CC BY
56
3.2. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРАВОСОЗНАНИЯ В ЗАРУБЕЖНОМ СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ДИСКУРСЕ
Курюкин Андрей Николаевич, кандидат политических наук, старший научный сотрудник
Место работы: Центр комплексных социальных исследований Института социологии ФНИСЦ РАН
kuriukin@inbox.ru
Аннотация: на современном этапе развитие наук и их отраслей, позволяющих сформировать адекватное представление о человеке, его сознании, причинах его поведения и поступков, вышло далеко за пределы психологии. Начиная с середины 70-х годов XX века одной из проблем, изучением которой активно занялись социологи и культурологи, стало «правосознание». Инициатором такого изучения стал, в западном социокультурном дискурсе П. Подгорододецкий, констатировавший, что исключительно комплексный подход к исследованию этого сложного феномена, выходящий за пределы узко психологического или правоведческого может дать нам адекватную кар-тину не только собственно правового среза сознания человека, но и его поведения и деятельности в социально-правовой реальности. За прошедшие 40 лет в иностранном (англоязычном) обществоведческом дискурсе исследований правосознания накоплен громадный теоретический и прикладной исследовательский багаж. Ознакомить с ним российских исследователей и есть главная задача данной статьи. Решая её, автор провел самостоятельное исследование, включившее в себя более 70 источников на английском, немецком и французском языках, которые в обобщенном виде представлены в тексте статьи. По результатам обобщения становится ясно, что, пройдя длительный путь развития, социокультурная парадигма пришла к констатации того, что в формировании и функционировании правосознания человека большую роль играют архетипы правовой культуры, присущие данному классу, страте или группе и проявляющиеся в конкретном индивиде. В тоже время, реализация правосознания вовне ситуационно обусловлена. Изложенное в статье существенно расширяет спектр социокультурных теорий относительно правосознания и права, вводит в отечественный оборот актуальные иностранные источники, ранее не переводившиеся на русский язык, может быть использовано для дальнейшего совершенствования теории и практики социологических и культурологических исследований в сфере права и правоприменения, подготовки кадров и актива, оптимизации законотворческой деятельности и работы государственных органов России. Статья ориентирована на специалистов философов, социологов и юристов, ведущих исследования в области теоретического и прикладного правоведения, равно как и студентов, получающих образование по данным специальностям.
Ключевые слова: право, сознание, правосознание, социум, культура, дискурс, социокультурный дискурс, правоприменение, исследовательская парадигма.
THE RESEARCH OF LEGAL AWARENESS IN WESTERN SOCIOCULTURAL DISCOURSE: THEORETICAL AND METHODOLOGICAL BASICS
Kuriukin Andrey N., PhD (politology), senior researcher
Place of employment: Institute of Sociology of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences
kuriukin@inbox.ru
Abstract: at the present stage, the development of the sciences and their branches, which make it possible to form an adequate idea of the person, his consciousness, the causes of his behavior and actions, has gone far beyond psychology. Beginning in the mid-1970s, one of the problems studied by sociologists and culturologists was «legal awareness». The initiator of such a study became P. Podgorododetsky in the western sociocultural discourse, who stated that an exceptionally complex approach to the study of this complex phenomenon that transcends the narrowly psychological or legalistic can give us an adequate picture not only of the legal section of a person's consciousness but also of his behavior and activities in the social and legal reality. Over the past 40 years, a vast theoretical and applied research baggage has been accumulated in a foreign (English-speaking) social science discourse of legal consciousness research. It is the main task of this article to familiarize Russian researchers with it. Solving its author conducted an independent study, which included more than 70 sources in English, German and French, which are summarized in the text of the article. According to the results of the generalization, it becomes clear that, having passed the long path of development, the socio-cultural paradigm came to the conclusion that the archetypes of legal culture that are inherent in this class, stratum or group and which manifest themselves in a particular individual play an important role in the formation and functioning of the human rights consciousness. At the same time, the realization of the sense of justice outside is situationally conditioned. The article expounds the scope of sociocultural theories in terms of legal awareness and law, introduces into the domestic circulation actual foreign sources that were not previously translated into Russian, can be used to further improve the theory and practice of sociological and cultural studies in the field of law and law enforcement, training of personnel and assets , optimization of legislative activity and work of state bodies of Russia. The article is aimed at specialists of philosophers, sociologists and lawyers, which conduct researches in the field of theoretical and applied jurisprudence, as well as students receiving education in these specializations.
Keywords: right, consciousness, legal awareness, society, culture, discourse, sociocultural discourse, law enforcement, research paradigm.
1. Понятие правосознания в зарубежном (англоязычном) научном дискурсе
Рассматривая термин «правосознание», следует отметить, что прямого аналога этому русскому составному слову в английском языке нет. Оно, в англоязычном научном дискурсе, излагается, в нарративе и текстах, тремя понятиями - legal awareness, наиболее близком российскому понятию и чаще всего переводимом литературно, как правосознание, но, в дословном переводе, означающем «правовая осведомленность», legal consciousness - дословно переводимое как правосознание, но употребляемом, наиболее часто, как «правовое мышление» и legal literacy - в дословном переводе правовая грамотность. Таким образом, обобщая англоязычное этимологическое толкование категории «правосознание», необходимо отметить, что она состоит из правовой осведомленности, правового мышления и правовой грамотности.
