CC BY
343
Terra Humana
Л.В. Никифорова
ТЕОРИИ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА:
НАУКА ИЛИ ИДЕОЛОГИЯ?
Рассматриваются две волны теории постиндустриального общества. Утверждается, что первая (К. Поланьи, Дж. Гэлбрэйт, Дж. Роулз) была попыткой научного поиска сценариев будущего, учитывала «разоблачения» рациональности и исчерпанность индустриального проекта. Новая волна (Э. Тоффлер, Ф. Фукуяма, С. Хаттингтон, В. Иноземцев) представляет собой не научный поиск, но идеологию. В ней не опровергнуты, но отвергнуты спорные вопросы и взамен «вброшена» идея нового витка эволюции, в которой догматизированы разрушительные тенденции индустриальной эпохи. Богатство / бедность, творчество / труд, «новая темпоральность» / социальная ответственность, успешность / безысходность описываются в категориях прогрессивной и тупиковой ветвей эволюции.
Теоретическое знание выступает ключевой категорией в проектах постиндустриального общества. Это основной ресурс, источник всех нововведений, основа политики и интеллектуальных технологий управления. Однако знание, каким бы оно ни было, есть способ, который ведет к цели. Общество, полагающее теоретическое знание основным ресурсом, предполагает способность не просто к развитию, но к формированию самой логики развития, законов и методов возможных обновлений, а, значит, не может не преследовать цель, обоснованную научно.
В отличие от концепций других типов общества, сформированных постфактум, путем анализа и реконструкции прошлого, концепция постиндустриального общества была попыткой научного прогноза и планирования. Необходимость построения научного проекта будущего была вызвана осознанием «пределов роста» индустриального общества. Приговор, вынесенный индустриальной цивилизации, связан с исчерпанностью ее ресурсов, и дело не только в природных ресурсах. «Разоблачение» рациональности как движущей силы модерна, проведенное в неклассической гуманитарной традиции, включало «разоблачение» тотальности властного дискурса, анализ парадоксов демократии как фор-
мы политического, приговор массовому обществу, в которое превратился народ - источник суверенитета. Все это свидетельствовало об исчерпанности социума1.
И только потом прозвучал сигнал об исчерпанности биосферы. Предельно кратко цели будущего были сформулированы в докладе Римскому клубу «Пределы роста»2. Результаты математических моделей, показавшие надвигающийся коллапс биосферы, поставили вопрос радикально -речь идет не о лучшем или худшем будущем, но о самой возможности будущего. Общество вынуждено мобилизовать все свои ресурсы, чтобы «всего лишь» выжить. Это возможно при серьезном ограничении производства и потребления в жизненно необходимых пределах, но возможны два варианта - справедливый и несправедливый. Будущее для всех, для всего человечества, или будущее для избранных (т. н. «теория золотого миллиарда»).
Теория постиндустриального общества пережила две волны, рубежом принято считать 1990-е годы - массовое распространение компьютерных технологий и сети Интернет, что можно рассматривать как наступление постиндустриального будущего. С точки зрения проблемы целей общества рубежом стал уход СССР с политической сцены.
В целом ряде работ 1960-1970-х годов цели общества формулировались вполне отчетливо, и социальная справедливость в них присутствовала императивно. Взгляд в будущее был умудрен подведением итогов модерна - необходимость справедливого будущего была фундирована критикой индустриального общества в его западном, капиталистическом варианте3.
«Разоблачение» рациональности модерна включало сомнение в рыночной модели хозяйства, которая на протяжении всего XIX и большей части XX века понималась как естественная: движение к рынку мыслилось как прогресс, формирование товарно-денежного хозяйства - как неизбежность, как естественный процесс на пути модернизации. Разоблачение идеи саморегулирующегося рынка связано с «открытием» того, что естественной средой человека является не рынок, а общество. Как показал К. Поланьи, естественной моделью хозяйства, является «оесопот1а», домашнее хозяйство, основанное на внеэкономических стратегиях - взаимной поддержке и перераспределении. Подчинение социальных задач экономическим интересам - удовлетворению личной выгоды, мотиву прибыли - в историческом плане уникально. «Рыночное общество заслуживает критики не потому, что оно основывалось на экономике - последняя представляет собой в известном смысле необходимый фундамент любого общества, - а за то, что в основе его экономики лежал принцип эгоизма. Подобная организация экономической жизни является совершенно неестественной и необычной - в строго эмпирическом смысле чего-то исключительного и уникального»4.
