CC BY
14Гуторов В. А.
д.филос.н., профессор, зав. кафедрой теории и философии политики Факультета политологии, Санкт-
Петербургский государственный университет
gut-50@mail.ru
ТЕОРИЯ СОГЛАСИЯ И ПОЛИТИКА ОБРАЗОВАНИЯ: НАЦИОНАЛЬНЫЕ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ АСПЕКТЫ АНАЛИЗА1
Ключевые слова: согласие, образование, политическая теория, солидарность, открытость, участие, национальное государство, международное сообщество, глобальные процессы.
Согласие - один из важных субъективных моментов формирования интегративного механизма человеческой культуры. Характеризуя данный аспект сознания и поведения, П. Фрейре не случайно подчеркивал: «Интеграция со своим контекстом, в отличие от адаптации, является чисто человеческой деятельностью. Интеграция является результатом способности приспосабливаться к реальности, а также критической способности делать выбор и преобразовывать эту реальность. В той мере, в какой человек теряет способность делать выбор и подчиняется выбору других, в той мере, в какой его решения перестают быть его собственными, поскольку они являются результатом внешних предписаний, он больше не является интегрированным. Скорее, он адаптировался. Он "приспособился". Неуступчивых людей с революционным духом часто называют "неприспособленными". Интегрированная личность - это личность как Субъект. Напротив, адаптивная личность - это личность как объект, причем адаптация представляет собой в лучшем случае слабую форму самозащиты. Если человек не способен изменить реальность, он вместо этого приспосабливает себя. Адаптация - поведение, свойственное животной сфере; ее проявление в человеке - симптом его дегу-2
манизации» .
В концептуальном плане идея общественного согласия постоянно интерпретируется в самых различных системах и парадигмах социальной и политической философии, что само по себе является отнюдь не косвенным подтверждением ее универсального характера. «Теория согласия, - отмечает Х. Беран в книге "Консенсусная теория политического обязательства", - здесь представлена в рамках либерально-демократической философии. Но важность политических отношений, основанных на согласии, не ограничивается такой философией. Аргумент в пользу теории согласия... признает, что некоторые политические философии могут последовательно отвергать утверждение о том, что согласие должно быть основой политической власти и обязательства. Тем не менее, утверждение о том, что нормальные люди обладают способностью к личному самоопределению, не ограничивается либерально-демократической философией. И все же любая другая политическая философия, которая принимает это утверждение, а также и утвер-
3
ждение, что политическая власть оправдана, должна принять теорию согласия» .
Так или иначе, понятие «согласие» по праву считается крайне сложным в смысловом, структурном и, разумеется, в социально-политическом и этическом плане. До сих пор не прекращается спор относительно того, возможно ли рассматривать данное понятие в качестве универсальной основы культурной коммуникации социальных групп и общностей, находящихся на различных стадиях исторической эволюции, и какая именно концепция морали может рассматриваться в качестве исходной для понимания специфики формирования «механизмов» согласия. Например, в своей широко известной работе «Мораль по соглашению», Д. Готье, обосновывая идею «разумно ограниченной морали», сформулировал концепцию «нулевого согласия», приводя в качестве примера историю освоения европейцами американских территорий в эпоху раннего модерна: «Европейское присвоение, как и любое природное приобретение, не основывалось на согласии. Справедливая сделка должна сама по себе включать согласие или, по крайней мере, гипотетическое, рационально обоснованное, согласие. Но первоначальное присвоение - это не сделка. Это происходит в условиях, когда каждый индивид свободен отстаивать свои интересы, за исключением случаев, когда он при этом обманывает какого-либо другого субъекта. Требовать согласия в актах присвоения, устанавливающих первоначальные права, означало бы поощрение безбилетников. Это создало бы барьер, вполне вероятно, непреодолимый, на пути человеческого прогресса, когда продвижение может быть достигнуто только путем серьезных изменений в образе жизни. Коренные народы Северной Америки не могут ни по разуму, ни по справедливости жаловаться на то, что европейцы не получили их предварительного согласия перед тем, как обосноваться в новом мире. Такое согласие, несомненно, было бы невозможно получить: индейцы и иезуиты не могли иметь никакого предварительного понимания новой технологии, которая расширяла возможности, но вытесняла их прежний образ жизни. Рассматривая присвоение членами более развитого общества земель, ранее населенных только членами менее развитых обществ, мы риску-
1 Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 23-28-01601.
