрессивным налогом, принудительным займом» [5, р.208]. В этом пассаже заметны контуры принудительных займов и реквизиций. Отношение к собственности особенно важно для понимания места, которое занимал Фуше на политическом поле революции. Не секрет, что якобинцы отрицательно относились ко всякого рода эгалитаристским призывам, исходившим, начиная с зимы 1793 г. от крайне левых фракций - эбертистов и «бешеных». Не стала исключением и дискуссия в Конвенте по поводу принудительного займа. Предложение депутата Малларме произвести заем в размере 1 млн. франков, распределив его с учетом уровней доходов населения, Робеспьер встретил возражениями в речи 21 июня 1793 г. Одним из слабых мест декрета Неподкупный считал то, что «представленный план слишком низко спускается по лестнице градации состояний. Как будто мы стараемся пощадить богатых за счет мелких пролетариев» [3, с.24], и в нем потенциально скрыта социальная напряженность. Фуше предлагал свое решение данной проблемы - обложить налогом богачей. Собственно их богатство и являлось подчас единственным преступлением, т.к. его можно было использовать во вред революции.
«Размышления» вышли в свет 3 июля, в то время Фуше уже 4 дня находился в столице департамента Об - Труа. О его приезде жители узнали по большому числу расклеенных плакатов на улицах города. Обстановка в городе была неспокойной не только из-за борьбы революционных партий, но и потому, что Шампань - приграничный регион, которому угрожало вторжение войск коалиции. На комиссара сразу посыпались жалобы со стороны местных властей. Якобинцы требовали арестов и увольнений нерадивых чиновников, а законные власти констатировали невозможность справиться с рабочими торфяных разработок. Последние при подстрекательстве местного Народного общества восставали против властей. Многие комиссары сталкивались с подобной проблемой, власти в департаментах вместо попыток решения проблем перекладывали ответственность друг на друга.
Фуше решил консолидировать общество и донести до людей принципы новой Конституции, особенности значение событий 31 мая - 2 июня. Преследуя эту цель, он наводнил город листовками и плакатами, полными «пламенной и ортодоксальной революционной риторики» [17]. В воззвании к горожанам 29 июня он говорил:
«Набат и сигнальные пушки пробудили патриотизм, сообщая, свобода в опасности, только в этот момент ее можно спасти» [5, р.73]. В Конвент 30 июня Фуше отправил первое большое письмо. По словам комиссара, дни 31 мая - 2 июня встречены с энтузиазмом. Чтение конституционного акта сопровождалось «продолжительными аплодисментами» и «трогательными пожеланиями». На волне такого успеха по инициативе Фуше местное Якобинское общество из «Друзей свободы» переименовали в клуб «Друзей Конституции». Стоит отметить, департаменты Центра в целом отнеслись спокойно к восстанию 31 мая - 2 июня. В них не наблюдалось сколько-нибудь активных выступлений против установившегося нового порядка. Исключением не стали департаменты Об, Ньевр и Аллье, в которых оказался Фуше. Поэтому прокламации комиссара можно списать скорее на революционный порыв, чем на реальную необходимость.
К задаче по набору волонтеров народный представитель приступил без промедлений. По его свидетельству, люди незамедлительно стали вносить свои имена в списки. План мобилизации озвучили в клубе «Друзей Конституции». Сначала организовывалось шествие местных властей во главе с Фуше, а затем начиналась непосредственно запись добровольцев: «После девяти часов никто не может быть записан, вы выберите своих офицеров, денежное жалованье будет выплачено до прихода в Париж. До полудня вы выступите в путь, чтобы встретиться с вашими братьями в Вандее» [12, р.79]. Представитель лично возбуждал энтузиазм, он был повсюду, «на городской площади и у дверей всех мастерских, везде слышали голос, находящегося в опасности отечества» [6, р.535]. В начале списков стояли имена местных администраторов, служащих. Женщины и старики жалели, что не могут записаться и поэтому агитировали сыновей, мужей, братьев. Подобную картину рисовал проконсул. Практически наверняка уровень энтузиазма местных жителей преувеличен. Не подлежит сомнению, в записи принимали активное участие местные активисты народных обществ и клубов, и возможно большая часть населения, но говорить о том, что все как один бросились вносить свои имена в списки - значить приукрасить действительность. Все проволочки Фуше списывал на нерадивость чиновников. Он отмечал «поразительное противоречие»: «Граждане Оба готовы на все, что бы отправиться против врагов конституции. И между тем призывной контингент еще не набран» [14, р.268], однако «это не вина граждан, но результат множества уловок
господ, которые назначены исполнительной властью для выполнения этой операции» [14, р.268].
