CC BY
78
Г. Н. Малюченко, О. В. Карина, Н. Е. Шустова, М. А. Киселева
теоретико-методологическое обоснование диагностического опросника «специфика предвосхищения будущего»
характеристика современного состояния проблемы
Построение временной перспективы и личного будущего является проблемной сферой для подростков, испытывающих трудности социально-психологической адаптации. В связи с этим раскрытие индивидуальной специфики построения образа будущего выступает одной из задач научно-исследовательского проекта «Взаимосвязь развития способности к антиципации и динамики социального самочувствия подростков группы риска», осуществляемого нами при финансовой поддержке РГНФ (проект № 08-0б-003б4а). Социальное познание взрослеющей личности сопряжено с развитием способности к реалистичному построению будущей жизни и предвосхищению знаковых событий. Вместе с тем в процессе социальных интеракций представления подростков о будущем нередко претерпевают существенные изменения, что является одним из показателей общей динамики и направленности развития личности.
В зависимости от характера включенности молодого человека в поле социальных смыслов, его внутренней позиции, мировоззрения и ценностных ориентаций, те или иные сценарии его будущей жизни становятся более или менее вероятными. Образ будущего претерпевает изменения по мере достижения социальной зрелости, развития навыков социальной мобильности, приобретения социально-психологической компетентности. Если личность более сфокусирована на отдаленной перспективе, то образ будущего будет играть регулирующую роль по отношению к актуальному моменту, к восприятию настоящего. Если же будущее достаточно размыто, а настоящее переживается как единственно доступная ценность, то текущие события жизни будут значительно влиять на процесс построения жизненных сценариев. Построение образа будущего является сложным по своей структуре процессом, включающим все формы познавательной активности личности, что нашло отражение в работах отечественных и зарубежных ученых (П. К. Анохина, Д. Гилфорда, Е. И. Головаха, Т. Коттла, А. А. Кроника, А. Н. Леонтьева, Б. Ф. Ломова, Ж. Нюттена, Е. А. Сергиенко, Е. Н. Суркова).
Отмечая многомерность процесса построения временной перспективы, исследователи наиболее часто выделяют в нем эмоциональный, когнитивный и регулятивный компоненты. В работах Б. Ф. Ломова и Е. Н. Суркова в качестве основных функций антиципации выделяются регулятивная, когнитивная и коммуникативная1. С. В. Горбатов, определяя психологическое содержание концепции личностного будущего, отмечает такие компоненты как когнитивный и эмоционально-оценочный, которые, по мнению автора, обусловлены влиянием возрастных и социальных факторов2. Согласно исследованиям Е. А Сергиенко, еще на стадии раннего когнитивного развития ребенка закладываются основы для развития способности к построению реалистичной временной перспективы3. Следовательно, своевременная
© Г. Н. Малюченко, О. В. Карина, Н. Е. Шустова, М. А. Киселева, 2009
диагностика закономерностей построения образа будущего позволит выявить существенные противоречия в мировосприятии личности на определенных этапах ее развития.
Исследование индивидуального восприятия и построения образа будущего в настоящее время диагностируется посредством таких наиболее востребованных методик как графический тест Коттла (тест кругов Коттла), методика мотивационной индукции (ММИ) Ж. Нюттена, методика Ф. Зимбардо по временной перспективе ^ТР1), адаптированная
А. Сырцовой, Е. Т. Соколовой, О. В. Митиной, методика смысло-жизненных ориентаций (СЖО) Д. А. Леонтьева, психобиографическая диагностико-коррекционная программа «ЫГеЬте*» Р. А. Ахмерова и А. А. Кроника.
Однако при всем многообразии теоретических и прикладных разработок в настоящее время наблюдается потребность в применении специального диагностического инструментария, предназначенного для работы с подростками, который позволил бы выявлять индивидуальные особенности предвосхищения будущего, выраженные через когниции, эмоции и поведенческие сценарии личности. В этой связи когнитивный, эмоциональный и сценарноповеденческий компоненты антиципации были выбраны нами в качестве критериальной основы для построения опросника СПБ (специфика предвосхищения будущего).