2 Freire P. Education for Critical Consciousness. - London; New York: Continuum, 2005. - P. 4.
3 Beran H. The Consent Theory of Political Obligation. - London; New York: Routledge, 2019. - P. 53.
ем давать ответы на вопросы большой сложности. Мы не стремимся к тому, чтобы поставить последнюю точку в дискуссии, но только показать уместность такой оговорки для анализа проблемы присвоения в отношениях между народами и указать тип выводов, к которым ее применение может привести. И, в частности, мы хотели бы избавить имперскую идею от беспорядочного поношения, обрушившегося на нее за тот совершенно реальный и очень значимый способ, с помощью которого передовая держава стремится таким образом улучшить свое собственное положение, предоставляя и другим эффективную возможность увеличивать собственную численность, делая свою жизнь более продолжительной, преумножая свои материальные блага и расширяя свои возможности»1.
Анализ особенностей современного академического дискурса отчетливо свидетельствует о постоянно возобновляющихся попытках ученых нивелировать концепцию «нулевого согласия» (в особенности, ее «имперские» акцентировки), сформировав новую синтетическую модель путем соединения идеи согласия с другими концепциями, возникшими во второй половине ХХ века. Например, по мнению многих авторитетных ученых, концепция открытости является ключевой как для понимания современных тенденций формирования современной теоретической модели общественного согласия, так и для формирования политических стратегий, направленных на ее практическую реализацию. Как отмечает М.А. Петерс в своем фундаментальном труде «Образование, наука и капитализм знаний: творчество и обещание открытости»: «В качестве кода для большей политической и экономической свободы концепция открытости символизирует развитие множества открытых общественных глобальных пространств, которые служат местом для новых форм международного сотрудничества в исследованиях, науке, инновациях, творчестве и самовыражении. Движение к большей открытости представляет собой изменение философии, этоса и правительства, а также ряд взаимосвязанных и сложных изменений, которые трансформируют рынки, изменяя способы производства и потребления, открывая новую эру, основанную на ценностях открытости: этике совместного использования и равноправного сотрудничества благодаря новым архитектурам участия»2
Не менее важной проблемой является анализ воздействия на теорию общественного согласия современных исследований в области теории и практики солидарности. В своей новейшей работе «Солидарность в конфликте: демократическая теория» Рошель Дюфор специально подчеркивает: «Исторически солидарность была заменой необходимости в политической теории правильно устроенного общества; она занимает ту странную среднюю область, которая необходима для демократической жизни, но не регулируется рынком или формальными политическими структурами. Принудительная рука закона не может принудить к солидарности, солидарность нельзя купить и оплатить... Достижение согласия и, следовательно, устранение споров занимает центральное место как в либеральной политической мысли, так и в неолиберальной рациональности. Именно здесь эти две парадигмы политического разума приобретают общие аспекты своих прозвищ. Если можно подорвать неолиберализм и сопутствующее ему разрушение общества и демократической жизни, то мы должны более тщательно подумать о возвращении конфликтов и соперничества в нашу социальную и политическую жизнь. Именно здесь теория солидарности, которую я предлагаю, расходится с либе-
3
ральными теориями солидарности» .
Разработка современных теорий участия также вносит весьма существенный вклад в понимание специфических особенностей реализации принципов согласия в современной политике и социуме. Соединяясь с теориями открытости и солидарности, теории участия тем самым формируют тот гармоничный «философский треугольник», без которого прогресс научной и философской аналитики согласия в настоящее время просто немыслим»4.
