Теоретические подходы к исследованию проблем инкорпорации иммигрантов в принимающее общество

Хамидулин Владислав Саидович

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ОБЩЕСТВА

УДК 316.4, 325 В.С. Хамидулин*

теоретические подходы к исследованию проблем инкорпорации иммигрантов в принимающее общество**

Статья посвящена анализу основных теоретических подходов, существующих в современной гуманитарной науке, к рассмотрению процесса инкорпорации иммигрантов в принимающее общество. Основное внимание уделяется анализу трех основных теорий: ассимиляции, мультикультурализма и транснационализма. Автором делается вывод о том, что теория иммиграции тяготеет к междис-циплинарности и рассмотрению проблематики коммуникации иммигрантов и представителей принимающего общества с индивидуально-групповых, социе-тальных и политических ракурсов внимания.

Ключевые слова: ассимиляция, иммиграция, инкорпорация, мультикультура-лизм, транснационализм

Theoretical perspectives in immigrant incorporation research. VLADISLAV S. KHAMIDULIN (Far Eastern Federal University)

The article analyzes the key theoretical approaches to the process of immigrants' incorporation into the host society in modern humanities. The study focuses on three principal theories: assimilation, multiculturalism and transnationalism. The author concludes that immigration theory gravitates to interdisciplinary and views the issue of immigrants' communication with the representatives of host society in terms of individual, group, societal and political perspectives.

Keywords: assimilation, immigration, incorporation, multiculturalism, transnationalism

Проблема теоретического и эмпирического анализа процессов включения иммигрантов в принимающее общество имеет междисциплинарный характер и рассматривается, например, в рамках политической науки, социальной психологии, социологии, нередко обращающих внимание на одни и те же аспекты этих процессов. Социеталь-ные аспекты инкорпорации иммигрантов разрабатываются в рамках социологии с конца XIX в., хотя до трудов представителей Чикагской школы

(Р.Е. Парк и У.И. Томас) о систематическом изучении этих проблем говорить нельзя. Первоначально проблемы включения иммигрантов в принимающее общество рассматривались с позиции различных теорий ассимиляции. При этом, если в США социологи предпочитали использовать понятие ассимиляции, часто взаимозаменяемое с понятием интеграции, то в Европе понятие ассимиляции имело слишком биологические оттенки и поэтому там более предпочтительным было по-

* ХАМИДУЛИН Владислав Саидович, кандидат политических наук, доцент кафедры государственного и муниципального управления Школы экономики и менеджмента Дальневосточного федерального университета. E-mail: khamidulin.vs@dvfu.ru © Хамидулин В.С., 2016

**Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ. Проект №15-33-11174.

нятие интеграции, что не исключало политизацию его использования [6, 18]. В целом, понятия «интеграции» и «ассимиляции» близки и часто употребляются как взаимозаменяемые. В дальнейшем, теория ассимиляции подверглась критике со стороны представителей теорий мультикультура-лизма и транснационализма. Рассмотрению этих трех больших направлений социальной мысли и посвящена данная статья.

Инкорпорация как ассимиляция:

возрождение одной теории

Преобладание теории ассимиляции в западной (а точнее, в американской) социологии наблюдалось на протяжении более половины XX в., сменившись затем почти полным ее забвением в силу, как считалось, низких объяснительных способностей (например, в отношении того, почему афроа-мериканцы так и не ассимилировались полностью в американский культурный мейнстрим). Фокус внимания социологов сместился на транснациональный характер миграции и межкультурное взаимодействие, что отразилось в появлении теорий транснационализма и мультикультурализма, что, в свою очередь, сменилось новым поворотом в сторону теоретического осмысления проблем ассимиляции и эмпирической проверки новых теоретических положений [5, с. 85-193].

Вместе с тем, как отметил американский социолог Натан Глейзер, проблемы с ассимиляцией черного населения США не подрывают теорию ассимиляции, а, скорее, иллюстрируют тот факт, что предубеждения и дискриминация блокируют ассимиляцию [5, с. 109].

В этом плане интересен пример немецкого населения США. Президент страны Теодор Рузвельт в конце Первой мировой войны высказался в том духе, что люди немецкой крови, пытающиеся быть одновременно немцами и американцами, являются предателями Америки и инструментом, который Германия использует против США. В результате, американские немцы в большинстве своем выбрали ассимиляцию [17, с. 129]. Во время проведения переписи населения США в 2000 г. около 58 млн. американцев на вопрос «каково ваше этническое происхождение» ответили «немецкое». Это самая большая группа этнического происхождения в США. При этом никаких проблем с ними в стране нет, немцы исчезли в плавильном котле [4, с. 46].

