CC BY
23
НАУЧНО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
проблемы
Матанцев Дмитрий Александрович,
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры государственно-правовых дисциплин, Академия управления МВД России, Российская Федерация, 125171, г. Москва, ул. Зои и Александра Космодемьянских, д. 8
E-mail: [email protected]
Научная специальность: 5.1.1. Теоретико-исторические правовые науки
УДК 34.03
DOI 10.24412/2072-9391-2023-468-8-15
Дата поступления статьи: 23 октября 2023 г. Дата принятия статьи в печать: 15 декабря 2023 г.
Dmitrij Aleksandrovich Matancev,
Candidate of Law,
Associate Professor at the Department of State Law Disciplines, Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia, Russian Federation, 125171,
Moscow, Zoi i Alexandra Kosmodemyanskikh St., 8 E-mail: [email protected]
Scientific specialty:
5.1.1. Theoretical and historical legal sciences
Теоретические проблемы понимания правового поведения и определения его границ
Theoretical Problems of Understanding Legal Behavior and Defining Its Boundaries
Аннотация
Актуальность: антропоцентрическая ориентация современного научного знания, свойственная постнеклассической рациональности, в области юриспруденции приводит к определенному развороту от позитивистских исследований права к его «человекомерному» измерению. В таком контексте уже не только сами нормы права, но и конечный итог их практического воплощения в жизнь - правовое поведение - приковывает все больше внимания представителей юридической науки. При этом свойственная современному этапу развития общества и государства тенденция юридизации общественной жизни, расширения сферы правового регулирования и детализация нормативных предписаний приводит к тому, что правовая оценка поступков людей становится более сложной, вариативной, это порождает теоретические проблемы определения содержания правового поведения. В этих условиях важное
Abstract
Relevance: the anthropocentric orientation of modern scientific knowledge, characteristic of post-non-classical rationality, in the field of jurisprudence leads to a certain turn from positivist studies of law to its "human-dimensional" dimension. In this context, not only the norms of law themselves, but also the final result of their practical implementation - legal behavior - attracts more and more attention from representatives of legal science. At the same time, the tendency inherent in the modern stage of development of society and the state to legitimize public life, expand the scope of legal regulation and detail regulatory prescriptions leads to the fact that the legal assessment of people's actions becomes more complex, variable, this gives rise to theoretical problems of determining the content of legal behavior. In these conditions, not only the internal differentiation of various types of lawful and unlawful behavior becomes important, but also, in general, the definition of the
значение приобретает не только внутренняя дифференциация различных видов правомерного и неправомерного поведения, но и в целом определение границ самого понятия, отграничение правового поведения от фактического.
Постановка проблемы: изучение вопросов правового поведения, определение границ данного понятия имеет как важное теоретическое, догматическое значение (поскольку способствует обеспечению необходимой формально-логической стройности юридического понятийного аппарата), так и представляет практический интерес. Понимание границ правового поведения - это в известной мере вопрос правовой политики, «глубины» проникающего воздействия государства в различные сферы общественной жизни.
Ключевое значение для определения содержания и границ исследуемого понятия приобретает раскрытие юридических свойств такого поведения. В то же время само слово «правовое» применительно к поведению имеет различное значение, в зависимости от исходных воззрений и типа правопонимания, который берется за основу. Существующий в современной юридической науке плюрализм подходов к пониманию права вкупе с обозначенной тенденцией усложнения правового регулирования не всегда позволяют точно определить границы правового поведения, провести четкий «водораздел» между правомерными и неправомерными поступками. Излишнее стремление расширить сферу правового регулирования и границы правового поведения приводят не только к снижению эффективности правового воздействия, но и к деформации правосознания, его радикализации.
Цель исследования: на основе различных подходов к пониманию права определить основные формально-логические и идейно-правовые риски той или иной интерпретации правового поведения, его содержания и смысловых границ, предпринять попытку определения критериев, при наличии которых поведение можно считать правовым.
Методы исследования: исходной методологической установкой исследования является принцип методологического плюрализма, не позволяющий рассматривать какой-либо подход к пониманию права в качестве универсального и единственно верного. Работа с понятийно-категориальным аппаратом предполагает применение различных общенаучных методов, приемов и правил формальной логики, а также формально-юридического метода познания. Интерпретация правового поведения с позиции различных концепций правопо-нимания основана также на применении сравнительного метода исследования.