В теоретическом плане в качестве фундамента для обозначенного выше треугольника часто рассматривается концепция «активного общества» (Active Society), разработанная Амитаи Этциони во второй половине ХХ века. Одним из ключевых моментов этой теории является ставшее впоследствии широко известным определение консенсуса, которое Этциони сформулировал в одноименной работе: «С точки зрения теории общественного руководства консенсус является результатом процесса, в котором существующие точки зрения и направленные усилия влияют на результат, то есть на изменение консенсуса. Такой подход применялся во многих исследованиях; здесь он находит теоретическую базу. Диссенсус - это энтропийное состояние общественной природы; консенсус не может быть найден, но должен быть произведен. "Нормальные", продолжающиеся процессы социализации подготавливают для этого фон, но не фактический консенсус, которого требует общественное руководство. Однажды установленный консенсус не действует в соответствии с законами инерции; если усилия по его поддержанию значительно уменьшаются, общество движется к энтропийному состоянию диссенсуса. Когда разногласия высоки, способность социальных единиц дейст-
1 Gauthier D. Morals by Agreement. - Oxford: Clarendon Press, 1986. - P. 295-298.
2 Peters M.A. Education, Science and Knowledge Capitalism: Creativity and the Promise of Openness. - New York: Peter Lang, 2019. - P. 128; см. также: Bailey D. The Open Society Paradox: Why the Twenty-first Century Calls for More Openness-not Less. -Washington (D.C.): Potomac Books, 2011; Diamond Jr. A.M. Openness to Creative Destruction: Sustaining Innovative Dynamism. -Oxford: Oxford University Press, 2019.
3 DuFord R. Solidarity in Conflict: A Democratic Theory. - Stanford: Stanford University Press, 2022. - P. 3; см. также: The Problem of Solidarity: Theories and Models. - London; New York: Routledge, 1998; Featherstone D. Solidarity: Hidden Histories and Geographies of Internationalism. - London; New York: Zed Books, 2012; Mahrouse R. Conflicted Commitments: Race, Privilege, and Power in Solidarity Activism. - Montreal; Kingston: McGill-Queen's University Press, 2014.
4 См.: Dacombe R. Rethinking Civic Participation in Democratic Theory and Practice. - London: Palgrave Macmillan, 2018; Hordern J. Political Affections: Civic Participation and Moral Theology. - Oxford: Oxford University Press, 2013; Simmons M.W. Participation and Power: Civic Discourse in Environmental Policy Decisions. - Albany: State University of New York Press, 2007; Gastil J., Deess E.P., Weiser P.J., Simmons C. The Jury and Democracy: How Jury Deliberation Promotes Civic Engagement and Political Participation. - Oxford: Oxford University Press, 2010; Mercea D. Civic Participation in Contentious Politics: The Digital Foreshadowing of Protest. - London: Palgrave Macmillan, 2016.
вовать, как правило, низка. Мы используем понятие формирование консенсуса (consensus-formation) для обозначения восходящих процессов (от членской единицы к контролирующему верхнему слою), которые увеличивают конгруэнтность точек зрения; понятие мобилизация консенсуса (consensus-mobilization) относится к нисходящим процессам, которые увеличивают конгруэнтность; понятие построение консенсуса (consensus-building) охватывает как восходящий, так и нисходящий процессы»1.
