CC BY
202
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2013. № 5
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
А.П. Алексеев*
ТЕОРИЯ АРГУМЕНТАЦИИ В ЭПОХУ МАНИПУЛЯЦИЙ
В условиях широкого распространения манипулятивных практик одной из главных задач теории аргументации становится разработка методов и средств, необходимых современному человеку для защиты от манипуляций. Выполнению этой задачи способствует прояснение общих установок и норм, отличающих аргументационное воздействие на человека от манипуляционного.
Ключевые слова: теория аргументации, информационные воздействия, манипуляция человеком, оценка аргументации.
A.P. A l e k s e e v. Argumentation theory in the age of manipulation
With broadly extended practices of manipulation, argumentation theory has to develop methods and tools for protection of person from manipulations. In this context it is important to clarify general principles and norms that makes possible to distinguish argumentation from manipulation.
Key words: argumentation theory, information influence, person manipulation, evaluation of argumentation.
В середине XX в. теория аргументации оформлялась как интеллектуальное направление, во многом отталкиваясь от логики. Основные теоретико-аргументационные установки вырабатывались в процессе осознания несоответствия аппарата математизированной логики потребностям изучения рассуждений в контексте человеческой коммуникации. Такие теоретики аргументации, как Х. Перель-ман, подчеркивали «адресованность» и «авторство» аргументации, противопоставляя ее «безликим» и «безадресным» символико-ло-гическим доказательствам. «Аргументация, — писал Перельман, — всегда адресуется лицом, называемым оратором, независимо от того, является ли он говорящим или пишущим, аудитории слушателей или читателей. Ее цели — достижение или усиление приверженности аудитории некоторому тезису, согласие с которым надеется получить оратор» [Ch. Perelman, 1979, р. 18]. Контекст аргументации, создаваемый целями и желаниями «оратора» и «аудитории», предполагает ситуацию «встречи умов». Это ситуация, когда оратор желает побуждать, а не вынуждать или командовать, а аудитория
* Алексеев Александр Петрович — доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии гуманитарных факультетов философского факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, тел.: 8 (495) 939-53-46; e-mail: [email protected]
расположена слушать. Х. Перельман говорил о «взаимной доброй воле», которая должна распространяться и на конкретный вопрос, выносимый на обсуждение. При этом теория аргументации не могла — да и не стремилась — избежать использования элементов понятийного аппарата логики и средств логического анализа.
В отечественной (первоначально советской) литературе к 80-м гг. XX в. утвердилось понимание аргументации как способа речевого воздействия на взгляды и поведение людей с использованием процедур обоснования и опровержения выдвигаемых положений [Г.А. Брутян, 1978, № 1]. Подходы советских и российских авторов оказались во многом близки сложившемуся на Западе направлению так называемой неформальной логики, ориентированной на анализ рассуждений, выраженных в естественном языке. Неформальная логика учитывает соответствующую многозначность и неопределенность, использует особую технику составления диаграмм рассуждений для оценки надежности с учетом приемлемости посылок, релевантности посылок заключению и весомости поддержки данного заключения данными посылками [И.Н. Гриф-цова, 1998; D. Walton, 1991].
В работах по теории аргументации исследуются как логико-лингвистические структуры, так и содержание доводов, относящихся к тому или иному предмету [А.А. Ивин, 1997; Ю.В. Ивлев, 2001]. Достаточно известным и влиятельным является сегодня «прагма-диалектический» подход, трактующий теорию аргументации как «гибридную дисциплину», включающую междисциплинарные исследования и имеющую как дескриптивные, так и нормативные составляющие [Л van Eemeren, 2013].
Нормативное ядро современной теории аргументации сохраняет связь с классическими идеалами, определившими когда-то характер Аристотелева учения о диалектике и риторике. Стремление приблизиться к истине и помочь в этом другому, честность и следование правилам логики, уважение к адресату и аудитории, умение представить мысли в форме, наиболее подходящей для восприятия слушателями или читателями — базовые требования к аргументирующему и основания оценки аргументации. Однако именно эти установки современной теории аргументации вызывают в лучшем случае удивление, а в худшем — воспринимаются как устаревшие на фоне популярных «трендов» так называемой эффективной коммуникации.