В последнее время, в англоязычном социоправовом дискурсе, наибольшее распространение приобрели определения правосознания, предложенные не академическими учеными, а компетентными практиками, прежде всего, представителями адвокатуры, как лицами, по роду деятельности, наиболее часто взаимодействующими с широкими массами граждан. Так, по данным Комиссии по Взаимопониманию, Американской ассоциации адвокатов, правосознание представляет собой: «способность формировать критические суждения о сущности закона, судебного процесса и доступных юридических ресурсах и эффективно использовать правовую систему в целях защиты и реализации своих прав и законных интересов».[2] В тоже время, Канадская Ассоциация адвокатов определяет правосознание как, «способность понять терминологию, использованную в юридическом контексте, сделать выводы из правового текста и, затем, использовать результаты этого для принятия мер».[4] На международном уровне, собственное определение правосознания предложила неправительственная организация «Исследовательская группа по множественным действиям» (NGO MARG), которая длительное время реализует проекты по развитию правосознания в странах третьего мира. По мнению её аналитиков, правосознание может быть определено как «знание юридических условий и процессов, снабжённое навыками его использования для защиты собственных прав, уважения закона и прав других людей».
В свою очередь, академическая наука также предложила несколько своих определений. Так, в начале 80-х годов, Джеймс Бойд Уайт - Президент юридической школы Мичиганского университета, предложил расширительное толкование правосознания, определив его как всю совокупность мыслей, идей, представлений и заблуждений относительно права, бытующих в континууме, где адвокаты и судьи на одном его конце, а обыкновенные граждане на другом. Несколько другой подход к пониманию правосознания предложила в самом конце XX века профессор Йельского университета Мэри С. Билдер, определившая правосознание функционально, в зависимости от развития права и закона в обществе, как совокупность мыслительных и деятельностных навыков, обеспечивающих восприятие и поведение, более широко - жизнедеятельность, индивида в данной правовой системе. Она также указала, что для эффективного участия в жизни современного общества требуется правосознание только
определённого уровня, которое далеко от профессиональных стандартов и может быть сформировано и развито у каждого.
Наконец, не так давно, в 2006 году, коллектив авторов из Канадского Совета по правовой информации, предложил метафорическое понимание правосознания. Согласно ему, этот термин «предназначен, чтобы предложить, систему параллелей между институтом закона и системой человеческого мышления, призванное обеспечить понимание своих правовых потребностей и выбор легальных путей их удовлетворения. Его авторы предполагают, что правосознание формируется посредством и проявляется вовне в юридической грамотности, четко измеримый уровень, которой становится индикатором сформированности и развития правосознания.
2. Концепция правовой культуры как основа исследования правосознания в зарубежной культурологии
Само понятие «правовая культура» (англ. legal culture) в зарубежном социоправовом дискурсе ввел в 1975 году Лоуренс Фридман, использовав его как средство, подчеркнувшее тот факт, что право может быть наилучшим образом понято и описано двуедин-ством его природы и функционального назначения, в первом случае как системный продукт взаимодействия социальных сил и, во втором случае, как канал их самореализации. Хотя закон обычно понимается, в зарубежном юридическом дискурсе, как «ряд правил или норм, писанных или не писанных, о правильном и неправильном поведении, обязанностях и правах субъектов», по словам Фридмана этому обычному, в сути, понятию приписывается слишком много независимости и эффективности как к праву, писанному в книгах, отрицая влияние органов политической власти и обыденных социальных отношений, осуществляющихся на основе обычаев и моральных норм. [9, c. 2]
Формулируя, в рамках предложенной им концепции «правовой культуры», объективное понимание права и закона, Л. Фридман сформировал системную модель, объединяющую в себе ряд структур, где также имеются вход, через который поступают исходные данные (требования и ресурсы) из окружающей среды, и выход в рамках чего через законодательство происходит самореализация социально-политических сил в продолжающейся рекурсивной обратной связи, по определению Н. Лумана. Фридман выделил три центральных компонента правовой системы:
а) социальные и юридические силы, которые, реализуя вовне свою идеологию и волю, формируют и издают законы;
б) «закон» как таковой - структуры и правила; и
в) воздействие закона на поведение социальных субъектов во не, в реальном внешнем мире.
Работа Фридмана, во многом, стала для англоязычной социологии и культурологии прорывом. До этого, социокультурные исследования права были хоть и заметными, но незначительными исключениями, мар-гинализованными в англо-американской научной среде, в юридических школах и на факультетах общественных наук университетов. Фридман же работал в европейской континентальной традиции, у которой были сильные методологические корни. Так, в Европе, ещё в первой трети XIX века, немецкий государственный деятель и правовед Фридрих Карл фон Савиньи, установил в работе связь между правом и культурой, описав закон как одно из самых важных выражений
«духа народа» (стар. нем. Volksgeist), непрерывная нить которого воплощается в развивающейся культуре. В свою очередь, Оливер Уэнделл Холмс, американский судья и юрист, реализуя в своей работе 1881 год, отчетливо реалистический и прагматический взгляд на право, но, тем не менее, выражал подобное убеждение, что законодательство является в большей степени культурным, антропологическим явлением, нежели чем метафизическим.
Такое понимание культурного характера и значения права бросило вызов позитивистской юриспруденции, которая определяла закон как автономную систему официально санкционированного и логически обусловленного свода правил и процедур. Классические работы европейской социологии также поместили право в центр общественной жизни, а не на периферию. И Дюркгейм, и Вебер предложили исследовать закон и как выражение тяготения широких социальных сил к общественным преобразованиям в современности, и как канал для развивающейся социальной чувствительности, интересов, и практик.[8, 16]
Действуя в такой парадигме, Фридман определил «правовую культуру» как «социальные силы ... постоянно работающие над законом» и в тоже время, «те части общей культуры - обычаи, мнения, способы мышления деятельности - которые привлекают социальные группы к закону или отталкивают от него». К тому же, как аналитический термин, правовая культура подчеркнула роль осознания обыденных и рутинных социальных действий, которые осуществляются во взаимодействии правовой системы и ее социальной среды.