Результаты и ключевые выводы: в результате
boundaries of the concept itself, the differentiation of legal behavior from actual behavior.
Problem statement: the study of issues of legal behavior, the definition of the boundaries of this concept has both important theoretical and dogmatic significance (since it helps to ensure the necessary formal and logical harmony of the legal conceptual apparatus) and is of practical interest. Understanding the boundaries of legal behavior is, to a certain extent, a matter of legal policy, the "depth" of the penetrating influence of the state in various spheres of public life.
The key importance for determining the content and boundaries of the concept under study is the disclosure of the legal properties of such behavior. At the same time, the very word "legal" in relation to behavior has a different meaning, depending on the initial views and the type of legal understanding that is taken as a basis. The pluralism of approaches to understanding law existing in modern legal science, coupled with the marked tendency to complicate legal regulation, does not always allow us to accurately define the boundaries of legal behavior, to draw a clear "watershed" between lawful and unlawful acts. An excessive desire to expand the scope of legal regulation and the boundaries of legal behavior lead not only to a decrease in the effectiveness of legal influence, but also to a deformation of legal awareness, its radicalization.
The purpose of the study: on the basis of various approaches to understanding law, to determine the main formal-logical and ideological-legal risks of a particular interpretation of legal behavior, its content and semantic boundaries, to attempt to determine the criteria under which behavior can be considered legal.
Research methods: the initial methodological setting of the research is the principle of methodological pluralism, which does not allow considering any approach to understanding law as universal and the only true one. Working with the conceptual and categorical apparatus involves the use of various general scientific methods, techniques and rules of formal logic, as well as the formal legal method of cognition. The interpretation of legal behavior from the perspective of various concepts of legal understanding is also based on the application of a comparative research method.
Results and key conclusions: as a result of the conducted research, it was found that a narrow approach to the interpretation of legal behavior, reducing it only to lawful behavior significantly impoverishes this concept, does not allow to identify its integrating potential, which consists in covering all possible manifestations of human activity in the field of law. With a broad interpretation of legal behavior, legal positivism outlines the clearest boundaries of the concept under study. However, taking into account the variety of regula-
10
проведенного исследования установлено, что узкий подход к интерпретации правового поведения, сведение его только к правомерному поведению существенно обедняет данное понятие, не позволяет выявить его интегрирующий потенциал, заключающийся в охвате всех возможных проявлений человеческой активности в сфере права. При широкой интерпретации правового поведения наиболее четкие границы исследуемого понятия очерчивает юридический позитивизм. Однако и он с учетом многообразия нормативных предписаний, различной степени их конкретизации не во всех случаях позволяет установить четкие границы правомерного и противоправного поведения. А широкая трактовка правомерного поведения, основывающаяся на формуле «разрешено все, что прямо не запрещено законом» приводит к логической ошибке размывания объема понятия, смешению правового и фактического поведения. Учитывая то, что далеко не каждый человеческий поступок требует правовой оценки, критерием его «юридизации» предлагается считать обстоятельство, привносит ли это поведение какие-либо изменения в правовое положение самого актора или иных лиц либо нет.
Ключевые слова: правовое поведение; правомерное поведение; фактическое поведение; правопонимание; юридический позитивизм; социологические концепции права; правовые последствия.
tory requirements and the varying degree of their concretization, it does not in all cases allow us to establish clear boundaries of lawful and illegal behavior. And a broad interpretation of lawful behavior based on the formula "everything is allowed that is not directly prohibited by law" leads to the logical error of blurring the scope of the concept, mixing legal and actual behavior. Considering that not every human act requires a legal assessment, it is proposed to consider the fact whether this behavior introduces any changes to the legal status of the actor or other persons, or not, as a criterion for its "legitimization".
Keywords: legal behavior; lawful behavior; actual behavior; legal understanding; legal positivism; sociological concepts of law; legal consequences.
Длительное время отечественная юридическая наука фокусировала свое внимание на различных разновидностях правового поведения. Уже в дореволюционной литературе по общей теории права [16, с. 629—699], а вслед за ней и в советской [14], изучались вопросы правонарушения, злоупотребления правом, позднее — правомерного, объективно-противоправного поведения. Одной из первых серьезных попыток обобщить теоретические представления о различных разновидностях правового поведения можно считать монографические работы В. Н. Кудрявцева «Право и поведение» (1978), «Правовое поведение: норма и патология» (1982). Во многом эти работы предопределили дальнейшее развитие теоретических представлений о правовом поведении как родовой категории [11, с. 31], объединяющей все проявления воли человека в правовой сфере.
