CC BY
1
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024.
№ 80. С. 5-22.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2024. 80. pp. 5-22.
ОНТОЛОГИЯ, ЭПИСТЕМОЛОГИЯ, ЛОГИКА
Научная статья УДК 304.444
doi: 10.17223/1998863Х/80/1
ТЕРМИНОЛОГИЯ КАК КОГНИТИВНЫЙ ФЕНОМЕН: НА ПУТИ К НОВЫМ ОБРАЗАМ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОЙ РАБОТЫ
Игорь Борисович Ардашкин1, Александра Игоревна Ардашкина2
1 2 Национальный исследовательский Томский политехнический университет,
Томск, Россия
2 Национальный исследовательский Томский государственный университет,
Томск, Россия
1 [email protected] 2 [email protected]
Аннотация. Исследуется терминология как когнитивный феномен с целью уточнения того, что меняется в понимании термина, терминологии, терминологической деятельности в связи с когнитивным поворотом, происходящим в последние десятилетия в сфере эпистемологии и когнитивных наук. Авторы обращают внимание на то, что трансформация представлений о познании (научном познании), характере его осуществления в контексте смены эпистемологических парадигм сопровождается изменением таких ключевых составляющих познавательного процесса, как субъект, объект, язык.
Ключевые слова: терминология, когнитивные науки, когнитивный поворот, социоко-гнитивная теория терминологии, фреймовая теория терминологии, сетевая структура терминологии
Благодарности: исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект РНФ № 24-28-00048) Концептуализация стратегий развития терминологии: социально-философские основания и социолингвистический подход», https://rscf.ru/project/24-28-00048/
Для цитирования: Ардашкин И.Б., Ардашкина А.И. Терминология как когнитивный феномен: на пути к новым образам терминологической работы // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024. № 80. С. 5-22. doi: 10.17223/1998863Х/80/1
ONTOLOGY, EPISTEMOLOGY, LOGIC
Original article
TERMINOLOGY AS A COGNITIVE PHENOMENON: ON THE WAY TO NEW IMAGES OF TERMINOLOGICAL WORK
Igor B. Ardashkin1, Aleksandra I. Ardashkina2
1 2 National Research Tomsk Polytechnic University, Tomsk, Russian Federation 2 National Research Tomsk State University, Tomsk, Russian Federation 1 [email protected] 2 [email protected]
© И.Б. Ардашкин, А.И. Ардашкина, 2024
Abstract. Terminology is studied as a cognitive phenomenon in order to clarify what is changing in the understanding of the term, terminology, and terminological activity in connection with the cognitive turn occurring in recent decades in the field of epistemology and cognitive sciences. The authors draw attention to the fact that the transformation of ideas about knowledge (scientific knowledge), the nature of its implementation in the context of a change in epistemological paradigms is accompanied by changes in such key components of the cognitive process as subject, object, language. If in the epistemological paradigm of positivism a certain cognitive certainty was associated with these concepts (the subject is the central cognitive actor, the object is empirically knowable, language is directly related to the subject in its description of the object, etc.), then when moving away from the epistemological paradigm of positivism ideas about the subject, object and language lose their definition. The subject loses the evidence of rationality and cannot rely on the evidence of his own reflection, which means the loss of his autonomy and self-sufficiency. The object appears as a complex multi-level formation where each level can be described on the basis of scientific theories alone, but there are no theories that describe all levels of the world as an object of knowledge and there are no theories that would correlate their descriptions of the world with each other. Language also appears as a certain way of describing the world whose nature is playful in nature and depends on the social conditions of its use. If in the epistemological paradigm of positivism terminology appears as the culmination of a cognitive process, completing it in the form of a dictionary or reference book, then in the modern epistemological paradigm terminology appears as a decentralized functionality, the essence of which cannot be reduced to the formation of a dictionary or reference book of a professional field of knowledge or scientific discipline. Today, terminological work is rather a process of a cognitive nature with corresponding semantic, linguistic, cognitive, sociocultural and other components, within which it is virtually impossible to indicate its beginning and end. A terminological corpus is a network structure consisting of various ontologies (databases, knowledge bases, etc.) connected to each other, but this connectedness is implicit. Carrying out terminological work is the processing of databases using terminology to establish as many connections as possible between them. In other words, terminological work is associated with the construction of ontologies by inscribing the latter into social reality. The influence of the cognitive turn on terminological activity is manifested in the formation of cognitive theories of terminology, such as the sociocognitive theory of terminology by Rita Temmerman and the frame theory of terminology by Pamela Faber. These theories demonstrate in different ways the consideration of terminology as a cognitive phenomenon, but in general they reflect the changes that occur in connection with the change in the status of the latter.
Keywords: terminology, cognitive sciences, cognitive turn, sociocognitive theory of terminology, frame theory of terminology, network structure of terminology
Acknowledgments: The study is supported by the Russian Science Foundation, Project No. 24-28-00048, https://rscf.ru/project/24-28-00048/
For citation: Ardashkin, I.B., & Ardashkina, A.I. (2024) Terminology as a cognitive phenomenon: on the way to new images of terminological work. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 80. pp. 5-22. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/80/1
Введение
Развитие информационно-коммуникационных технологий, генетики, логики, социально-гуманитарных наук, философских направлений и т.д. привело к появлению когнитивистики - междисциплинарной области, предметом которой стало изучение познания как отдельного предмета исследования в качестве процесса и результата. Когнитивистика подходит к любому феномену своего изучения как к познавательному процессу, побуждая нас заново для себя переоткрыть данный предмет.
Познание в когнитивистике рассматривается не просто как процесс получения знания субъектом об объекте, а как процесс, в котором эпистемологические характеристики проявляются во всевозможных свойствах объекта, нераздельно сосуществующего в мире с другими объектами, с субъектом (субъектами), взаимодействием их между собой.
В связи с данной тенденцией было бы полезно посмотреть на терминологию как на когнитивный феномен, на то, как меняет такой подход само понятие «термин», методологию терминологической работы, соответственно преимущества и недостатки для последней избранного способа рассмотрения.
Надо уточнить, что терминология всегда являлась в каком-то смысле когнитивным феноменом, поскольку термины выступали в качестве определенных лингвистических единиц, выражающих определенную область знания. Другое дело, что терминология рассматривалась в качестве уже состоявшегося результата познания (прежде всего научного), фиксировавшего единицы приобретенного научного знания в качестве таких его составляющих, как термины. Поэтому подходить к терминологии как к когнитивному феномену было естественно, так как результат уже получен, обработан и включен в соответствующий формат (тезаурус, словарь, справочник).