По ходу вербовки встала другая проблема - отсутствие экипировки и вооружения, недостаток провианта. Доходило до комичных ситуаций. Канониры просили у Конвента два орудия на время боевых действий, обещая вернуть их, как только надобность в них исчезнет. В результате, так и не добившись помощи просьбами, незадачливые петиционеры лично отправились к решетке Конвента.
Вопреки трудностям, Фуше наметил на 7 июля отправку первых добровольческих отрядов, по его словам, пришлось даже оставить дома лишних 1500 человек. В пригороде Сен-Савене устроили банкет, 8 июля в Вандею ушли канониры, а 9 июля - пехотинцы. Проконсул координировал действия с чрезвычайным депутатом от Нанта Пу-антелем, не забывая разжигать патриотизм местного населения. Его воззвания полны эпитетов к родному Нанту, «первому городу, который разрушил деспотические учреждения», а дух его патриотов настолько высок, что «нантские республиканцы, скорее, похоронят себя под прахом своего города» [5, р.73], чем сдадутся врагам.
Не забывал народный представитель указывать на подлинных врагов Республики. С этой целью разыгрывалась столь популярная в то время карта заговора. По словам комиссара, во главе «нового заговора против свободы» стояли «аристократы и фанатики» (священники - А.Р.). Гражданская война - результат их сговора с предателем Дюмурье. Против них и сочувствующих им надлежит направлять народный гнев.
После трех недель пребывания в Об комиссар направился в Дижон. Последний - достаточно консервативный город и народный представитель это отметил. В письме Конвенту от 22 июля Фуше характеризует Дижон, как «место пребывания унизительных средневековых цеховых организаций», он «насчитывает в своих стенах некоторое количество людей, которые дорожат своими старыми предрассудками и верят в привидений» [6, р.485]. Несмотря на резкую риторику, до августа Фуше не предпринимал никаких серьезных кадровых чисток. Объяснить это можно не нежеланием комиссара менять порядки, а тем, что в Дижоне и Труа он не встретил полной поддержки радикальных мероприятий. Фуше позднее ставил подобную «умеренность» себе в заслугу и говорил: «Я встретил там хороших граждан; я поддержал их на местах и окружил всеобщим доверием и уважением» [17].
В Кот-дОр комиссар устроил сбор национальной гвардии. Перед ней он произнес речь о
критическом положении страны. Картина получилась крайне колоритной. Гражданская междоусобица, «чудовище, рожденное на свет федерализмом и аристократией, пожирает статую Свободы» [6, р.485], патриотизм находился в оковах и утопал в крови. «Настоящие патриоты» воодушевились и выказали единогласное желание сражаться с врагами революции. Дижон покинул один батальон пехотинцев, две артиллерийские роты и небольшое число кавалеристов. Вдобавок к этому местные крестьяне сформировали подобие ополчения, готовые «применять против врагов Республики ужасные инструменты, которые они используют для окончания своей жатвы» [6, р.486].
Как и в Об виновниками тяжелой ситуации, в которую попала Республика летом 1793 г., Фуше считал роялистов, аристократов и федералистов. Близость с восставшим Лионом заставляла народного представителя не упускать из виду события, происходившие там. Он живописал ужасы, происходившие в Лионе: «Роялизм размахивает рядом с нами кровавым флагом гражданской войны...В Лионе, как и в Вандее, народ введен в заблуждение заговором против своего суверенитета; проливается кровь его (народа - А.Р.) защитников». Предупреждал: «Раздуваются ужасные страсти против Национального Конвента, его хотят распустить и заменить анархией или деспотизмом». «Все зло, на которое вы жалуетесь, совершенно точно должно быть приписано им (федералистам и аристократам - А.Р.)» [6, р.486], таковых Фуше одаривал «эпитетами»: «подлые», «глупые орды», «преступники», «отбросы нации». Яркая революционная риторика мобилизововала население, внушала мысль остерегаться предателей и создавала ощущение осажденной крепости. Для повышения гражданского сознания, народный представитель распорядился вывесить в коммунах списки добровольцев и их семей, что бы они были окружены «общественным уважением».