Тем не менее, как это ни парадоксально, но в современном мире именно концепция «нулевого согласия» не так уж редко используется в качестве «отправного пункта» в многочисленных дискуссиях, связанных с обоснованием приоритетов той или иной модели образования и образовательной политики. Исходный момент специфического синтеза дискурсов согласия и образования наметился уже в конце 1920-х гг. в рамках модели «инженерии согласия», разработанной Эдвардом Бернайсом и имевшей далеко не апологетический, но вполне позитивный смысл и коннотации. «Современная пропаганда, - отмечал Бернайс в одноименном эссе 1928 г., - это последовательные, непрекращающиеся усилия по созданию или формированию событий, направленных на то, чтобы повлиять на отношение публики к предприятию, идее или группе. Эта практика создания обстоятельств и создания образов в умах миллионов людей очень распространена. Практически ни одно важное начинание теперь не осуществляется без него, будь то строительство собора, финансирование университета, продвижение кинофильма, размещение крупного выпуска облигаций или выборы президента. Иногда эффект на публику производит профессиональный пропагандист, иногда делегированный эту на работу дилетант. Важно то, что она универсальна и непрерывна; и в целом она регламентирует общественное сознание точно так же, как армия регламентирует тела своих солдат. Количество умов, которые можно систематизировать, так огромно и они, будучи систематизированными, так упорны, что группа временами оказывает непреодолимое давление, перед которым бессильны законодатели, редакторы и учителя. Группа будет цепляться за свои стереотипы и, как это называет Уолтер Липпманн, будет превращать этих предположительно могущественных существ, лидеров общественного мнения, в простые кусочки плавника в прибое»2. В написанном почти двадцать лет спустя эссе «Инженерия согласия» (1947) Э. Бернайс утверждал: «Лидеры могут быть выразителями самых разных точек зрения. Они могут руководить деятельностью крупных организованных групп, таких как промышленность, рабочие или правительственные учреждения. Они могут соперничать друг с другом в битвах за общественное благоволение; или они могут, представляя подразделения внутри более крупных единиц, конкурировать между собой. Такие лидеры с помощью специалистов в этой области, специализирующихся на использовании каналов связи, смогли целенаправленно и научно осуществить то, что мы назвали "инженерией согласия". Эта фраза просто означает использование инженерного подхода, то есть действие, основанное только на глубоком знании ситуации и на применении научных принципов и проверенных практик для того, чтобы заставить людей поддерживать идеи и программы. Любое лицо или организация, в конечном счете, зависят от общественного одобрения и, следовательно, сталкиваются с проблемой получения общественного согласия на программу или цель. Мы ожидаем, что избранные нами правительственные чиновники попытаются добиться нашего согласия - через открытую для них сеть коммуникаций - на предлагаемые ими меры. Мы отвергаем правительственный авторитаризм или регламентацию, но мы готовы принять меры, подсказанные нам письменным или устным словом. Создание согласия - это сама суть демократического процесса, свобода убеждения и внушения. Свобода слова, печати, петиций и собраний, свободы, которые делают возможным достижение согласия, являются одними из самых заветных гарантий Конституции Соединенных Штатов. Техника согласия должна теоретически и практически основываться на полном понимании тех, кого она пытается завоевать. Но иногда невозможно прийти к совместным решениям, основанным на понимании фактов всеми людьми. Средний взрослый американец имеет за спиной всего шесть лет школьного образования. Ввиду насущных кризисов и необходимости принимать решения лидер часто не может дождаться, пока люди придут хотя бы к общему пониманию. В некоторых случаях демократические лидеры должны сыграть свою роль в управлении обществом путем разработки согласия с социально конструктивными целями и ценностями. Эта роль естественным образом налагает на них обязательство использовать образовательные процессы, а также другие доступные методы для достижения как можно более полного понимания»3.
Э. Бернайс, на наш взгляд, несколько наивно, но вполне справедливо полагал, что «ни при каких обстоятельствах инженерия согласия не должна замещать или вытеснять функции образовательной системы, формальной или неформальной, в обеспечении понимания людьми как основы их действий. Разработка согласия часто дополняет образовательный процесс. Если бы в нашей стране господствовали более высокие общеобразовательные стандарты и в результате повышался общий уровень знаний и понимания населения, то этот подход все равно сохранил бы свое значение. Даже в обществе с перфекционистским образовательным стандартом не во всех областях будет достигнут одинаковый прогресс. Всегда будут временные задержки, слепые зоны и слабые места; и инженерия согласия по-прежнему будет иметь важное значение. Инженерия согласия всегда будет необходима как дополнение или партнер образовательного процесса»4.