Но, как показывает исследовательский опыт в области терминологии, очень многие процессы и результаты, полученные в одних областях знания, через некоторое время воспроизводятся, пусть и с опозданием в других областях знания. В частности, тенденции развития семантических теорий в аналитической философии через несколько десятилетий со схожими аспектами фактически повторились в развитии теорий терминологии (терминологического планирования). Позволим себе не вдаваться в подробности, поскольку уже в одной из предшествующих работ все это было подробно исследовано и продемонстрировано [1].
Если же брать шире контекст философских подходов к процессам познания, то в отношении терминологии как когнитивного феномена также проявилась определенная повторяемость. Позитивизм как эпистемологическая позиция строился на идеях возможности познания мира субъектом, на признании научного познания как самого достоверного (истинного) познания, где подлинность результатов носила эмпирический, а не метафизический характер. Правда, в процессе развития позитивизма (первый позитивизм, эмпириокритицизм, логический позитивизм, постпозитивизм) выяснилось, что далеко не все так просто и однозначно в понимании научного познания как самого достоверного познания, особенно когда пошла речь о возможности языковых способов выражения полученных эмпирическим путем научных знаний (о том, как связаны мир и знания посредством языковых выражений).
Однако изначально в способах связи мира и знания посредством языка позитивисты не видели сложностей, полагая, что эта связь имеет простой и однозначный характер, позволяющий предельно точно описать приобретенный в познании опыт. Собственно, спустя почти 100 лет этот подход повлиял на понимание того, как должна строиться терминологическая работа и какой должна быть терминология. Когда появилась первая теория терминологии О. Вюстера, получившая название «общая теория терминологии», представление о том, что такое термин и как его необходимо формировать, сильно напоминало позитивистское понимание процесса научного познания пред-
ставителями его первого поколения (О Конт, Г Спенсер и др.). Такая своеобразная парадигма терминологического позитивизма.
Фактически термин понимался как слово из специальной (научной или профессиональной) сферы знаний, которое точно и однозначно (истинно) отображает часть знаний (концепт) из определенной предметной области. Так же как в позитивизме, процесс научного познания должен посредством эмпирических методов приводить к истинному результату в области конкретной научной дисциплины, так и в процессе терминологической работы термин должен приводить к истинному значению знания из научной или профессиональной сферы (четкая и однозначная дефиниция термина в словаре (справочнике) из определенной области научных знаний).
Позитивистская парадигма в эпистемологии сменилась, появились другие парадигмы (конструктивизм, феноменология, герменевтика, аналитическая философия и т.д.), как уже писали выше, даже сформировалась когнити-вистика как междисциплинарная область наук о познании, поменялось понимание познания, представления о роли субъекта в нем, тема истины «ушла в тень» и многое другое. Но как трансформация сложившихся трактовок о когнитивных процессах (когнитивный поворот) сказалась на терминологии, в полной мере еще не исследовано, хотя нельзя сказать, что таких работ нет вообще. Цель статьи - охарактеризовать терминологию как когнитивный феномен в контексте происходящего когнитивного поворота через определение содержания, форм, методов терминологической работы в этих новых обстоятельствах.
О связи эпистемологических парадигм и терминологии. Становление когнитивистики (когнитивных наук) как единой междисциплинарной области знаний о познании существенно скорректировало наши представления об этом феномене, продемонстрировало, насколько сложно оно организовано. Если не вдаваться в нюансы, а постараться обозначить наиболее значимые отличия представлений о познании, связанных с развитием когнитивных наук, то, наверное, самым важным изменением, которое можно выразить, будет изменение, связанное с оценкой познания как субъектоцентричного процесса. Это не значит, что субъект как источник познавательных усилий перестал быть таковым, это значит, что современная философия со своим полаганием субъекта (его рационального начала, как это сложилось в философии Нового времени) в результате различных междисциплинарных исследований продемонстрировала, что субъект не может быть таким надежным источником в своем рациональном проявлении, каковым он считался. Об этом говорит и эволюционная эпистемология (К. Лоренц и др.), демонстрируя, что многие познавательные процессы носят бессознательный характер, натурализуют а priori И. Канта, и когнитивная психология в виде бихевиоризма, необихевиоризма, нейролингвистического программирования и других направлений (сознание (разум) как запрограммированная модель поведения) (Д. Уотсон, Б. Скиннер и др.), «смерть субъекта» в философии постмодернизма (М. Фуко, Р. Барт) и т.д.
Общая идея пересмотра статуса субъекта как надежного основания для осуществления познавательных действий связана с признанием того, что субъект сам не является актором своего сознания и поведения, а «заложником манипуляций различных источников влияния (природы, социума, куль-
туры, языка и т.д.). Но пересмотр статуса субъекта в познании не значит элиминации темы, скорее, это поиски новых способов его функционирования. Рассмотрение субъекта не столько в его исключительно эпистемологическом формате, а в более полном, когда учитываются другие измерения его существования, которые, как сейчас становится очевидным, не могут не влиять на процесс познания. Как пишет А.П. Фоменко, «„смерть субъекта", обозначенная в качестве центральной идеи философии постмодернизма, предстает не столь радикальной. В отличие от классической философской трактовки здесь субъект не полагается сразу данным и всегда наличествующим. Однако он не является несуществующим вообще. Субъект есть, он рождается, создается, возникает, конституируется, формируется, становится субъектом. Субъект перестает восприниматься как неизменная, статичная и вечная инстанция/субстанция. Субъект больше не изначален (или безначален), он имеет момент начала - рождения, появления, создания и т.п. О каком бы субъекте ни шла речь - пишущем, говорящем, влюбленном, юридическом, - эта особенность распространяется на каждого.
Во-вторых, субъект имеет специфический модус существования, который сводится к процессу исчезновения. Субъект описывается как то, что постоянно исчезает, растворяется, рассеивается, теряется, но при этом никогда не исчезает до конца и целиком» [2. С. 14].
Получается, что субъект перестает пониматься как нечто неизменное, как стабильное и надежно воспринимающее начало, а предстает условно «живым» началом, имеющим точку отсчета для своей деятельности, предполагающий момент ее прекращения, погруженный в окружающий мир и зависящий от этого мира. В каждый момент своего существования не может в полной мере предугадать, что он из себя представляет и как он поступит, поскольку столько факторов влияет на него, что он не в силах все их осмыслить. Это не значит, что субъект не может стремиться что-либо предусматривать, предугадывать, прогнозировать или планировать, но все эти способы «забегания вперед» носят вероятностный характер.