Последний летний месяц 1793 г. Фуше встречал в Ньевре - глубокой провинции, где весной того же года успели побывать непродолжительное время в качестве комиссаров Конвента Колло-д'Эрбуа, Лапланш и Форестье. Миссия Фуше в Ньевре стала самым ярким событием за всю историю революции для этого департамента. Он сделался своего рода символом революции, «промелькнув в революционных событиях Невера, без сомнения, он не был совсем забыт» [9, р.28]. К августу, после пяти недель нахождения в миссии, комиссар Фуше добился некоторых успехов. Во-первых, по мере сил, удалось укрепить республиканские принципы. Во-вторых, решить задачу по
набору волонтеров, вооружению и отправке их на борьбу с федералистами и вандейцами. Проявляя непреклонность, проконсул приказал сжечь пришедшие в Невер бумаги от «сеньоров, которые держат двор в Кане» [14, р.505], бывшем в то время одним из центров федерализма.
Август и начала сентября для Фуше по-прежнему сопряжены с решением военных вопросов. Остановив наступление вандейцев во второй половине лета 1793 г., Республика бросила все силы на подавление лионского восстания. В донесении 7 сентября Комитету общественного спасения Фуше писал об активности лионских мятежников на границах департаментов Аллье и Ньевра. Жители, по словам Фуше, проявляли рвение, только один департамент Ньевр мог выставить контингент в 5 тыс. чел. Свою роль он определял так: «я разжигаю во всех сердцах огонь мести» [15, р.347], мести против федералистов, восставших лионцев и врагов свободы. Правда, проблемы оставались прежними: нехватка оружия, обмундирования, канониры часто отправлялись в район боевых действий без орудий и т.п. С началом в сентябре настоящей осады Лиона войсками Доппе, успехами в Вандее решение военных задач начало отходить на второй план.
Как только у народного представителя в миссии появлялось время, он начинал решать социальные вопросы, занимавшие Фуше не меньше, а то и больше, чем военные. Приехав в Труа, проконсул выступил перед местными революционерами и обозначил цели социальной политики: «В течение ночи мы позаботимся о средствах, чтобы обеспечить существование ваших семей в ваше отсутствие и о том, чтобы вы получили достаточное для республиканцев удовлетворение, такое, какое родина должна солдату» [12, р.79]. Вопросы помощи семьям волонтеров Дижона и Труа стояли довольно остро. Фуше негодовал: все социальные вопросы саботируются местными властями. Он писал в Париж: «Я без сомнения, с энтузиазмом выполнил бы ваши (Конвента - А.Р.) постановления по прибытии в каждый департамент, устраивая распределение помощи» [6, р.535]. В продолжение абзаца было предложено одно из решений: «Я бы обязал главных налогоплательщиков сделать необходимые выплаты в кассу дистрикта» [6, р.535]. «Главные налогоплательщики» - это все состоятельные граждане и «выплаты» не заставили себя ждать.
Активные действия проконсула позволили Матьезу утверждать: «Фуше был одним из тех, которые думали, что революция может быть спасена только энергичной классовой политикой в пользу санкюлотов» [2, с.442]. Подобная классовая политика в 1793 г. была символом принадлежности к
более радикальным движениям левого толка, чем официальные власти и Якобинский клуб.
Во время миссии в департаменты Центра эгалитаристская политика Фуше снискала ему славу одного из первых «коммунистов» революционной эпохи. Как мы считаем, не совсем корректно использовать слово «коммунизм» применительно к действиям Фуше и вообще к социально-политической истории конца XVIII в. Более точным определением являться термин «эгалитаристская политика» (от фр. égalité - равенство). Эгалитаризм и его проводники (эбертисты, Парижская Коммуна, «бешеные») стал отличительной чертой леворадикальной идеологии I-II гг., к которой одинаково отрицательно относились как жирондисты, так и монтаньяры. С созыва Конвента и до весны 1794 г. эгалитаристские призывы стали существенной частью революционного дискурса, подчас определяя повестку дня. Не имея, в отличие от возникшей в XIX в. коммунистической идеологии, философской и научной базы эгалитаризм окрашивался в цвета народного гнева. Очень часто он сводился к простой формуле «Отобрать и поделить», отвечавшей чаяниям санкюлотов. Недаром главным рупором эгалитаризма явились движения, связанные с городскими низами и секциями, - эбертисты и «бешеные».
