CC BY
43
УДК 316.7; 303.6
Н.Г. Федотова
ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК ОБЪЕКТ ЭМПИРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
В статье анализируется отечественный опыт эмпирических исследований территориальной идентичности, а также методология сбора идентификационной информации.
Ключевые слова: территориальная идентичность, эмпирическое исследование, методы исследования идентичности
Научные исследования территориальной идентичности и различных ее форм (городской, региональной,
локальной) становятся все более популярными у современных ученых. Подобная ситуация объясняется тем символическим потенциалом, которым обладает территориальная идентичность в эпоху глобализации, информатизации и в условиях растущей конкуренции территорий за привлечение ресурсов. Известный теоретик современности Мануэль Кастельс в своей работе «Власть идентичности» [1] показал, что в информационном обществе особую роль, помимо этнических и религиозных, приобретают территориальные типы идентичностей, и именно они становятся источником перемен.
Устойчивая и позитивная территориальная идентичность оказывает устойчивое влияние на внутреннюю социокультурную динамику территориальных сообществ и нередко становится основой в создании привлекательного образа места. При этом ресурсный потенциал территориальных форм идентичности все чаще осмысляется в рамках накопления символического капитала места, т.е. совокупности значимых элементов городской среды (архитектура, события, природные явления и пр.), которые приносят ей прибыль в виде известности, узнаваемости и доверия со стороны различных сообществ. Отсюда, например, городская идентичность нередко рассматривается как конкурентное преимущество, которое следует использовать в борьбе за ресурсы и в разработке бренда места [2].
Следует отметить, что в европейской науке проблема территориальной идентичности сложилась в рамках исследований идентичности места, «рlace identity» (M.Lalli, H.Proshansky, C.Hague, G.Breakwell). При этом социолог Марко Лалли отмечает недостаточность теоретических формулировок и эмпирических материалов в рамках проблемы взаимодействия индивида и локального места и наряду с этим поднимает проблему изучения чувства места, функционирующего на основании совокупности символических средств, обеспечивающих привязанность к месту [3, с. 285-303].
На данный момент территориальные (локальные) идентичности остаются недостаточно изученными и в российской науке, особенно на фоне научного интереса к идентичностям национальным и этническим. И «если к региональным идентичностям российские исследователи периодически все же обращались (чаще всего в контексте изучения политических процессов), то локальные идентичности оказались настолько забытыми отечественными гуманитариями, что место социологов, этнографов и культурологов чаще стали занимать географы» [4, с. 29]. Несмотря на то, что отечественный дискурс территориальной идентичности стал приобретать устойчивые черты, все же «эмпирические исследования различных видов идентичности характерны в основном для зарубежной науки» [5, с. 54]. Такая ситуация вызывает актуальность проведения эмпирических исследований территориальной идентичности, основанных на эффективных методиках сбора информации.
Основным подходом к исследованию территориальной идентичности в наши дни признается конструктивизм, позволяющий рассматривать данный феномен как динамичный конструкт. Территориальная идентичность, понимаемая как совокупность территориальных смыслов, обеспечивающих процесс отождествления с территорией через значимые для человека символические средства (образы, концепты, коды и пр.), конструируется посредством установления символической связи между личностью и территорией. Причем именно уникальные характеристики территории становятся основой для положительного восприятия и «переживания» своей принадлежности к местности. Нередко ученые, особенно в рамках ресурсного подхода к идентичности, для проведения сравнительных исследований, выделяют внутреннюю идентичность, характерную для жителей территории, и внешнюю, как результат идентификации территории представителями внешней среды.
Процесс территориальной идентификации весьма сложен, на него воздействуют различные факторы (политические, экономические и пр.). Для местного сообщества особое значение приобретают такие из них, которые позволяют управлять процессом формирования территориальных смыслов. Рассматривая данную проблему в рамках городской идентичности, А.Согомонов полагает, что города, оказавшиеся в условиях растущей конкуренции, вынуждены формулировать свое аутентичное качество и осуществлять поиск городской идентичности, однако «почти нигде этот поиск не реализуется как совместный культурный проект» [6]. Для этого необходимы исследования территориальной идентичности в городах и регионах, а их результаты могут быть использованы местными элитами для преобразования территорий.