Похожую эволюцию представлений о других составляющих познания претерпели объект, язык и т.д.
Объект как мир в целом утратил свое единство и упорядоченность. Мир (объект) предстает в многообразии проявлений, которые сложно свести к какой-то единой и четкой структуре, к четкой схеме их взаимодействия. Сегодня, например, физики пишут о том, что физическая реальность множественна и эти составляющие не могут быть описаны посредством единых универсальных формул и методик, что предполагает существование как минимум трех физических реальностей (микромир (квантовая реальность), макромир (мир, доступный человеческому восприятию), мегамир (звезды, галактики, Вселенная в целом)) [3].
Поэтому появляются новые способы представления физической реальности в качестве взаимопереплетенной системы, где одно связано с другим помимо каких-то очевидных каналов, какими-то еще имплицитными (неявными) способами и каналами. Например, теория бутстрэпа (bootstrap) Дж. Чу. Как пишет Ф. Капра, «если Эйнштейн произвел революцию своей теорией относительностью; если Бор и Гейзенберг своей интерпретацией квантовой механики произвели столь радикальные перемены, что даже Эйнштейн отка-
зывался принимать их, - то Чу совершил третий революционный шаг в физике XX века. Его „бутстрэпная" теория частиц объединяет квантовую механику и теорию относительности таким образом, что создаваемая им теория со всей полнотой проявляет квантовый и релятивистский аспекты субатомной материи, и в то же время является радикальным прорывом в западном подходе к фундаментальной науке.
В соответствии с „бутстрэпной" гипотезой природа не может быть сведена к фундаментальным сущностям, вроде фундаментальных строительных блоков материи, но должна пониматься исключительно на основе внутренней связности. Вещи существуют благодаря их взаимным отношениям и связям, и вся физика должна вытекать из единого требования, что ее компоненты должны быть взаимосвязаны друг с другом и логически связанными в самих в себе. Математическая основа „бутстрэпной" физики - теория S-матриц, матриц рассеяния, созданная Гейзенбергом в 40-е годы и развитая в течение последних двух десятилетий в сложный математический аппарат, прекрасно приспособленный для объединения принципов квантовой механики и теории относительности» [4].
Язык также начинает рассматриваться как лингвистическое средство связи субъекта и объекта, которое, с одной стороны, способно однозначно в знаниях отразить информацию о мире (логические позитивисты, Б. Рассел и др.), а с другой стороны, это сделать невозможно, поскольку на процесс употребления языка влияет много факторов (языковые игры) и понимание возникает только в том случае, когда участники коммуникации следуют единому правилу (Л. Витгенштейн). Но сколько таких правил и что они из себя представляют, сказать сложно. Как пишет В.А. Суровцев, «особый смысл приобретают концепции, дающие интерпретацию того, что значит следовать правилу. Подобных концепций накопилось много...» [5. С. 51].
Иными словами, когнитивные науки формируют образ познания как децентрализованного процесса, где каждая составляющая вносит свой вклад, но никто и ничто не имеет решающего значения.
Обращение к теме трансформаций в познании, смены представлений о роли и статусе субъекта, объекта, языка и т.д. сделано было для того, чтобы потом проанализировать, как обозначенные изменения повлияли на характер терминологической деятельности, понимание термина и терминологии.
Термин в рамках парадигмы терминологического позитивизма выступал своеобразным центром фиксации познавательного результата, где ключевой составляющей была область концепта (знаний), а сам термин играл роль технического сигнификатора. Это отражало мир через терминологическую структуру как систему, состоящую из специальных знаковых единиц, своеобразных «кирпичиков» мира, представленных в лингвистической (термины) и эпистемологической (концепты) формах.
Сами словари строились в качестве совокупности терминов в той или иной области знания, их главная задача - раскрыть как можно подробнее содержание этой области посредством демонстрации ключевых знаний, которые в свою очередь определялись через опрос экспертов из конкретной дисциплинарной сферы. Главное здесь даже не то, что представляет из себя словарь в конкретной дисциплинарной области, сколько его статус и отношение к нему. Ведь в каком-то смысле такой словарь - это кульминационный
этап в познавательном процессе по изучению избранной предметной сферы, своеобразный «центральный стержень», в котором указаны термины и приведены их значения. Работа со словарем призвана продемонстрировать полученный результат познавательных усилий исследователей, зафиксированный таким образом.
Поэтому работа строилась в терминологии с ориентацией на понимание того, что определяется предметная граница знания, обладающая характеристиками стабильности и точности (условно), а также число знаковых элементов в виде слов, выполняющих функцию терминов, с помощью которых эту область знаний (концептов) можно описать. Отсюда, в рамках первой модели (теории) терминологии О. Вюстера (общая теория терминологии), преобладание ономасиологического подхода, который ориентируется на концептуальную сферу, оставляя в стороне лингвистические аспекты, что позволяет нам термины обозначать как знаковые элементы с языковым содержанием. Как характеризует ономасиологический подход В.П. Даниленко, «ономасиологический способ рассмотрения языковых явлений предполагает, что говорящий исходит в своей деятельности из некоторого внеязыкового содержания и переводит это содержание в языковую форму; при этом та или иная языковая форма выбирается говорящим из находящейся в его распоряжении языковой системы и преобразуется им из системно-языкового состояния в речевое (формула: „внеязыковое содержание - языковая форма/языковая система -речь")» [6. С. 108].
Термины в рамках позитивистской парадигмы терминологии представляют знаковые единицы субъектоцентричного плана, которые и выступают базовыми элементами в словарях специальной предметной сферы без каких-либо отсылок на то, как они связаны с другими областями знаний (концептами), какой этап развития научного (профессионального) знания они представляют, как их употребляют в речи и в каком контексте. Доминирует концептуальная (знаниевая) сфера, опуская лингвистическую, коммуникативную, собственно терминологическую составляющие. Сам термин осуществляет техническую функцию знака для области знаний, не воспринимается как самостоятельный «участник» терминологии и терминологической деятельности.