С августа 1793 г. началась борьба Фуше «с презренным металлом» - золотом. В его отношении надо поступать так, как и с его хозяевами: «Недостаточно гильотинировать заговорщиков, нужно гильотинировать преступные состояния» [9, р.34]. Экс-ораторианец проводил уравнительную политику жесткими методами, не ограничиваясь громкими заявлениями. Фуше обрушился на «богатых эгоистов», которые ни во что не ставили бедствия народа, не хотели делиться своими запасами. Он убеждал и доказывал: интересы Революции - это их интересы. Если они будут противиться, то «волны революции унесут их на рифы» [7, p.271], где их ожидает смерть. Это метафора - последнее предупреждение богатым собственникам, комиссар не намеревался с ними церемониться. Кто «не принесет в общий амбар все, что он произвел, когда это потребуется» [7, p.272], всякий кто отказывался смягчить тяжесть народной нужды попадал в разряд подозрительных, «богатство в его (богача -А.Р.) руках - это опасное оружие» [7, р.272].
Фуше, несмотря на угрозы, выступал против бездумного террора: «Нельзя, чтобы мечом правосудия размахивали наугад, закон устанавливает строгие наказания, а не проскрипции, которые настолько безнравственны, насколько и аморальны» [7, р.271]. С одной стороны крутые меры призваны удовлетворить запросы санкюлотов, а с
другой - важно не потерять для революции собственников и буржуа.
Справедливости ради необходимо отметить, что летом 1793 г. ряд дистриктов центральных департаментов оказался поражен голодом. Даже 1 сентября Фуше писал, что в Невере его ожидали «тревоги относительно продовольствия» [7, р.271]. Муниципалитету Сен-Мартинан в департаменте Аллье пришлось раздать голодающим овес, предназначавшийся для лошадей. Панические настроения набирали силу. Власти дистрикта Кюссе объявили виновными в голоде «лесных бродяг, эмигрантов, злодеев, которые захватывают зерно, чтобы потом им спекулировать» [11, р.296]. В некоторых местах, как например, в Мулене, при наличии зерна булочники не могли приступить к выпечке хлеба из-за отсутствия рабочих рук. Голодное население от безысходности в некоторых местах встречало комиссаров камнями. Подобная экономическая и социальная ситуация играла на руку уравнительной политике, направленной на решение продовольственной проблемы конкретными и самое главное быстродейственными методами - террором и реквизициями.
Продовольственную политику Фуше правомерно рассматривать как «срочный ответ на продовольственный вопрос» [11, р.296]. Богачи связывались в представлении народа со всеми бедами. Обладание даже небольшим состоянием автоматически приравнивало человека к подозрительным. Любой «настоящий патриот» мог задаться вопросом: откуда это имущество? почему собственник не хочет поделиться и облегчить участь простых людей? Фуше, чувствуя настроения масс, умело провоцировал террор против богатых: «Я удивлен, граждане, вашим трудностям: вам недостает муки, возьмите ее у богатых аристократов, вам не хватает зерна, организуйте революционную армию и отправьте на эшафот собственников, выступающих против реквизиций» [11, р.298]. Обращаясь к богачам, Фуше вопрошал: «Вы спросите, в чем мы можем вас упрекнуть? Нищета ваших сограждан, постоянные и длительные страдания почтенных семей, тех, кто заплатил кровью за защиту вашей собственности, не дает ли это признаков вашей вины? Их отчаянье, слезы, осушившие свой источник, разве они не должны быть приписаны вашей гнусной жадности?» [8, р.685-686]. Состоятельные граждане обвинялись во всех смертных грехах: поражениях армий республики, социальном и продовольственном кризисе, коррупции и заговорах.
Будучи в Невере в начале октября 1793 г., Фуше так говорил о роле денег: «Богатство - самое ужасное оружие против Республики, когда оно
оказывается в руках ее врагов: они (враги - А.Р.) уже долгое время создают дефицит и лишения среди изобилия» [16, р.266]. Комиссар задавался вопросом: «для кого вы сохраняете ваши богатства, если вы должны либо восторжествовать с Республикой, либо умереть вместе с ней?» [8, р.686]. Подобная риторика близка по смыслу к тому, что писал в №279 «Папаши Дюшена» Эбер в августе 1793 г.: «С тех пор, как активные граждане более не существуют, с тех пор как несчастный санкюлот пользуется теми же правами, что и богатый вымогатель, все они, будь они прокляты, отвернулись от нас и употребляют всякие меры к уничтожению республики. Они скупили все продовольственные припасы, чтобы продавать их потом на вес золота или вызвать голод. » [2, с.421].