цель исследования
Исследование направлено на изучение теоретических основ, необходимых для построения современного диагностического инструментария, с помощью которого можно выявить особенности предвосхищения будущего. Основное внимание авторов уделено выделению структурных составляющих процесса антиципации в целях определения спектра диагностических возможностей разрабатываемого опросника СПБ.
Предмет и объект исследования
Объектом исследования являются современные научные представления о процессе построения и предвосхищения образа будущего. В качестве предмета изучения выступают структурные компоненты, взаимосвязь которых позволяет выявить особенности антиципации взрослеющей личности.
обсуждение
Системный подход к исследованию личности в контексте подростково-юношеской социализации и предвосхищения образа будущего, на наш взгляд, требует углубленного рассмотрения когнитивного, эмоционального и сценарно-поведенческого компонентов процесса антиципации. Ниже представлена логика теоретико-методологического анализа указанных компонентов в целях обоснования выделения соответствующих им диагностических блоков и критериев для разработки авторского опросника СПБ.
Когнитивный компонент предвосхищения будущего в настоящем исследовании представлен тремя критериями: предрасположенности к вариативности/инвариативности, предрасположенности к абстрактности/конкретности и критерий индивидуальных особенностей соотнесения настоящего, прошлого и будущего. Первый критерий в настоящем исследовании рассматривается с точки зрения ориентации личности на жесткий или вариативный сценарии развития индивидуального будущего.
Вопрос о вариативности восприятия пространственно-временного континуума рассматривается в теории поля К. Левина, в которой отражен когнитивный аспект взаимосвязи прошлого, настоящего и будущего личности4. К. Левин подчеркивал, что личностное
восприятие возможностей и событий в настоящем тесно связано с ожиданиями и представлениями в отношении будущего.
Конструктивный альтернативизм Дж. А. Келли дает также методологическую основу для выделения в качестве отдельного критерия предрасположенности к вариативности/инва-риативности предвосхищения будущего. Дж. А. Келли использовал принцип иерархически организованных конструктов для интерпретации и антиципации событий будущего. В контексте данного подхода объективная реальность не открывается личности непосредственно, а предстает как множество конструкций, выстроенных личностью на основе собственного опыта восприятия и индивидуальных особенностей развития. Данные конструкции являются основой для выделения сходств и различий между событиями, по отношению к которым они применяются. Любые события жизненного пути личности имеют различные интерпретации, а значит, и будущее может варьироваться и конструироваться одновременно по нескольким сценарным планам. Дж. А. Келли отмечал, что интерпретируемые конструкции подвержены исправлению, уточнению или замене5.
Выделение критерия вариативности/инвариативности предвосхищения будущего может быть подкреплено концептуальными построениями такого известного ученого как Д. Гилфорд, исследовавшего феномен гибкости мышления. Гибкость продуктивного и творческого мышления влияет на способность личности к переосмыслению функций объекта и использованию его в новом качестве, а следовательно, предрасполагает к варьированию способов действий. В проблемных ситуациях и кризисных состояниях гибкость предстает как когнитивный ресурс для развития вариативности восприятия мира, для установления ранее не анализировавшихся признаков объектов и переосмысления решаемых проблем6.
Н. К. Попова, исследуя механизм антиципации, обнаружила, что динамичное движение системы к новому уровню закладывается в основе предыдущего. Она полагает, что существует своеобразный личностный фильтр, пропускающий одни средовые воздействия и блокирующий другие. Этот фильтр может допускать в определенных случаях вариативность восприятия. Он может рассматриваться как в узком плане (процесс развития зависит от минимального количества информации), так и в широком: на ход развития оказывает влияние целый спектр средовых воздействий, определяя тип и направление развития. В связи с этим Н. К. Попова выделяет два типа процессов развития: «ожидающие опыта» и «зависящие от опыта». Первая категория процессов ориентирована на узкий видоспецифический опыт, предопределенный всей предшествующей эволюцией, рано проявляющийся в онтогенезе и практически не имеющий межиндивидуальной вариативности. Вторая категория процессов предполагает интенсивное накопление приобретаемого опыта, причем в самом широком спектре его проявлений в ходе личностного развития7.
Таким образом, предрасположенность к вариативности/инвариативности можно рассматривать как элемент личностного онтогенеза, способность к созданию вариативно организованных конструкций и как видовой признак гибкости мышления.