С позиции социальной психологии человеческое поведение является сознательно-волевой разновидностью активности, выступает способом адаптации (приспособления) че-
ловека к окружающей среде. Механизм поведения в самом общем виде можно представить как процесс превращения внутреннего состояния человека в его действия по отношению к социально значимым объектам [13, с. 67].
Добавляя к этому термину прилагательное «правовое» мы стремимся сообщить понятию дополнительные признаки, позволяющие отграничить его от всех иных видов социального поведения.
Во-первых, следует учитывать, что в правовую сферу вовлекаются далеко не все проявления человеческой активности, а только те из них, которые имеют социальное значение, то есть затрагивают индивидуальные, общественные и государственные интересы. В. Н. Кудрявцев, следуя постулату К. Маркса о том, что человек является существом общественным, отмечал, что любое поведение, имеющее социальное значение, выступает актом взаимодействия человека не только с отдельными людьми, но и с обществом в целом [2, с. 11]. С такой трактовкой можно согласиться, но частично. С одной стороны,
безусловно, за реализацией индивидуальных интересов могут стоять интересы общественные. По такой логике большинство уголовно наказуемых деяний в процессе исторического развития трансформировались из частных деликтов в публичные правонарушения. По этой же логике мы можем давать правовую оценку поведению не только с учетом существующих социальных последствий, но и учитывать их будущий социальный эффект. Это обстоятельство, например, чрезвычайно важно при оценке управленческих решений должностных лиц органов публичной власти, квалификации причинения вреда окружающей среде и т. д. С другой стороны, такой подход способствует определенной гиперболизации общественного значения человеческих поступков, попыткам увидеть публичное значение там, где его нет и быть не должно. В правовом контексте, как будет показано далее, это может привести к необоснованному расширению сферы правового регулирования.
Во-вторых, необходимо осознавать, что внутренние психологические компоненты механизма человеческого поведения важны для права только в той мере, в какой они оказывают влияние на внешние проявления поведения. Как справедливо отмечал К. Маркс, человек не существует для закона вне своих поступков [4, с. 14]. Поэтому необъективированные никаким образом (вербальным, физическим) психологические установки человека не могут подвергаться правовой оценке. Кроме того, право зачастую придает юридическое значение только определенным качественным состояниям человеческой психики, выражающим способность человека понимать значение своих действий, руководить ими. М. Ф. Орзих в связи с этим правовым считал только поведение деликтоспособных субъектов [10, с. 52—53]. Схожей позиции придерживается и В. Н. Кудрявцев, относя к правовому поведению только то поведение индивидов и их объединений, которое подконтрольно их сознанию и воле [2, с. 38, 41].
Внутренняя мотивация индивида может иметь юридическую ориентацию, формироваться на основе юридических знаний, однако сама по себе эта ориентация не сообщает поведению юридических качеств. Если человек заблуждается относительно совершения юридически значимых действий (например, ошибочно воспринимает свое поведение в качестве противоправного), это еще не достаточно для соответствующей правовой оценки его поступка.
С учетом сказанного определяющим признаком правового поведения является его отражение в правовой сфере, определенная юридическая формализация.
При этом необходимо учитывать, что степень такой формализации (а вследствие этого и границы правового поведения) будет различаться в зависимости от того, что мы понимаем под самим правом.
Сегодня в общей теории права представлена палитра разнообразных подходов к пониманию права. Для наглядности определения контуров правового поведения обратимся к таким классическим концепциям правопонимания, как естественное право (юснатурализм), юридический позитивизм и социологические концепции права.
Юснатурализм в известной степени аксио-логизирует правовую проблематику, покоится на вневременных, присущих в силу самой человеческой природы ценностях, составляющих ядро правового статуса человека. В таком понимании правовое свойство поведения отражается в исходных правовых принципах, определяющих взаимодействие человека с государством. Естественно-правовую интерпретацию представители позитивизма часто критикуют за ее чрезмерный морально-нравственный нарратив и отсутствие четких критериев правовой определенности [3]. В своей этической интерпретации права, восходящей к идее добра, справедливости, эта концепция существенно сужает границы правового поведения, по сути, относя к таковому только то, что соответствует данным постулатам. Иными словами, правовое поведение отождествляется с поведением правомерным, а последнее должно не столько соответствовать формальным требованиям нормативных предписаний, сколько обеспечивать соблюдение естественных прав человека, иметь качество разумности и справедливости.
