CC BY
80
УДК - 001.1
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ИНТЕРНЕТ
А. Н. Черняков
Белгородский
государственный
университет
В работе предпринята попытка анализа методологических подходов к исследованию интернета как культурно-знакового феномена. Рассматриваются возможности дискурс-анализа и структурного психоанализа в решении проблемы определения сущности и особенностей пространства интернет.
Ключевые слова: интернет, субъект, дискурс-анализ, структурный психоанализ.
Предпринимаемые попытки «определить интернет», то есть представить его в виде философского понятия, как правило, заканчиваются безуспешно. Интернет не философская категория, а потому необходимо подведение под что-то более фундаментальное, категорию, которая бы вмещала в себя наш предмет исследования и позволяла его фиксировать, говорить о нем. Стандартным, находящимся в русле сложившейся традиции рассмотрения проблемы интернет, была бы апелляция к категории виртуального.
В рамках постклассической науки виртуальная реальность или виртуальное является понятием, «посредством которого обозначается совокупность объектов следующего (по отношению к реальности низлежащей, порождающей их) уровня. Эти объекты онтологически равноправны с порождающей их «константной» реальностью и автономны... Категория «виртуальности» вводится через оппозицию субстанио-нальности и потенциальности: виртуальный объект существует, хотя и не субстанциально, но реально; и в то же время — не потенциально, а актуально»1. Таким образом, словарное определение виртуальности привязывает нас к онтологическим характеристикам этого явления, проблематика интернет, а тем более его культурная специфика оказывается настолько размыта, что сквозь оппозиции потенциального — актуального, константного — порожденного видна только виртуальная реальность, а не культурно-комуникативная природа изучаемой проблемы.
Ракурс рассмотрения интернет сквозь призму виртуального в прочтении представителей отечественного течения виртуалистики (Н.А. Носов), а также взгляд С.С. Хоружего (виртуальное как недо-бытие, не совсем бытие), явно не подходит для решения нашей задачи. Более близким к нашему определению интернет в его соотнесении с виртуальным является подход Ж. Бодрийара, который «оперируя с понятием «гиперреальность», показал, что точность и совершенство технического воспроизводства объекта, его знаковая репрезентация конструируют иной объект — симулякр, в котором реальности больше, чем в собственно «реальном»2. Бодрийар указывает на угрозу поглощения реальности, реальностью виртуальной, избыточной в знаковом отношении, что построено на интенсификации коммуникации, ускорении обращения знаков и их постоянного перепроизводства или гиперпроизводства.
Интересен термин Бодрийара, который он использует для фиксации виртуального — симулякр. Его трактовка симулякра и симуляции может быть найдена в работе «Символический обмен и смерть». Она носит критический характер и начинается с критики методологий, которые претендуют на познание реальности, которой, по мысли Бодрийара, уже нет. Причины он усматривает в самой современной реальности: «Сегодня вся система склоняется к недетерминированности, любая реальность поглощается гиперреальностью кода и симуляции. Именно принцип симуляции правит нами сегодня вместо прежнего принципа реальности. Целевые установки исчезли, те-
1 Постмодернизм. Энциклопедия. - Мн., 2001. - С. 122.
2 Там же. - Мн., 2001. - С. 122.
перь нас порождают модели. Больше нет идеологии, остались одни симулякры. Поэтому, чтобы понять гегемонию и феерию нынешней системы — эту структурную революцию ценности, — необходимо воссоздать целую генеалогию закона ценности и симулякров»3. Логика избыточного порождения ценности, знака, кода делает проблематичным использование методологии, основанной на признании статичности реальности и устойчивости определяющих оппозиций. Следовательно, структурализм, равно как и марксизм, по Бодрийару, не годится для исследования виртуального и современности, нужна «ревизия» традиционной методологии.
Для Бодрийара важно нахождение принципа, которому подчинено становление симулятивного, и он находит его в безудержном копировании, тиражировании, за которым все же проглядывает структуралистская «изнанка» избыточности и недостаточности реальности, логика дара — обмена и проч. Тем более, что выход из «ловушки» симулятивного Бодрийар видит в символическом. Символическое выступает эффектом знаковой природы симулятивного, что в свою очередь подчиняет систему си-мулякров логике символического. Выход кроется в стратегии «дара смерти». Совершить такой дар, который приведет систему к смерти, дар смерти и самоубийства.