В контексте «аттенционализма» (от англ. «attention» — внимание), трактующего внимание как главную ценность современного общества и общества будущего, вопросы об истинности заявлений и правдивости заявляющих выглядят не только неуместными, но и неприличными. Показательны в этом отношении представленные
в книге «№11ократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма» [А. Бард, Я. Зодерквист, 2004] рассуждения о возможности предотвратить русскую революцию 1917 г. «Совет», который дают авторы русскому императору спустя почти столетие после упоминаемых событий, состоит в том, чтобы «вдруг публично признаться в своем атеизме». Не будем оценивать степень информированности «консультантов» о предреволюционной ситуации в России. Подчеркнем лишь, что для них не имеет значения, был ли Николай II на самом деле верующим, — важно найти способ отвлечь общественное внимание от больных проблем российского общества, «переключив» его на сенсационное публичное заявление императора о своем якобы неверии в Бога. Данный пример демонстрирует установку, лежащую в основе технологий манипулирования общественным сознанием: эффективность превыше всего, а эффектность — залог эффективности.
Овладение манипулятивными приемами становится необходимой частью обучения методам управления, правилам деловой коммуникации, искусству влиять на людей и достигать успеха в жизни. Коммерческая реклама и политические технологии задают образцы «успешности» и «профессионализма», проникающие в самые разные сферы, в том числе те, где к работникам предъявляются повышенные моральные требования, несовместимые со следованием таким образцам. Здравоохранение и образование, приобретая статус «поставщиков услуг», вынуждены искать компромиссы между «ценностями рынка» и гуманистической сутью профессии врача и преподавателя. В технологиях манипуляции активно используются знания, получаемые психологической наукой для совсем иных целей, а технологии психологического воздействия, созданные для помощи человеку, начинают «самостоятельную жизнь по законам рынка» и превращаются в манипулятивные [Е.Л. Доценко, 1997, с. 9]. Не удивительно, что в этих условиях разработка способов защиты от манипуляций осознается как одна из важных задач психологии.
Следует согласиться с Е.Л. Доценко в том, что слово «манипуляция» в отношении взаимодействия людей употребляется метафорически и именно в этом контексте оно приобретает негативный оттенок, которого изначально не имело. Слово «манипуляция» происходит от латинских «тапш» (рука) и ташри1ш (горсть) и первоначально означало движения рук при выполнении определенных процессов. Именно в таком смысле это слово употребляется в медицине (например, внутрисуставной манипуляцией называют введение в полость сустава лекарственного препарата, осуществляемое врачом, специально обученным методике и технике данной процедуры). Подобные манипуляции требуют большой ловкости и точности. В технике манипуляциями называют искусные действия
с рычагами, а манипуляторами — сами рычаги и рукоятки (с развитием автоматизации манипуляторами стали называть специальные устройства с дистанционным управлением).
Манипуляция человеком предполагает воздействие на человеческую психику и поведение посредством знаковых систем (речи, текста, изображений), создания ситуаций, вынуждающих человека к действиям, предусмотренным субъектом манипуляции. С манипулированием в этом контексте связывают влияние на выбор и принятие решений, скрытое от человека-объекта воздействия, игру на слабостях другого, программирование мыслей и намерений человека, господство над его духовным состоянием. Е.Л. Доценко, систематизируя представления о манипуляции, изложенные в психологической и философской литературе, формулирует следующее рабочее определение манипуляции: «Манипуляция — это вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями» [Е.Л. Доценко, 1997, с. 59]. В.Д. Аносов и В.Е. Лепский, отмечая, что манипулятив-ные воздействия распространяются на индивидуальное, групповое и массовое сознание, относят манипуляции к разряду негативных информационно-психологических воздействий, осуществляемых с целью «побуждения индивидуальных и социальных субъектов к действиям в ущерб собственным интересам в интересах отдельных лиц, групп или организаций, осуществляющих эти воздействия» [В.Д. Аносов, В.Е. Лепский, 1996, с. 7].
Психологи обращают внимание на то обстоятельство, что иллюзия самостоятельного выбора и совершения поступка под влиянием манипулятивных воздействий способствует «присвоению» адресатом навязанной извне цели, «перемещению» ответственности за постановку цели с манипулятора на адресата. Следует подчеркнуть, что адресат не может избежать ответственности (включая формально-юридическую) за действия, совершенные им в результате манипуляции.