К. Поланьи показал, что закономерным следствием свободного саморегулирующегося рынка, его системообразующим компонентом, стала бедность - в одном обществе при наличии избыточного потребления в одной его части, другая может быть обречена на вымирание (т. н. абсолютная бедность). «Страшным» итогом индустриальной цивилизации К. Поланьи считал вывод о несовместимости свободного рынка и общества. По мнению К. Поланьи, экономика саморегулирующегося рынка
Инновационное общество
Terra Humana
ведет не к формированию какого-либо другого типа общества, но к гибели общества, как естественной среды существования человека. Свободный рынок, в пределах которого в товар превращается все, способен разрушить все социальные связи.
Открытие общества он считал важнейшим заветом будущему. В этом смысле следует понимать высказывания социологов и экономистов, рассматривавших в качестве цели общества само общество5. По существу, это и есть необходимость справедливого пути в будущее: человечество может выжить только как общество, а общество возможно только как система взаимной поддержки.
Решение проблемы справедливости было связано с определением критериев «достаточной и достойной» жизни «за пределами роста», с необходимостью отказа от навязывания потребностей, навязывания мотивации, от избыточного потребления. Человек нуждается не в более или менее комфортном жилье, но в жилье, не в разнообразной пище, но в пище. Ситуацию, «когда существует нехватка жилищ и медицинской помощи, а мужские дезодоранты имеются в изобилии», Дж. Гэлбрэйт называл непристойной6. «Достаточные» или «неизбежные» потребности человека в пище, одежде, крыше над головой, в медицинском обслуживании, обсуждавшиеся в работах 1960-1970-х годов, понимались с конкретноисторической точки зрения. Без них в современном обществе невозможна свобода как право выбора своего образа жизни, как право автономного суждения. Решающую роль в отсечении навязанных потребностей и обеспечении неизбежных должно было, по мнению Дж. Гэлбрэйта, Дж. Роулза, сыграть государство, способное остановить разрушительные последствия рыночной экономики. Тем более, в XX веке экономика «переросла» свободный рынок, и он, как писал Дж. Гэлбрэйт, остался только в учебниках по экономике как иллюстрация исключительного случая.
Целью индустриального общества принято считать «производство вещей», принято также считать, что с этой точки зрения нет большой разницы между капиталистической и социалистической системами. Социализм, - считал Дж. Белл, - альтернативный капитализму путь индустриального общества, сформированный другими стратегиями, но преследующий одну цель: оба типа общества заняты накоплением прибыли, «пусть одно скорее для государства, чем для частных лиц»7.
Иначе подошел к этому вопросу И. Валлерстайн в своем анализе миро-систем8. «Raison d^tre капиталистической экономики - бесконечное накопление капитала, основанное на изъятии прибавочной стоимости у одних и перераспределении в пользу других»9. Накопление капитала как основная цель деятельности и конкурентная борьба как ее основная стратегия повлекли за собой, по мнению И. Валлерстайна, не только формирование рыночного типа хозяйства с автономной личностью в качестве субъекта деятельности, но и формирование рационального типа мышления, науки как способа овладения природой, государства-нации как суверенной единицы политического процесса и в целом - капиталистической миросистемы как геополитической реальности.