Бодрийарова трактовка виртуального как симулятивного вновь привела нас на путь структуры, бинарных оппозиций и принципа, стоящего за ним. Именно этот путь нам кажется перспективным. Итак, мы не будем спешить с соотнесением интернет и виртуального, а пока просто обозначим тот факт, что интернет есть некое пространство и, исходя из сказанного ранее, сущностно определяемое как коммуникативное.
И здесь мы должны разобраться с тем, что нам понимать под коммуникацией.
Мы склоняемся к той точке зрения, что коммуникация есть не процесс передачи смысла, а преимущественно циркуляция знаков. Знак же предполагает оппозиции абстрактного и конкретного, сознания и бессознательного, души и тела4. Подразумевает определенные конфигурации онтологические и антропологические, что связано с традицией письма: «привычное нам антропологическое равновесие связано с письмом мануально-визуальным (рукой для глаза). Однако оно постепенно разрушается, так что можно представить себе человека будущего, который, лежа на боку, лишь нажимает кнопки остатками передних конечностей»5.
Н. Автономова говорит о том самом «человеке кликающем», о ситуации отсутствия письма мануально-визуального. По нашему мнению происходит его замена только визуальным, так как функция руки умаляется до элементарного движения: нажатия кнопки с нанесенным знаком. Нет прежнего акта создания письма или же знака с помощью руки. И, возможно, именно с этим связаны популярные идеи неклассической философии о «исчезновении автора» и проч. Меняется статус человека и реальности его окружающей. Знак, лишенный материального основания, виртуальный и «кочующий», постоянно воспроизводящий себя в копиях и отсылающий к другим знакам (принцип гипертекстуальности) замыкает пространство приложения взгляда, что влечет за собой утрату свободы, вместо которой остается иллюзия — симулякр реального выбора.
Методологически важным следствием нашего разбора знака является позиция о знаковой игре избытка — недостатка в пространстве интернет. Но речь здесь, конечно же, не идет о реальном избытке, переполнении, при котором не может идти речи о недостатке. Обозначенную динамику знака следует понимать в духе «восполнения» Ж. Деррида, как приращения за счет чего бы то ни было ради исполнения становления, возникновения нового: «восполнение — это общий механизм достраива-
ния/доращивания всего в природе и культуре за счет внутренних и внешних ресурсов, соотношение которых не предполагает ни механического добавления извне, ни диа-
3 Ж. Бодрийар Символический обмен и смерть. М., 2004. - С. 45.
4 Н. Автономова Диррида и грамматология. М., 2007. - С. 39.
5 Там же.
лектического раскрытия предзаданных внутренних возможностей путем разрешения противоречий»6.
Природа же знака, с которым мы сталкиваемся в пространстве интернет, соотносима, на наш взгляд, с понятием «различАние» Ж. Деррида, которое раскрывается следующим образом: «различАние предполагает двоякую деформацию пространства и времени как опор восприятия и осознавания. А именно, различАние — это промедленность, отсроченность, постоянное запаздывание во времени и отстраненность, смещение, разбивка, промежуток в пространстве»7. К гипертексту это применимо даже в большей степени, чем к тексту, исследуемому Деррида. Текст интернет пространства, которое виртуально, наследует его качества, в частности актуальность, зыбкость по отношению к так называемой константной реальности, это действительно «недород» бытия, пользуясь терминологией С.С. Хоружего.
Таким образом, та «материя» с которой мы сталкиваемся при изучении пространства интернет есть знак, интернет это знаковая реальность. В свою очередь под знаком принято понимать некий чувственно воспринимаемый предмет, который выступает в познании как указание на другой предмет, его обозначение или представление8. Функциональным назначением знака является обозначение чего-либо, репрезентация. В рамках семиотики (Пирс, Соссюр, Моррис) сложилось представление об особенностях знака, заключающихся в его интерпретативной функции и репрезентативной функции. То есть знак как «заместитель» объекта, требует истолкования или расшифровки; а как репрезентация всегда указует на нечто вне себя.