1 Etzioni A. The Active Society: A Theory of Societal and Political Processes. - New York; London: The Free Press, 1968. - P. 470; см. также: New Communitarian Thinking: Persons, Virtues, Institutions, and Communities / Ed. by A. Etzioni. - Charlottesville: University of Virginia Press, 1995; Holmqvist M. The Disabling State of an Active Society. - Farnham; Burlington: Ashgate, 2009; Ronchi A.M. E-Democracy: Toward a New Model of (Inter)active Society. - Cham: Springer, 2019 и др.
2 Bernays E. Propaganda // The Edward Bernays Reader: From Propaganda to the Engineering of Consent. - New York: Ig Publishing, 2021. - P. 47-48.
3 Bernays E. The Engineering of Consent // The Edward Bernays Reader: From Propaganda to the Engineering of Consent. - New York: Ig Publishing, 2021. - P. 22-23.
4 Ibid., p. 23.
В последние десятилетия ХХ века повсеместное распространение неолиберальных парадигм в экономике и политике на новом витке глобализации, провоцирующей войны и кризисы, отчетливо свидетельствовало о том, что ни демократически избранные политики, ни назначенные чиновники надежд Бернайса явно не оправдали. В наши дни вполне обоснованными выглядят аргументы относительно того, что «глобализация ослабила демократические процессы на национальном уровне путем непредставительных способов управления, которые используют либо никем не выбранные глобальные технократы, представляющие различные многосторонние агентства, либо частные акторы, действующие в неформальном и политическом вакууме»1. Например, австралийский политолог Э. Уэлш вполне резонно утверждает, что, даже если не существует полного консенсуса относительно определения неолиберализма, вполне возможно выделить основные принципы программы неолиберальных реформ, «основанные на предложении заменить прежние представления о социальном благе понятием экономического блага». По мнению Уэлша, эта основная идея ставит экономические соображения выше социальных при разработке и реализации социальной политики, в том числе в сфере образования. Институциональные эффекты в высшем образовании также демонстрируют регрессивные тенденции неолиберальной политики. Хотя во многих развивающихся странах в сфере высшего образования традиционно доминировал средний класс, приватизация университетов, являющаяся результатом неолиберальных политических рецептов, резко усугубила проблему. В итоге, например, в ряде стран Юго-Восточной Азии стало нормой распространение в образовании частного сектора, нередко сомнительного качества и плохо регулируемого2.
Аналогичные процессы развиваются и в странах «золотого миллиарда», образовательная политика которых обычно ассоциируется с концепцией государства всеобщего благосостояния. Например, в работе «Миры благосостояния, миры согласия?: общественное мнение о государстве всеобщего благосостояния» нидерландский политолог Д. Гелиссен, характеризуя радикальную трансформацию парадигм взаимодействия образования и «политики согласия» на Западе, приходит к следующему парадоксальному выводу: «В целом мы обнаруживаем, что по мере повышения уровня образования люди менее привержены институционализированной солидарности и равенству. Этот результат подтверждает тезис Клюгеля и Мияно о том, что из-за сильной корреляции с доходом уровень образования различается между теми, кто рассчитывает получить пользу, и теми, кто рассчитывает заплатить цену за солидарность и равенство. Как и ожидалось, более высокий доход негативно влияет на предпочитаемый людьми уровень солидарности и их выбор принципов справедливости. Кроме того, женщины предпочитают более высокий уровень солидарности, чем мужчины. Наконец, что касается влияния переходных классов, то только безработные, по-видимому, значительно более склонны к высокому уровню солидарности, чем работающие»3.