Следующим критерием при разработке авторского опросника выступил критерий предрасположенности к абстрактности/конкретности при построении образа будущего. Опираясь на концептуальные представления о прогностической деятельности, выдвигаемые Б. Ф. Ломовым и Е. Н. Сурковым, можно заключить, что абстактность/конкрет-ность построения будущего может выступать как устойчивая характеристика личности8. Прогностическая деятельность, как и любая другая, обусловлена конкретным ее содержанием, а значит, и соответствующими знаниями, необходимыми для построения прогноза. Прогнозирование будущего может выстраиваться на основе механизма экстраполяции, т. е. с учетом
результатов осмысления прошлого опыта. Следовательно, как имеющийся личностный опыт, так и индивидуальные особенности мышления могут в той или иной мере влиять на особенности мышления субъекта и тем самым на его предрасположенность к абстактности/ конкретности предвосхищаемых событий.
Опираясь на концептуальную позицию известного социолога П. Бурдье, можно рассматривать процесс конструирования будущего, применяя категорию габитуса — систему устойчивых и переносимых диспозиций. Габитус обеспечивает активное присутствие прошлого опыта в форме схем восприятия, мышления и действия9. Соответственно, прошлое, настоящее и будущее актуализируются в действиях личности, которые структурированы в соответствии с принципами преемственности и упорядоченности.
В области лингво-психологии диада абстрактность/конкретность рассматривается как один из интрапсихических контекстов переработки информации. Благодаря данному контексту, по мнению Г. В. Лаврентьева, личность может предположить, что ее ожидает и то, каким образом можно осмыслить продукт восприятия. Поскольку сознание человека содержит объемный контекст настоящего, то ему легко просчитывать или предугадывать варианты собственного будущего10. Так еще до появления событий их образы влияют на результаты деятельности личности. При отсутствии образцов поведения зафиксированных в определенных контекстах (например, поведение человека в условиях кризиса, славы и др.), человеческая психика реагирует импульсивно.
Таким образом, опираясь на концептуальное понимание прогностической деятельности, можно отметить важность рассмотренного критерия в аспекте развития склонности взрослеющей личности к детализированному, предметному представлению будущего.
Следующим критерием когнитивного блока опросника СПБ является критерий индивидуальных особенностей соотнесения настоящего, прошлого и будущего.
Специфика этого критерия рассматривается с позиций междисциплинарного подхода. В философских трактовках взаимосвясь прошлого, настоящего и будущего часто рассматривается как сопричастность, соприкосновение категорий времени и души. Так, Аврелий Августин считал, что прошлое и будущее существует только в настоящем, но в непостижимом для человека образе11. Философы эпохи Просвещения отмечали, что только настоящее должно быть в природе, прошедшее должно находиться в памяти, а будущее безлично и не имеет никакого бытия.
Известный философ прошлого века М. Хайдеггер при анализе времени указывал на «напор» и переход его в направлении будущего, имеющий развернутый ряд моментов
настоящего. Таким образом, функциональные качества времени образуют единое целое,
12
действуя синхронно, осуществляя переход от одного настоящего к другому настоящему12. Продолжая традицию философского рассмотрения времени, М. Мерло-Понти отмечал, что время — это не какой-то реальный процесс, действительная последовательность, а взаимосвязь потребностей и вещей. Поэтому прошлое и будущее всегда присутствуют
13
в мире13.
Философско-теоретические аспекты осмысления временной перспективы нашли отражение в разработках проблемы предвосхищения будущего, предпринятых известными психологами ХХ в. К. Г. Юнг полагал, что человек направляет свое сознание в будущее, для того, чтобы видеть развитие событий еще до их осуществления. Направленность бессознательного в прошлое необходима, т. к. вытесненные, забытые архетипические элементы находятся только в прошлом14. В связи с этим взаимодействие в психике человека прошлого и будущего — есть взаимодействие его бессознательного и сознания, непосредственно
определяющее жизнедеятельность конкретной личности. Как показывают исследования Б. Ф. Ломова, взаимосвязь прошлого и будущего осуществляется с помощью мнемических процессов, предсказаний и планов, которые человек строит в процессе поведения15. Информация, которая усваивается человеком, может видоизменяться и в таком виде включаться в новый процесс антиципации. Избирательность информации в процессе экстериоризации зависит от содержания антиципирующих схем личности.