Знания о механизмах манипуляции востребованы сегодня как теми, кто желает манипулировать людьми, так и теми, кто вынужден защищаться от манипуляций. Психологи объясняют разрушительное воздействие манипуляций на личность адресата обострением внутренних колебаний, обусловленных конкуренцией мотивов на начальном этапе манипулятивного воздействия. Отличие манипу-лятивного воздействия от воспитательного состоит в том, что последнее предполагает поддержку воспитуемого в его личностном росте, использование противоречия как дополнительного ресурса развития [Е.Л. Доценко, 1997, с. 176]. Манипуляция же как таковая
направлена на использование адресата как средства достижения целей манипулятора, а развитие личности в число таких целей не входит. По-видимому, не лишены оснований утверждения об оправданности использования манипуляции в повседневной жизни в качестве «средства мягкой защиты от самодурства правителей, перегибов руководителей, дурного характера коллег или родственников, недружественных выпадов со стороны тех, с кем случайно довелось общаться» [там же, с. 11]. Тем не менее вред от манипуляции намного более значителен, чем те «удобства», которые можно получить с ее помощью.
Средства психологической защиты от манипуляций определяются характером угроз, которые несет манипулятивное воздействие индивидуальному или коллективному субъекту. Эти угрозы связаны с разрушением психических структур индивида и социально-психологических основ общества. Высшая степень опасности грозит полной утратой субъектности, более низкие степени — сужением возможностей самореализации, снижением самоуважения, серьезными «сбоями» механизмов самооценки. Известные виды психологической защиты в применении к манипуляциям предполагают «уход» (дистанцирование, прерывание контактов, выход за пределы влияния манипулятора), «изгнание» (в том числе в форме осуждения действий манипулятора), «блокировку» (установление семантических барьеров), «управление» (воздействие на манипулятора с целью ослабить его активность, а то и полностью подчинить свое воле; этому служат попытки умилостивить или подружиться, стать членами одной общности и т.д.); «замирание» (маскировка, минимизация подачи информации о себе или подача искаженной информации); «игнорирование» (умаление степени угрозы, объяснение действий манипулятора положительными намерениями) [там же, с. 203]. Эти общие установки конкретизируются и реализуются в специальных психотехниках, которые разрабатываются для защиты от манипуляций. Следует подчеркнуть, что любой из указанных видов защиты несет в себе определенные риски. Так, настойчивое стремление «уйти» из сферы влияния любого, кто может быть заподозрен в манипулировании, ведет к разрыву социальных связей, а упорное «игнорирование» отдает человека во власть иллюзий. Разнообразные риски связаны с применением психотехник, требующим особых предосторожностей и профессионализма.
Широкое распространение манипулятивных практик способствует осознанию того, что одной из главных задач теории аргументации становится разработка методов и средств, необходимых современному человеку для защиты от манипуляций. Средства «неформальной логики», позволяющие анализировать рассуждения в естественном языке, помогают выявить логические дефекты ма-
нипулятивных воздействий, осуществляемых в речевой форме. Однако логическими дефектами изобилуют и рассуждения тех, кто не стремится манипулировать другими людьми. Ошибки, добросовестные заблуждения, «ловушки», обусловленные многозначностью слов естественного языка и невозможностью представить в явной форме все звенья умозаключений в реальных коммуникативных ситуациях, — все это является неизбежной составляющей процессов человеческого познания. Теорию аргументации принято характеризовать как область междисциплинарных исследований, однако психологические знания, используемые в этой области, черпаются чаще из того, что принято называть здравым смыслом, чем из академической психологии. Сформулированный в «Риторике» М.В. Ломоносова критерий искренности говорящего: «...ежели он сам ту же страсть имеет, которую в слушателях возбудить хочет, а не притворно их страстными учинить намерен.» [М.В. Ломоносов, 1952, с. 167—168], — приобретает особую актуальность в XXI в., когда информационное воздействие (все чаще осуществляемое через технические каналы связи) планируется и выполняется группами «профессионалов», чьи взгляды и чувства считаются «личным делом», которое не должно мешать работе.