Как описательный термин, фридмановское понятие «правовая культура» оказало влияние на понимание и определение множества взаимосвязанных явлений: общественные знания и отношения к правовой системе, образцы поведения относительно правовой системы, активные суждения о справедливости закона, законности и пользе права. В тоже время, правовая культура представляет описание устоявшихся моделей социокультурных отношений, которые являются заметными в поведении населения, но варьируются от одной группы к другой, что дало возможность говорить о юридической культуре (культурах) групп, организаций, или государств.
Как пример изменений в юридических культурах, Фридман отличал внутреннюю юридическую культуру профессионалов, работающих в системе, от внешней юридической культуры граждан, взаимодействующих с системой. Это воплощается в «идеях, ценностях, ожиданиях и отношениях к закону и правовым институтам, которых придерживается определенное социальное сообщество общественность или некоторая часть общественности». Правовая культура, таким образом, предназначалась, чтобы очертить диапазон социально-правовых явлений, которые будут, в принципе, измеримы.
Практически сразу, после своего выхода в широкий научный оборот, теория Фридмана получила широкое распространение и стала широко использоваться не только в теоретизировании, но и в широком спектре эмпирических проектов, включая исследования: детского знания законов и отношения к ним, осознание собственных прав среди граждан, методы уголовного судопроизводства и сравнительный анализ различных национальных правовых систем. В свою очередь, для тех, кто использовал концепт правовой культуры для измерения изменений в социально-правовой среде,
была разработана целая система индикаторов, включающая такие разнообразные явления, как показатели количества судебных тяжб и обращений в формальные институты правовой инфраструктуры, уровень преступности или предположения о том, - кто должен использовать правовую систему и когда.
Активные попытки использования концепта правовой культуры в прикладных социокультурных исследованиях права, практически сразу вызвали среди исследователей оживленные дебаты. Их источником выступала разница в исследовательских парадигмах, когда одна группа использовала термин «культура» в качестве аналитического понятия, в рамках более разработанной теории общественных отношений, и другая, кто рассматривает правовую культуру как совокупность конкретных, измеримых явлений. В англоязычной науке имелась, поначалу, и третья группа, участники которой пытались использовать это понятие в качестве центра для сравнительных социоправовых исследований, но быстро скатились к формальным измерениям и более ограниченному взгляду на проблему. В тоже время, практически все исследователи отмечают, что граница между культурой вообще и правовой культурой не вполне ясна и, более того, по словам Эйгона Бланкенбурга в культуре, до сих пор, не определено само понятие юридического как таково-го.[3]
В конце 90-х г. XX века зарубежная наука стала обращаться к критическому анализу концепции Фридмана и категории правовая культура вообще. Наиболее подробный анализ провел в своей работе «Концепт правовой культуры» Р. Коттеррелл.[7] По результатам своего исследования, он вывел парадигму, согласно которой «концептуальный характер права и законодательства необходимо осмысливать в контексте тех социально-бытовых условий, в которых они возникли. В этом смысле закон является действительно выражением культуры». Тем не менее, он отказывается принять понимание правовой культуры, которое уравнивает его с другими формами общественного контроля или нормативного упорядочивания. Вместо этого, он предлагает другой угол зрения, который признает влияние культуры на закон и закона на культуры, при сохранении отчетливости правовых форм и доктрин.
В более широком плане, социоюридические дебаты воспроизводят дискуссии среди антропологов и социологов относительно понятия культуры вообще. Тем не менее, наиболее важными проблемами, в этой области, являются теоретические, а не эмпирические. Ведь правовая культура, очевидная и измеримая, все же остаётся растворенной в общественной культуре в целом и, в известной степени, абстрактной. Это выводит на передний план острую необходимость формирования представления о причинно-следственных связях в её функционировании и развитии, по сравнению с описанием и интерпретациями понимания того - как формальная правовая доктрина проявляется в понимании, реализации и соблюдении закона.
Правосознание в призме культурологических исследований
Исследование в области правовой культуры концентрирует внимание на бесчисленных формах и путях, в которых право обычно существует в обществе и которыми осуществляется исследование правосознания, прослеживаются пути, которыми закон понимается и интерпретируется определенными людьми, как они подчиняются, уклоняются или сопротивляются требо-
ваниям закона и правовым нормам. Такое эмпирическое внимание к правосознанию в сфере исследования правовой культуры в зарубежном социокультурном дискурсе, приводит к формированию ряда специфических подходов, свойственных культурологическим исследованиям права.
Правосознание как мироощущение
Именно так целый ряд зарубежных ученых трактует категорию сознания - как идеи и отношения людей, которые, вместе взятые, определяют форму и структуру общественной жизни. Выраженная в либеральной традиции политической и правовой теории, эта концепция сознания предполагает, что социальные группы всех размеров и типов (например: семьи, аристократия, корпорации, сообщества, национальные государства и общества), появляются в результате объединенных действий людей. В этой индивидуалистической концепции сознание состоит из причины и из желания. Согласно либеральной идеологии, неизбежная человеческая изменчивость будет всегда гарантировать, что люди будут желать отличающихся вещей, даже если они рассуждают одинаково.
Полагаясь на эту установочную концепцию правосознания, исследователи попытались отследить и измерить изменение во мнениях, отношениях и действиях людей, используя их как средство объяснения формы правовых институтов и методов правоприменения. Продвигаясь в этом направлении далее, сегодня приверженцы этой теории оценивают степень, до которой нормы права обуславливаются типом национального самосознания и социальными практиками населения. Другие ученые, например А. Линд и Т. Тайлер, пытались выяснить представление американцев о правовом преломлении идей справедливости и формирования должного процесса судопроизводства, описывая практическое единообразие ответов по вопросу - что нация считает процедурной справедливостью.