Обозначенные выше тенденции - одна из причин кризиса международных программ, в особенности, широко известной «концепции образования для международного взаимопонимания», разработанной в связи с учреждением ЮНЕСКО. Данная концепция была выдвинута в 1946 г. на первой Генеральной конференции ЮНЕСКО. В уставе этой международной организации следующим образом подчеркивалась ее этическая миссия: «Поскольку войны начинаются в умах людей, именно в умах людей должна быть воздвигнута защита мира». В 1974 г. 18 Генеральная конференция ЮНЕСКО приняла «Рекомендацию о воспитании в духе международного взаимопонимания, сотрудничества и мира и воспитании в духе уважения прав человека и основных свобод». В рекомендации разъяснялось, что миссия образования для международного взаимопонимания в основном включает четыре аспекта: (1) этические и гражданские аспекты: свобода, равенство, права человека, устранение расовой дискриминации, уважение прав других, социальная и гражданская ответственность; (2) культурные аспекты: взаимопонимание и уважение культурных различий, культурного наследия, различных образов жизни и точек зрения, а также изучение иностранных языков; (3) изучение основных проблем человечества: равные права и самостоятельный выбор, поддержание международного мира и безопасности, соблюдение международного права и международных отношений, разоружение, колониализм и неоколониализм, беженцы, освободительное движение, экономический рост и социальное развитие, проблема народонаселения, неграмотность, здоровье, болезни, голод и качество жизни, природные ресурсы и окружающая среда, защита культурного наследия, роль системы Организации Объединенных Наций и т.д.; (4) другие аспекты: международное
4
наказание и решения, международное сотрудничество и стратегии развития и т.д.
Однако, несмотря на полную прозрачность формулировок, как свидетельствует опыт многих стран в Европе и Азии, внедрение и конкретная реализация «общих рекомендаций» международных организаций и образовательных фондов на уровне национальной образовательной политики осуществляется далеко не всегда последовательно и преимущественно методом «проб и ошибок». Например, в работе «Воспитание в духе международного взаимопонимания в Китае» ее автор - китайский политолог Жун Джан, признавая, что в целом планирование государственной политики является достаточной гарантией эффективного развития международного образования, вместе с тем, отмечает: «В настоящее время конкретное планирование в Китае по руководству развитием программы воспитания для между-
1 Maswood S.J. Revisiting Globalization and the Rise of Global Production Networks. - Cham: Palgrave Macmillan, 2018. - P. 158.
2 Welsh A. Neoliberalism in Comparative and International Education: Theory, Practice, Paradox // The Bloomsbury Handbook of Theory in Comparative and International Education / Ed. by T.D. Jules, R. Shields, M.A.M. Thomas. - London etc.: Bloomsbury Academic, 2021. - P. 201, 206.
3 Gelissen J. Worlds of Welfare, Worlds of Consent?: Public Opinion on the Welfare State. - Leiden; Boston; Köln: Brill, 2002. -P. 122; см. также: Kluegel J.R., Miyano M. Justice Beliefs and Support for the Welfare State in Advanced Capitalism // Social Justice and Political Change: Public Opinion in Capitalist and Post-communist States / Ed. by J.R. Kluegel, D.S. Mason, B. Wegener. - New York: Aldine de Gruyter, 1995. - P. 81-105; Kluegel J.R., Smith E.R. Beliefs about Inequality: Americans' Views of What Is and What Ought to Be. - London; New York: Routledge, 2017.
4 См.: Рекомендация о воспитании в духе международного взаимопонимания, сотрудничества и мира и воспитании в духе уважения прав человека и основных свобод. - https://docs.cntd.ru/document/901839536
народного взаимопонимания в начальных и средних школах на национальном уровне еще недостаточно прозрачно». Хотя многие местные органы власти сформулировали взгляды на реализацию соответствующих образовательных программ и разрабатывают способы их внедрения, им не хватает конкретных методических указаний. Выпущенные центральным правительством «общенациональные руководства» не являются достаточно подробными и полными в плане формулировки «целей, содержания и стандартов». Вследствие этого концепция ЮНЕСКО «из-за отсутствия руководства по конкретному планированию не имеет тесных взаимосвязей на национальном, местном и школьном уровнях» и не может рассматриваться как «завершенная система»1.