Таким образом, проблема теории ассимиляции лежала в характеристиках принимающего общества, не позволяющих некоторым этно-расовым группам ассимилироваться. Попытками возродить эту концепцию стали теория сегментированной

ассимиляции, разработанная А. Портесом и его коллегами, и новая теория ассимиляции Р. Альбы и В. Ни [5, с. 93].

В своей работе, А. Портес и Мин Чжоу [18] выделяют три способа инкорпорации на трех уровнях: на уровне правительства, на социетальном уровне и на уровне уже существующих в принимающей стране этнических сообществ политика инкорпорации может быть восприимчивой, индифферентной или враждебной (в вариантах слабая/сильная враждебность).

На уровне правительства речь идет о политике, направленной на помощь иммигрантам в обустройстве, либо о безразличии к их прибытию в принимающую страну, либо о постановке официальных барьеров на их пути.

На социетальном уровне говорится о позитивном принятии иммигрантов и иммиграции, либо о нейтральном отношении к их прибытию, либо о враждебном отношении к ним.

Когда речь идет об уровне этнических сообществ, то имеется в виду, в какой форме эти сообщества существуют. Если это «сильные» сообщества, включающие в себя не только людей с малым объемом человеческого капитала, но и предпринимателей и квалифицированных специалистов, то иммигранты могут использовать социальные связи в свою пользу. Если же этническое сообщество как таковое не существует, или является слабым, т.е. состоящим преимущественно из представителей неквалифицированного ручного труда, то иммигрантам будет сложно адаптироваться к новым условиям в стране пребывания.

Также, теория сегментированной ассимиляции акцентирует внимание на способности семей иммигрантов справляться с факторами, которые влияют на их жизнь в принимающей стране, т.е. с особенностями социального контекста и политики правительства. Эта способность зависит от человеческого капитала (формального образования и профессиональных навыков), которым располагают иммигранты, от того, полная семья или в ней только один родитель, от уровня враждебности принимающего общества, позиции государственных органов принимающей страны, наличия сильных этнических связей с собственным устоявшимся и преуспевающим этническим сообществом [15].

Указанные факторы определяют, будет ли ассимиляция детей иммигрантов восходящей (на основе человеческого и социального капитала родителей), стагнирующей, когда поколения иммигрантов занимают позиции ручного труда на рынке, или же она окажется нисходящей в нищету, безработицу и девиантный образ жизни. Послед-

ние две разновидности ассимиляции характерны для потомков бедных мигрантов, включая нелегалов [15]. Эти типы ассимиляции сопровождаются процессами консонантной, селективной или дис-сонантной аккультурации.

Восходящая ассимиляция сопровождается консонантной аккультурацией, которая распространена среди детей специалистов и иммигрантов с высоким объемом человеческого капитала. Родители и дети вместе учат и усваивают язык и культуру принимающего общества. Также, она может сопровождаться селективной аккультурацией, наблюдающейся обычно среди специалистов и иммигрантов с меньшими объемами человеческого капитала. Усвоение языка и культуры принимающего общества сопровождается сохранением сильных связей с этническим сообществом и сохранением ключевых элементов родительской культуры. Билингвизм - хороший показатель такого способа.

Диссонантная аккультурация наблюдается в семьях рабочего класса, когда недостаток человеческого и социального капитала ведет к тому, что усвоение детьми иммигрантов ценностей и языка принимающего общества сопровождается отвержением ценностей и языка, связанных с их родителями. Семейная коммуникация подрывается, авторитет родителей детьми не воспринимается. Этот тип аккультурации не обязательно ведет к нисходящей ассимиляции, хотя и делает ее более вероятной, т.к. разрыв внутрисемейных связей ведет к недостаточному родительскому контролю и неспособности родителей воспитывать своих потомков.

Американский социолог Ева Моравска в дальнейшем модернизировала теорию, выделив два типа и два пути ассимиляции: а) восходящую и нисходящую ассимиляцию иммигрантов в мейн-стримную культуру; б) этническую восходящую и нисходящую ассимиляцию, т.е. инкорпорацию иммигрантов в принимающее общество в границах своей этнической группы. Она также выделила непрерывный тип ассимиляции тех, кто постоянно живет в принимающем обществе, и спорадическую ассимиляцию тех, кто постоянно перемещается из своей страны в принимающую страну и обратно [12, с. 9-72].