Главный удар Фуше нанес 22 вандемьера II года (14 октября 1793 г.). В Невере опубликована прокламация, в преамбуле которой говорилось: после того как сброшено «позорное королевское ярмо» у граждан осталось «ненасытное желание власти и богатства, которое всегда горит в глубине ваших сердец» [8, р.685]. Такая тяга - не порок и преступление - это болезнь, поражающая весь организм общества. Отсюда вывод: необходимо уничтожить источник болезни или ее носителей.
Проконсул объявил о ряде радикальных мер. Все «богатые собственники и фермеры, имеющие зерно» назначались лично ответственными за дефицит продуктов и зерна на рынках Невера. Отказ поставлять продукты или сопротивление реквизициям предусматривало унизительное наказание. На городской площади стоял эшафот, где в течение четырех часов выставляли нарушителя с табличкой «Спекулянт народным продовольствием, предатель родины». В случае повторного нарушения, человек с той же самой табличкой должен был отстоять два дня, потом попадал в тюрьму. Все имущество таких людей, кроме самого необходимого, подлежало секвестру, поместья - описи, а бумаги опечатывались. Данная мера не осталась на бумаге, булочник Ан-рио и хозяин гостиницы Кретьен попались на спекуляции хлебом и подверглись наказанию. Помимо собственников угроза ареста нависла и над фабрикантами: «Хозяева кузниц, печей и других мастерских, которые станут пренебрегать работой, будут объявлены подозрительными» [8, р.687]. Их обязывали строить новые цеха и мастерские, наращивать темпы производства. Наблюдательный комитет обязан был на месте посетить фабрики и мастерские удостовериться в их положении.
Подозрительным объявлялся любой фермер или землевладелец, не засевавший полностью имевшуюся пашню. В этом случае пустая земля принудительно засевалась, а собранный урожай
шел «неимущим гражданам». Денежные расходы по проведению данных мер предполагалось изыскивать у богатых, отказ понести расходы или несвоевременные выплаты грозили попаданием в списки подозрительных. Одна из самых известных эгалитаристских мер Фуше - введение так называемого «хлеба равенства». В департаменте Невер хлеб теперь продавался по 3 су за фунт. Муниципалитеты обязывались возместить булочникам ущерб «пропорционально их потерям» и взять на себя полицейские функции по контролю за выполнением предписаний народного представителя. Комиссар пытался поддержать на плаву ас-сигнат, введя принудительной обмен звонкой монеты на новые революционные деньги. В одном из посланий в столицу проконсул отмечал: «Ассиг-наты в большом количестве распространяются для того чтобы развращать народ в этом департаменте (Ньевр - А.Р.), розданы тысячи ассигнатов для моей дискредитации» [16, р.266].
Мадлен называл политику Фуше термином «террором равенства». Действительно очень точное определение, как практики, так и теоретической базы, подведенной под нее. Революционная ситуация постоянно вызывала к жизни теории заговоров, она в какой-то степени ими жила. Фуше находясь в департаментах, непосредственно не затронутых ни войной с коалицией, ни восстаниями, мог разделять общую веру в заговор, при наличии запроса на репрессии со стороны самой активной массы населения - санкюлотов. В Ньевре ничто не говорило о наличии масштабных контрреволюционных заговоров. Однако во всех его посланиях Республике грозила опасность. Фуше во всем видел, если не контрреволюционный заговор, то его попытку, а во время революции между намерением совершить преступление и самим преступлением, нет никакой разницы. Если кто-то слишком богат, значит он - враг, т.к. золото можно использовать против народа и республики, если кто-то не соглашается с революционным порядком управления, он - враг, если человек работает не в полную силу, он - саботажник, а значит враг. Народному обществу Невера «апостол Равенства» указал конкретно на тех, с кем следует бороться: «Ваши самые грозные враги - священники, аристократы и богатые злодеи» [9, р.42]. Жесткость и догматизм Фуше являвшиеся частью его личности, гармонично слились с нарастанием в конце I года атмосферы террора и страха.