Это и другие подобные исследования показывают, что американская общественность обычно оценивает юридические события с точки зрения процессов и форм взаимодействия, а не их результатов. Напротив, исследование юридических отношений среди европейцев показывает значительную изменчивость во взглядах граждан и отчуждение оценки ими юридических фактов от закона и юридических ценностей, в пользу моральных и этических норм. В тоже время, исследования этого вопроса, проводимые в развивающихся странах, показывают большую дифференциацию и господство национальной специфики с большим или меньшим вкраплением элементов всемирных тенденций. [11]
Правосознание как эпифеномен
В рамках такого подхода, сознание рассматривается как побочный продукт функционирования социальных структур, а не деятельности активного субъекта в формировании институтов и исторического процесса. Структурная антропология, например, описывает социальных акторов, элементы, находящиеся в сложных сетях шаблонных общественных отношений, которые определяют их восприятие и поведение. Идентично, в определенной части марксистский структурализм рассматривает идеи, включая культурные символы и нарративы, как надстроечный остаток от материальных условий, которые используется элитами в своих интересах.
В таком понимании правосознание является побочным явлением, вследствие того, что социально-экономическая структура - базис, производит соответ-
ствующий правопорядок с объективными юридическими элементами, одним из которых является и правосознание. Таким образом, в системе этого подхода, люди - носители сознания и правосознания, выступают пассивным субъектом закономерно приобретающим тот тип правосознания, который диктуется базисом и сформирован в надстройке, а не являются авторами общественных отношений. Исследования в этой парадигме часто описывают - как потребности капиталистического производства и воспроизводства формируют право применение, поведение и сознание. Исследования сосредотачиваются на производстве и практике реализации законов, его отношении к классовым интересам и степени социальной справедливости или несправедливости результатов.
Проводя исследования правосознания, таким образом, исследователи, действующие в рамках структуралистской парадигмы, сталкиваются со сложностью выявления отношений между законом и институциональными общественными структурами, предполагая, что правопорядок развивается в ответ на конфликты и несоответствия, источником которых является капиталистический способ производства, не будучи прямым инструментом особых интересов конкретного класса. Такое понимание устанавливает прямую и абсолютную зависимость правосознания от экономических противоречий и порождает мифы, призванные согласовать эксплуатацию со свободой, а изначально неравные договорные отношения с идеологией свободной воли.[5]
Сосредотачиваясь, таким образом, на упорядочивающих функциях закона, исследование описывает пути, которыми закон помогает людям сформировать собственное мировосприятие частного и общественного как естественное и как правильное. В этих условиях, Айзек Бальбус, например, утверждает, что определенные особенности либерального закона, такие как весьма строгие требования формального равенства, трансформируются на практике в процедурную справедливость и, по сути, узаконивают неравенство существующего экономического порядка. Исходя из этого, правосознание выступает как средство обеспечения формального равенства и создания видимости наличия в обществе вседоступных вертикальных социальных лифтов.
Такое расхождение между теорией и практикой, декларациями и реальностью привело к возникновению определенного критического течения в эпифеномено-логической трактовке правосознания, в рамках которого заговорили о формировании так называемого «ложного правосознания». В рамках этого явления реальные представления о собственном правовом положении социальных групп, подменяются рядом искусственных максим и социально-правовых тезисов, которые образуют, параллельную реальной, идеологию, насаждаемую сверху. Здесь возникает ложная уверенность, во всесилии идеологии, которая способна трансформировать материальные методы преобразования окружающей действительности.
Объединительные теории правовой культуры и правосознания
Средством разрешения парадигмальных противоречий в сфере культурных исследований правосознания, дискуссий относительно причинных связей, детерминизма, структуры и акторов в исследованиях культуры и правосознания стали объединительные теории. Исследования, осуществляемые в их рамках, подчеркивают роль сознания и культурных практик как взаимо-
действующих факторов между отдельным актором (группой) и социальной структурой, по сути дела -происходит бинарный переход «выражения одного в другом». Определяя правосознание как участие в процессах социального строительства, такие исследования сосредотачивается на путях, которыми такие категории как частное и конкретное интегрируются в системные институты и социальные структуры.
Наиболее активно, формирование объединительных теорий протекало в условиях грамшистской парадигмы, когда исследователи пытались аспекты социальных отношения, включая правовые, принимаемые как данность, в контексте их производства, трансформации и воспроизводства. В фокусе таких исследований процессы и практики, в которых частное воспроизводится в макро-социальных структурах и институтах рекурсивно, и в то же время обеспечивают открытость для креативности в изменении этих социокультурных структур. Конкретно, такие исследования правосознания описывают процессы, посредством закон способствует артикуляции ценностей и смыслов в повседневной жизни. Внимание направлено на конкуренцию, протекающую на низовом социальном уровне, за создание контрольных значений из конкурирующих дискурсов в большинстве аспектов обыденной жизни: в пределах семьи, религиозных общин, в медицинской сфере, НИОКР, в вопросах дискриминации, сообщество инвалидов или бедность и общественное благосостояние.
В таких исследованиях ученые анализируют конкуренцию дискурсов на низовом уровне и то, как её результаты воплощаются в социальных институтах и практиках, добиваясь формирования представления микро- и макро-перспектив. В такой структуре правосознание, как выявлено, выступает частью взаимного процесса, в котором значения, присваиваемые индивидами элементам своего мира, становятся шаблонными, стабилизированными и воплощенными в мировоззрении и мотивации. Эти значения, которые со временем узаконивают, становятся частью материального мира и социально-политической системы, начиная ограничивать дальнейшее создание новых смыслов. В этой объединительной концепции правосознания закон действительно больше, чем зеркало общественных отношений или инструмент их кодифицирования. Констатируется, что он иначе нормативно построен, выступая стимулятором и, в тоже время, ограничителем типов и форм социального взаимодействия.