Несправедливость представляется И. Валлерстайну, как и К. Пола-ньи, сущностным качеством капиталистической мировой системы. Повторю, бедность - это не переходное состояние экономики, не побочный
продукт, а системообразующий компонент капиталистической экономики. Валлерстайн не сокрушается по этому поводу, но констатирует, что капиталистическая мировая система - это система, «инструменты которой приспособлены к тому, чтобы в среднесрочной перспективе вознаграждать тех, кто считает главным делом накопление капитала, и карать всех тех, кто пытается отстаивать другие приоритеты»10. Бесконечное накопление капитала реализуется экзистенциально как неравенство сильного и слабого, структурно и исторически - как неравенство собственников капитала и наемных рабочих, метрополий и колоний, стран-лидеров и стран периферийного и полупериферийного капитализма. «Такой мир есть мир победителей и побежденных, ... мир тех, кто имеет, и тех, кто не имеет, тех, кто достиг успеха, и тех, кто взирает со стороны»11.
Социалистический лагерь был «антисистемой», вынесенной за пределы капиталистического мира. То есть он оформлен тем же «всемирным процессом» - накоплением капитала и бесконечным увеличением прибыли. Но это реванш класса побежденных, и потому цели его альтернативны - справедливость. Правда, формы советской справедливости Валлерстайн считал уродливыми.
Пока был жив Советский Союз, опыт развития регулируемого рынка, рынка без свободной конкуренции нельзя было не учитывать. Более того, путь в будущее связывался преимущественно с государственным регулированием экономики. Д. Белл с его идеей меритократии представлял собой исключение. Причиной тому не идеологические симпатии или антипатии отдельных ученых, но фундаментальный вывод о губительности свободного рынка для общества и необходимости строить будущее на основе социальной солидарности. Тем более, что «пределы роста» индустриального общества уже осознаны.
После того, как СССР прекратил свое существование, идея социальной справедливости была снята с повестки дня. Она не была оспорена или переосмыслена - не могу назвать ни одной работы, в которой бы на философско-культурологическом уровне обосновывалась ее несостоятельность. Развернувшаяся критика советского проекта не отменяет значимости социальных, внеэкономических целей общества и не опровергает «презумпцию несправедливости»12 мира свободного рынка. Осужден метод построения справедливого общества, но не сама идея. Однако исчезновение с политической карты государства, в котором граждане были обеспечены достаточными социальными благами, где была преодолена бедность, стало неартикулированной санкцией на смену теоретического курса.
Книги Э. Тоффлера, Ф. Фукуямы, С. Хаттингтона построены на принципиально других позициях. Несмотря на различие тем, в них обсуждаемых, они составляют единую картину. Общество будущего стало определяться приблизительно так: за «пределами роста» наступает новый виток эволюции, в котором малая часть человечества пойдет по пути дальнейшего развития, большая часть окажется в эволюционном тупике. Речь идет не о том, что кто-то более достоин будущего, но о том, что кто-то «избран» в будущее (меритократия Д. Бэлла от merit - избранный), что есть некие природные закономерности, которые помимо разумной
Инновационное общество
Terra Humana
воли определяют «прогрессивность» или отсталость отдельных людей и целых сообществ.
Для Э. Тоффлера характеристиками человека, «избранного» самой природой к будущему, стало отношение человека к пространству и времени. Людьми будущего являются, по Тоффлеру, люди, обладающие «новой темпоральностью». Ее симптомы - стремление к динамичному темпу жизни, умение чувствовать себя комфортно в вихре перемен, способность покинуть любое место (в т. ч. место работы, дом, родину, профессиональную или любую иную иерархию), умение разорвать всяческие социальные связи (профессиональные, семейные, гражданские), психологическая способность не придавать всему этому серьезного значения, быть «чужим среди чужих»13.
Проблема изменения природы человека под действием технологического прорыва второй половины XX века была поставлена еще на первом этапе постиндустриальных прогнозов. Так, Г. Маклюэн размышлял о «расширении человека», о грядущих изменениях центральной нервной системы под действием электронных технологий. Однако проблема селекции человечества Маклюэна не занимала, напротив, он не сомневался, что новый «формат» человеческой природы связан с повышенной ответственностью, совестью человечества в мире, в котором больше нет периферии и невозможна самодостаточность14. Тоффлер разрубает гордиев узел: человек постиндустриального общества - это человек тотально безответственный.