Внутренняя разделенность знака, его несамодостаточность, как правило, фиксируется категориальным противопоставлением означающего и означаемого. Этот аспект был замечен еще стоиками, отмечавшими двоякость знака, содержащего в себе непосредственно воспринимаемое (означающее) и подразумеваемое (означаемое)9. Фердинанд де Соссюр в своей структурно-лингвистической концепции говорил о той же природе знака, заключающейся в единстве означающего и означаемого. Причем по Соссюру указываемая связь не основывается на подобии и природной необходимости репрезентации одного другим, за исключением символических систем в которых принцип подобия действует.
Такая трактовка природы знака ставит вопрос о характере связи между означающим и означаемым, следует представить себе то, что делает их связь необходимой, о чем пишет Е. Кожемякин: «...его концепция...базируется, скорее, на дихотомичном рассогласовании между аспектами знака: принципы произвольности и отсутствия подобия, которые лежат в основе отношений между означающим и означаемым, предполагают, что эти отношения могут быть совершенно различными, а могут и не возникнуть вообще.»10. Принцип произвольности делает затруднительным изучение нашей проблемы, поскольку означает автономность знака, независимость от чего бы то ни было. Произвольность в данном случае есть произвольность смысла, значения, культурного контекста, что делает всякий анализ такой знаковой реальности чрезвычайно сложным.
Более продуктивным, на наш взгляд, является подход Ч. Пирса, который фиксирует в знаке три аспекта: материальная форма, обозначаемый объект, смысл. И в данном случае важно то, что смысл всегда фиксирован: «смысл всегда нормативен, он «подсказывает», что или какой объект подразумевает знак, исключая спектр возможных других объектов. Даже если, следуя де Соссюру, признать произвольность отношений между знаковой формой и обозначаемым объектом, такая произвольность ос-
6 Н. Автономова Диррида и грамматология. М., 2007. — С. 27.
7 Там же. — С.24
8 Постмодернизм. Энциклопедия. — Мн., 2001. — С. 289.
9 Там же.
10 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород: Изд-во БелГУ, 2008. — С. 19.
тается de facto, в то время как de juro, она преодолевается прагматикой самого знака»11. Нормирующим, определяющим характер связи между означаемым и означающим, у Ч. Пирса, является субъект. Можно отметить, что такое понимание знака позволяет выявить его зависимость от неких культурных детерминант, норм, традиций, выходящих за рамки языка и являющихся надязыковой реальностью, имеющей культурно-исторический характер.
Знак не самодостаточен, а погружен в совершенно конкретный культурный и исторический «ландшафт». То пространство бытования знаков, которое мы предполагаем изучить, не изолировано, это неотъемлемая часть культуры. Образующим механизмом этой знаковой коммуникативной среды (интернет) является субъект, усваивающий и транслирующий смыслы посредством знаков.
Еще один термин, который необходимо прояснить — текст. Текст может быть определен как: «в общем плане связная и полная последовательность знаков»12. Что позволяет нам сделать заключение о наследовании «текстом» всех характеристик «знака», о которых мы говорили ранее, применительно к интернет. Прежде всего, это избыточность («восполнение» по Ж. Деррида), проявляющаяся в гиперпроизводстве (симулякр — виртуальное у Ж. Бодрийара), и запаздывание\отсроченность (различА-ние Ж. Деррида). Но кроме этого, мы должны указать на еще один элемент коммуникативной схемы, о котором мы уже говорили, это субъект.
Именно субъект, нормирующий и укореняющий смысл, есть некий разделитель означающего и означаемого («шизофренический субъект» Делеза и Гваттари). Во многом схожее мы находим в концепции М.М. Бахтина, указывавшего на то, что «.смысл любого текста формируется «на рубеже двух сознаний, двух субъектов», а интерсубъективность как характеристика интерпретации предполагает не просто механическую работу по «вскрытию» уже данного смысла, но сложный процесс познания Другого и себя через Другого»13. Динамика смысла и знака покоится на диалоге, выходе за свои пределы к Другому, и сама культура, согласно этой точке зрения, должна трактоваться диалогически. Следует отметить, что интернет пространство как нельзя больше соответствует этому предписанию, оперируя понятием гипертекста, как текста постоянно преодолевающего свои границы, и практикой зеппинга, которую следует считать основополагающей, конституирующей субъекта интернет, она есть не что иное как диалог (хотя и в весьма своеобразной форме).