Постмодернистские заявления о том, что мы живем в мире «си-мулякров» (копий никогда не существовавших оригиналов), имеют все основания считаться попыткой защитить человека, чье сознание атакуют продукты «знакового производства». К миру симулякров относят рекламу: предназначенная якобы для того, чтобы описывать свойства товара, она на самом деле ничего не говорит о товаре. Статус симулякра получают у постмодернистов и «народные представители» — политики, представляющие лишь самих себя и преследующие собственные интересы. Этот способ защиты сочетает в себе черты «ухода», «изгнания» и «блокировки» в указанном выше смысле.
Новые вызовы теории аргументации несут комбинированные формы воздействия, сочетающие тексты (в том числе обоснова-тельно-мотивационные) с визуальными изображениями. Осознание недостаточности имеющихся средств для эффективной информационно-логической защиты человека в эпоху электронных СМИ в драматической форме выразил Н. Постмэн. Будучи убежденным в том, что в условиях изобилия информации человеку требуется серьезная подготовка в области анализа аргументации, без чего он будет так же уязвим для деспотов и мошенников, как и тот, кто лишен доступа к информации, Постмэн утверждает, что времена, когда такая подготовка могла основываться на логике, риторике и семантике, ушли в прошлое, так как печатное слово вытеснено на периферию культуры, а электронное изображение занимает в ней
центральное место. Яркий пример, на который ссылается Пост-мэн, — телевизионная реклама Макдональдса, представляющая собой драму и даже мифологию, повествующую о прекрасных людях, продающих, покупающих, поедающих гамбургеры и находящихся на грани экстаза от свалившегося на них счастья. Здесь невозможно найти рассуждения, которые следовало бы оценить как правильные или неправильные, и суждения, которые можно оценить как истинные и ложные [N. Postman, 1988, p. 13]. Принято считать, что вопросы об истинности, ложности, логической последовательности неприменимы к миру визуальных изображений. Реклама может нравиться или не нравиться, но не может быть опровергнута. Между тем приемы видеорекламы широко используются в самых разных сферах, в том числе в сфере политики и политической информации.
В работе Л.А. Бобровой «Рекламоподобная аргументация» обобщаются характеристики практики аргументации, ориентированной на массовую аудиторию. Эта практика, явно противоречащая классическим нормам, распространена настолько, что способствует восприятию весьма сомнительных методов в качестве правильных и по-настоящему эффективных. «Вместо честного обсуждения проблемы, выявления и учета всех мнений, — пишет Боброва, — вместо ориентации на общественную пользу ставится одна цель — навязать определенное мнение. Как правило, это мнение «работает» в пользу некоторой группы, о которой общественность ничего не знает. Более того, очень часто это мнение даже во вред самой общественности» [Л.А. Боброва, 2003, с. 382]. Л.А. Боброва обращает внимание на такие приемы «рекламоподобной» аргументации, как тенденциозный подбор доводов для «продвигаемого» тезиса, ограничение информации о мнениях, несовпадающих с этим тезисом, атака на несогласных, стремление их дискредитировать или объявить разногласия несущественными, не заслуживающими внимания.
«Антиманипуляционный» потенциал теории аргументации во многом определяется теми ее базовыми установками, которые уже в середине прошлого столетия были заявлены не в контексте соотнесения нового направления с логикой, а в противопоставлении его подходам, ориентированным на эффективное управление человеком. В эпоху поклонения эффективности определение Г. Джон-стоном аргументации как «неэффективного управления» выглядит явно «идущим не в ногу со временем». По Джонстону, гуманный в основе своей характер аргументации как деятельности определяется тем, что субъект этой деятельности рассматривает адресата как свободную в данном контексте личность, признавая его интеллектуальное и моральное право отвергнуть аргументацию. «Аргументация есть всепроникающая черта человеческой жизни, — утверж-