Главный сюжет всех книг Тоффлера - обвал социальных связей, не только традиционных (семья, род, профессия), но и модернизированных (государство, партия, класс, социальный слой). Тоффлер утверждает: цепляться за эти связи бесполезно, надеяться на них бессмысленно. Разрушение привычного социума есть очевидный симптом уже наступившего будущего, постиндустриальная волна не просто уже пришла, но «вломилась» в двери настоящего, человеку осталось только приспосабливаться к ней.
Однако то, как описывает Э. Тоффлер наступление будущего, выглядит как разрушение социума под действием уже разоблаченного индустриального прошлого. Все то, что в ходе «расставания с модерном» было понято как действие целерациональности и ее постепенное разрушительное расширение, объявлено Тоффлером без какой-либо научной аргументации симптомами «третьей волны», фатальными в силу своей принадлежности к будущему. Напомню, из К. Поланьи следует, что становление индустриальной цивилизации происходило как борьба разрушительной идеи саморегулирующегося рынка и терапевтический идеи протекционизма, унаследованной от традиционной цивилизации. Поланьи, на основании научной аргументации и научной методологии, предлагал осознать необходимость «лечения» общества, разрушенного рациональностью. Э. Тоффлер не оспаривает эту идею, не переосмысляет ее, но просто отбрасывает.
Ф. Фукуяма, повторяя Тоффлера, объявляет разрушение социальных связей прогрессом в области социальных норм, «творческим разрушением», хаосом, из которого последует новый порядок. «Великий разрыв» - моральный упадок, распад семьи, шквал преступности, деградацию и деиндустриализацию - он описывает как пропасть между
ценностями индустриальной и постиндустриальной эпохи. Здесь скрыто то же противоречие - так должен выглядеть окончательный разрыв между ценностями традиционной эпохи и саморегулирующимся рынком при полном отсутствии терапевтических мер третьей стороны. Это не наступление новой волны, а торжество саморегулирующегося рынка, который пожрал все источники своего развития.
Пафос второй постиндустриальной волны связан с тотальным отказом от общества. В рамках индустриальной цивилизации, как выяснилось, враждебной по отношению к «естественным» и традиционным социальным связям, общество, тем не менее, не осознавалось в качестве врага. Несовместимость рыночной системы и общества была теоретически осмыслена в ходе «расставания с модерном». Ф. Фукуяма и Э. Тоффлер предлагают не просто смириться с разрушением общества, но и активно способствовать процессу.
Они не опровергают, но отвергают важнейшие тезисы, выдвинутые на этапе критики модерна. Все то, что в рамках первого постиндустриального проекта составляло проблему, требовало раздумий и вело к горьким выводам, во втором постиндустриальном проекте приветствуется как будущее. «Великий разрыв» - это полный отказ от философского опыта осмысления модерна и одновременно отказ от первого постиндустриального проекта.
Фукуяма совершенно определенно пишет о несовместимости принципов социальной поддержки и либеральной демократии. Фундаментальными принципами либерализма являются права собственности и свободного экономического обмена15. Социальное неравенство, как неотъемлемый признак либеральной демократии, производно, по Фукуяме, от биологического неравенства: «люди от природы не равны, относиться к ним как к равным - значит не утверждать, а отрицать их человеческую сущность»16. Окончательное торжество либеральной демократии, наступившее благодаря «банкротству» социалистического проекта, представлено как «общая эволюционная закономерность» - «существует некоторая Универсальная История, ведущая в сторону либеральной демократии»17.