Вопрос о статусе субъекта, соответствующего знаку (и интернет пространства также), более чем сложен. По сути, он выстраивается вокруг вопроса о самодостаточности знака, а также о соотношении знака и субъекта. Его решение это выбор между знаком, конструирующим субъекта или субъектом, создающим знак и наполняющим его смыслом. Так Ю.М. Лотман, исследовавший проблему текста в культуре, указывал на то, что: «текст представляет собой «многоуровневое явление: во-первых, он построен на естественном языке; во-вторых, текст «перекодируется» по законам «второй моделирующей системы» (интерструктурный или точнее — сверхструктурный порядок); и в третьих, реализуется в семиосфере (пространстве знаковой жизни человека)»14. При этом текст не просто выполняет функцию хранения культуры, ее «памяти», но еще и является механизмом «перекодировки» самой себя. Что делает его автономным от субъекта, который выстраивает диалог с совершенно независимой инстанцией. Текст выступает своеобразной машиной, продуцирующей смыслы, он же определяет схемы понимания для субъекта15.
11 Там же. — С. 20.
12 Постмодернизм. Энциклопедия. — Мн., 2001. — С. 122.
13 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород: Изд-во БелГУ, 2008. - С. 21.
14 Там же. — С. 22.
15 Лотман Ю.М. Семиосфера: культура и взрыв; Внутри мыслящих миров / Ю.М. Лотман. — СПб.: Искусство, 1989.
Пример своеобразной «реабилитации субъекта» мы находим в трудах Поля Рикера и Г. Гадамера. Следуя Рикеру, стоит говорить только о таком понимании, в котором участвует не только «автохтонный» смысл текста, но и смыслы, знание самого интерпретатора, что, собственно, и создает «конфликт интерпретаций». Гадамер же указывает на то, что любой интерпретации предшествует «предзнание» интерпретатора, и именно оно является условием и возможностью процесса понимания. Вариативность «предзнаний» обуславливает множественность интерпретаций16. То есть, субъект как «автор смысла» укоренен онтологически и не является знаковым конструктом или его «эффектом».
Продолжение этого спора о субъекте мы найдем и при рассмотрении такого важного для нас термина как дискурс. Его понятийная определенность важна по той причине, что дискурс есть продолжение серии понятий, с помощью которых мы надеемся очертить границы пространства интернет.
Дискурс выступает своеобразным понятийным оппонентом понятию текст17. Среди различий этих двух понятий можно указать следующие: «
- дискурс принадлежит к сфере социальных действий, а текст — к сфере ментальных конструктов;
- дискурс обладает таким свойством, как процессуальность (реальное лингвосоциальное речепроизводство);
- дискурс диалогичен и полифоничен, а текст монологичен;
- дискурс относится к событийности, а текст — к повторяемости или предза-данности.
Формулой различения понятий «дискурс» и «текст» может быть следующая: «Любой дискурс — это текст, но не любой текст — дискурс»»18.
Сам термин «дискурс», как указывает И.Т. Касавин, происходит от латинского «^эсиггеге», что означает «обсуждение», «переговоры» или же «перебранка». Однако свой терминологический статус это слово обретает в эпоху Возрождения, когда за ним закрепляется новое значение: «говорить много и ничего при этом не сказать», а также дискурс отождествляется с методом «который при помощи совершенного способа выражения артикулирует способности разума и извлекает скрытые истины из существа предмета»19. В Новое время под дискурсом понимают традицию изложения научного знания в ессеистическом стиле, а также и другое, дискурс как «функциональный эквивалент божественному откровению», способ получения знания при котором оно достигается методично и поэтапно, движение к целому через постижение части. Еще одно значение фиксирует дискурс как противоположность устной речи (не систематизированной): «в силу линейной последовательности такого рассуждения дискурс как монологически построенная речь, как письмо, как систематический трактат в дальнейшем противопоставлялся устному разговору, диалогу. Монолог содержал в себе постоянные акты сомореференции говорящего, которые разворачивали его собственную внутреннюю динамику»20.