А. Портес и его коллеги создали влиятельную теорию ассимиляции, которая пользуется широким вниманием со стороны научного сообщества. Создававшаяся специфически для объяснения жизненных траекторий американских детей иммигрантов, которые прибыли после Акта об иммиграции и гражданстве 1965 г., упразднив-

шего большую часть жестких ограничений на иммиграцию, принятых в США в 1920-х гг. [21], она применяется и в кросс-культурных исследованиях, хотя некоторыми авторами указывается ряд серьезных отличий между кейсами (европейские, например, демонстрируют преобладание дискриминации на основе не расовых, а, скорее, религиозных различий) [25]. К другим замечаниям можно отнести критику таких ее допущений, как значимость занятости иммигрантов на промышленных предприятиях для их восходящей ассимиляции (теория не смогла объяснить, например, разницу между итальянскими и польскими иммигрантами, результаты ассимиляции которых в США были очень разными), а также указание на упрощающий характер объяснений, которые в рамках теории сегментированной ассимиляции выдвигаются [5, с. 119].

«Новая теория ассимиляции» Р. Альбы и В. Ни, в рамках которой ассимиляция определяется как ослабление этнического разделения и следующее за этим снижение культурных и социальных различий, обращает внимание на социальные границы, которые существуют в принимающем обществе и определяют уровень включения в него иммигрантов [1, с. 11; 5, с. 122].

Авторы попытались совместить противоречивые теории методологического индивидуализма (Вебер) и методологического холизма (Дюрк-гейм), используя ключевые положения неоинсти-туционализма, когда институциональные изменения объясняются через причинные механизмы, встроенные в целевые действия индивидуальных и групповых (corporate) акторов, которые, в свою очередь, ограничены культурными верованиями, структурами отношений, зависимостью от первоначального пути (path dependency) и меняющихся относительных издержек ассимиляции [1, 36].

Иммигранты могут пересекать социальные границы индивидуально, когда структура принимающего общества не меняется и различие между своими и чужими остается нетронутым. Сами иммигранты изменяются, принимают некоторые атрибуты новой идентичности (когда языком повседневного общения становится язык принимающего общества, собственные имена меняются на имена, имеющие распространение в принимающем обществе, также можно привести в пример практики изменения собственной телесности, когда еврейская молодежь массово делала пластические операции на своих носах с тем, чтобы более походить на белых англо-саксонских протестантов в США).

Данные границы могут размываться под воздействием внутренних процессов в принимающей

стране и тогда структура принимающего общества меняется. Ключевая особенность такого общества - толерантность к множественному членству и перекрывание коллективных идентичностей, которые до этого существовали отдельно и взаимоисключающе. В качестве примеров можно привести формальный или неформальный (официальный и неофициальный) билингвизм, возможность получения двойного гражданства, институциона-лизация иммигрантских религий, включая их общественное признание.

Наконец, может происходить смещение границ, когда воссоздается групповая идентичность и линия различения членов и не членов доминирующей группы перемещается в сторону включения (добивается успеха риторика про-иммигрантских активистов) или исключения (анти-иммигрант-ские группы добиваются успеха в своих требованиях по снижению возможности включения иммигрантов в принимающее общество).

Одним из ключевых тезисов новой теории ассимиляции является указание на влияние дискриминации на групповой выбор: когда дискриминационные барьеры блокируют индивидуалистические образцы социальной мобильности, то ассимиляция, когда она происходит, зависит от коллективных стратегий [1, с. 45]. Например, когда китайские иммигранты начали селиться в дельте реки Миссисипи с 1870-х гг., они первоначально являлись таким же объектом дискриминации, как и афроамериканское население региона. Под воздействием этой дискриминации китайская община сделала все, чтобы отделиться от афроа-мериканцев: коллективной стратегией стало пространственное отделение китайцев от черного населения, принятие ими образцов поведения и символов, характерных для белого населения. Межрасовые браки были сведены до нуля, китайская община вынуждала своих членов, уже вступивших в брак с представителем черного населения, развестись под угрозой остракизма. Дети смешанных китайско-негритянских браков также подверглись остракизму. Китайские предприниматели стали оформлять свои магазины в стиле, похожим на тот, который применялся для магазинов с белыми владельцами. Община начала строить свои баптистские церкви, организовывала социальные клубы, было создано даже свое китайское кладбище, основной целью которого также было пространственное отделение: китайцы не хотели хоронить членов своей общины рядом с черными. К началу 1950-х гг. китайцы сбросили свой «черный» статус. Хотя в глазах белого населения «белыми» они не стали, но их социально-экономиче-

ский статус вырос, китайских детей стали пускать в белые школы.