Сведение правового поведения только к правомерному поведению существенно снижает интегративный потенциал данной категории. При таком подходе остается не понятно, как оценивать неправомерное поведение, ведь оно также находит отражение в правовых нормах (зачастую охранительного характера), влечет юридически значимые последствия? В. Н. Кудрявцев обращал внимание на то, что такое неправомерное поведение вряд ли корректно считать «урегулированным правом», поскольку нормы права его не регулируют, а запрещают, однако то, что оно «предусмотрено правом» бесспорно [2, с. 43].
Таким образом, естественная концепция права не только сужает понятие «правовое поведение», сводя его только к правомерному поведению, но и размывает контуры последнего (в силу своей более этической, нежели юридической интерпретации).
Безусловно, в связи с этим юридический позитивизм дает более четкие ориентиры пра-
12
вовой оценки поступков человека. Исходным юридическим мерилом выступает норма права.
При этом необходимо учитывать, что степень нормативной регламентации различных поступков не одинакова. Границы противоправного поведения, воплощая принцип законности, очерчены более явно, чем границы правомерных поступков. Наиболее показательна в этом плане фиксация уголовных преступлений только в одном законе — Уголовном кодексе Российской Федерации (ст. 3). В других отраслях права противоправность измеряется не только нарушением прямых запретов, но и неисполнением обязанностей или нарушением субъективных прав. Последние могут закрепляться как в нормативных правовых актах, так и в индивидуальных актах (гражданско-правовых, трудовых договорах и пр.). В связи с этим следует согласиться с позицией О. Э. Лейста — противоправность означает нарушение запретов, которые должны быть четко и недвусмысленно зафиксированы в нормативных правовых актах, а также невыполнение обязанностей, вытекающих из требований нормативных, правоприменительных и индивидуальных правовых актов [8, с. 305].
Правомерное поведение не всегда имеет такую четкую регламентацию. В отношении данного вида поведения действует принцип «разрешено все, кроме прямо запрещенного». В. В. Оксамытный рассматривает данный принцип в качестве «критерия, признающего и защищающего границы правомерности с учетом предоставляемой личности свободы выбора своего юридически значимого поведения» [9]. При этом автор уточняет, что такая свобода выбора имеет пределы, зависящие от того, насколько соответствующие идеи разделяются носителями власти от существующего в государстве политического режима.
Очевидное стремление посредством обозначенного принципа обеспечить гарантию свобод человека при его гиперболизации способно привести к обратному эффекту. Данный принцип может быть истолкован таким образом, что «юридической кистью» мы будем окрашивать и вовлекать в сферу правового регулирования даже те поступки, которые юридическими, по своей сути, не являются. Например, можно ли рассуждать, что любое действие должностного лица при исполнении своих обязанностей является правовым? Являются ли таковыми действия сугубо организационные, связанные с планированием и пр.? В юридической литературе продолжаются дискуссии о правовой природе актов стратегического планирования, иных управленческих документов. Попытки юридизации тех явлений, которые государство намеренно регулирует особым обра-
зом, стремясь отграничить организационные средства от юридических, не всегда являются оправданными. Примечателен тот факт, что сам законодатель в Федеральном законе от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» намеренно ушел от термина «акт», упомянув лишь термин «документ» (возможно, как раз с целью отграничить правовые акты от сугубо управленческих). Неслучайно и то, что в теории государства и права формы реализации функций государства подразделяются на организационные и правовые [6, с. 402—403], что также подтверждает различное значение организационных действий и правовых.
Но если организационные действия, хотя и отличны от правовых, но вместе с ними служат единым целям публичного управления, то попытки считать правовыми многие фактические действия граждан выглядят еще менее убедительными. В юридической литературе, в зависимости от общественного значения, правомерное поведение подразделяется на социально одобряемое, необходимое и допустимое. В качестве примера последнего приводится курение табака [7, с. 559]. Но если продолжать рассуждать в той же логике, то правовым поведением нужно признать гигиенические процедуры, занятие спортом, увлечение музыкой. Процесс потребления пищи с социальной точки зрения является необходимым, а с точки зрения гражданского права — процессом распоряжения собственностью. Такой ход мыслей приведет нас к определенной фетишизации правового сознания и даже в известной степени к правовому тоталитаризму, когда любые стороны человеческой жизнедеятельности (даже самые интимные и неподконтрольные извне) мы будем оценивать юридически.