Для века XVI11 и особенно XIX характерно усиление двух сложившихся тенденций в понимании дискурса. Первая заключалась отождествлении дискурса с эссеисти-ческим изложением мыслей, вторая в его трактовке как систематичного научного мышления.
16 Гадамер Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. — М.: Директмедиа Паблишинг, 2007.
17 Макаров М. Основы теории дискурса. - М.: Гнозис, 2003.
18 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород: Изд-во БелГУ, 2008. — С. 71-72.
19 Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. — М.: Канон+, 2008. — С. 352.
20 Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. — М.: Канон+, 2008. — С. 352.
Эти два значения претерпевают значительные изменения в XX веке, когда сам термин приобретает гораздо большую популярность и в частности в таких направлениях, как аналитическая философия и лингвистика. Происходит так называемый «лингвистический поворот», который заключался в открытии новой реальности, языковой. Итогом стало формирование нескольких направлений в исследовании дискурса: «а) французская школа дискурс-анализа (М. Пешё, П. Анри, Ж.Ж. Куртин); б) теория речевых актов (Дж. Остин, Дж. Сёрль, П. Коул и др.); в) конверсационный анализ (Г. Сакс, Э. Щеглов, Г. Джефферсон и др.); г) Бирмингемская школа дискурс-анализа (Дж. Синклер, М. Кулхард и др.); социолингвистика (Дж. Фишман, С. Эрвин-Трипп, У. Лабов и др.)»21. Е.А. Кожемякин говорит о возможности охарактеризовать эти направления, выделив две группы, одна из которых носит четко выраженный лингвистический характер, другой свойственна интеграция лингвистических концепций в другие дисциплины, как то философия, политология и проч.
Лингвистические направления трактуют дискурс как «коммуникативное действие, в ходе которого продуцируются и артикулируются тексты». Философско-культурологические школы понимают под дискурсом «либо (а) совокупность рассуждений (логи-ко-формализованных, понятийных, терминологических и т.д.), либо (б) любую целенаправленную речевую (коммуникативную) практику, включая сюда и невербальные единицы (жест, мимику, движение тела, несловесные знаки и символы и т.д.»22.
Мы принимаем определение дискурса, данное Е.А. Кожемякиным, который определяет его, как регламентируемую определенными историческими и социокультурными кодами (традициями) смыслообразующую и воспроизводящую деятельность, рецепция которой формирует или изменяет картину мира и модели опыта. И далее предлагаем рассматривать пространство интернет как совокупность дискурсов, пересечение и наложение которых образует интернет как культурный (знаковый) феномен.
Выбор методологии для исследования этого дискурсивного пространства, среди выше означенного многообразия подходов и взглядов, по нашему мнению, следует начать с обращения к истокам, творчеству французского мыслителя М. Фуко, к позиции которого восходит значительная часть исследований дискурса.
Дискурс по Фуко представляет собой совокупность высказываний, определение и существование которой возможно благодаря существованию механизмов «рассеивания» и «сцепления». Они (эти механизмы) делают возможным знание и определяют сценарии познания. Для такой совокупности совершенно не важна фигура автора высказывания, которая не является определяющей, так же как характер высказывания, и прочие характеристики. Значим только характер связи между высказываниями, принцип их соединения и отталкивания.
Дискурс являет собой реализацию власти, поскольку делает возможным одно знание и исключает возможность другого. Это своеобразный механизм предписания протоколов говорения и мысли, по сути своей репрессивный. Однако поскольку знание вне дискурса не возможно, равно как и существование субъекта, властные практики дискурса не только репрессивны, но и созидательны, конструктивны в непосредственном смысле этого слова, индивид конструируется дискурсом.
Можно выделить следующие основные этапы анализа дискурса у М. Фуко:
— анализ формирования объектов;
— анализ формирования модальностей высказывания;
— анализ формирования понятий;
— анализ формирования тематических стратегий.
21 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород: Изд-во БелГУ, 2008. — С. 66.
22 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород: Изд-во БелГУ, 2008. — С. 66.
Таким образом, функциональность дискурса, принцип его «разворачивания» выходит за рамки самого дискурса, о чем говорил сам Фуко23. Правила организации высказываний в поле дискурса носят над-дискурсивный или вне-дискурсивный характер и обусловлены чем-то внешним.