Похожую стратегию предприняли американские ирландцы. В своем стремлении освободиться от образа ирландских «лачужников», они также подвергали остракизму тех, кто заключал брак с чернокожими [1, с. 44-45].

Данными примерами авторы иллюстрируют свой тезис о зависимости коллективных стратегий от существующего уровня предубежденности и дискриминации, но с нашей точки зрения следует обратить внимание на характер групповой стратегии. Этнокультурная группа может сократить различия между собой и принимающим населением (попытавшись размыть социальные границы) не только предприняв ассимиляционную стратегию, но и при помощи сознательного установления границ между конкретной общиной и другими этно(расово)культурными группами, которые в этом случае выступают в роли козла отпущения. «Грех» инаковости переносится с одной группы на другую, возлагается на нее. Активная демонстрация различий между двумя группами ведет к снижению различий между одной из этих групп и доминирующим населением страны.

Критики новой теории ассимиляции не пытаются опровергнуть тезисы о наличии границ в принимающем обществе и в основном упирают на идею культурного мейнстрима, используемую авторами теории. Некоторые из них, например, указывают на то, что вместо снижения этнического разделения в принимающем обществе наблюдается «трансмутация», т.к. не бывает мейнстрима без боковых потоков, этничность продолжает существовать и в центре, и на периферии. При этом нельзя говорить о том, что только иммигранты меняются, и Р. Альба согласился с тем, что ассимиляция - это двухсторонний процесс, большинство также меняется в результате размывания границ [5, с. 124].

Как уже говорилось, теория ассимиляции, в различных своих вариантах, на данный момент является влиятельным направлением в исследованиях иммиграционных процессов. И в теоретическом плане, и на уровне реализации государственной (региональной, местной) политики в Европе, США и Канаде основное противодействие асси-миляционистским устремлениям большинства оказывалось представителями теории и идеологии мультикультурализма.

Мультикультурализм:

теория и политическая практика

В теоретическом плане мультикультурализм является концепцией, утверждающей необходи-

мость принятия и продвижения многообразных культурных традиций в рамках отдельного государства1 .

Мультикультурализм изначально возник как политика (и в этом отношении он аналогичен политике ассимиляции, которая получила теоретическое осмысление только после своего возникновения), являясь ответом канадского правительства на вызов квебекского сепаратизма в 1950-1960-е гг., представляя при этом альтернативу ассимиляци-онистской политике США. Первоначально речь шла об англо-французском бикультурализме, который вводился и в символических, и в институциональных формах: вариация британского Юнион-Джека была заменена кленовым листом на государственном флаге, франкоканадцы повысили свой политический статус после официального принятия французского языка как второго государственного. После того, как другие этнические группы (и, в особенности, аборигенное население Канады) заявили о своих правах, бикультурализм сменился мультикультурализмом, который официально вводился в основополагающие государственные документы в 1980-х гг. [5, с. 179]. Помимо Канады наиболее известными примерами реализации мультикультурной политики являются Австралия и США. В Европе же отнюдь не во всех странах мультикультурализм был принят. Так, европейскими учеными выделяются идеалтипиче-ские англофонная гражданско-территориальная и мультикультурная, германофонная этническая и ассимиляционистская и французская республиканская и ассимиляционистская модели, различающиеся по основаниям политики стимулирования и ограничения иммиграции [9].

Британское правительство не делало попыток ассимиляции иммигрантских групп, сосредоточившись, скорее, на строгом выполнении требований иммиграционного законодательства. В Германии до 2000 г. существовало право jus sanguinis, когда гражданство выдавалось только при условии принадлежности к немецкой нации. Во Франции же меньшинства воспринимались как то, что должно ассимилироваться («быть французом значит действовать как француз, а действовать как француз лучше, чем действовать иначе»). Приезжие должны отбросить культуру, лояльность, религиозные практики и язык, т.е. то, что делает их отличными от доминирующей французской культуры. Помимо Великобритании, в Европе политику мультикультурализма проводили также Швеция и Нидерланды.