Одно дело печатать прокламации, а другое - претворять их в жизнь. Для этого проконсул опирался, прежде всего, на местных якобинцев, на самую радикальную часть, тех, кого называли
«ультра-революционеры». Перед отъездом в Лион 20 брюмера II года (11 ноября 1793 г.) Фуше обращался к Народному обществу Мулена: «Надо иметь большое вероломство или большую глупость, что бы все ваши мысли, весь ваш гнев направить на крайних патриотов, на ультра-революционеров... Вы можете быть уверены, они в большинстве своем ваши верные друзья. они (ультра-революционеры - А.Р.) напоминают кипящую воду, они сжигают себя, распространяя вокруг целительные пары» [9, р.42-43].
Состав народных обществ, революционных и гражданских комитетов не был однородным. Туда входили люди самого разного имущественного положения и рода занятий. По данным исследований в народных обществах доминировали ремесленники - 41,6%, далее шли наемные рабочие и торговцы - 20,1% и 15,7% соответственно. В революционных комитетах опять господствовали ремесленники - 45,3% , на втором и третьем местах находились торговцы и люди свободных профессий - 18,5% и 15,3%. В гражданских комитетах ремесленники также превалировали - 34,9 %, потом располагались люди жившие на доходы со своего имущества и торговцы -26,2% и 23,6% [10, р.171]. Анализируя приведенные данные, мы получаем следующий вывод: наиболее активными участниками революционных организаций являлись ремесленники, люди свободных профессий, служащие и торговцы. Это и была целевая аудитория обращений Фуше -люди, имевшие средний или ниже среднего уровня достаток. Именно они были заинтересованы в переделе имущества и решении проблемы социального неравенства, не лишены инициативы и образования. Наблюдательным комитетам отводилась важная роль. Они вместе с властями дистриктов ответственны за проведение в жизнь революционных мер, «собирать с богатых все необходимые суммы», «оказывать благородную поддержку несчастным гражданам и особенно семьям революционеров, сражающихся за Республику» [8, р.687]. Созданные для благих целей они не могли достигнуть их, т.к. состав членов, атмосфера заговора и страх сделали из комитетов инструмент сведения личных счетов. Тем более, Конвент декретами поощрял доносительство, обещая часть имущества или товара бдительному гражданину. Часто аресты и конфискации совершались на основании непроверенных доносов или откровенно нелепых слухов, в результате имущество «врагов» делилось между «патриотами».
Народный представитель организовал революционную армию из людей в возрасте 30-40 лет, имевших свидетельство о цивизме. Армия
насчитывала 200 человек пехотинцев, отряд кавалерии и артиллерию. За службу назначалось жалованье 3 ливра в день. Каждый день под угрозой 24-х часового ареста солдаты обязывались упражняться в военном деле. Помимо армии, в дистриктах создавались наблюдательные комитеты, что являлось выполнением декрета 5 сентября «О наблюдательных комитетах» [1, с.229]. В их компетенцию входил сбор средств, проведение революционных мер и оказание помощи неимущим, семьям добровольцев.
Для помощи беднякам создали филантропические комитеты, ответственные «за положение бедняков, обеспечение работой трудоспособных и помощь тем, кто ее не имеет» [12, р.103]. Фуше законодательно запретил бродяжничество в департаменте Аллье. Для бродяг отводились дома призрения, где «несчастные граждане будут одеты, накормлены за счет богатых, символы нищеты уничтожены» [11, р.299]. Власти обязывались разместить нищих в домах призрения или передать семьям родственников.
Эгалитарстский террор Фуше неизбежно тянул за собой и политический. В число подозрительных попадали не только люди, имевшие приличное финансовое положение, среди них встречались те, кто запятнал себя связями с королевским режимом. Недоверие «патриотов» возбуждали все, кто хоть в малой степени выделялся среди массы, не обязательно имуществом, а например, уровнем образования. В середине августа из Кламеси по приказу Фуше в Неверский трибунал отправлено 20 человек по самым сомнительным обвинениям. Там он организовал во главе с экс-священником Пареном наблюдательный комитет, наводивший страх на местное население. В сентября, в Невере, Фуше предложил служащим сделать выбор между «исполнением служебных обязанностей и эшафотом» [12, р. 97]. Адинистраторов поставили между контрреволюцией и якобинским топором.