Принимая позицию М. Фуко как основообразующую для нашей концепции дискурса интернет, мы должны учитывать и другие подходы к его исследованию, что на наш взгляд, позволяет обратиться к мультипараметральной модели дискурс-анализа, предложенной Е.А. Кожемякиным.
Основные методологические положения данной модели можно свести к рассмотрению следующих параметров дискурса:
- телеологический параметр;
- онтологический параметр;
- гносеологический параметр;
- языковой параметр;
- текстовой параметр;
- контекстный параметр;
- коммуникативный параметр.
Раскроем содержание обозначенных параметров.
Телеологический параметр дискурса позволяет выявить цель исследуемого дискурса или цели, а также их соотношение. Можно сказать, что цель есть некая точка притяжения высказываний, цезура, собирающая дискурс.
Онтологический параметр связан с выявлением объектов, бытующих в том или ином дискурсе; способов существования и согласования этих объектов. Онтологический параметр призван фиксировать момент объектной избирательности дискурса, поскольку еще М. Фуко отмечал, что дискурс проводит своеобразную «селекцию» реальности, привлекая одни объекты (и тем самым сообщая им онтологический статус) и исключая другие. Типологизация объектов дискурса позволяет выделить следующие группы: физические (природные) объекты; психические объекты; виртуальные объекты (имеющие вымышленный характер); социальные объекты (социальные явления, процессы и т.д.).
Гносеологический параметр связан с анализом аргументации, выявлением способов и механизмов объяснения реальности. По своей сути это ответ на вопрос «с помощью чего (каких логических средств) реализуется цель данного дискурса?». Специфика познания, опосредованного дискурсом, заключается в использовании «структур-посредников» (моделей, символов и пр.), «интерсубъективности познания» (соотнесенность знания с мнением других людей и принятыми в обществе правилами и нормами), «гетерогенности познания» (синтезе в познании интуиции и творчества). То есть, гносеологический параметр «включает в себя такие фундаментальные познавательные операции, как репрезентации, категоризации, интерпретации, конвенции.»24.
Языковой параметр дискурс-анализа включает в себя:
«— речевые акты (репрезентативы, директивы, комиссивы, экспрессивы, декла-ративы);
- языковые средства (экспрессивные и понятийные; стилистические и жанровые);
- стилистические и жанровые средства»25.
Текстовой параметр заключается в анализе дискурса на предмет выявления в нем таких типов текста как: нарративы, тезисные тексты, референциальные тексты, «панорамные» (описательные) тексты.
Контекстный параметр анализа образуется следующими типами контекста:
23 Фуко М. Археология знания. — СПб., 2004. — С. 153.
24 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород, 2008. — С. 161.
25 Там же. — С. 160.
«— экзистенциальный (мир личностно-значимых для коммуникантов объектов, состояний и событий, к которому относит то или иное высказывание дискурса);
- грамматический (грамматический мир дискурса, характеризующийся формальными и смысловыми связями между высказываниями);
- ситуационный (область деятельности, общения, статусно-ролевых отношений: формальные — неформальные, институциональные — повседневные);
- психический (мир ментальных и когнитивных явлений, ответственных за программу дискурсивной практики)»26.
Коммуникативный параметр включает рассмотрение статусно-ролевых характеристик «авторов» дискурса, а также ситуативно-коммуникативных аспектов общения; анализ условий общения (что предполагает учет сферы общения, среды, фоновых знаний и прецедентов коммуникации); а также стратегии общения (которая включает исследование мотивов, целей и контроля общения)27.
Вместе с тем, несмотря на детальность мультипараметральной модели анализа, которую мы предполагаем использовать, ее автор, Е.А. Кожемякин, заостряет внимание на аналитический характер процедуры анализа, его направленность на целостный взгляд на дискурс, что актуализирует проблему границ дискурса или его пределов.
Мы предлагаем рассматривать вопрос о границах дискурса и его обусловленности как вопрос о том, чем является принцип организации высказываний или же о том, что стоит за этими правилами «сцепления» и «рассеивания»? В любом случае это есть указание на некоторую «нехватку», недостаточность дискурса, которая должна восполняться чем-то иным.