Между тем эмпирические срезы территориальных форм идентичностей осложняются рядом трудностей, среди которых символическая природа и латентный характер данного феномена, т.е. территориальные смыслы
проявляются лишь во взаимодействии людей. Поэтому исследователю приходится извлекать информацию «из общественного сознания путем опросов, исследования средств массовой информации, анализа исторических источников и т.п.» [7, с. 98]. Даже обычный опрос потребует тщательной подготовки, поскольку респонденты не всегда способны осмыслить и передать нужную информацию.
Рассмотрим отечественный опыт эмпирических исследований территориальной идентичности и ее различных форм — локальной, региональной, городской, поскольку все они представляют собой способы изучения особенностей идентификации с местом, характера символической связи между человеком и территорией.
Эмпирическое исследование территориальной идентичности часто требует проведения репрезентативного опроса местных жителей, нередко массового. Так, О.И.Вендина в анализе московской идентичности использовала квартирный опрос 3500 москвичей в зависимости от места проживания, возраста, образования респондентов, в результате которого выявила консолидирующую роль городской идентичности и ее ценностные основания, способные поддержать интеграцию москвичей и работать на позитивные гражданские цели [8].
Фокус-группа и углубленное интервью, включая экспертное, являются едва ли не самым популярным методом качественного эмпирического среза территориальной идентичности. В частности, при анализе сибирской идентичности А.Анисимова и О.Ечевская использовали методологию, сочетающую возможности экспертного опроса и лейтмотивных интервью, где в качестве респондентов выступили обычные сибиряки и профессиональные эксперты. Данная стратегия, включавшая три плана (изучение биографий информантов; интервьюирование носителей сибирской идентичности и экспертов; сравнение полученных в трех городах сведений), позволила специалистам «описать максимально широкий спектр различий в представлениях о содержании и контекстах актуализации сибирской идентичности, а также ключевые основания этих различий» [9, с. 18].
Е.В.Морозова и Е.В.Улько также построили эмпирическое исследование идентичности Краснодарского и Ставропольского краев на качественном срезе информации, проверяя гипотезу о том, что чем выше уровень локальной идентичности, тем больше участий жителей в решении проблем территориального сообщества. В качестве методов использовалось «фокусированное групповое интервью, применялись также метод ранжирования (модификация методики Е.Н.Даниловой)» [10, с. 141] и одна из методик, о которых будет сказано ниже. В ходе опроса (67 участников) авторы выявили пять типов локальной идентичности и элементы, на основе которых происходит идентификация с территорией.
Следовательно, эмпирическое изучение территориальной идентичности, как правило, базируется на комплексной методологии с приоритетом качественных срезов идентификационной информации, что объясняется сложностью изучаемого явления. Комплексность же позволяет исследователю решать целый ряд задач и выявлять различные аспекты идентичности. И чем масштабнее исследовательский проект, тем более сложна методология, которая нередко включает богатый эмпирический массив.
Так, целью одного из проектов стало исследование локальных (городских) идентичностей в ряде городов России (Владимир, Смоленск, Ярославль и пр.) как основы формирования устойчивых местных сообществ в рамках проблемы повышения уровня социального доверия и солидаризации. Авторами проекта были предусмотрены не только репрезентативные массовые опросы. В некоторых городах для подтверждения гипотезы о том, что «раскрытие сообществ / солидарностей / доверия людей можно осуществить на основе развития рамочной коллективной идентичности, связанной с местом проживания людей» [11, с. 30] исследователи применяли методики полуструктурированного экспертного интервью и дискуссионных фокус-групп. В основу эмпирического среза была положена следующая структура локальной идентичности: значимое (центральное) место; представления о локальной географии; пантеон героев города; мифы, ценности, святыни, самостояния / гордости; представления о структуре сообщества; ритуалы воспроизводства идентичности.
Группа исследователей в рамках реализации проекта «Пермь как стиль» провела эмпирическое исследование пермской идентичности также при помощи социологических и культурно-антропологических исследований, включая массовый опрос «жителей Перми в декабре 2012 года по квотной репрезентативной выборке методом стандартизированного интервью» [4, с. 6]. Проблема локальной идентичности, поднятая авторами, была рассмотрена через анализ пермского стиля, образа пермяка, символов Перми, пермского характера и особенностей гражданственных, образовательных, творческих, экономических практик Перми.