В Дижоне под подозрение попали клерки, которые, по мнению Фуше, саботировали снабжение армии. В письме Комитету общественного спасения он отмечал: «Отделы департамента полны подозрительных людей» [14, р.519], а местную директорию называл «предательской». Проконсул возлагал надежды на дижонский муниципалитет: «Приятно встретить даже в этом городе энергичный патриотизм, поддерживаемый муниципалитетом, который может гордиться собой и заслуживает того, чтобы быть равным парижскому, и обществом самых горячих республиканцев» [6, р.485]. 13 сентября он сообщал Комитету, что власти городка Шарите «пригрели на
своей груди недоброжелателей и негодяев богачей, удерживающих народ в нищете» [15, р.475]. Народному представителю пришлось выступить перед людьми и открыть им глаза.
Под подозрение бдительного комиссара попал местный инспектор артиллерии генерал Дюбу-шаж и даже «морской министр (Монж - А.Р) тоже ему подозрителен» [15, р.475]. Спустя несколько дней Фуше в письме в Конвент хвалился, как ему удалось заставить признать вину и выдать сообщников преступника, судя по всему осужденного по политическим мотивам. «Это чудовище, напуганное близостью смерти, признало свое преступление и выдало сообщников, я послал на поиски, чтобы их гильотинировать вместе с ним» [15, р.569]. Получило продолжение и недовольство Фуше Монжем. В сентябре родной Невер посетил прокурор-синдик Парижской Коммуны Шометт и Фуше назначил его инспектором кузниц в Гереньи. Поводом к назначению стало недовольство Фуше: «Кузницы Гереньи я нашел в такой нищете, что вынужден был отстранить на месте инспектора и его секретаря, которые вечно чинят бесполезные препятствия. Место инспектора - пятое колесо в карете. Его занимал Уар - зять Монжа. Шометт, который прибыл в Гереньи с несколькими посланными мной комиссарами, подтвердил, Уар - аристократ, как и секретарь, я без колебаний приказал заключить их в тюрьму» [15, р.569-570]. Такая активность Фуше не являлась исключительно самодеятельностью. Конвент декретом 16 августа 1793 г санкционировал чистки властей и замену неблагонадежных людей на «граждан, известных, своим патриотизмом» [1, с.228].
Франсуа-Поль Лежандр - неверский депутат находился в начале октября 1793 г. на родине вместе с Фуше. Им вместе удалось выстроить настоящую систему надзора за провинцией. Пока один занимался «воодушевлением общественного мнения», устраивая праздники, шествия, выступая в клубах, другой «следил и осматривал все действующие кузницы, мастерские, арсеналы.. .посещал сараи, чердаки богатых фермеров и собственников, убеждаясь своими глазами в точности описей» [8, р.337]. Такое разделение полномочий повышало эффективность республиканской администрации. Гильотина, расположенная на центральной площади Невера не ржавела без дела. Фуше и Лежандр заверяли Конвент - меч правосудия не залежался в ножнах: «Мы продолжим преследовать преступление со всей энергией и упорством нашего характера, как только добудем доказательства. Эшафот уже совершил правосудие над тремя убийцами, он возвышается, встречая всех спекулянтов, предателей, плутов -
преступников, держащихся друг за друга; ужасный разбой и политика - вот их единственная мораль. Республика может возвыситься только на их прахе» [8, р.337]. Комиссары в начале октября получили «инструкции, в которых мы (Лежандр и Фуше - А.Р.) нуждались, чтобы очистить органы управления и суды» [8, р.152]. 9 октября наблюдательный комитет департамента Аллье создал проскрипционный список подозрительных лиц, инициировав арест 39 человек. Начавшийся с разовых акций в отношении клерков и мелких служащих, террор к октябрю с легкой руки Фуше стал приобретать все больший размах, радуя «настоящих патриотов» в Париже и провинции.