Данные опросов, проведенных Организацией экономического сотрудничества и развития в Париже, Статистическим институтом ЮНЕСКО в Монреале и Всемирным банком в Вашингтоне, свидетельствуют о том, что национальное государство продолжает оставаться центральной организационной единицей современных систем образования. Широко распространенным является мнение, согласно которому «государственные системы образования, обладающие исторически сложившимися региональными характеристиками, можно сравнивать только путем абстрагиро-
2
вания их отличительных черт с целью выявления критериев, которые могут служить переменными для измерения» . Однако, по мнению авторов международного сборника «Образование и государство: международные перспективы изменяющихся отношений», такой подход «игнорирует то, что на самом деле означает государственное образование. Концепция государственной организации образования обеспечивает аналитическую основу, но описание отношений между образованием и государством по-прежнему нуждается в подтверждении как международными, так и историческими свидетельствами, чтобы иметь реальную концептуальную ценность. Целью должно быть рассмотрение особенностей соответствующих образовательных отношений как в политическом, так и в теоретическом плане. Другими словами, необходимо вернуться к разнообразию образования, а не государств [курсив мой. - В.Г.]. Помимо акцента на государственной системе образования, крупные международные сравнительные исследования опираются на множество других предположений, основанных на наднациональном каталоге критериев. Хотя попытки стандартизации имеют долгую историю, национальные системы образования сохраняют свою культурную специфику в гораздо большей степени, чтобы позволить себе быть глобализированными. В первую очередь глобализируются дискурсы и язык экспертов, из которых нельзя сделать прямых выводов о различных системах образования. Стандарты можно рассматривать как нормативные инструменты власти, усиливающие международную и внутринациональную конкуренцию между системами образования. Таким образом, программы реформирования национальных систем образования. являются не более чем ориентирами и не могут быть реализованы напрямую»3.
Возвращаясь к проблеме взаимосвязи теории согласия и политики образования в современных дискурсах - научном и философском - следует отметить, что наилучшей, на наш взгляд, основой для продолжения дискуссии по-прежнему являются те дефиниции понятия «образование», которые еще в 1960-е гг. были обозначены английским философом Ричардом Петерсом:
(I) «образование» подразумевает передачу того, что является ценным для тех, кто ему привержен;
(II) «образование» должно включать в себя знание и понимание, а также некоторую когнитивную перспективу, которые не являются инертными;
(III) «образование», по крайней мере, исключает некоторые процедуры передачи на том основании, что им не хватает готовности и добровольности4.
1 Zhang R. Education for International Understanding in China. - London; New York: Routledge, 2023. - P. 2-3; ср.: The Global Education Effect and Japan: Constructing New Borders and Identification Practices / Ed. by N.M. Doerr. - London; New York: Routledge, 2020. - P. 3 sq.
2 Education and the State: International Perspectives on a Changing Relationship / Ed. by C. Aubry, M. Geiss, V. Magyar-Haas, J. Oelkers. - London; New York: Routledge, 2015. - P. 3.
3 Ibid., p. 3-4.
4 См.: Peters R.S. Ethics and Education. - New York: Routledge, 2015. - P. 25; см. также: Peters R.S. Moral Development and Moral Education. - New York: Routledge, 2015; McCowan T. Higher Education for and Beyond the Sustainable Development Goals. -Cham: Palgrave Macmillan, 2019. - P. 28; Elechi G.E. Richards S. Peters' Concept of Education and the Educated Man: Implications for Leadership Recruitment in Nigeria // Developing Country Studies. 2014. - Vol. 4, N 23. - P. 140-145.