А. В. Брушлинский, анализируя изучение проблемы мышления в трудах Б. Ф. Ломова и Е. Н. Суркова, определял, что антиципация базируется на «забегающей» вперед функции работы мозга и представляет собой проявление познавательной активности субъекта16.
Таким образом, анализ существующих социально-философских и психологических концепций позволил нам выделить и обосновать три вышеуказанных критерия, входящие в когнитивный блок разрабатываемого авторского опросника СПБ.
Эмоциональный компонент предвосхищения будущего представлен такими критериями как предрасположенность к определенным эмоциональным реакциям тревоги/спокойствия и предрасположенность к оптимизму/пессимизму в восприятии будущего.
Первый из данных критериев — предрасположенность к определенным эмоциональным реакциям тревоги/спокойствия во многом отражает наличие либо отсутствие подсознательных психических процессов, вызванных психическими травмами, блокированными эмоциями, фру-стрированными потребностями. Не случайно в западной психологии проблема тревоги впервые систематически рассмотрена в работах представителей психодинамического направления.
Согласно идеям основателя психодинамического направления З. Фрейда, эмоциональные переживания человека обусловливают тесную взаимосвязь его прошлого, настоящего и будущего. Человек в процессе постепенного освоения адаптивных навыков испытывает и так или иначе преодолевает глубинные внутренние конфликты, выраженные через широкий спектр эмоциональных состояний: радости, гнева, восхищения, чувства вины, обиды, тревоги17. Все эти эмоциональные состояния находят отражение в восприятии не только настоящего, но и будущего. Иначе говоря, в эмоциональном поле человека раскрывается его сознательное и/или бессознательное отношение к событиям не только актуальной действительности, но и будущей жизни.
Представители неофрейдизма при анализе причин тревожности подчеркивали важность социокультурных влияний на эмоциональные переживания личности. Выраженная базальная тревога в период детства в последующем приводит к формированию невротических реакций у взрослого. Чтобы справиться с базальной тревогой, личность прибегает к защитным стратегиям, которые получили название невротических потребностей, или невротических тенденций. Таким образом, по мнению К. Хорни, тревожность как эмоциональная составляющая личности, детерминируя характер ее взаимодействия с реальностью, может обусловливать и характер представлений о будущем18.
По мнению автора теории личностных конструктов Дж. А. Келли, тревога возникает тогда, когда человек начинает осознавать, что события, с которыми он сталкивается, невозможно объяснить имеющимися у него конструктами, а, следовательно, невозможно предвидеть и ход дальнейших событий. Ощущение тревоги может усилиться также в случае прогнозирования невозможности реализации экспектаций19. Более того, как отмечает основатель гештальт-терапии Ф. Перлз, даже предвосхищение положительного переживания 20
может вызвать тревогу20.
В трудах отечественных ученых освещена взаимосвязь эмоционального состояния с мироощущением личности21. Так, П. В. Симонов, рассматривая закономерности
проявления эмоций, выявил, что тревога, депрессия, страх наиболее слабо выражены при двух крайних состояниях: при абсолютном неведении (т. е. при минимальном прогнозе) и при всеведении (т. е. при полноте прагматической информатированности субъекта)22.
Следовательно, эмоциональная окраска процесса прогнозирования во многом обусловлена как желательностью спроектированного образа будущего, значимостью предстоящего события, так и информированностью относительно жизненных перспектив.
В. С. Хомик и А. А. Кроник, исследуя проблему антиципации, установили существенные отличия в восприятии временной перспективы у школьников из благополучных семей и воспитанников трудовой колонии. Юношам-девиантам актуальная реальность представляется преимущественно скучной, пустой, тягостной, а будущее — фрагментарно, размытым. Кроме того протяженность перспективных временных ориентаций у них существенно короче, чем у молодежи с благополучным жизненным опытом23.
Таким образом, эмоциональные переживания состояний тревоги/спокойствия и характер предвосхищения будущего во многом взаимообусловлены.