Используя такой подход, в конце XX века американские культурологи Конли и О'Барр провели всеамериканское обследование истцов в судах первой инстанции, которых попросили определить правосознание. Обобщение полученных ими данных, дало возможность сформулировать универсальное определение правосознания: «[то как] люди определяют и анализируют правовые проблемы, как они решают - когда и в какой форме обратиться с этой проблемой к правовой системе, и как они отвечают на требования, которые правовая система предъявляет им».[6] Анализируя полученные ими данные глубже, они выявили две основных культурных парадигмы правосознания - профессиональную и не профессиональную.
Носителями первой являются профессиональные участники судопроизводства, включая судей, адвокатов, обвинителей, поверенных и маршалов, которые воспринимают право и закон как систему оценки деяний и распределения ответственности. Носителями второй являются обычные граждане - истцы и ответ-
чики, исключая из этой когорты профессиональных преступников (рецидивистов). Их правосознание ориентируется на отношения, возникшие во взаимодействии с правовой (судебной) системой и хронологическую линию их развития. Важным фактором правосознания этой группы выступает моральная оценка поведения суда, в лице судьи и противоположной стороны судебного разбирательства.
Развивая это направление далее, исследователи Чикагского университета П. Иви и С. Силби выявили в обыденном сознании граждан три основных варианта культурной интерпретации права и закона, возникающих в условиях непосредственного соприкосновения индивидов с законностью как системой общественных действий. Их исследовательским полем стали судебные решения (прецеденты), как показатели правосознания судей и отношение к ним истцов и ответчиков, как показатели правосознания других участников отправления правосудия.
В первом варианте закон абстрагирован, беспристрастен и объективен, как нечто, призванное обеспечить торжество коллективных целей, таких как упорядочивание общественных отношений и защита жизни каждого члена общества. Сам закон, при этом, существуя в разные времена, может приобретать разные формы. Неизменным остаётся только его назначение, воплощенное в конкретных словах и делах конкретных людей. Во втором варианте, законность, как понимают, является результатом общественного договора, полем игры и конкуренции, где одни индивиды могут искать реализации своих собственных интересов законно против других. Закон в этом предоставлении предстаёт как арена стратегических взаимодействий, иногда в виде игры, а иногда и со смертельной опасностью для жизни, но всегда вместе и наравне с повседневной жизнью. Третий вариант характеризует закон как произвольную власть, против которой люди чувствуют себя фактически бессильными. В таких условиях, единственное средство реализации своего индивидуального правомочия состоит в том, чтобы использовать различные отговорки и обходные маневры. Эти незначительные формы сопротивления, как правило, оставляют закон бесспорным и неизменным, но, в тоже время существенно изменяют правоприменительную практику, показывая, в ряде случаев, существенно большую эффективность, чем действия законным путем, с привлечением институтов и ресурсов правовой системы.
В рамках предложенной ими парадигмы, Ивик и Силби выявили объективную взаимосвязь между микроуровнем правосознания - присущего конкретному индивиду и его макроуровнем, когда данный тип свойствен большой социальной общности или воплощен в каком-либо общественном правовом институте. При этом в рамках трех представленных обобщающих вариантах существует множество конкретных разновидностей правосознания, которые не противоречат законности как инструменту организации общественной деятельности.
Рассматривая предложенное ими, можно сказать, что, фактически, в их модели на полюсах находится взаимоисключающее восприятие права и закона, с одной стороны как богоданного средства организации общества и, на другом полюсе - как совокупность правил и поля соревнования и игры, однако, в действительности они находятся в диалектической взаимосвязи. Хотя каждое из этих представлений содержит различные нормативные ценности и имеет собственное представление на счет общественной организации на
основе закона, они, тем не менее, практически полностью покрывают диапазон обыденных представлений о праве и законности.
Обобщая обзор, следует констатировать, что объединительные культурологические теории правосознания определяют как бесчисленные дискретные действия людей выражаются в установленных социальных формах, посредством процессов материализации идей в поведении индивидов и групп, когда законность стремится вычеркнуть возможность спонтанного неадекватного поведения, привив индивидам, вместо него, социально обусловленные формы. Таким образом, исследования правовой культуры и правосознания, концентрируются на том: как из повседневного и частного - конкретного поведения индивидов, формируется общее и глобальное - практика социальной структуры и, в свою очередь, как она определяет посредством законности повседневное и частное.
Подходы к изучению правосознания в англоязычном социологическом дискурсе
Рассматривая исследования правосознания в англоязычной социологии в целом и социологии права, в частности, необходимо отметить, что вплотную, к этому вопросу, зарубежная социология также подошла в середине 70-х годов XX века. Именно тогда, в 1977 году, польский социолог права Адам Подгородецкий -вице-президент Исследовательского комитета по социологии права, Международной социологической ассоциации (ISA) выступил в Европейском ежегоднике Права и Социологии со статьёй «Правосознание, как исследовательская проблема».[15]
В этой работе А. Подгородецкий, ученик и последователь Л. Петражицкого, стремился обосновать необходимость и потребность тщательного социологического исследования правосознания, видя его, существенно важным для философии права и теоретической юриспруденции, как основание понимания реалий функционирования закона в обществе. Для этого, писал он необходимо изучить не только внешние проявления закона, но также и внутреннее измерение юридических явлений.