В работах Фукуямы предложены и характеристики «прогрессивной» человеческой особи: агрессивность как «естественная» природа человека и четко осознаваемый экономический интерес, позволяющий безболезненно расстаться с «интеллектуальными миражами» всех форм протекционизма18. Взаимоотношения между людьми строятся на основе рационального сотрудничества, приносящего взаимную выгоду в конкурентной борьбе19. Здесь содержится заодно краткая формулировка концепции «гражданского общества». Общества, в котором «каждый предоставлен сам себе. И каждый знает, что этого “самому себе” - мало»20. Над гражданским обществом не довлеет никакое объединяющее начало: предполагается, что индивид свободно меняет цели, а мораль является его частным делом21. Гражданское общество - это слоттердайковский «мир-для-себя», где стремлению к личной выгоде неизбежно сопутствует цинизм.
Общество и гражданское общество это не две формы общества, исторически сменяющие одна другую. Это общество и не-общество. С одной стороны - общество как исторически сложившаяся система обязательств, как внеположенная человеку реальность, в которую он «вброшен» в мо-
Инновационное общество
Terra Humana
мент рождения и не считаться с ней не вправе. В этом случае в жизни человека в той или иной степени актуализированы все историко-культурные эпохи, и он ответственен не только перед современниками, но и перед предками и потомками. С другой стороны - гражданское общество - полный отказ от обязательств, в т. ч. и перед современниками, и создание вместо них искусственных, временных, связей, не влекущих за собой отвественности.
В «Великом разрыве» Фукуяма, аргументируя агрессивность в качестве «естественной» черты прогрессивного человечества, привел пример из жизни шимпанзе. Человек происходит от шимпанзеобразных предков, но не все шимпанзе эволюционировали в направлении прогресса. Карликовые шимпанзе «бонобо», пишет Ф. Фукуяма, были эволюционной альтернативой. «Эти животные - мечта либерала»: самцы бонобо гораздо менее агрессивны, менее склонны к насилию, особи вступают между собой в гетерогенные и гомогенные партнерские связи. Отсутствие агрессивности у бонобо сделало их тупиковой ветвью эволюции22. Похоже, что люди, обладающие агрессивностью и преодолевшие рутину социальных связей, имеют шанс эволюционировать. Остальных ждет участь «бонобо» или шире, природной среды, которую «новое поколение»23 людей покинет, но может использовать в своих целях.
Не стоит думать, что Фукуяма исповедует идеи Просвещения. Хорошо известно, что социальная философия эпохи Просвещения строилась на предположении природной агрессивности или природной незлобивости человеческого существа, или, другой вариант, природной склонности к обмену. Бездоказательность исходных положений была в результате «разоблачена» и вменена Просвещению в вину. С некоторых пор природа человека не допускает однозначных и прямолинейных определений, в этом и заключается сложность современной научной ситуации. Авторы новой постиндустриальной волны отвергают, не затрудняясь полемикой, всю современную антропологию. Но они не возвращаются и к Просвещению.
Еще одним обязательным условием пропуска в будущее признано материальное благосостояние. Эта мысль, рассыпанная у Тоффлера и Фукуямы, «собрана» в работах В. Л. Иноземцева. Внеэкономическую мотивацию постэкономической деятельности (потребности в самореализации и самосовершенствовании) В. Л. Иноземцев вслед за Тоффлером называет «постматериальной» мотивацией. «Человек, освобожденный от необходимости постоянного поиска средств для удовлетворения материальных потребностей (material needs), получает возможность осваивать и культивировать в себе иные человеческие потребности (human needs) во всем их многообразии»24. Но не надо думать, что все так просто, и человек, добившийся материального благополучия, способен заняться творческой самореализацией. Нет.
«Как известно, надутилитарный тип мотивации распространяется не столько у тех, кто добился значительных материальных успехов в течение жизни; напротив, как отмечает Р. Инглегарт, «по самой природе вещей, постматериалистами становятся чаще всего те, кто с рождения пользуется благами, именно это в значительной степени и объясняет их приход к постматериализму»; люди же, с юности стремящиеся добиться экономического успеха, впоследствие гораздо реже усваивают творческие
модели поведения и становятся носителями постматериалистических идеалов»25. То есть требуется материальное благополучие в нескольких поколениях, чтобы мотивация деятельности была совершенно освобождена от необходимости решать материальные проблемы. Только тогда можно говорить о свободной мотивации. Справедливости ради, замечу, что согласно Иноземцеву, не каждый «сытый» господин обнаруживает в себе стремление к творчеству, требуются еще и некие личные качества.