Отношение человека к жизни в целом и к отдельным событиям в частности окрашено специфической эмоциональной модальностью: оптимизмом/пессимизмом. Восприятие окружающей действительности с позиции оценивания ее как обнадеживающей или мрачной рассматривалось еще в трудах философов античности (Аристотеля, Платона, Пифагора). Они отмечали субъективность человеческих оценок прошлого, настоящего и будущего, которые были сопряжены с поиском смысла жизни и обретением оптимистичного существования.
Психологический аспект проблемы оптимизма и пессимизма представлен в исследованиях Д. Големана, М. Э. Зелигмана. Оптимизм трактуется Д. Големаном как устойчивое качество, способность воспринимать любые неприятности24. В исследованиях М. Зелигмана оптимистический настрой личности понимается в особенностях интерпретации причин неудач или успехов. По его мнению, степень оптимизма/пессимизма выражается в субъективной оценке своих достижений25.
Проблема оптимизма в контексте восприятия действительности освещена в трудах отечественных исследователей26. Восприятие будущего включает в себя оптимистическую или пессимистическую установку, отмечают Е. И. Головаха и Л. В. Сохань. Оптимистическое мировосприятие является психологической благоприятной предпосылкой построения перспектив будущей жизни.
Оптимистически настроенные люди легче планируют желаемые события будущего и более гибко относятся к неудачам, не останавливаются на достигнутом, верят в себя. Пессимисты ориентированы на просчет возможных неудач, бессознательно считая поставленные цели недостижимыми, а собственную эффективность невозможной27. В связи с этим образ будущего будет значительно различаться: для первых он связан с реализацией собственных возможностей, а для вторых — с ожиданием худшего и с изначально негативной оценкой предстоящих событий.
К. А. Абульханова-Славская указывает, что пессимистический настрой не только сужает позитивную перспективу будущего человека, но и ограничивает темпорально-ценностный ресурс личности. Оптимистический настрой напротив является движущей силой личностного развития, позволяющей действовать, преодолевая трудности и потери. Уверенность в позитивной перспективе выполняет функцию повышения жизненного потенциала личности28. Пессимистическое неверие в положительный исход начатого дезорганизуют деятельность человека. Опираясь на идеи философа-экзистенциалиста А. Швейцера, мы считаем,
что пессимизм представляет собой пониженную волю к жизни, а оптимизм — избыток жизненной воли, направленной на построение собственной жизни29.
В концепции К. Муздыбаева образ будущего у пессимистов и оптимистов имеет существенные отличия в вариантах построения. У пессимистов временная перспектива существенно короче. Это связано прежде всего с низким уровнем интереса к жизни и отсутствием долгосрочных планов. Кроме того, пессимисты воспринимают будущее через негативный опыт прошлого. Оптимисты же большей частью живут настоящим или устремлены в будущее: их временная перспектива относительно длительна, настоящее время для них приятно и безопасно, насыщено событиями и исполнено надежды. Как отмечает К. Муздыбаев, пессимистические прогнозы, так же как и оптимистические, сбываются в жизни30.
Таким образом, личность, выстраивая образ желаемого будущего, эмоционально проживает каждый этап изменений — от актуального настоящего к желаемому будущему. Опыт данных переживаний определяется широтой или узостью индивидуальных резервов личности.
Сценарно-поведенческий компонент предвосхищения будущего представлен критерием предрасположенности к активной или пассивной установке в конструировании будущего, критерием подсознательной установки на реализацию определенного жизненного сценария в рамках дихотомии личностная зрелость/инфантильность и критерием наличия/отсутствия действий в настоящем, направленных на формирование желаемых событий будущего.
Автор теории трансактного анализа Э. Берн одним из первых предложил концепцию жизненных сценариев личности. Он указывал, что жизненный сценарий может реализовываться личностью бессознательно или осознаваться случайно. Он считал, что человек бессознательно усваивает типичные для его референтной группы формы поведения, воспроизводит
31
их и передает в виде сценария из поколения в поколение31.
К. А. Альбуханова-Славская, исследуя проблему возникновения психологического сценария личности, отмечает многоаспектность данного вопроса. Она считает, что в сценарий включены не только социальные роли, но и экспектации личности относительно желаемого будущего32.