Принцип «все что не запрещено, разрешено» ставит вопрос о допустимых возможностях человека. Но будет ли правовым считаться поведение, выражающееся в соблюдении установленных правом запретов? В теории права соблюдение рассматривается в качестве одной из форм реализации права и уже этот факт должен снять поставленный вопрос. Но если мы вновь обратимся к родовому понятию «поведение», то увидим, что эта форма социальной активности обеспечивает приспособление человека к окружающей среде. В случае с запретами правовая среда уже задает определенные параметры, и человеку, по сути, остается только бездействовать, не выходя за очерченные рамки. Здесь не идет речь о том, что любое бездействие нельзя считать правовым. При осуществлении прав и исполнении обязанностей бездействие в извест-
ной мере может выражать позицию человека (например, человек демонстративно воздерживается от голосования на общем собрании, не участвует в выборах, отказывается принять наследство и пр.). В случае же с запретами пассивная позиция адресата правовой нормы изначально запрограммирована и его волеизъявления не требуется.
Придание соблюдению запретов свойств правовой активности, полагаем, тоже приводит к расширению границ правового поведения. Например, в уголовно-правовой литературе ставится вопрос о уголовно-правомерном поведении. Так, О. С. Епифанов под уголовно-правомерным поведением предлагает рассматривать «общественно полезную деятельность по соблюдению уголовно-правовых запретов, исполнению обязанностей и использованию правомочий, направленную на удовлетворение интересов, ценностей и целей личности, общества и государства» [1, с. 63]. Нетрудно заметить, что если убрать слова «уголовно-правовые», то это определение будет пригодно для характеристики любого правомерного поведения, независимо от его отраслевой принадлежности.
Нормы уголовного права охраняют базовые ценности и общественные отношения, регламентируемые нормами иных отраслей права. Предлагаемая трактовка уголовно-правомерного поведения не позволяет отграничить, например, правовое поведение по исполнению гражданско-правового договора, налоговой обязанности, обязанности по воспитанию детей от соблюдения соответствующих уголовно-правовых запретов, обеспечивающих реализацию указанных обязанностей. Это не только вносит сумятицу в терминологию, нарушает отраслевую специализацию права и приводит к смешению регулятивной и охранительной функций права. Кроме того, это дает право сделать весьма странный вывод о том, что все законопослушные граждане являются участниками уголовных правоотношений.
Таким образом, юридический позитивизм, с одной стороны, очерчивает достаточно определенно контуры правового поведения (в отношении противоправного поведения), но в то же время границы правомерного поведения не всегда четко фиксируются и в ряде случаев такой подход порождает риски не только формально-логического характера, но и идейно-правового, поскольку приводит к радикализации правового сознания, стремлениям необоснованно расширить правовую сферу, нарушить ее системные начала.
Юридический позитивизм, стремясь придать социальным поступкам нормативное
оформление, не всегда успешно справляется с этой задачей.
Во-первых, общественные отношения зачастую опережают правовое развитие. Люди могут совершать различные социально значимые действия, которые еще нормами права не урегулированы (например, в последние годы участились случаи использования гражданами криптовалюты в качестве средства платежа по договорам). Как в таких случаях оценивать поведение? Включенность тех или иных поступков людей в правовую сферу обусловлена их социальными и психологическими свойствами. Поэтому такое поведение можно считать правовым. Можно согласиться с В. Н. Кудрявцевым в том, что правовое поведение охватывает собой не только поведение, урегулированное правом или предусмотренное им, но и «поведение в правовой сфере» в целом [2, с. 42-43].
Во-вторых, необходимо осознавать, что нормативные предписания в силу специфики технико-юридического инструментария не всегда могут удачно и точно выразить мысль законодателя. В праве могут наличествовать оценочные понятия, коллидирующие нормы и пр., которые передают правоприменителю эстафету правового регулирования общественных отношений.
В этом плане юридический позитивизм дополняется социологической концепцией пра-вопонимания, которая признает подлинным правом не его застывшую нормативную форму («право в книгах»), а его воплощение в правоприменительной практике («право в жизни»). Образно говоря, правовым считается не только и не столько то поведение, которое таковым определяет законодатель, а то, которое признает суд. В русле таких рассуждений мыслит американский ученый Л. Фридмэн, понимая под правовым такое поведение, на которое оказывает влияние какое-либо решение, распоряжение, акт, исходящие от лица, обладающего юридической властью [15, с. 166].