Поэтому когнитивный поворот очевидным образом не может не повлиять на характер терминологической работы, понимание статуса термина и терминологии. Особенно хорошо это видно при переводах терминов с одного языка на другой, при использовании терминов одной предметной области в другой. Здесь сразу становится понятным, что перевод термина - это не просто подбор нужного слова на переводимый язык, это еще и поиск соответствующей концептуальной основы в иной социокультурной среде или предметной области, это учет коммуникативной ситуации, в рамках которой происходит употребление термина в одной среде для понимания того, есть ли схожий коммуникативный контекст в другой среде. Плюс личностный контекст и т.д.
Данная ситуация хорошо демонстрирует сложную природу термина, терминологии и терминологической работы тогда, когда «переводчик», например, сталкивается с таким феноменом, как непереводимость. Причем непереводимость встречается не менее часто не только при использовании разных национальных языков, но и при применении одних и тех же терминов
в разных областях знания. Такая ситуация возникает, потому что термин нельзя свести только к слову (знаку) специального языка, важно также подготовить концептуальную сферу (трансформировать область знаний) под этот термин.
Показательно в этом плане, как формировались философские термины в Древней Греции. Ведь они возникали из слов обыденного языка, но для того, чтобы у них появилось новое предметное наполнение, требовалась подготовка, связанная с созданием последнего. Например, древнегреческое слово «усиа» (о"6ш,а). Изначально оно означало «имущество (недвижимость), состояние» [7. С. 355]. Но в философском контексте трансформировалось исключительно в некое умозрительное представление, не связанное с материальным началом (как это изначально было выражено в виде имущества, недвижимости, либо состояния). По сути, произошло «удвоение» мира, сформирована новая реальность, и в ней это понятие становится философским термином. Как уточняет А.В. Ахутин, Аристотель посредством «усиа» (о"6о!а) в своей «Метафизике» выражает уже иную концептуальную область нежели в своем изначальном варианте, а также уточняет коммуникативный контекст употребления этого термина, который свидетельствует о том, что об этом термине уже ничего нельзя сказать. «Аристотель в своем философском словаре (V кн. «Метафизики») определяет: либо последнее подлежащее, которое уже ни о чем не сказывается, либо форма и вид каждого (¿кастой ^ цорф^ ка! то е15о^), вид, некоторым образом содержащий все» [7. С. 355].
Не случайно тому же Аристотелю приходится использовать другой прием для разработки своей философской терминологии, когда он идет не от концептуальной (знаниевой) составляющей, а от языка (лингвистической) составляющей. Для него это вполне естественно, поскольку эту концептуальную сферу еще нужно сформировать. «Поэтому Аристотель всякий раз движется от имен к определениям, разбираясь в прагматике и полисемии языка» [7. С. 355].
Кстати, образование философской терминологии - это крайне интересный эпистемологический, лингвистический и терминологический феномен. Дело в том, что эта терминология характеризуется высокой степенью абстрактности и неопределенности (как было выше обозначено у Аристотеля, эта терминология уже ни о чем не говорит или не может сказать). Философия представляет собой предельную сферу знаний (концептов), за границы которой субъект выйти не в состоянии ни ментально, ни эпистемологически, ни лингвистически, ни коммуникативно. Поэтому в данной сфере знаний очень сложно создавать новые термины, так как для их полноценного функционирования необходима полная модель мира, содержащая концептуальную, коммуникативную, лингвистическую составляющие. Не случайно в философии огромную роль играют термины древнегреческого формата, поскольку в эту эпоху философы провели невероятную интеллектуальную работу и создали столь значимый философский терминологический фундамент.
Даже такой философ-новатор, как И. Кант (тот, кто сравнивал свои исследования с коперниканской революцией), не стремился создавать новые термины, а старался, если это возможно, использовать старые термины, задавая им соответствующую концептуальную, лингвистическую, коммуникативную наполняемость. Как отмечает Э. Санчо-Адамсон, нежелание И. Канта
создавать новые термины не случайно. Фактически изучение размышлений Канта на эту тему обнаруживает мыслителя, который последовательно выражает свое предпочтение заимствованию традиционных терминов (слов) из общего языка или дошедших до нас слов (терминов) из вымерших языков, вместо создания новых терминов.
В то же время поддержка Кантом ранее существовавшей терминологии не связана со своего рода некритически принятым лингвистическим консерватизмом. Просто для И. Канта философия - это дисциплина, концепты которой не могут быть надежно определены или конкретно представлены в ее терминах. Точнее, во-первых, нельзя надежно определить философский концепт и обозначить его соответствующим термином; во-вторых, нет ничего в терминах, которые по своей сути привязывали бы их к конкретным философским концептам, поскольку представления последних абстрактны [8. С. 155].
Примеры с философскими терминами подчеркивают многоуровне-вость терминологической работы, где без учета каждой составляющей фактически сложно представить такую терминологию, которая бы позволяла понять термин во всей его полноте и использовать наиболее эффективно в процессах познания, коммуникации, творчества, при переводах и т.д. Чтобы лишний раз проиллюстрировать непростой по способам и по содержанию процесс терминологической деятельности, процитирую еще раз А.В. Ахутина, который очень четко показывает на примере перевода философского текста с одного языка на другой, что нужно делать помимо простой замены терминов одного языка терминами другого языка. «Перевод философского текста требует не только филологической, но и философской работы, потому что он предполагает не только перевод с языка на язык, но и переход из одного умозримого мира в другой. Условия задачи делают ее почти неразрешимой, потому что философский термин имеет собственное значение только в системе - в монаде философской системы, не имеющей окон» [7. С. 352].
Получается, что при осуществлении терминологической работы в условиях когнитивного поворота нельзя ограничиваться при формировании терминологии одной концептуальной сферой и исключать коммуникативный контекст, нельзя игнорировать лингвистические свойства термина и его историю применения в той или иной области знаний (концептов). Это не означает, что пора словарей, справочников по какой-либо избранной области знаний (концептов) закончилась. Нет, они необходимы и важны, но в данной ситуации такие издания не являются конечным продуктом терминологической деятельности. Их необходимо вписать во всевозможные контексты функционирования, следующие из содержания (концептуальной) и языковой (лингвистической) сфер, что фактически сформирует коммуникативные возможности последних. Если в рамках предыдущей парадигмы (позитивистской парадигмы терминологии) работа со словарями «венчала» познавательный процесс, свидетельствовала об его окончательном этапе, то в условиях смены терминологической парадигмы, связанной с «когнитивным поворотом» в эпистемологии, такая работа будет связана с любым этапом познавательного процесса, поскольку словарь, организованный как многоуровневый инструмент (лингвистический, концептуальный, коммуникативный и т.д.),
демонстрирует открытость и незавершенность познания, то, что в любой момент здесь может что-то измениться.