Программа эмпирического исследования Н.К.Радиной, основанная на выявлении динамических трансформаций нижегородской идентичности, была организована путем сравнительного анализа идентификационных кодов горожан, разделенных временным лагом в 12 лет. Она использовала три среза: символический, в виде «неструктурированного проблемно-ориентированного (проективного) интервью, моделирующего разговор в поезде» [12, с. 60], социально-психологический — через прямой опрос жителей региона (на основании трехступенчатой анкеты) и социально-политический — по данным «Техники репертуарных решеток» Келли, показывающей предпочтения горожан в отношении представителей власти [12, с. 60].
Отметим, что эмпирический анализ территориальной идентичности нередко проводятся с использованием методик, сложившихся в рамках изучения образа места. Это объясняется тем, что образ места также формируется у человека на основании визуальных и вербальных следов (картинок, названий, цветов,
Ученые записки Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. № 3 (11). 2017 ' '
символов и пр.) восприятия места, тех ассоциаций, с помощью которых оно идентифицируется. Так, территориальная идентичность изучается с помощью ментальных карт, получивших свое распространение благодаря Кевину Линчу, который использовал их для изучения образа города. Ментальные карты позволяют определить особенности восприятия людьми городской территории, найти значимые места, с помощью которых идентифицируется город (аллеи, имена, памятники, народные промыслы и пр.). Данные исследования нередко предполагают изучение образа территории через взгляды жителей, ведь респонденты изображают или указывают то, что в большей степени актуально для них. И.С.Самошкина в эмпирическом анализе феномена территориальной идентичности для получения сведений об образе места, его оценки и выявления неосознаваемых аспектов идентичности использовала следующие методики: сочинение на тему «Мой район», метод неоконченных предложений, метод «10 качеств района», психологический рисунок «Мой район» [13]. Следует заметить, что методика завершения предложений использовалась также и в исследовании Е.В.Морозовой и Е.В.Улько.
Кроме того, эмпирическое исследование территориальной идентичности нередко предполагает анализ текстов (контент-анализ, нарративный анализ и пр.), направленных на обнаружение символических связей, скрепляющих человека и территориальную среду, обеспечивающих привязанность человека к месту. В таких исследованиях применяются методы интерпретации текстов, которые условно можно отнести к дискурсивному анализу, преследующему цель вскрыть «невидимое», исследовать смыслы, прикрепленные к словам, фразам, а также контекстам их актуализации.
Если дискурс является способом символического производства территориальных значений и ассоциаций, то территориальная идентичность — это результат доминирующих дискурсов, а тексты — репрезентанты территориальной идентичности, отражающие идентификационные коды. Дискурсивный анализ текстов призван выявлять глубинные штрихи территориальной идентичности путем изучения ментально укорененных значений. В качестве эмпирических данных для дискурсивного анализа используются тексты самых разных дискурсов: политического (тексты политиков, документы), научного (статьи, интервью), художественного (кинофильмы, сказки), туристического (туристические сайты) и пр. Такой масштаб эмпирических материалов создает определенные трудности для исследователя, приводя его к необходимости выбора, в соответствии с задачами проекта, тех или иных дискурсивных практик. Так, в Ханты-Мансийском округе — ЮГРЕ для изучения территориальной идентичности как ресурса формирования бренда специалисты использовали контент-анализ «ценностного поля в сообщениях окружных СМИ» [14]. В исследование были включены местные и федеральные издания, где с помощью специальной методики анализа текстов, позволяющих выявить ценностные ориентации населения, были определены перспективы создания благоприятного бренда округа.
В завершении, осветим некоторые аспекты эмпирического исследования новгородской идентичности, проведенного в 2016—2017 гг. в рамках изучения структуры территориальной идентичности, ее ресурсного потенциала и стратегий формирования. Для проведения эмпирического среза мы использовали понятие «маркер территориальной идентичности», которое позволило конкретизировать предмет исследования и обозначить репрезентантов идентификационной информации. Маркеры (символические маркеры) территориальной идентичности — это визуальные и вербальные фиксаторы территориальной идентичности, которые представляют информацию о территории в конкретных знаковых носителях [15]. Использование идентификационных маркеров, представляющих доминирующие образы, концепты, бренды, коды территории, как универсальной знаковой категории, позволило в рамках проекта проводить сравнительные эмпирические исследования территориальной идентичности, в том числе полученные с помощью разных методик.