Необходимость благосостояния в нескольких поколениях он объясняет еще и тем, что «оптимальные возможности современного образования даются человеку еще в детском возрасте, а не тогда, когда он уже осознает себя недостаточно образованным; помимо этого способности человека нередко обусловлены наследственностью человека, развивающейся на протяжении поколений»26. Внеэкономические ценности индустриальной эпохи, например, ценности советского проекта, пишет В. Л. Иноземцев, были мобилизационными, а значит никак не могут быть названы свободными.
Теория постэкономической цивилизации В. Л. Иноземцева, а он более других представителей отечественной науки знаком с идеей постиндустриального общества во всех ее вариантах, провозглашает социальное неравенство естественным и полностью оправданным. Имеется в виду неравенство между «классом интеллектуалов», элитой современного общества, уже живущей постэкономическими ценностями, и «устойчивым низшим классом», связанным с индустриальным и доиндустриальным производством и необходимостью добиваться материального благосостояния. Перераспределение доходов в пользу «класса интеллектуалов» и растущий разрыв между бедностью и богатством в современном мире, являются, как пишет В. Л. Иноземцев, не целью деятельности элиты, а побочным результатом ее творческой самореализации27. Более того. «В рамках современной этики не находится серьезных инструментов для обоснования несправедливости подобного положения вещей (т. е. для обоснования несправедливости сложившейся несправедливости - Л. Н.), т. к. она объективно проистекает из реализации людьми своих неотъемлемых прав на развитие и совершенствование собственной личности в формах, которые непосредственно не направлены на создание препятствий для развития других человеческих существ» (курсив автора. - Л. Н.)28.
Итак, первая волна постиндустриальной теории была научной попыткой поиска альтернатив индустриальному обществу. Поиск будущего был сопряжен с пониманием сложности культуры как сферы непосредственно человеческой, целью и единственной возможностью было признано сохранение общества как общества, т. е. системы социальной солидарности, взаимной поддержки.
Новая волна может быть названа научной с большой натяжкой. Это не наука как ответственный акт познания, но идеология - оправдание существующего положения вещей, программа «пролонгации тенденции» на основе догматизированных тезисов. Исходные положения «новой волны» не являются научно аргументированными, не отсылают к научной традиции - они целиком отвергают гуманитарный опыт XX века. Целью «новой волны» является несправедливое будущее, для обоснования которого выработана новая эволюционная теория. Не только богатство и бедность, но знание и информация, творчество и труд, «новая темпораль-
Инновационное общество
Terra Humana
ность» и социальная ответственность описываются в категориях прогрессивной и тупиковой ветвей эволюции. Неравенство признано естественным, а потому непреодолимым результатом культурной динамики.
Перед гуманитарной наукой стоит выбор, он связан с четким осознанием предельных оснований и предельных целей своей научной деятельности.
Напомню, что научное знание, пережившее постмодерн, не является больше объективным и безличным. Научное знание личностно. Оно, как писал М. Полани, лишает ученого невинности - лишает возможности переложить ответственность на абстрактную теорию29. Ученый ответственен перед обществом не только за выработку своей теории, но и за доверие к чужой. «Дени де Ружемон как-то заметил, что человек - это единственное животное, способное лгать... Любое мыслимое утверждение относительно факта может быть сделано искренне или как ложь. Само высказывание в обоих случаях остается одним и тем же, но его неявные факторы различны. Правдивое высказывание налагает на говорящего обязанность верить в то, что он утверждает. Он отправляется с этой верой в плавание по безбрежному океану возможных последствий этого высказывания. В неискреннем высказывании эта вера отсутствует: на воду спускается дырявое судно, чтобы другие сели на него и потонули»30.