Поскольку одной из ключевых характеристик современной эпистемологии является децентрализация как процесса познания в целом, так и его составляющих, то данное свойство следует использовать при терминологической работе. Как представляется авторам, наиболее подходящей формой организации терминологической продукции будет являться сетевая форма. Сетевая форма предполагает, что в ее структуре отсутствует иерархия и центр, каждый элемент (участник) сетевой структуры находиться в равноправной позиции и может как появится, так и исчезнуть в любой момент и любым способом.
Конечно, можно сказать, что организатор (администратор) сетевого взаимодействия имеет больше прав и способен манипулировать участниками сетевой коммуникации. Но нельзя не отметить, что такая его функция не мешает вам выйти из сети, если почувствуете на себе негативные следствия от деятельности организатора, а также то, что в сетевом пространстве такие негативные способы воздействия будут видны и могут негативно сказаться на нем самом. Поэтому сетевая форма взаимодействия - это наиболее открытая, свободная, равноправная, децентрализованная форма взаимодействия, несмотря на имеющиеся риски.
То, что сетевая форма действительно имеет открытый и оптимальный характер для любого взаимодействия (в том числе при осуществлении терминологической работы), отмечают многие исследователи. В частности, Г.В. Можаева так характеризует эту форму взаимодействия: «Под сетевым взаимодействием в данном случае мы понимаем взаимодействие самостоятельных субъектов, осуществляемое на основе сетевых технологий. Признаками сетевого взаимодействия при таком подходе являются: автономный статус каждого субъекта; добровольный характер участия в решении общей задачи; доступность материалов совместной деятельности для всех субъектов сети; наличие соответствующей технической поддержки - возможность использования сетей телекоммуникации в интерактивном режиме. В качестве основных свойств сетевого взаимодействия обозначим единую среду взаимодействия, множество связей (степеней свободы), в том числе междисциплинарных, нелинейный характер взаимодействия, открытую форму информационного обмена с внешней средой... Сетевая структура - это структура, в которой могут возникать и двойное подчинение, и межуровневое взаимодействие, причем одни и те же субъекты могут выступать как в роли управляющих органов, так и в роли управляемых агентов, то есть вступать в сетевое взаимодействие» [9. С. 8-12].
В силу сказанного представляется, что организация терминологической деятельности не должна строиться на основе иерархической структуры. Терминологический формат должен иметь открытый характер, демонстрируя связи термина не только с другими терминами одной концептуальной (знаниевой) области, но и с другими концептуальными областями, где возможны пересечения с его лингвистическими и коммуникативными аспектами во всем спектре научных и профессиональных знаний [10]. Поэтому, заглядывая в словарь, созданный по внеиерархической схеме и по сетевому формату, вы скорее получаете не столько готовый результат, сколько знание, с которым
вам еще предстоит терминологически, концептуально и коммуникативно определиться. И то, как вы будете определяться, зависит исключительно от вас и того контекста, в котором вы это делаете (формата его организации по числу участников, ситуации общения, решаемой проблемы и социальной значимости последней).
Собственно, данные тенденции уже активно проявляются в терминологической работе, о чем говорит возникновение в данной области когнитивных теорий терминологического планирования. И те процессы, которые авторы описывали выше, в этих теориях активно отражаются. Обратимся для демонстрации сказанного к когнитивным теориям терминологического планирования на примере социокогнитивной теории Р. Теммерман, фреймовой теории П. Фабер.
Когнитивные теории терминологии
Социокогнитивная теория терминологии Р. Теммерман. Данная концепция терминологии появляется в начале XXI в. и во многом является следствием изменения представлений о когнитивных процессах в философских, научных и технологических знаниях. Также становление этой теории было реакцией на долго доминирующую в области терминологической работы общую теорию терминологии О. Вюстера с его позитивистскими установками на точность, строгость и однозначность значений (концептов) терминов, на стандартизацию значений (концептов) как самый оптимальный результат терминологической работы, на необходимость планировать терминологическую деятельность под потребности стандартизации и т.д.
Р. Теммерман полагает, что термин - это сложная конструкция, а не просто лингвистический знак, которому приписывается в одной области знаний какое-то одно значение (концепт), как это прописано в общей теории терминологии. Нельзя исключать фактор языка, фактор ситуации, фактор междис-циплинарности, фактор социума. Р. Теммерман отмечает, что сегодня уже не столь актуален вопрос «что такое термин?». Важнее вопрос «что будет считаться термином в рамках данного конкретного проекта по решению проблемы?». Терминологов больше не интересуют вопросы «что такое концепт?» и «с чего начать - с термина или с концепта?», намного актуальнее понимание того, как концепты и термины могут быть связаны в системе управления данными, которая поможет улучшить коммуникацию и которая будет поддерживать не только человеческое понимание, но и вычислительное управление, обработку и поиск информации [11].
Когнитивный характер данной теории терминологии подчеркивает ее основное понятие, которое не есть ни термин, ни концепт, а результат их интеграционного взаимодействия - единица понимания (unit of understanding). Единица понимания представляет собой демонстрацию сложной структуры терминологического процесса, который не ограничивается ни семантическим форматом (значением термина) и ни концептуальной составляющей (знанием предмета из той дисциплинарной области, в рамках которой используют термин). Эта структура предполагает достижение еще более существенного уровня - уровня понимания, связанного с социальным измерением того значения и знания, которые обусловлены используемым термином и демонстрируют ситуационный аспект коммуникации.
Как отмечает Р. Теммерман с соавторами, ориентация на понимание прежде всего подчеркивает другой аспект, который необходимо учитывать, -динамическую природу термина как следствие того факта, что наше понимание реальности и некоторых явлений в действительности постоянно претерпевает изменения. Дело в том, что существуют разные степени понимания в зависимости от типа пользователя. Техническое определение данного термина может быть понято опытным специалистом, но не обязательно переводчиком-специалистом. Следовательно, одно «идеальное» определение единиц понимания, посредством которого значение определяется на основе уникальных и достаточных свойств, часто невозможно и нежелательно.