Интересна позиция французского социолога П. Бурдье, который право ассоциирует с юридическим полем, на котором профессиональные юристы ведут борьбу за обретение монопольного права толкования закона [5, с. 55]. С такой позиции мерилом правового поведения также становится не столько буква закона, сколько смысл, придаваемый ей правоприменителем.
Дискуссии о допустимости правоприменительного усмотрения, его пределах ведутся уже длительное время. Еще столетие назад выдающийся российский цивилист И. А. Покровский, выступая против оценочных понятий в законодательстве и расширения судебно-
14
го усмотрения, ратовал за необходимость обеспечения принципа правовой определенности. Ученый отмечал, что «теория свободного судейского правотворения заключает в себе органическую и неустранимую опасность судейского произвола, если она самую неопределенность и неясность права возводит в принцип, она, очевидно, идет вразрез с интересами развивающейся человеческой личности... Стремление к строгой законности составляет такую же непременную черту развивающегося гражданского права, как и развивающегося права публичного, и никакой судейский "трансперсонализм" этого стремления подавить не сможет» [12, с. 82].
Учитывая современные тенденции усложнения правового регулирования, большей ка-зуистичности и конкретности нормативных предписаний, с этими выводами можно было бы согласиться. Но стремления законодателя к большей правовой определенности приводят зачастую к обратному эффекту, порождая правовые пробелы, реагировать на которые вынужден правоприменитель. Поэтому даже несмотря на увеличивающееся количество нормативных правовых актов правоприменительная дискре-ция не утрачивает своего значения.
Завершая наше исследование, необходимо отметить следующее. Обращение к различным концепциям правопонимания позволило нам прийти к выводу, что юридическая формализация правового поведения не может ограничиваться только буквой закона. Границы правового поведения определяются также общими
Список литературы:
1. Епифанов О. С. Уголовно-правомерное поведение личности: общетеоретический взгляд // Вестник Московского университета им. С. Ю. Витте. Сер. 2. Юридические науки. 2020. № 1. С. 62-67.
2. Кудрявцев В. Н. Правовое поведение: норма и патология. М., 1982. 287 с.
3. Малышева Н. И. Естественное право: справедливость versus определенность? // Государственно-правовые исследования. 2021. № 4. С. 191-195.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения : в 30 т. 2-е изд. М., 1955. Т. 1
5. Масловская Е, Масловский М. Концепция юридического поля и современная социология права // Социология власти. 2015. Т. 27. № 2. С. 48-65.
6. Общая теория государства и права: академический курс : в 3 т. Т. 1. Государство / отв. ред. М. Н. Марченко. 3-е изд, перераб. и доп. М., 2007. 568 с.
принципами права, уточняются в индивидуальных правовых, правоприменительных и интерпретационных актах.
При этом, учитывая современные темпы общественного развития, первостепенное значение приобретает не только фиксация объективных параметров социального поведения в норме права, но и способность такого поведения влечь юридические последствия. Зачастую правовое поведение влечет юридические последствия не само по себе, а в силу того, что соответствующие последствия вытекают из его формализации в различных средствах правового регулирования (актах правотворчества, правоприменения, правореализации). Например, не будь соответствующих охранительных норм уголовного права поведение не могло бы быть признано преступлением и влечь для виновного лица обязанность понести ответственность, а для государства — право ее применить. Поведение в этом случае выступает лишь «спусковым механизмом», запускающим эти последствия (то есть юридическим фактом).
Следует учитывать, что поведение отдельного индивида встроено в систему его социальных коммуникаций. В связи с этим правовые последствия поведения выражаются в преобразовании правового состояния, правового положения самого лица либо иных субъектов права.
Эта способность правового поведения влиять на правовое положение позволяет отграничить его от всех иных поступков, попытки сообщить юридические свойства которым неоднократно предпринимались в юридической науке.
References:
1. Epifanov O. S. Criminal law behavior of a person: a general theoretical view // Journal of Legal Sciences. Series 2. Legal Sciences. 2020. № 1. P. 62-67.
2. Kudryavcev V. N. Pravovoe povedenie: norma i patologiya. M., 1982. 287 s.
3. Malysheva N. I. Estestvennoe pravo: spravedliv-ost' versus opredelennost'? // Gosudarstvenno-pravovye issledovaniya. 2021. № 4. S. 191-195.