1 О многообразии определения понятия «мультикультурализм» и его характеристик см.: [13, с.6-9].

Как политика, мультикультурализм достаточно разнообразен, но можно выделить общие его черты [8, с. 37]:

1. Законодательное утверждение мультикуль-турализма на национальном, региональном и муниципальном уровнях;

2. Внедрение мультикультурализма в школьные учебные планы;

3. Этническое представительство обеспечивается в публичных медиа-ресурсах, либо является условием лицензирования медиа-ресурсов;

4. Устанавливаются исключения для дресс-ко-дов, дней отдыха, связанных с религиозными обычаями;

5. Внедряется институт двойного гражданства;

6. Этнические организации получают государственное финансирование в рамках поддержки культурной деятельности;

7. Государством финансируется двуязычное образование, преподавание на родном языке иммигрантов;

8. Вводится институт позитивной дискриминации для ущемленных этнических групп;

Мультикультурализм имеет долгую историю (по словам одного из самых известных представителей этой теории Уилла Кимлики он так же стар, как человечество), однако и в теоретическом отношении, и на уровне реализации государственной политики эта теория и политическая практика является объектом критики как со стороны консервативных, так и со стороны прогрессивных кругов.

Как политика мультикультурализм встретил сопротивление уже во время своего внедрения в Канаде, где франкофонное население Квебека не согласилось с тезисом о необходимости мульти-культурализма на территории провинции (в целом, эта идея встречает гораздо меньшую поддержку среди квебекцев, чем среди жителей остальных канадских провинций), и ряд теоретиков выдвинул понятие «интеркультурализма». Анализ понятия свидетельствует в пользу того, что оно, во-первых, во многих отношениях совпадает с понятием «мультикультурализм», а во-вторых, за пределами Квебека представляет собой только дискурс, а не реальную политику [10]. В самом Квебеке, впрочем, понятие имеет вполне конкретное приложение: провинция самостоятельно определяет требования к иммигрантам и осуществляет контроль над иммиграцией, главная цель которых заключается в том, чтобы иммигранты соответствовали франкоканадской культуре. Дети иммигрантов должны обучаться только во франкоязычных шко-

лах и не могут самостоятельно определять свою образовательную траекторию. Иммигранты должны вести свой бизнес только на французском языке [2, с. 69].

Консерваторы в своей критике выдвигают нормативные обвинения в том, что мультикультура-лизм является «безумием», «деструктивной доктриной», «инструментом коллективизма», «бичом Запада», «политической опасностью», «экспериментом, столь же опасным, что и коммунизм», т.е., если в целом, то мультикультурализм объявляется не больше, не меньше угрозой основаниям либеральной демократии и всей западной цивилизации [5, с. 161-162]. Со стороны левых кругов критики указывают на то, что политика мультикультура-лизма скорее разделяет общество, а не обеспечивает солидарность, а также, на то, что она игнорирует вопросы перераспределения в обществе [5, с. 161-162].

На уровне государственной политики также наблюдаются негативные высказывания в адрес мультикультурализма. Так, в период между октябрем 2010 г. и февралем 2011 г. канцлер Германии Ангела Меркель, президент Франции Нико-ля Саркози и премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон публично высказались, что они не верят больше в то, что разные культурные сообщества могут комфортно сосуществовать в их странах рядом друг с другом. Идея мультикуль-турализма конфликтует с доминирующими ценностями их стран (христианскими ценностями Германии, по словам А. Меркель) и каждая иммигрантская культура должна работать над интеграцией и ассимиляцией в стране проживания. В основном, это послание было направлено в сторону мусульманского сообщества и его потенциальной связи с доморощенным исламским терроризмом [19, с. 16], тем более, что мусульман в Европе больше, чем населения в Финляндии, Дании и Ирландии вместе взятых. В силу своей многочисленности они стали центром в публичном обсуждении достоинств и недостатков муль-тикультурализма [11, с. 4].

Стоит сказать о том, что политика мульти-культурализма действительно не ведет к гарантированной лояльности иммигрантских групп. Например, несмотря на то, что французские мусульмане ограничены в публичных отправлениях своей религии, они менее отчуждены от французского общества, чем британские мусульмане от британского, т.е. французская республиканская ассимиляционистская модель более эффективна в отношении интеграции исламских меньшинств в принимающее общество [7, с. 113-131].