Исследования процессов перевода, например, таких вопросов, как «кто такие пользователи?» и «какая информация им требуется?», показали, что переводчикам специализированных текстов необходим доступ к многоязычным специализированным словарям, в которых указаны способы структурирования терминов в сети внутри- и межъязыковых отношений. Внутриязыковые отношения определяют, как термины в данном языке и в данной области связаны друг с другом. Межъязыковые отношения определяют, как в данной области термины из разных языков семантически и концептуально связаны друг с другом. Без такого анализа связей термина с областью значений и знаний, со структурой его языковых параметров степень понимания не будет достигать своей возможной полноты, соответственно скажется на качестве коммуникации [12].
Обусловленность понимания сложной структурой контекстов терминологии (семантическим, концептуальным, языковым (внутри одного и нескольких), ситуационным и т.д.) позволяет структурировать единицы понимания (units of understanding) как прототипические и как единичные. Прототипичность единиц понимания (units of understanding) обусловлена схожестью социального контекста, в рамках которого для решения одной и той же проблемы в разных языковых сферах привлекаются схожие термины, значения, концепты и т.д. Такого рода единицы понимания (units of understanding) авторы социокогнитивной теории терминологии характеризуют как категории. Там же, где контекст единицы понимания (unit of understanding) связан с уникальной (неповторимой) ситуацией, они используют слово «концепт». Как пишут Р. Теммерман, К. Кереманс, «мы различаем категорию и концепт как два вида единиц понимания. Лишь несколько единиц понимания, кажется, не имеют структуры прототипа и поэтому могут быть названы концептами. Те, которые имеют структуру прототипа, мы называем категориями» [13].
Это различение единиц понимания (units of understanding) удобно для демонстрации терминологии как когнитивного феномена, потому что, во-первых, с помощью такого измерения, как понимание, в этом процессе обозначены все его составляющие (термин, значение, концепт, ситуация, язык и т.д.); во-вторых, учитывается динамизм понимания, поскольку категории выражают определенные стабильные аспекты (упрощающие процесс терминологической работы прежде всего в познавательном плане), а концепты выражают новые аспекты (позволяющие понять что мы имеем дело с какими-то новыми элементами единиц понимания (units of understanding) терминологического, семантического, концептуального, языкового, социального и других планов).
Динамизм и когнитивный характер терминологической деятельности связан с учетом новых носителей терминологической информации в рамках данной теории. Развитие информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) подстегнуло терминологов использовать их возможности. В каком-то смысле информационные носители значений и знаний совершили революцию в терминологии, что отразилось в смене методологии последней, способах ее организации и функционирования. И когнитивные теории терминологии отреагировали на это наиболее оперативно, особенно теория Р. Теммерман.
Основной базой для терминологии стали так называемые базы данных (информационные платформы в той или иной области знаний) или онтологии. Только онтологии здесь выступают в качестве своеобразных аналогов онтологий в философском понимании (сущее Парменида, идеи Платона, универсалии в средневековой схоластике и т.д.), но имеющих иную информационную основу. Как отмечают специалисты из области ИКТ, «онтологии, упрощенно говоря, представляют собой описания знаний, сделанные достаточно формально, чтобы быть обработаны компьютерами. Такие формальные описания используются в самых различных и порой достаточно неожиданных областях компьютерной науки. в которой рассматривались различные аспекты взаимодействия интеллектуальных систем между собой и с человеком. Интеллектуальными системами называются программы, которые моделируют некоторые аспекты интеллектуальной деятельности человека» [14. С. 61].
Собственно, работа с онтологиями, как они интерпретируются в сфере информационных технологий, представляет собой терминологическую работу, так как включает туда обработку знаний, значений, терминов (языка) и т.д. Поэтому в социокогнитивной модели терминологии основной методологической опорой становится термонтографический подход (термонтогра-фия). Термонтография представляет собой интеграцию полидисциплинарного типа, в рамках которого многообразие подходов терминологического анализа сочетается с многообразием методов онтологического анализа [13].
Термонтография предполагает, что терминологическая работа с онтоло-гиями строится в информационной среде и должно сформировать как можно больше связей между онтологиями посредством терминологической основы (терминов, значений, концептов, языков и т.д.). Терминологический продукт обретает информационную оболочку (и как носитель, и как способ работы с продуктом), а также носит открытый и сетевой характер, что отражает те новшества в когнитивных науках, о которых шла речь раньше.
Теперь обратимся к фреймовой теории терминологии П. Фабер.
Фреймовая теория терминологии П. Фабер (теория терминологии, основанная на фреймах). Теория П. Фабер может быть не столь акцентирована на использование возможностей ИКТ как социокогнитивная теория терминологии, хотя также ориентирована на работу с онтологиями как базами знаний, в которых требуется устранить концептуальную и терминологическую путаницу. Тем не менее она имеет серьезный когнитивный вектор, который хорошо отражает современные трансформации применительно к пониманию образа познания.
Данная теория так же, как и социокогнитивная теория терминологии, появилась совсем недавно, в XXI в., и находится в стадии становления. Ее ос-
новные положения сформировались, и они исходят из когнитивного понимания термина и терминологической работы.
Ключевая идея фреймовой теории - не отрывать термин от текста, в котором последний употребляется. Но сам текст - это не просто определенный фрагмент, рассматриваемый сам по себе, это фрагмент, взятый из еще большего фрагмента другого текста, и т.д. П. Фабер таким подходом хочет подчеркнуть взаимообусловленность термина текстом, текста - какой-то профессиональной области знаний (концептов), области знаний (концептов) -человеческим опытом, включающим в себя личностную составляющую, языковую составляющую, профессиональную составляющую и т.д.
Как отмечают П. Фабер и М. Кабезас-Гарсия, «фрейм», интерпретируемый как схема или структура знаний, которая соединяет элементы и сущности, связанные с определенной сценой, ситуацией, являющимися частью человеческого опыта. Таким образом, фрейм - это организованный пакет знаний, который люди извлекают из долговременной памяти для осмысления мира. Учитывая, что концепты (знания) не могут существовать в вакууме, они становятся более значимыми, когда они связаны друг с другом и интегрированы во все более сложные конфигурации концептов (знаний). Формирование опыта предполагает применение накопленных концептов (знаний), полученных из аналогичных контекстов и ситуаций, чтобы понять сложные события и как с ними справиться.