Сам термин правосознание, в бытовавшем тогда его научном понимании, А. Подгородецкий считал теоретически эклектичным, определение которого зависит от исследовательской парадигмы или точки зрения исследователя на право, вообще. На практике проявления правосознания он усматривал в трех ипостасях:
1. Знание действующих правовых норм.
2. Личная оценка обязательных законов.
3. Субъективная оценка закона и права в целом, выраженная в бытовых категориях «хороший - плохой».
Такое понимание правосознания привело его к выделению пяти основных специфических областей исследования, которые позволят сформировать комплексное представление о правосознании как социально-правом явлении, а именно:
1. Анализ отношений между интуитивным законом («юридическим смыслом») и официальным законом;
2. Исследование общих отношений между законом и моралью;
3. Исследование эффективной реализации закона;
4. Идентификация патологий закона - когда патология диагностирована, мы можем понять, что это - изначальная ошибка («ошибка создателя») или результат неподходящего использования закона как инструмента социального инжиниринга; и
5. Исследование отношений к закону и к фактическому поведению, урегулированному законом.
Брошенный А. Подгородецким призыв к интенсификации изучения правосознания был активно подхвачен по обе стороны океана. В этом направлении сформировались два крупных, мирового уровня, подхода к изучению правосознания в англоязычной социологии - американский и британский. Рассмотрим их подробнее.
Американская социология об изучении правосознания
Рассматривая подходы американской социологии к исследованиям в сфере правосознания, необходимо отметить, что практически сразу социологи США столкнулись с тем, что эмпирическое исследование правосознания ставит несколько методологических проблем. Само правосознание как предмет исследования весьма сложно, распределено между различными чертами человеческой личности и даже зашифровано, то есть не всегда осознаётся и самим носителем. В этих условиях, выявление реальных, а не ложных или мифических черт правосознания личности может выявляться только через подробные интервью, оставляя исследователя один на один с длинными расшифровками стенограмм и грандиозной задачей использования их для определения действительного состояния правосознания, измерения его трансформаций и преломления этого к более широким социальным слоям.
Реализуя исследования в такой парадигме, ранние исследователи второй половины 70-х - начала 80-х гг., попытались охватить комплексность правосознания посредством наблюдения и подробных интервью с небольшими выборками. Такие методы были необходимы, поскольку социологические теории правосознания развивались. Позже, социологи права стали реализовывать более широкий сбор данных, чтобы понять трансформации в правосознании и нанести картировать отношения между сознанием и социальной структурой.[13, 14]
На рубеже веков, когда в американском обществоведении господствующими предметами исследования стали мультикультурализм и политическая толерантность, появилось большое количество исследований, которые имели не столько научный, сколько публицистический характер. Они ориентировались на яркие, но беспорядочно и с нарушением процедурных правил, образцы гражданского правосознания представителей тех или иных слоёв общества, включая мигрантов, с целью подтвердить определенную разновидность идеологии мультикультурной толерантности и не предоставляли объективного понимания правосознания как социального явления. Пытаясь устранить этот разрыв между большим, собранным такими исследователями (волонтерами, активистами и пр.), полевым материалом и требованиями академической социологии, ученые активизировали применение методов качественного анализа, интервьюируя достаточно большое количество представителей различных рас, полов и социальных классов (п = 100), чтобы начать производить измерение в этой выборке.
Комбинация полевых наблюдений и подробных интервью оказалась наиболее продуктивной. Полевые наблюдения позволили выявить и зафиксировать социальные взаимодействия между носителями различных типов правосознания (дифференциация по полу, расе, социальному положению - А.К.) в общественных местах. В свою очередь, подробные интервью обеспечили возможность получить понимание того - что
граждане думают о таких взаимодействиях, чем обуславливают то или иное поведение, своё и оппонента, что привело в возможности совмещения в едином исследовании результатов включенного наблюдения и подробных интервью.
В таких условиях, в сфере социологических исследований правосознания в США, произошла специализация. В фокус исследований, таким образом, попали конкретные общие и специфические социальные группы. Наиболее крупными и, чаще всего, привлекающими внимание исследователей стали, например, - получатели социальной помощи от государства и представители рабочего класса. В таких условиях, многие носители правосознания и его отдельные конкретные стороны остались не исследованными. Более того, можно констатировать, что, даже в пределах этих больших групп, в фокусе исследований были избранные расовые и гендерные группы, правосознание которых является частным вопросом и не даёт, даже при самом тщательном и глубоком исследовании, общего представления.
Образование подходов к изучению правосознания в американской социологии права, связывают с первым десятилетием XXI века. Именно тогда общей парадигмой проведения таких исследований стало расширительное толкование исследовательского поля, в которое стали включать представителей различных рас, полов возрастов и социального положения. Сделано это было по трем причинам:
Во-первых, в одну и туже большую группу, например женщины, жительницы городов в возрасте от 35 до 50 лет, могут входить индивиды с самым разным правосознанием по уровню и типу, поэтому требуется расширение поля исследования для формирования комплексного представления;
Во-вторых, в различных ситуациях, правосознание людей, а у большинства оно ситуационное, может проявляться совершено по-разному, вплоть до взаимоисключающих проявлений, что приводит к необходимости расширения обследуемых и более глубокого обследования для обеспечения возможностей сравнения;
В-третьих, правосознание представителей различного пола, расы и возраста, даже и включаемых в одну социальную мега группу, может крайне разниться, что приводит к необходимости сбалансировать состав по этим показателям, для формирования объективного представления.