дает Джонстон. — Это не значит, что не бывает случаев, когда человек поддается гипнозу, подсознательной стимуляции, наркотикам, "промыванию мозгов" и физической силе, и что не бывает случаев, в которых он может управлять действиями и взглядами своих собратьев-людей средствами иными, чем аргументация. Однако только тот человек, которого можно назвать бесчеловечным, будет получать удовольствие от воздействия на поведение других людей лишь неаргументационными средствами, и только идиот будет охотно подчиняться ему. Мы даже не властвуем над людьми, когда мы только манипулируем ими. Мы можем властвовать над людьми, лишь рассматривая их как людей» [H. Johnstone, 1965, p. 1—2]. Функция адресата не сводится к пассивному восприятию аргументации. Джонстон убежден, что подлинная аргументация может иметь место только тогда, когда респондент заинтересован в результате аргументации и готов подвергнуть себя риску. Если риск аргументирующего связан с возможностью «поражения» — с тем, что адресат не согласится с его доводами, то риск адресата аргументации — это риск изменить самому себе. Речь идет о собственном «Я», а не об отдельных взглядах, убеждениях или способах поведения. Подобного риска, как и риска изменить поведение или взгляды под воздействием аргументации, можно избежать, «закрыв для нее свой разум». Признавая, что отказ от восприятия аргументации в тех или иных ситуациях неизбежен для человека, Джонстон, тем не менее, связывает «бытие человека» именно со способностью воспринимать аргументацию: «Закрывая свой разум для аргументации, можно совершенно избежать риска... Конечно, мы не можем быть готовы к восприятию любой аргументации, обращенной к нам. Но мы не можем всегда держать свой разум закрытым, тем более что человек с абсолютно закрытым разумом перестает быть человеком» [ibid., 1965, p. 2—3]. Для человека с открытым разумом, по Джонстону, характерно внутреннее напряжение особого рода. С одной стороны, такой человек желает сохранить себя, свое «Я», с другой стороны, он должен подвергать себя риску изменения в результате аргументации. Такое напряжение — характерная черта человеческого существования, связанная с потребностью преодолеть границы собственного опыта.
Синкретичное восприятие комбинированных информационных воздействий, широко используемых в манипулятивных целях, становится важным условием успеха манипуляции. Теория аргументации, апеллирующая к рациональности адресата, его способности анализировать и критически оценивать рассуждения самых разных видов, включая те, где речь идет о мотивах и чувствах [Л. Micheli, 2010], объективно способствует повышению порога манипулятив-ной уязвимости личности. 74
Нормативные установки теории аргументации предполагают, что адресат аргументационного воздействия не только обладает свободой в оценке аргументации, но и осознает эту свободу. Предполагается также, что человек, воспринимающий информационное воздействие, способен определить, на какие уровни и компоненты его сознания оно направлено и является ли оно собственно аргументационным. Очевидно, решение подобных задач требует от адресата (реципиента воздействия) определенного уровня рефлексивности. Следует подчеркнуть, что речь в данном случае идет, главным образом, о свободе внутренней оценки. Что касается свободы внешней оценки аргументации, то ее реализация существенным образом зависит от внешних условий. Реальный человек в той или иной степени зависит от налагаемых извне ограничений в выражении оценки любых сообщений, в том числе аргументационно организованных.
Свобода оценки как основополагающая норма не есть свобода каприза — она ограничена теми нормами и правилами, которым следует реципиент аргументации. Так, недостижимость абсолютной истины не означает отказа от стремления к истине вообще. Логико-гносеологическая оценка аргументационной конструкции состоит в характеристике составляющих ее суждений (тезиса и посылок) как истинных или ложных, сомнительных или вероятных, в выявлении логической структуры аргументационной конструкции, степени надежности умозаключений. Нормы оценки предполагают, что реципиент способен осознать ошибочность собственных мнений, если аргументация достаточно убедительно показывает ее, способен признать истину за таковую, даже если она противоречит сложившимся ранее представлениям или связана с отрицательными эмоциями. Вместе с тем реципиент не должен отказываться от своих представлений без достаточных на то оснований, способен критично отнестись к аргументации, взвесить доводы «за» и «против» содержащихся в ней положений.
У человека, знакомого с проблемами аргументации лишь по учебным пособиям, ориентированным прежде всего на логику, и по исследованиям того же рода, может сложиться впечатление, что «образцовый» реципиент ограничивается оценкой лишь логико-гносеологического аспекта аргументации, а принятие во внимание прочих ее аспектов способно лишь запутать человека и помешать ему адекватно оценить аргументационную конструкцию. Данное мнение глубоко ошибочно.
Аргументационные воздействия затрагивают разные стороны человеческой личности, разные планы мировосприятия и интересы человека. Рефлексия над такими воздействиями, выражаемая в оценках, отличных от логико-гносеологической, может быть зна-
чима ничуть не меньше, чем определение логических достоинств аргументационной конструкции и соответствие содержащихся в ней суждений действительности.