Эмпирическое исследование новгородской идентичности проводилось в два этапа. Цель первого — определить аутентичные новгородские смыслы, с помощью которых поддерживается сопричастность жителя Великого Новгорода с территорией, строится отличие новгородцев от всех прочих. Среди методов применялись: а) качественный экспертный опрос с квотой экспертов по виду деятельности (всего было опрошено 23 эксперта в области политики, бизнеса, науки и пр.) и использованием структурированного опросника, включающего элементы открытых и полузакрытых вопросов; б) контент-анализ пяти ведущих региональных СМИ. Данная методология позволила определить ключевые маркеры новгородской идентичности, выявить степень их позитивности и контексты актуальности, а также направления использования символического ресурса идентичности в преобразовании территории.
Целью второго этапа стало уточнение полученных результатов с позиции обычных новгородцев и решение ряда дополнительных задач, проясняющих специфику новгородской идентичности (элементы территории, передающие «дух места», основания для эмоциональной связи с территорией, перспективы создания позитивного образа и пр.). Эмпирические данные были получены путем качественного опроса жителей Великого Новгорода, с элементами вербализированной ментальной карты. Для отобранных 53 респондентов (с квотой по возрасту, сфере деятельности, времени проживания и пр.) было предложено заполнить опросный лист, составленный преимущественного из открытых вопросов. При этом вербализация ментальных карт предполагала, что на некоторые вопросы вместо рисунков респонденты путем письменной речи называли и описывали то, как они видят свой город, что позволило отойти от психологической основы метода и сделать его более универсальным.
В целом же результаты, полученные на примере эмпирического исследования новгородской идентичности, подтвердили гипотезу проекта о структурных компонентах, формирующих идентификационные
связи с территорией, куда входят как правило, известные личности, природные объекты и ландшафт, символы, бренды, статусы территории, названия, памятники, события истории и культуры, визуальные особенности места.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Новгородской области в рамках научного проекта № 16-13-53002 «Территориальная идентичность как символический ресурс региона».
1. Castells M. The Power of Identity: The Information Age: Economy, Society and Culture Vol. II. Wiley-Blackwell, 2010. 584 p.
2. Anholt S. Editorial Place branding: Is it marketing, or isn't it? // Place Branding and Public Diplomacy. 2008. Vol. 4. № 1. P.1-6.
3. Lalli M. Urban-related identity: Theory, measurement and empirical findings // Journal of Environmental Psychology. 1992. № 12. P. 285303.
4. Стилистические особенности пермской городской идентичности. СПб., 2014. 272 с.
5. Дягилева Н.С. Теоретические аспекты городской идентичности // Брендинг малых и средних городов: опыт, проблемы, перспективы. Екатеринбург, 2013. С. 54-59.
6. Согомонов А.Ю. Современный город: стратегия идентичности [Эл. ресурс] // Неприкосновенный запас. 2010. № 2 (70). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2010/2/so21.html (дата обращения 01.07.2017).
7. Смирнягин Л.В. О региональной идентичности // Пространство и время в мировой политике и международных отношениях: Материалы 4-го Конвента РАМИ: В 10 т. Т. 2: Идентичность и суверенитет: новые подходы к осмыслению понятий. М., 2007. С. 81-107.
8. Вендина О.И. Московская идентичность и идентичность москвичей // Известия РАН. Серия географическая. 2012. № 5. С. 27-39.
9. Анисимова А., Ечевская О. «Сибиряк»: общность, национальность или «состояние души»?// Laboratorium. 2012. № 3. С.11-41.
10. Морозова Е.В., Улько Е.В. Локальная идентичность: формы актуализации и типы // Политическая экспертиза. Политекс. 2008. № 4. С. 139-151.
11. Крупкин П.Л. К вопросу о «гражданской религии» РФ: локальные идентичности Ростова-на-Дону и Ярославля // Социология религии в обществе Позднего Модерна: Сб. статей. Белгород, 2014. С. 29-35.
12. Радина Н.К. Город в пространстве и времени: проблемы территориальной идентичности в контексте социально-экономических изменений. Нижний Новгород, 2015. 344 с.
13. Самошкина И.С. Территориальная идентичность как социально-психологический феномен // Вопросы психологии. 2008. № 4. С. 99-106.
14. Наумов Д. Н. Региональная идентичность как главный фактор формирования благоприятного бренда территории (на примере ХМАО-ЮГРЫ) [Эл. ресурс] // Современные проблемы науки и образования (Электронный научный журнал). 2012. № 5. URL: http://www.science-education.ru/105-7151 (дата обращения 01.07.2017).