Культуролог может присоединиться к «новой волне», предлагая проекты «разорванного общества», занятого конкурентной борьбой, может искать новые линии разрыва, углубляя пропасть между ветвями «эволюции». Можно «разоблачать» идею социальной справедливости на примере самых разных исторических эпох. В этом отношении теория постиндустриального общества, возможно, еще открыта. Подобные разработки могут рассчитывать на гранты, стипендии, могут стать основами новых гуманитарных технологий. Но работа на разрыв общества возможна лишь при условии искренней веры в торжество несправедливости. Иначе это будет ложь - по-житейски вполне понятная, с научной точки зрения недопустимая.
Другой путь - работать над цементированием общества, обосновывать социальную справедливость, теоретически доказывать ответственность как сущностное качество человека, «разоблачать» стратегии успеха, конкурентной борьбы, компетентности, гражданского общества и создавать культурологию бедности, сомнения, неуверенности, работать над теорией справедливости. В конце концов, наше общество познакомилось с этим богатством совсем недавно и многому наивно доверяет.
Но возможно, выбора уже не осталось. По мнению В. Л. Иноземцева, эволюционный отбор закончен, и пропасть, разделяющая нас и постиндустриальный рай, уже непреодолима.
1 Хабермас, Ю. Философский дискурс о модерне. - М., 2003.
2 Пределы роста / Д. Медоуз, Д. Л. Медоуз и др. - М., 1991.
3 Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. - М., 2003.
4 Поланьи, К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. - СПб., 2002. - С. 269.
5 Гэлбрэйт, Дж. Экономические теории и цели общества. - М., 1979. - С. 34. См. также: Rowls J. A. Theory of Justice. - Cambrige (Ma), 1971.
6 Там же. - С. 286.
7 Белл, Дж. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. - М., 1999. - С. 97-98.
8 Под миро-системой И. Валлерстайн понимал исключительно капиталистическую систему, охватившую к концу ХХ столетия практически весь мир. Валлерстайн И. Конец знакомого мира. Социология XXI века. - М., 2003. - С. 178.
9 Валлерстайн, И. Конец знакомого мира. Социология XXI века. - М., 2003. - С. 189.
10 Там же. - С. 176.
11 Д. Бэлл цитирует американских антропологов Л. Тайгера и Р. Фокса. См. Белл, Дж. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. - М., 1999. - С. 553.
12 Гэлбрэйт, Дж. Экономические теории и цели общества. - М., 1979. - С. 110.
13 Тоффлер, Э. Футурошок. - СПб., 1997. - С. 144.
14 Маклюэн, Г. М. Понимание медиа: Внешнее расширение человека. - М., 2003. -С. 70.
15 Фукуяма, Ф. Конец истории или последний человек. - М., 2004. - С. 85.
16 Там же. - С. 434.
17 Там же. - С. 95.
18 Там же. - С. 177.
19 Фукуяма, Ф. Великий разрыв. - М., 2003. - С. 238-239.
20 Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна. - СПб., 1998. - С. 44.
21 Гражданское общество: истоки и современность / Науч. ред. проф. И. И. Кальной, доц. И. Н. Лопушанский. - СПб., 2002. - С. 31-32.
22 Фукуяма, Ф. Великий разрыв. - М., 2003. - С. 240.
23 Иноземцев, В. Л. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции. - М., 1999. - С. 12.
24 Иноземцев, В. Л. Пределы «догоняющего» развития. - М., 2000. - С. 59.
25 Иноземцев, В. Л. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции. - М., 1999. - С. 148.
26 Там же. - С. 565.
27 Там же. - С. 13-14.
28 Иноземцев, В. Л. Современное постндустриальное общество: природа, противоречия, перспектива. - М., 2000. - С. 194.
29 Полани, М. Личностное знание. - М., 1985. - С. 279.
30 Там же. - С. 258.
Инновационное общество