Критерий предрасположенности к активной или пассивной установке отражает динамичность/статичность интеракций личности в конструировании будущего. Изучая данный критерий, можно отметить позицию Г. Оллпорта, который трактовал активность действия как необходимый показатель в системе представлений субъекта о будущем и выстраивании
33
долгосрочных планов33.
В исследовании Ж. Нюттена указывается на потребностную детерминацию будущего личности. Потребность личности мобилизует ее, мотивирует ее актуальное поведение и определяет динамику ее активности/пассивности в отношении значимых событий будущего34.
Согласно Т. Гьесме, ориентация личности на будущее включает четыре компонента: вовлеченность как степень фокусировки личности на будущих событиях; предвидение как отражение того, насколько человек подготовлен к этим событиям; занятость — количество времени, которое проводит человек, думая о своем будущем, скорость восприятия будущих исходов. Таким образом, динамика включенности в процесс конструирования желаемых событий будущего определяется самой (активной/пассивной) установкой личности.
Личность, пребывая в настоящем, претерпевает различные изменения, позитивные и негативные, которые в свою очередь выстраивают тот или иной сценарий жизненных перспектив. Преодолевая жизненные трудности, достигая запланированных целей, личность со свойственной ей скоростью движется к обретению социальной зрелости. В связи с этим будущее называют формирующейся действительностью35.
В отечественной психологии к проблеме значимости активного/пассивного отношения к среде обратился одним из первых Н. А. Бернштейн. Он указывал, что интеракции человека в настоящем имеют прямую связь с «образом потребного будущего», который формирует у организма активное отношение к среде. Прогнозирование желаемых событий будущего опирается на информацию о прошлом опыте, реалии настоящего и экспектации личности, следовательно, имеет динамичную структуру, т. к. организм постоянно нуждается в поиске все более эффективных путей достижения цели36.
Согласно позиции А. Н. Леонтьева, направленность деятельности как составляющая активности индивида обусловливается смыслом избираемой перспективы жизненного пути37. Степень ценности желаемой перспективы определяет динамику изменений, интеракций личности в настоящем.
К. А. Абульханова-Славская, характеризуя жизненные стратегии личности, указывала на следующие функции ее активности: инициация социальных ролей, оптимизация жизненных планов, стимуляция самореализации и своевременных действий для презентации своего «я» в социуме. Активность как качество личности способствует конструированию долгосрочных целей с учетом реальных обстоятельств38.
В. И. Ковалев, рассматривая проблему временной трансспективы, определил континуальность трех временных отрезков: прошлого, настоящего и будущего. При этом активность личности является стимулирующим условием в построении будущего39.
Следует отметить, что точки зрения отечественных и зарубежных исследователей в отношении категорий активности/пассивности в контексте способности личности к построению желаемого будущего достаточно близки.
Еще одним референтом процессов антиципации в рамках сценарно-поведенческого блока явился критерий подсознательной установки на реализацию определенного жизненного сценария в рамках дихотомии личностная зрелость/инфантильность. Реалистичность системы представлений о будущем напрямую зависит от степени зрелости личности. Схемы антиципации закрепляют предшествующий опыт в виде эффектов и социальных экспектаций личности. Различия в мотивационно-потребностной сфере и опыте личности определяют разноплановость сценариев жизненного пути.
Э. Берн рассматривает жизненный сценарий как «неосознаваемый план жизни», реализация которого определяется степенью зрелости/инфантильности личностных установок. Эти сценарии, согласно Э. Берну, бессознательно формируются в детстве, подкрепляются родителями, оправдываются последующими событиями и завершаются так, как было предопределено с самого начала40. Высокая доля доминанты бессознательной установки при построении модели будущего достаточно четко прослеживается в рамках психодинамического направления, что, на наш взгляд, не противоречит возможности присутствия как инфантильных, так и социально зрелых жизненных сценариев в планах личности.
В исследованиях отечественного ученого П. К. Анохина «акцептор результата действия» является одним из видов психического образа, выполняющего функцию антиципации в сознании личности41. Следовательно, данная функция определяет степень свободы изменений или контур ограничений в способности личности к предвидению будущего. Она связана с механизмами защиты от возможных травматических событий, с целостностью смысложизненных устремлений человека.