На этой основе можно сформулировать современную исследовательскую парадигму правосознания, бытующую в американской социологии права. Она отличается следующими чертами:
1. Широкий географический охват, предполагающий обследование лиц, входящих в одну социальную мега-группу, но проживающих в различных геоклиматических условиях - континентальные штаты, прибрежные штаты и т.п.;
2. Проведение процедур по сбору исследовательского материала (наблюдение, интервью) в различные дни недели, так как была выявлена и такая зависимость;
3. Осуществление полевых наблюдений, за обследуемыми, в разное время суток.[12]
В дальнейшем процедура исследования, анализа и обобщения результатов, в общем, совпадает с ординарной процедурой социологического исследования, в том виде как она существует в современной американской социологии. Некоторые интервью проводятся лично, но большинство проводится по телефону. Ин-
тервью, длится от 30 минут до двух часов и, в среднем, составляют приблизительно один час. Они начинаются как открытые, относительно неструктурированные дискуссии о том, чтобы такое право и закон, нужно ли им подчиняться и т.п., со временем, переходя к конкретике, в рамках которой выявляется мнение интервьюируемых относительно их возможного поведения в общих или специфических правовых ситуациях. Закрытые и законченные вопросы в интервью отсутствуют.
Переходя к английским подходам к исследованию правосознания, следует отметить, что поначалу, исследования правосознания, активно проводившиеся в США не оказывали на, с лингвистической точки зрения, родственную научную ойкумену заметного влияния. Появление первых работ, в которых правосознание исследовалось в полном смысле, следует отнести только к 90-м годам XX века. Сказанное, безусловно, не значит, что на протяжении 70-х - 80-х гг. XX века, британские социологи не имели подходов к исследованиям отдельных сторон и аспектов социальной действительности, связанной с правосознанием. В этом направлении, большинство исследований концентрировалось на удовлетворенности британцев функционированием их правовой системы и обсуждении того, что в Великобритании возобладает «культура компенсации» (англ. compensation culture).
Одной из первых работ, авторы которой подошли наиболее близко к исследованию правосознания в британском социоправовом дискурсе, стала работа 1978 года «Образы права» З. Баньковски и Г. Мунгхэма. В ней авторы обследовали преподавателей права и адвокатов, как представителей теоретической и прикладной юриспруденции, соответственно, выявив особенности их представлений о праве и сконцентрировавшись на лексических формах выражения этих представлений. Продолжателями лингвистической парадигмы в социоправо-вых исследованиях, на протяжении 90-х годов в этой парадигме наиболее активно работали исследователи Эдинбургского университета.
Такой интерес к этой проблеме у них не удивителен. Шотландия, находясь в унии с Англией с 1707 года, тем не менее, остаётся страной триязыкой, где в горной части употребляется Scottish Gaelic - шотландский кельтский язык, в равнинной части - Scots, шотландский диалект староанглийского языка, а, в общем, употребляется собственно английский язык с региональными вариациями. В таких условиях, особенно остро стоит проблема единообразного выражения и понимания одних и тех же правовых терминов на разных языках. В этом направлении проводились активные исследования профессиональной и обыденной правовой риторики в Шотландии, которые позволили сформировать представление о лингвистической составляющей правосознания шотландцев в 90-х гг. XX века, выявив специфику понимания и выражения ими юридической терминологии.
Активное исследование проблемы правосознания комплексно, приходится в новейшей истории британской социологии на середину 90-х гг. XX века, когда со своими работами «Право и Общество» и «Правовые идеи в социологической перспективе», выступил крупнейший, в тогдашней Великобритании, социолог права, профессор Лондонского университета Королевы Марии, член Британской академии Роджер Котте-релл.[7] Именно он первым в британском социоправо-вом дискурсе вывел исследования правосознания на широчайшее поле социальных отношений и британ-
ской национальной правовой культуры во всех её проявлениях. Большую важность он придавал практическому преломлению результатов исследований, за счет чего пытался избежать свойственной британской социологии права легковесности и публицистичности, но в тоже время и не дать британским исследованиям правосознания углубиться в отвлеченное теоретизирование. Наиболее полно его исследовательскую парадигму воплотил в своих работах Девид Нелькен -профессор Кардиффского университета.
Тем не менее, на переднем плане исследований правосознания, в британской социологии права, находятся сегодня частные вопросы. Так, практически сразу после публикации работ Р. Коттерелла, со своим не менее глубоким исследованием выступила Девина Купер, профессор Кентского университета. В его призме она изучала частный вопрос правосознания государственных и муниципальных служащих Великобритании, пытаясь сформировать представление о так называемой «бюрократической правовой культуре» и показать то - как она влияет на практику правоприменения в повседневном государственном и муниципальном управлении и в судах. В этом же направлении проводит работу и Л. Гиес, выявляющий проявления правосознания в медиасфере и не находящего их.
Последнее крупное обращение к правосознанию в британской социологии осуществил Марк Хертог -член Центра социоправовых исследований Оксфордского университета. В 2009 году он опубликовал своё исследование «Живое право».[10] В этой книге он подвергает активной критике американский подход, считая, что он заключается в сборе рассказов о действии права и закона в конкретных случаях и ситуациях. По его мнению, это выливается в том, что правосознание становится «постоянной переменной», то есть активно меняется от индивида к индивиду и от ситуации к ситуации, то есть потенциально не познаваемо. Сам же он предлагает использовать парадигму Е. Эр-лиха, который предлагал рассматривать закон как «зависимую переменную» и указывать его «частью самого эмпирического запроса». Таким образом, он предлагает в качестве центрального исследовательского вопроса - Как люди взаимодействуют с (официальным) правом и законом? Ставить перед ними вопрос - С чем они взаимодействуют, называя и считая это правом и законом?
Таким образом, следует констатировать, что британская социология права, в части исследований правосознания, находится на стадии развития.