В терминологии полезность встраивания концептов (знания) в ситуации также подчеркивается как способ обогащения концептуальных репрезентаций. Хотя контекст часто рассматривается как совокупность сегментов, которые предшествуют или следуют за словом или фразой, он также может быть связан с ситуацией, событиями или информацией, которые помогают пользователям понять что-либо и которые отражают конкретный профиль знаний. Таким образом, спецификация контекстов должна происходить на нескольких уровнях: от концептов до фрейма [15. Р. 199].
В то же время П. Фабер понимает, что многоуровневая форма спецификации контекстов должна иметь определенный способ ограничения. И таким ограничением она предлагает считать фрейм, который представляет определенную ситуацию применения специального знания, содержащего лингвистическую (термин), семантическую (значение), концептуальную (знание из области научной или профессиональной сферы), коммуникативную (ситуация) составляющие. Но именно концептуальная составляющая (знание) представляет собой, по мнению П. Фабер, источник для формирования фрейма, что и позволяет модель считать когнитивной по своей направленности.
Терминологическая деятельность должна строиться на основе формирования сети фреймов, обусловленной определенной научной, профессиональной, социальной проблемой. Отметим, что сетевой формат в этой модели признается как наиболее оптимальный при интерпретации терминологической работы как когнитивного процесса. Одновременно такой формат позволяет свободно учитывать интересы любых участников терминологического процесса. Это значит, что такой сетевой терминологический ресурс может гибко трансформироваться в зависимости от интересов тех его акторов, которые его организуют (представители предметной сферы, инженеры, философы и т.д.).
Сетевая структура фреймов будет зависеть от модели онтологии, в основе которой лежит модель концептуального домена (специального знания), точнее, способ его организации. Как уточняет П. Фабер с коллегами, цель онтологии домена - устранить концептуальную и терминологическую путаницы. Достижение этой цели осуществляется путем определения набора общих концептов, характеризующих область специализированного знания, а также их определений и взаимосвязи. В настоящее время широко признано, что построение модели домена зависит от системы организации концептов, которые представляют набор фреймов определенной профессиональной группы. А поскольку онтологии представляют интерес для лингвистов, тер-минологов, компьютерных инженеров и философов, они могут быть спроектированы и построены с различных точек зрения [16. Р. 2].
Таким образом, и в данной модели мы видим новые образы терминологической работы, которые во многом обусловлены когнитивным поворотом в эпистемологии вообще и в сфере терминологии в частности.
Выводы
Проведенный анализ влияния когнитивных изменений на понимание терминологии, термина, терминологической работы продемонстрировал, что последние имеют существенный эпистемологический потенциал и радикально меняют наши представления о том, что представляет собой терминология и как должна строиться терминологическая деятельность.
Во-первых, меняется понимание того, что такое термин и какова его роль в терминологической работе. Термин рассматривается как определенная знаковая конструкция, которая имеет несколько уровней: семантический, концептуальный, лингвистический, коммуникативный, социальный и т.д., чья модель может по-разному быть представлена. Например, как единица понимания (unit of understanding) в социокогнитивной теории, представляющая собой категориальный (схожий) способ применения термина в разных онто-логиях или концептуальный (уникальный) способ применения термина в он-тологиях. Или как фрейм в соответствующей теории терминологий, базирующийся на идее анализа термина без разрыва связи последнего с текстом, где он используется.
Это только лишь варианты представления термина и его интерпретации, которые в условиях когнитивного поворота могут варьироваться. Главное, что термин нельзя исключить из тех контекстов, в которых он применим. И в этом заключается его главная когнитивная функция.
Во-вторых, меняется понимание терминологической работы, задача которой теперь заключается не столько в собирании набора терминов, которые предлагают эксперты для описания той или иной специальной сферы знаний, сколько в установлении возможных корреляций между собираемыми терминами, их семантическими и концептуальными отношениями, коммуникативной составляющей и т.д. для построения терминологической сети, позволяющей пользователю понимать не только те значения и концепты термина, которые ему известны, но и все потенциальные связи этих отношений с другими семантическими и концептуальными областями. Иными словами, если раньше терминологическая работа выполняла резюмирующую функцию, завершала процесс освещения той или иной предметной (профессиональной)
сферы, что больше соответствовало образовательной функции, нежели когнитивной, то теперь терминологическая работа становится полноценным когнитивным процессом, в результате которого пользователь становится исследователем, что предполагает осуществление познавательного процесса посредством установления связи терминов с семантическими, концептуальными, коммуникативными и другими форматами.
В-третьих, меняется наше понимание результатов терминологической работы и их статуса. Результат терминологической работы в идеале представляет собой онтологию (базу знаний) в электронном формате, открытую для внесения дополнений, имеющую разные формы организации в зависимости от интересов пользователей и составителей. Ключевой характеристикой терминологической продукции является ее децентрализация и равенство статусов всех участников терминологического процесса как носителей разных семантических, концептуальных, коммуникативных, языковых и других практик.
В-четвертых, когнитивный характер терминологической деятельности может быть плюралистичен и не отменяет использование предыдущих моделей. В то же время модели терминологической деятельности могут иметь разные форматы (образы): коммуникативный, социальный, профессиональный и т.д. Уточнение этих форматов требует дополнительных исследований.
Список источников
1. Ардашкин И.Б., Суровцев В.А. Параллелизм семантических теорий аналитической философии и теорий терминологического планирования // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2022. № 70. С. 5-19. doi: 10.17223/1998863Х/70/1
2. Фоменко А.П. Проблема субъекта в философии постмодернизма // Ценности и смыслы. 2016. № 2 (42). С. 8-18.
3. Вайнберг С. Мечты об окончательной теории. Физика в поисках самых фундаментальных законов природы. М. : URSS, 2008. 256 с.
4. Капра Ф. Уроки мудрости. М. : Изд-во Трансперсонального института, 1996. URL: https://royallib.eom/read/kapra_fritof/uroki_mudrosti.html#491520 (дата обращения: 18.02.2024).
5. Суровцев В.А. Следование правилу и социальная теория // Эпистемология и философия науки. 2020. Т. 57, № 3. С. 50-55.
6. Даниленко В.П. Ономасиологическое направление в истории грамматики // Вопросы языкознания. 1988. № 3. С.108-131.
7. Ахутин А.В. «Омонимия» в переводе философских понятий // EINAI: Философия. Религия. Культура. 2012. Т. 1, № 1/2. С. 351-358.
8. Sancho-Adamson E. Kant's Philosophy of Language of Philosophy: On Philosophical Terminology // Kant Yearbook. 2023. Vol. 15, № 1. Р. 153-173.