Прагматическая оценка аргументации заключается в определении соответствия компонентов аргументационной конструкции интересам или потребностям реципиента, «аргументатора» или третьей стороны, возможности использования в таких интересах информации, содержащейся в аргументационном тексте.
Эмоционально-рефлексивная оценка концентрируется на чувствах и переживаниях, которые испытывает реципиент, а также испытывают (или могут испытать) другие люди. Эмоционально-рефлексивную оценку следует отличать от непосредственно эмоциональной, которая дается в ситуации «преобладания эмоций над разумом» и обычно представляет собой смешение разных видов оценки.
Этическая оценка аргументации характеризует, во-первых, содержание аргументации в целом и отдельных ее компонентов как этически приемлемых или неприемлемых, а во-вторых, правомерность использования данной аргументации в данной аудитории. При этом учитывается и соответствие аргументационного воздействия нормам этики, и последствия принятия или отвержения аргументации.
Эстетическая оценка аргументации и аргументационного текста может учитывать как «красоту речи», так и логическую стройность мысли. Эстетика языка не обязательно предполагает наличие риторических «украшений». Уместность и допустимость подобных средств зависит как от рассматриваемого предмета, так и от особенностей коммуникативной ситуации. Такого рода оценка во многом определяется вкусами реципиента.
Подчеркнем, что эмоционально-рефлексивную, прагматическую, этическую и эстетическую оценки следует отличать от гносеологической оценки такой аргументационной конструкции, которая содержит в себе суждения о чувствах, о целесообразности совершения определенных действий, о нравственности или об эстетических качествах какого-либо предмета.
В зависимости от области использования аргументация подвергается преимущественно тому или другому типу оценки. Например, политической аргументации обычно дается прагматическая оценка, которая может быть дополнена этической и эмоционально-рефлексивной. Вместе с тем, поскольку политическая аргументация, как правило, апеллирует к фактам и содержит их интерпретации, она получает и гносеологическую оценку. Источником искажений и дефектов в оценке аргументации становится смешение различных видов оценки, подмена одного из них другим. Например,
оценка истинности суждений, содержащихся в аргументации, на практике нередко подменяется рассмотрением их с точки зрения пользы или вреда.
Прояснение общих установок и норм, отличающих аргумента-ционное воздействие от манипуляционного, — необходимая основа разработки в рамках теории аргументации специальных средств и методов информационно-психологической и логико-мировоззренческой защиты человека в современных условиях агрессивной информационной среды. Такая защита, способствующая созданию благоприятной информационно-психологической обстановки, служит не изоляции человека и социальному эскапизму, а построению адекватной информационно-ориентировочной основы деятельности, выстраиванию «человечных и человеческих» коммуникативных стратегий.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аносов В.Д., Лепский В.Е. Исходные предпосылки информационно-психологической безопасности // Проблемы информационно-психологической безопасности / Под ред. А.В. Брушлинского, В.Е. Лепского. М., 1996.
Бард А., Зодерквист Я. №^кратия: Новая правящая элита и жизнь после капитализма / Пер. с шведск. СПб., 2004.
Боброва Л.А. Рекламоподобная аргументация // Мысль и искусство аргументации. М., 2003.
Брутян Г.А. Философская природа теории аргументации и природа философской аргументации // Философские науки. 1978. № 1.
Грифцова И.Н. Логика как теоретическая и практическая дисциплина: К вопросу о соотношении формальной и неформальной логики. М., 1998.
Доценко Е. Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. М, 1997.
Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997.
Ивлев Ю.В. Логика для юристов. М., 2001.
Eemeren van F. In what sense do modern argumentation theories relate to Aristotle? The case of pragma-dialectics // Argumentation. March 2013. Vol. 27. Issue 1.
Micheli R. Emotions as objects of argumentative constructions // Argumentation. 2010. Vol. 24. N 1.
Johnstone H. Some reflections on argumentation // Philosophy, rhetoric and argumentation. Pensylvania, 1965.
Perelman Ch. The new rhetoric and application. Dordrecht, 1979.
Postman N. Critical thinking in the electronic era // Selected issues in logic and communication. Belmont (Calif.), 1988.
Walton D. Informal logic: A handbook for critical argumentation. Cambridge etc., 1991.