15. Архипова А.Э., Федотова Н.Г. Маркеры территориальной идентичности как символическая основа брендинга места [Эл. ресурс] // Ученые записки НовГУ. 2016. № 6. URL: http://www.novsu.ru/univer/press/eNotes1/i.1086055/?id=1228534 (дата обращения 01.07.2017).
References
1. Castells M. The Power of Identity: The Information Age: Economy, Society and Culture Vol. II. Wiley-Blackwell, 2010. 584 p.
2. Anholt S. Editorial Place branding: Is it marketing, or isn't it? // Place Branding and Public Diplomacy. 2008. Vol. 4. № 1. P.1-6.
3. Lalli M. Urban-related identity: Theory, measurement and empirical findings // Journal of Environmental Psychology. 1992. № 12. P. 285303.
4. Stilisticheskie osobennosti permskoy gorodskoy identichnosti. SPb., 2014. 272 s.
5. Dyagileva N.S. Teoreticheskie aspekty gorodskoy identichnosti // Brending malykh i srednikh gorodov: opyt, problemy, perspektivy. Ekaterinburg, 2013. S. 54-59.
6. Sogomonov A.Yu. Sovremennyy gorod: strategiya identichnosti [El. resurs] // Neprikosnovennyy zapas. 2010. № 2 (70). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2010/2/so21.html (data obrashcheniya 01.07.2017).
7. Smirnyagin L.V. O regional'noy identichnosti // Prostranstvo i vremya v mirovoy politike i mezhdunarodnykh otnosheniyakh: Materialy 4-go Konventa RAMI: V 10 t. T. 2: Identichnost' i suverenitet: novye podkhody k osmysleniyu ponyatiy. M., 2007. S. 81-107.
8. Vendina O.I. Moskovskaya identichnost' i identichnost' moskvichey // Izvestiya RAN. Seriya geograficheskaya. 2012. № 5. S. 27-39.
9. Anisimova A., Echevskaya O. «Sibiryak»: obshchnost', natsional'nost' ili «sostoyanie dushi»?// Laboratorium. 2012. № 3. S.11-41.
10. Morozova E.V., Ul'ko E.V. Lokal'naya identichnost': formy aktualizatsii i tipy // Politicheskaya ekspertiza. Politeks. 2008. № 4. S. 139151.
11. Krupkin P.L. K voprosu o «grazhdanskoy religii» RF: lokal'nye identichnosti Rostova-na-Donu i Yaroslavlya // Sotsiologiya religii v obshchestve Pozdnego Moderna: Sb. statey. Belgorod, 2014. S. 29-35.
12. Radina N.K. Gorod v prostranstve i vremeni: problemy territorial'noy identichnosti v kontekste sotsial'no-ekonomicheskikh izmeneniy. Nizhniy Novgorod, 2015. 344 s.
13. Samoshkina I.S. Territorial'naya identichnost' kak sotsial'no-psikhologicheskiy fenomen // Voprosy psikhologii. 2008. № 4. S. 99-106.
14. Naumov D. N. Regional'naya identichnost' kak glavnyy faktor formirovaniya blagopriyatnogo brenda territorii (na primere KhMAO-YuGRY) [El. resurs] // Sovremennye problemy nauki i obrazovaniya (Elektronnyy nauchnyy zhurnal). 2012. № 5. URL: http://www.science-education.ru/105-7151 (data obrashcheniya 01.07.2017).
15. Arkhipova A.E., Fedotova N.G. Markery territorial'noy identichnosti kak simvolicheskaya osnova brendinga mesta [El. resurs] // Uchenye zapiski NovGU. 2016. № 6. URL: http://www.novsu.ru/univer/press/eNotes1/i.1086055/?id=1228534 (data obrashcheniya 01.07.2017).
Fedotova N.G. Territorial identity as object of empirical study. Russian empirical research on territorial identity and methods for collecting identification information are analyzed in this paper.
Keywords: territorial identity, empirical research, methods of research identity.
Ученые записки Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. № 3 (11). 2017 ' -
Сведения об авторе. Н.Г.Федотова — кандидат философских наук, доцент кафедры теории истории и философии культуры НовГУ, fedotova75@mail.ru.
Статья публикуется впервые. Поступила в редакцию 16.08.2017.