9. Можаева Г.В. Сетевые структуры в образовании как фактор развития виртуальной академической мобильности // Гуманитарная информатика. 2009. Вып. 5. С. 8-17.
10. Ардашкин И.Б., Сидоренко Т.В. Публикационная активность и ее роль в оценке профессиональной деятельности научно-педагогических работников вузов (российский опыт) // Образование и наука. 2016. № 1 (130). С. 145-158.
11. Temmerman R. Approaches to terminology. Now that the dust has settled... // SYNAPS. 2007. № 20. Р. 27-36.
12. Temmerman R., KerremansK., De Baer P. Construing domain knowledge via terminological understanding // Linguistica Antverpiensia. 2008. № 7. Р. 177-191.
13. Temmerman R., Kerremans K. Termontography: ontology building and the sociocognitive approach to terminology description. // Proceedings of CIL 17. 2003. Vol. 7. P. 1-10. URL: https://www.academia.edu/851013/Termontography_0ntology_building_and_the_sociocognitive_appr oach _to_terminology_description (accessed: 18.02.2024).
14. Лапшин В.А. Онтологии в компьютерных системах // RSDN MAGAZINE. 2009. № 4. С. 61 - 67.
15. Faber P., Cabezas-García M. Specialized knowledge dynamics: From cognition to culture-bound terminology // Research in Language. 2019. № 17, iss. 2. Р. 197-211.
16. Faber P., León P., Prieto J.-A. Semantic Relations, Dynamicity, and Terminological Knowledge Bases // Current Issues in Language Studies. 2009. № 1. Р. 1-23.
References
1. Ardashkin, I.B. & Surovtsev, V.A. (2022) Parallelism of semantic theories of analytical philosophy and theories of terminological planning. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 70. pp. 5-19. (In Russian). DOI: 10.17223/1998863X/70/1
2. Fomenko, A.P. (2016) Problema sub"ekta v filosofii postmodernizma [The problem of the subject in the philosophy of postmodernism]. Tsennosti i smysly. 2(42). pp. 8-18.
3. Weinberg, S. (2008)Mechty ob okonchatel'noy teorii. Fizika vpoiskakh samykh fundamental-nykh zakonov prirody [Dreams about the Final Theory. Physics in Search of the Most Fundamental Laws of Nature]. Translated from English. Moscow: URSS.
4. Capra, F. (1996) Uroki mudrosti [Lessons of wisdom]. Moscow: Transpersonal Institute. [Online] Available from: https://royallib.com/read/kapra_fritof/uroki_mudrosti.html#491520 (Accessed: 18th February 2024).
5. Surovtsev, V.A. (2020) Rule-following and social theory. Epistemologiya i filosofiya nauki -Epistemology and Philosophy of Science. 57(3). pp. 50-55. (In Russian). DOI: 10.5840/eps202057340
6. Danilenko, V.P. (1988) Onomasiologicheskoe napravlenie v istorii grammatiki [Onomasio-logical direction in the history of grammar]. Voprosyyazykoznaniya. 3. pp. 108-131.
7. Akhutin, A.V. (2012) "Omonimiya" v perevode filosofskikh ponyatiy ["Homonymy" in the translation of philosophical concepts]. EINAI: Filosofiya. Religiya. Kul'tura. 1(1/2). pp. 351-358.
8. Sancho-Adamson, E. (2023) Kant's Philosophy of Language of Philosophy: On Philosophical Terminology. Kant Yearbook. 15(1). pp. 153-173.
9. Mozhaeva, G.V. (2009) Setevye struktury v obrazovanii kak faktor razvitiya virtual'noy aka-demicheskoy mobil'nosti [Network structures in education as a factor in the development of virtual academic mobility]. Gumanitarnaya informatika. 5. pp. 8 - 17.
10. Ardashkin, I.B. & Sidorenko, T.V. (2016) Publikatsionnaya aktivnost' i ee rol' v otsenke pro-fessional'noy deyatel'nosti nauchno-pedagogicheskikh rabotnikov vuzov (rossiyskiy opyt) [Publication activity and its role in assessing the professional activities of university scientifists and educators (the Russian case)]. Obrazovanie inauka. 1(130). pp. 145-158.
11. Temmerman, R. (2007) Approaches to terminology. Now that the dust has settled... . SYNAPS. 20. pp. 27-36.
12. Temmerman, R., Kerremans, K. & De Baer, P. (2008) Constructing domain knowledge via terminological understanding. Linguistica Antverpiensia. 7. pp. 177-191.
13. Temmerman, R. & Kerremans, K. (2003) Termontography: ontology building and the socio-cognitive approach to terminology description. Proceedings of CIL 17. 7. pp. 1-10. [Online] Available from:
https://www.academia.edu/851013/Termontography_Ontology_building_and_the_sociocognitive_appr oach _to_terminology_description (Accessed: 18th February 2024).
14. Lapshin, V.A. (2009) Ontologii v komp'yuternykh sistemakh [Ontologies in computer systems]. RSDN MAGAZINE. 4. pp. 61-67.
15. Faber, P. & Cabezas-García, M. (2019) Specialized knowledge dynamics: From cognition to culture-bound terminology. Research in Language. 17(2). pp. 197-211.
16. Faber, P., León, P. & Prieto, J.-A. (2009) Semantic Relations, Dynamicity, and Terminological Knowledge Bases. Current Issues in Language Studies. 1. pp. 1-23.
Сведения об авторе:
Ардашкин И.Б. - доктор философских наук, доцент; профессор отделения социально-гуманитарных наук школы базовой инженерной подготовки Национального исследовательского Томского политехнического университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Ардашкина А.И. - лаборант отделения социально-гуманитарных наук школы общественных наук Национального исследовательского Томского политехнического университета
(Томск, Россия); студентка факультета иностранных языков Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов. Information about the authors:
Ardashkin I.B. - Dr. Sci. (Philosophy), docent; professor of the Department of Social Sciences and Humanities, School of Basic Engineering Training, National Research Tomsk Polytechnic University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Ardashkina A.I - laboratory assistant at the Department of Social Sciences and Humanities, School of Social Sciences, National Research Tomsk Polytechnic University (Tomsk, Russian Federation); student of the Faculty of Foreign Languages, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 11.05.2024; одобрена после рецензирования 15.07.2024; принята к публикации 12.08.2024
The article was submitted 11.05.2024; approved after reviewing 15.07.2024; accepted for publication 12.08.2024