Заключение
Подводя итог, следует констатировать, что зарубежная и отечественная социологическая наука обратилась к проблеме правосознания, практически одновременно, во второй половине 70-х годов XX века. Именно тогда, в 1976-1977 годах в Великобритании, США и СССР вышли работы, посвященные социологическому анализу право-сознания.[1, 9, 15] Такое обращение было, безусловно, не случайным. Его причину, на взгляд автора, следует усматривать в сложении целого ряда факторов. С одной стороны, именно в это время перед обществом и общественными науками весьма остро встали вопросы определения закономерностей развития индивида и социума и его прогнозирования в части определения путей,
векторов, форм, движущих сил и т.п. В тоже время, к этому периоду мировая социология накопила необходимый опыт и сформировала инструментарий исследования самых различных предметов.
Анализируя зарубежную методологию исследований правосознания, следует отметить, что, работая в исследовательском поле социологии права, исследователи используют свойственные для этой отрасли инструменты и приёмы сбора и обработки данных, а они практически в неизменном виде пришли из общей социологии. Однако, сложность и специфика такого предмета исследований как правосознание, отличающегося высокой подвижностью и изменчивостью, вынуждал исследователей трансформировать технологию реализации как полевых, так и лабораторных этапов, учитывая такие факторы как время суток и т.п. В остальном методика исследований не отличалась от общесоциологической.
Обобщая результаты исследований зарубежных специалистов содержательно, необходимо отметить, что в рамках понятийной базы, категория правосознания интерпретируется в зарубежном социокультурном научном дискурсе в двух основных парадигмах - теоретической и прикладной, каждая из которых имеет расширительное и узкое толкование. Расширительное толкование теоретической парадигмы вовлекает в орбиту социокультурных исследований правосознания широчайший спектр явлений и процессов, имеющих как идеальный (умственный), так и реальный характер. Узкое толкование этой парадигмы вовлекает в исследование ограниченный спектр феноменов, которые имеют в большей степени идеопсихологический характер - наличие знаний о праве и законе, понимание права и закона, сформированность личностного отношения к праву и закону, законченность мотивации поведения в её правовом аспекте.
Прикладная парадигма исследований правосознания в фокусе изысканий имеет поведенческие аспекты. Поэтому, в её рамках существенно более высокая степень структурирования объектов исследования, чем в теоретической. Индикатором здесь выступает профессионализм присущего индивиду правосознания, проявляющийся в поведении. Так специфическими объектами исследований здесь выступают носители профессионального правосознания - судьи, работники прокуратуры, полицейские, адвокаты и пр., обыкновенные граждане, волею судьбы интегрированные в правовую систему в качестве истца или ответчика и, наконец, граждане, не интегрированные в правовую систему. Все они обладают специфическим правосознанием и отличительными чертами поведения, что позволяет на практике констатировать наличие трех типов правосознания - профессионального, полупрофессионального и непрофессионального (обывательского). В рамках этой парадигмы, на переднем плане, стоит вопрос прикладного развития правосознания, который предлагается решать за счет повышения уровня правовой грамотности населения через правовое образование и разъяснительную работу.
Статья проверена программой «Антиплагиат». Оригинальность 99,5%.
Список литературы:
1. Щегорцов В. А. Правосознание как объект социологического исследования. Автореферат ... канд. юр. н. М.: ВНИИ СЗ, 1976. -22 с.
2. American Bar Association, Commission on Public Understanding. Short dictionary. in Legal Literacy Survey. Chicago: American Bar Association. 1999.
3. Blankenburg E. Civilization rates as indicators for legal cultures. In: Nelken D. (ed.) Comparing Legal Cultures. Dartmouth, Brookfield, VT, 1997, pp. 41-68.
4. Canadian Bar Association. Reading the Legal World: Literacy and Justice in Canada. Ottawa: Canadian Bar Association, 2002.
5. Chambliss W., Seidman R. Law, Order, and Power. 3rd ed. Addison-Wesley, Reading, MA, 2002.
6. Conley J. M., O'Barr W. M. Rules Versus Relationships: The Ethnography of Legal Discourse. University of Chicago Press, Chicago, IL, 2000. - 222 p.
7. Cotterrell R. The concept of legal culture. In: Nelken D (ed.) Comparing Legal Cultures. Dartmouth, Brookfield, VT, 1997, pp. 13-32
8. Durkheim Emile The Division of Labour in Society. transl.
Simpson. Free Press, New York, 1964. - 416 р.
9. Friedman L.M. The Legal System: A Social Science Perspective. Russell Sage Foundation, New York, 1975. - 346 р.
10. Hertogh Marc Living Law. Hart Publishing, 2009. - 292
P.
11. Kourilsky-Augeven Q (ed.) Socialisation Juridique et Conscience du Droit: Attitudes Indwiduelles, Modeles Culturels et Changement Social. Paris, Reseau Europeen Droit et Societe, 2007. - 271 p.
12. Lofland, John, & Lyn H. Lofland Analyzing Social Settings: A Guide to Qualitative Observation and Analysis. 2nd ed. Belmont, CA: Wadsworth, 2007.
13. McCann, Michael W. Review of The Common Place of Law: Stories from Everyday Life, by P. Ewick & S. S. Silbey // American J. of Sociology, 1999, 105, рр. 238—247.
14. McCann, Michael W., & Tracey March Law and Everyday Forms of Resistance: A Socio-Political Assessment // Studies in Law, Politics & Society, 1996, 15, рр. 207—236.
15. Podgorecki A. Legal Consciousness as a Research Problem. In: Blegvad BM., Campbell C.M., Schuyt C.J. (eds.) European Yearbook in Law and Sociology 1977, рр. 87-97.
16. Rheinstein M. Max Weber on Law and Economy in Society. Harvard University Press. 1954. - 363 р.