Анализируя исследования затрагивающие проблему личностной зрелости/инфантильности, можно отметить, что стабильность установки на формирование зрелого/инфантильного сценария зависит от меры согласованности жизненных планов, целей и ценностей,
а также от дифференциации временных перспектив. Четкость или диффузность представлений личности о будущем указывает, на наш взгляд, на наличие вариативности сценариев. Однако именно качество экспектаций, их соотнесение с реальностью обеспечивают личности успешность результатов антиципации.
Еще одним критерием, который мы сочли важным при построении опросника СПБ, явился критерий наличия/отсутствия действий в настоящем, направленных на формирование желаемых событий будущего. Это связано с тем, что при конструировании индивидуального будущего имеет значение связь актуальных действий с потенциальным результатом в будущем42.
Т. Коттл подчеркивает, что личность имеет функциональную способность действовать в настоящем, опираясь на своеобразные антиципирующие схемы, даже если речь идет о сравнительно отдаленных событиях будущего43.
О взаимообусловленности прошлого, настоящего и будущего в сознании и поведении человека упоминается в трудах Ж. Нюттена. Согласно его позиции, для обретения успешной перспективы необходимо мотивировать личность. Активизируя или блокируя собственные действия в актуальной реальности, личность выстраивает собственный индивидуальный
44
сценарий жизни44.
Я. Э. Нурми, исследуя антиципирующие схемы личности, отмечает наличие в них мотивации, деятельностного планирования, оценки будущих событий в соответствии с актуальным и социокультурным контекстом45. Исходя из его позиции, можно утверждать, что будущее — это широкий диапазон возможностей, задачи и цели которого не формулируются в жесткой форме, напротив, они многовариантны, что дарует личности достаточную степень свободы в настоящем при конструировании жизненного пути.
Отечественная исследовательница Л. А. Регуш указывает, что для человека будущее всегда потенциально изменяемо в настоящем, т. к. его содержание не имеет законченного характера46. В связи с этим особое значение приобретает готовность личности к деятельностным актам построения ожидаемой реальности в настоящем времени. Чем продуктивнее будут использованы имеющиеся в настоящем возможности, тем более широкие перспективы открываются для личности в будущем.
Обобщая обзор исследований, раскрывающих значимость сценарно-поведенческого компонента, можно заключить, что континуальность изменений в сфере жизненных перспектив поддерживается посредством целенаправленных интрапсихических процессов, реализации поведенческих стратегий и эмоциональной включенности личности в поле актуальных экспектаций и антиципирующих схем.
Выводы
Теоретико-методологический анализ современных исследований в области построения временной перспективы позволил определить и теоретически обосновать структуру разрабатываемого опросника СПБ. Данная структура включает в себя три компонента, каждый из которых характеризуется соответствующими диагностическими критериями.
Когнитивный компонент процесса антиципации:
• критерий предрасположенности к вариативности/инвариативности;
• критерий предрасположенности к абстрактности/конкретности в процессе антиципации;
• критерий индивидуальных особенностей соотнесения настоящего, прошлого и будущего.
Эмоциональный компонент процесса антиципации:
• критерий предрасположенности к оптимистичным/пессимистичным сценариям будущего;
• критерий предрасположенности к определенным эмоциональным реакциям тревоги/спокойствия.
Сценарно-поведенческий компонент процесса антиципации:
• критерий предрасположенности к активной или пассивной установке на построение будущей жизни;
• критерий подсознательной установки на реализацию определенного жизненного сценария (реалистичный/инфантильный);
• критерий наличия/отсутствия действий в настоящем, направленных на формирование желаемых событий будущего.
Данные структурные компоненты и критерии представляют собой наиболее оптимальную диагностическую основу для выявления индивидуальных особенностей предвосхищения будущего взрослеющей личности.
I Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М., 1980. С. 35-41.
Горбатов С. В., Лысков Б. Д. Концепция собственного будущего как фактор регуляции социального поведения // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. 1992. Вып. 1.
3 Сергиенко Е. А. Раннее когнитивное развитие: новый взгляд. М., 2006. С. 63-66.
4Холл К. С., Линдсей Г. Теории личности. М., 1999. С. 289-336.
5 Келли Дж. Теория личности: психология личных конструктов. СПб., 2000. С. 139-177.