В работе «Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик» И. Сандомир-ская во многом продолжает фукианскую традицию дискурса, говоря о том, что: «Реальность не столько «задается» извне, сколько конструируется в процессе взаимодействия, в форме социального знания (social cognition). Реальность конструируется в языке, а не отражается, не воплощается и не опосредуется им». Так же дискурс есть отражение связки «власть» — «знание»: «Возможность говорить «из» или «от лица» доминирующего языка означает прямой доступ к власти; отчуждение от доминирующих в данной культуре форм говорения делает человека бесправным. Борьба за язык — это борьба политическая»28. Далее, ставя вопрос о возможности субъектов сопротивляться господствующей дискурсивной (идеологической) машине, И. Сандомирская дает ответ, который применим к нашей проблеме и по своей сути отвечает на ранее поставленный вопрос о том, что стоит за границами дискурса, или что обуславливает само высказывание и правила его рассеивания: «Этот вопрос можно переформулировать с точки зрения лакановской политэкономии Желания: в чем необходимость машины языка с точки зрения субъекта? И если речь идет о политэкономии, то в чем же интерес и в чем прибыль субъекта говорения, который вкладывает себя в обмен, производимый машиной? Речь идет о Желании, т. е., по Лакану, — о Нехватке (la manque), о той фундаментальной недостаточности, неполноте бытия, той пустоте в бытии, которая составляет природу субъекта. Смысл как символический продукт, производимый машиной — в данном случае, смысл Родины как продукт говорения о Родине — заполняет это фундаментальное «не могу», эту изначально зияющую рану, закрывает собой пустоту и протезирует Нехватку, как искусственный орган протезирует собой орган ампутированный. Изначальный недостаток бытия компенсируется социально значимым избытком, образующимся в процессе символического обмена. Нехватка бытия, таким образом, оказывается оправданной избытком смысла: подобно протезу, конструкция Родины достраивает субъекта нехватки до воображаемой целостности (народа,
26 Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород, 2008. - С. 161.
27 Там же. - С. 161.
28 Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик. — Wiener slawistischer almanach Wien 2001. — С. 46.
нации). Будучи недостаточным, бытие легитимируется необходимостью Целого. Целое — это то, что искупает собой недостаточность бытия, придавая ему необходи-мость29». То есть речь идет о Желании или Нехватке (Лакан), поскольку именно оно отвечает за необходимость высказывания.
В этой связи (Желание — дискурс) мы не только утверждаем, что Желание выступает источником дискурса, раскрывается нормирующая и цензурирующая функция дискурса, которая в своем итоге может рассматриваться также как власть. Ж. Лакан по этому поводу пишет: «именно энергия желания дает начало инстанции, которая в дальнейшем, на последнем этапе своей разработки, предстает как цензура»30.
В целом концепция структурного психоанализа Жака Лакана представляется нам весьма логичным дополнением к теории дискурс-анализа, так как позволяет объяснить до-дискурсивные формации и существование самого дискурса. По этой причине мы более подробно рассмотрим основные положения психоанализа Ж. Лакана.
В первом приближении его концепцию можно свести к трем основным фундирующим понятиям, это «Реальное», «Воображаемое» и «Символическое». Исходной идеей является представление о том, что человек с момента своего рождения является существом незавершенным, неполным, что выражается внешним образом в несфор-мированности нервной системы новорожденного и ряде других физиологических особенностей. Незавершенность проявляется так же в виде зависимости от матери, отсутствие самости, своего Я. Самосознание и самоидентификация проявляются у ребенка лишь в возрасте 6-18 месяцев, что связано с узнаванием себя в зеркале. Лакан придает этому факту большую значимость и обозначает «стадией зеркала». С этого момента ребенок компенсирует свою разделенность, утрату единства, которое связано с Реальным, целостностью зримого образа: «природа Воображаемого — компенсация изначальной нехватки Реального, проявляющейся в отсутствии «естественных» автономии и адаптационных возможностей младенца. Реальное в первом приближении может быть описано как регистр опыта, в котором отсутствует какое-либо различие или нехватка. Реальное есть абсолютно исходный и как таковой невозможный для субъекта опыт»31. Человек не знает Реальное и оно ему недоступно, по той причине, что само возникновение человека связано с утратой Реального и появлением неполноты, недостатка.