4. MarksK, Engel'sF. Sochineniya : v 30 t. 2-e izd. M., 1955. T. 1.
5. Maslovskaya E, Maslovskij M. The theory of juridical field and contemporary sociology of law // Sociology of Power. 2015. T. 27. № 2. P. 48-65.
6. Obshchaya teoriya gosudarstva i prava: aka-demicheskij kurs : v 3 t. T. 1. Gosudarstvo / otv. red. M. N. Marchenko. 3-e izd, pererab. i dop. M., 2007. 568 s.
7. Obshchaya teoriya gosudarstva i prava: aka-demicheskij kurs : v 3 t. T. 3. Gosudarstvo, pra-
7. Общая теория государства и права: академический курс : в 3 т. Т. 3. Государство, право, общество / отв. ред. М. Н. Марченко. 3-е изд, перераб. и доп. М., 2007. 712 с.
8. Общая теория права : учеб. для юридических вузов / Ю. А. Дмитриев [и др.]; под общ. ред. А. С. Пиголкина. 2-е изд., испр. и доп. М., 1996. 384 с.
9. Оксамытный В. В. Правомерное поведение личности (теоретические и методологические проблемы) : дис. ... д-ра юрид. наук. Киев, 1990. 374 с.
10. ОрзихМ. Ф. Личность и право. М., 1975. 112 с.
11. Пашенцев Д. А. Человек в праве с позиций постнеклассической науки // Философия права в условиях глобальных социальных трансформаций : сб. науч. ст. по итогам Всерос. форума историков права / под ред. Д. А. Пашенцева, А. А. Дорской. Саратов, 2022. С. 29-37.
12. Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. Петроград, 1917. 328 с.
13. Социальная психология: краткий очерк / Г. П. Предвечного, Ю. А. Шерковина. М., 1975.320 с.
14. Теория государства и права : учеб. / Г. А. Белов [и др.]; под ред. А. И. Денисова. М., 1967.415 с.
15. Фридмэн Л. Введение в американское право / пер. с англ. ; под ред. М. Калантаровой. М., 1992. 286 с.
16. Шершеневич Г. Ф. Общая теория права : мо-ногр. : в 4 т. М., 1910. Т. 1. 805 с.
vo, obshchestvo / otv. red. M. N. Marchenko. 3-e izd, pererab. i dop. M., 2007. 712 s.
8. Obshchaya teoriya prava : ucheb. dlya yuridi-cheskih vuzov / Yu. A. Dmitriev [i dr.]; pod ob-shch. red. A. S. Pigolkina. 2-e izd., ispr. i dop. M., 1996. 384 s.
9. Oksamytnyj V. V. Pravomernoe povedenie lichnosti (teoreticheskie i metodologichesk-ie problemy) : dis. ... d-ra yurid. nauk. Kiev, 1990. 374 s.
10. Orzih M.F. Lichnost' i pravo. M., 1975. 112 s.
11. Pashencev D. A. Chelovek v prave s pozicij post-neklassicheskoj nauki // Filosofiya prava v us-loviyah global'nyh social'nyh transformacij : sb. nauch. st. po itogam Vseros. foruma istorikov prava / pod red. D. A. Pashenceva, A. A. Dor-skoj. Saratov, 2022. S. 29-37.
12. Pokrovskij I. A. Osnovnye problemy grazhdan-skogo prava. Petrograd, 1917. 328 s.
13. Social'naya psihologiya: kratkij ocherk / G. P. Predvechnogo, Yu. A. Sherkovina. M., 1975. 320 s.
14. Teoriya gosudarstva i prava : ucheb. / G. A. Be-lov [i dr.]; pod red. A. I. Denisova. M., 1967. 415 c.
15. Fridmen L. Vvedenie v amerikanskoe pravo / per. s angl. ; pod red. M. Kalantarovoj. M., 1992. 286 s.
16. Shershenevich G. F. Obshchaya teoriya prava : monogr. : v 4 t. M., 1910. T. 1. 805 s.
Для цитирования:
Матанцев Дмитрий Александрович. Теоретические проблемы понимания правового поведения и определения его границ // Труды Академии управления МВД России. 2023. № 4 (68). С. 8-15.
For citation:
Matancev Dmitrij Aleksandrovich. Theoretical Problems of Understanding Legal Behavior and Defining Its Boundaries // Proceedings of Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2023. № 4 (68). P. 8-15.
15