6 Гилфорд Дж. Три стороны интеллекта // Психология мышления. М., 1969. С. 531.
7 Попова Н. К. Медиаторы, гены, поведение. URL: www. Cerebellum. ru/directio. php.
8 Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М., 1980. 280 с.
9 Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 11-19.
10Лаврентьев Г. В. Инновационные обучающие технологии в профессиональной подготовке специалистов. Барнаул, 2004. 232 с.
II Герье В. Н. Блаженный Августин. М., 2003. С. 493.
12 Heidegger M. Kant und das Problem der Metaphysik. Frankfurt; М., 1934. S. 180-181.
13 Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perseption. Paris, 1987. P. 8-9.
14 Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб., 1994. С. 30-38
15Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М., 1980. 280 с.
16 Брушлинский А. В. Мышление и прогнозирование. М., 1979. С. 103-118.
17 Фрейд З. Психология бессознательного. М., 1989. С. 425-430.
18 Хорни К. Невротическая личность нашего времени. СПб. , 2002. С. 21-28.
19 Келли Дж. А. Теория личности: Психология личных конструктов / пер. с англ. и научн. ред. А. А. Алексеева. СПб., 2000. С. 337-373.
20 Перлз Ф. Гештальт-подход: Свидетель терапии. М., 2007. 224 с.
21 Леонтьев А. Н. Философия психологии. М., 1994. 228 с.; Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1998. 688 с.; Смирнов С. Д. Психология образа: проблема активности психического отражения. М., 1985. 232 с.
22 Симонов П. В. Мотивированный мозг. М., 1987. С. 43-60.
23ХомикВ. С. Отношение к времени: психологические проблемы ранней алкоголизации и отклоняющегося поведения // Вопр. психологии. 1988. № 1. С. 98-106.
24 Goleman D. Emotional intelligence. New York, 1995.
25 Зелигман М. Как научиться оптимизму. Киев, 1997. С. 10-113.
26Абульханова-СлавскаяК. А. Стратегии жизни. М., 1991. С. 126-149.; МуздыбаевК. Оптимизм и пессимизм личности // Социологические исследования. 2003. № 12. С. 87-96.
27 Сохань Л. В., Головаха Е. И. и др. Психология жизненного успеха: Опыт социально-психологического анализа преодоления критических ситуаций. Киев, 1995. 150 с.
28 Абульханова-Славская К. А. Стратегии жизни. М., 1991. С. 126-149.
29 Швейцер А. Культура и этика. М., 1973. 343 с.
30Муздыбаев К. Оптимизм и пессимизм личности // Социол. исследования. 2003. № 12. С. 87-96.
31 Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. СПб., 1992. С. 49-52.
32 Абульханова-Славская К. А. Жизненные перспективы личности // Психология личности и образ жизни. М., 1987. С. 137-145.
33 Холл К. С., Линдсей Г. Теории личности. М., 1999. С. 337-373.
34 Нюттен Ж. Мотивация, действие и перспектива будущего. М., 2004. 607 с.
35 Обуховский К. Психологическая теория строения и развития личности // Психология формирования и развития личности. М., 1981. С. 66-82.
36 Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966. 347 с.
37 Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975. 303 с.
38 Абульханова-Славская К. А. Стратегии жизни. М., 1991. С. 76-109.
39 Ковалев В. И. Психологические аспекты временной организации жизни человека. М., 1990. 123 с.
40 Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. СПб., 1992. С. 174-175.
41 Анохин П. К. Кибернетика функциональных систем // Избранные труды. М., 1998. 454 с.
42 Сохань Л. В., Головаха Е. И. Психология жизненного успеха: Опыт социально-психологического анализа преодоления критических ситуаций. Киев, 1995. 150 с.
43 Сottle T. J. Perceiving time A Psychological Investigation with Men and Women. New York, 1976. C. 31-38.
44 Нюттен Ж. Мотивация, действие и перспектива будущего. М., 2004. С. 41-97.
45 NurmiJ.-E. Gender differences in adult life goals, concerns, and their temporal extension: a life course approach to future-oriented motivation // International Journal of Behavioral Development, 1992. Vol. 15 (4). P. 487-508.
46 Регуш Л. А. Психология прогнозирования: успехи в познании будущего. СПб., 2003. 352 с.