По Лакану опыт человечности изначально травматичен. Воображаемое призвано устранить или компенсировать его посредством проекции полноты на образ, свое зеркальное отражение — «имаго». Имаго, образ, возникающий на «стадии зеркала», характеризуется следующим:
- идеальностью;
- иллюзорностью;
- формативностью;
- отчужденностью.
Идеальность есть преодоление неполноты в целостном и совершенном образе. Иллюзорность проявляется в воображаемом характере этого образа. Формативность образа связана с его влиянием на личность, ее формирование и поведение. Отчужденность это суть образа, который является внешним по отношению к человеку.
Совокупность перечисленных эффектов имаго, приводит к трансформации изначального недостатка, разделению человека на «Я», представляющего собой травматический, фрагментарный внутренний опыт, и «мое Я», идеальный зеркальный образ. Стремление человека устранить этот раскол приводит к принятию имаго, но поскольку он (имаго) отчужден, то в структуру личности вводится и это качество. В результате изменяется сама личность: «функцией «моего Я», функцией захвата «Я» со стороны имаго, задается особый статус объектов реальности и модус отношения к ним в порядке Воображаемого. Если в Реальном вообще не существует отдельных «объектов», а
29 Там же. — С. 46-47.
30 Лакан Ж. Этика психоанализа. М.: Гнозис, Логос. 2006. — С. 10.
31 Постмодернизм. Энциклопедия. — Мн., 2001. — С. 405.
доминирующая модальность отношения к миру — биологическая потребность, то в Воображаемом господствует «запрос» на признание, направленное на других»32.
Человек ищет решение проблемы неполноты в Другом, признание целостности вне себя удостоверяет целостность для самого «Я». Самосознание и идентичность возможны при помощи Другого как зеркала и это есть «первичная идентификация» субъекта. Полнота же идентификации достигается с помощью языка в поле Символического. Механизм работы Символического таков: «вторичная идентификация есть сам процесс прикрепления к частным имаго и открепления от них, логика и порядок выбора воображаемых идентификаций, идентификационная динамика, определяемая совокупностью «всего сказанного» об индивиде в поле речевого отношения с другими. Символический субъект это не «монолитное» Эго-центричное ядро, но «луковица», состоящая из многих слоев прошлых воображаемых идентификаций с конститутивной пустотой между ними и в «центре»33. То есть субъект сводится к процессу непрерывного перебора воображаемых образов, запускаемых желанием с целью покрыть исходную Нехватку, восполнить Неполноту бытия в поле Символического. Дискурс выступает в данном контексте как средство, а интернет мы можем определить как способ, как «машину» компановки, конфигурации дискурсов.
1. Постмодернизм. Энциклопедия. — Мн., 2001.
2. Ж. Бодрийар Символический обмен и смерть. - М., 2000.
3. Н. Автономова Диррида и грамматологиях Ж. Деррида О грамматологии. М., 2000.
4. Кожемякин Е.А. Дискурсный подход к изучению институциональной культуры. — Белгород, 2008.
5. Лотман Ю.М. Семиосфера: культура и взрыв; Внутри мыслящих миров ./ Ю.М. Лотман. — СПб., 1989.
6. Гадамер Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. — М., 2007.
7. Макаров М. Основы теории дискурса. — М., 2003.
8. Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. — М., 2008.
9. Фуко М. Археология знания. — СПб., 2004.
10. Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик. — Wiener slawistischer almanach Wien 2001.
11. Лакан Ж. Этика психоанализа. М., 2006.
Список литературы
THEORETICAL AND METHODOLOGICAL BASIS OF INTERNET STUDIES
A. N. Chernyakov
The paper shows an attempt to analyze methodological approaches to Internet as a cultural and semiotic phenomenon. The author observes the possibilities of discourse-analysis and structural psychoanalysis in solving the problem of defining the essence and features of internet field.
Belgorod State University
Key words: internet, subject, discourse-analysis, structural psychoanalysis.
32 Постмодернизм. Энциклопедия. - Мн., 2001. - С. 406.
33 Там же - С. 407.