Ж.Жорес и Я.М. Захер подчеркивали руководящую роль Шометта в действиях Фуше в Ньевре, который находился в родном Невере, навещая мать с 18 по 23 сентября 1793 г. Данное утверждение диктовалось скорее отрицательным отношением к герцогу Отрантскому, которому отказывали в возможности иметь твердые убеждения. Подобная позиция не лишена слабых мест. Личность Шометта не располагала к тому, что бы он развернул масштабную деятельность, он теоретик, а не практик. Цель поездки Шометта носила личный характер - навестить больную мать, а не участвовать в политических баталиях. Фуше по-видимому решил использовать Шометта, который своим авторитетом перед земляками мог добавить весомости действиям комиссара. Время, потраченное Шомет-том на нахождение в Невере - всего пять дней -явно недостаточно для активного участия в местных событиях. И самое главное, Шометт не обладал никакими властными полномочиями диктовать волю народному представителю в миссии, облеченному практически безграничной властью. Все точки расставил сам Шометт, когда признавался, что «не смог бы в своей жизни сделать ничего подобного тому, что сделал в департаменте Ньевр народный представитель Фуше и санкюлоты народного общества Невера» [13, р.83-84]. Подводя итог работы Фуше, Шометт отмечал: будучи «в окружении федералистов, роялистов, фанатиков,
народный представитель Фуше имел в качестве советников трех или четырех гонимых патриотов и с этими слабыми помощниками он совершил настоящее чудо» [13, р.84] департамент «возрожден его (Фуше - А.Р.) отеческими заботами» [13, р.84]. Конечно, Шометт не мог не быть довольным действиями Фуше в Ньевре и по возвращению в Париж сделал хорошую прессу последнему среди левых патриотов. Признанием заслуг Фуше стала его назначение проконсулом в захваченный республиканцами Лион.
Подведем итоги пяти месяцам работы Фуше в департаментах Центра и Запада. Комиссар добился существенных успехов. Набор добровольцев, несмотря на объективные трудности, прошел достаточно успешно и волонтеры Ньевра и Аллье сражались в Вандее и под Лионом. Важным результатом для Фуше стала реализация обширной программы «всеобщей революции» в вопросах социального устройства. Находясь не в самых революционно активных департаментах, проконсул делал ставку на местных санкюлотов и народные общества. Возрожденная национальная гвардия, революционная армия, наблюдательные и филантропические комитеты стали рычагами, с помощью которых удалось навязать не только республиканский, но и революционный режим правления. Конечно, подобная республика крайне специфична, противоположна принципам 1789 г., зато она отвечала эгалитаристским устремлениям санкюлотских масс и тех, кого стали называть «ультра-революционерами». Жесткая вертикаль власти от проконсула до наблюдательного комитета дистрикта позволяла проводить смелые преобразования: устанавливать равенство, бороться со спекулянтами и «презренным металлом». Фуше являл в 1793 г. поразительный пример реализации заявленных целей. В брюмере II года работа Фуше получила высокую оценку в Париже со стороны радикальной части якобинцев в лице Шометта. Он стал не только подлинным «апостолом Равенства», но и примером для других ультра-революционеров.
Список литературы
1. Документы истории Великой Французской революции. Т.1. М., 1990.
2. Матьез А. Французская революция. Ростов-на-Дону, 1995.
3. Робеспьер М. Избранные произведения: в 3-х т. Т.3. М., 1965.
4. Archives parlementaires. Recueil complète des débats législatifs et politiques françaises. T.67. P., 1896-1901.
5. Archives parlementaires. Recueil complète des débats législatifs et politiques françaises. T.68. P., 1896-1901.
6. Archives parlementaires. Recueil complète des débats législatifs et politiques françaises. T.69. P., 1896-1901.
7. Archives parlementaires. Recueil complète des débats législatifs et politiques françaises. T.73. P.,
1896-1901.
8. Archives parlementaires. Recueil complète des débats législatifs et politiques françaises. T.76. P., 1896-1901.
9. Brebisson J de. Fouche duc dOtrante. Republicain. Imperialiste. Royaliste. P., 1906.
10. Histoire et dictionnaire de la Révolution francaise: 1789-1799. P., 1997.
11. Liris E. On rougit ici d'etre riche// Annales historiques de la Révolution française. 1995, №300.
12. Madelin L. Fouché. T.1. P., 1901.
13. Martel C. de Étude sur Fouché et sur le communisme dans la pratique en 1793. P., 1873.
14. Recueil des actes du Comité du salut public avec la correspondence officielle des représentants en mission et le registre. T.5. P., 1889.
15. Recueil des actes du Comité du salut public avec la correspondence officielle des représentants en mission et le registre. T.6. P., 1889.
16. Recueil des actes du Comité du salut public avec la correspondence officielle des représentants en mission et le registre. T.7. P., 1889.
17. Waresqueil E de. Fouché. Les silences de la pieuvre. P., 2014.
Об авторе
Роленков Альберт Геннадьевич - аспирант, кафедра всеобщей истории, международных отношений и международного права, Брянский государственный университет имени академика И.Г. Петровского, [email protected]