В Канаде, несмотря на ее мультикультурализм, также наблюдаются значимые изменения в национальном самосознании, что отражается в результатах переписей населения: между 1986 г. и 2001 г. ответы на вопрос об этнической принадлежности с вариантом «канадец» возросли с 0,5% до 39%. «Канадцы» теперь самая большая этническая группа в стране [27, с. 42], что свидетельствует, скорее, о потере изначальной этнокультурной идентичности значительной частью населения и формировании новой, общей идентичности.

Защитники мультикультурализма пытаются учесть и консервативную, и прогрессивную критику. Уилл Кимлика в рамках своей концепции «огражданствления» (citinization) пишет о том, что мультикультурализм включает в себя культурное распознавание, экономическое перераспределение и политическое участие. Если мультикульту-рализм является движением за права человека, то ни о какой поддержке действий, направленных на нарушение этих прав в иммигрантских группах (и иммигрантскими группами), речи не идет. Муль-тикультурализм, таким образом, является трансформирующим проектом и для большинства, и для меньшинств [8, с. 38-39], он является способом интеграции, а не разделения, который работает не только с индивидами, но и с группами [11, с. 13-44]. При этом сама постановка вопроса требует переформулировки: о провале какой именно политики нужно говорить? Политики мультикуль-турализма в целом, или же о провале отдельных политик, таких как образовательная, жилищная, политика по созданию рабочих мест?

Вместе с тем, если обратиться к политической риторике политических деятелей и государственных чиновников в Европе, то можно увидеть, что речь идет просто о замене одного термина другим: понятие мультикультурализма ушло из политического дискурса, сменившись понятиями «интеграции» и «многообразия» (diversity). «Многообразие» означает практически то же самое, что и мультикультурализм, - меры по снижению дискриминации, обеспечению равенства возможностей и преодолению препятствий на пути полного участия в общественных делах, обеспечению неограниченного доступа к публичным услугам, различение культурной идентичности в противовес ассимиляции, открытие публичного пространства для этнокультурного представительства, поддержка этнического плюрализма среди всех групп населения [26, с. 18].

На уровне гражданского общества восприятие мультикультурализма также неоднозначно. Как понятие оно отвергается, как политика муль-

тикультурализм может и не встречать особого сопротивления. Например, опрос, проводившийся BBC в Лондоне через месяц после июльского теракта в 2005 г., показал, что 58% респондентов согласились с тем, что те, кто хочет жить в Британии, должны принять британские ценности и традиции, но в то же время 62% респондентов ответили, что мультикультурализм делает Британию лучшим местом для жизни и только 32% согласились с тем, что он угрожает британскому образу жизни [26, с. 15].

В общем и целом, и теория, и политика муль-тикультурализма страдают одним серьезным недостатком: они игнорируют социально-классовую структуру самих иммигрантских групп. Например, Индекс политики мультикультурализма, который разработали Кейт Бэнтинг и Уилл Кимлика, в секции оценки политики мультикультурализма для иммигрантских групп в основном оценивает культурную составляющую политики. Среди отобранных разработчиками индекса восьми показателей (они соответствуют списку характеристик мультикультурализма, приведенных выше), только один («финансирование этнических организаций и деятельности») может быть с известной долей условности отнесен к проблеме сокращения материального неравенства внутри иммигрантских групп и только последний («положительная дискриминация») можно хоть каким-то образом трактовать как способ сокращения неравенства между средними доходами иммигрантских групп и медианным доходом в принимающем обществе.

Сторонники мультикультурализма часто говорят, что он не является единой теорией и поэтому его нельзя критиковать как нечто целостное. Но тот же аргумент может быть обращен и к ним самим: не различение классовой структуры внутри иммигрантских сообществ ведет к тому, что они воспринимаются как нечто целостное и единое, тем самым возрождается так часто критикуемый эссенциализм. Иначе говоря, слишком много внимания уделяется культуре, тогда как значение имеют в первую очередь материальные проблемы. По Т. Иглтону [31], культуру изначально порождает нужда, т.е. необходимость выживания (культура в этом плане означает различные формы солидарности) и, перефразируя слова этого теоретика культуры, если мы будем воспринимать вопросы инкорпорации и интеграции иммигрантов в принимающее общество (результаты «переселения народов») как культурные проблемы (а инкорпорация и интеграция, как и любые другие материальные проблемы, имеют культурную окраску), то рискуем тем самым их полностью обессмыслить.

Теория транснационализма и методологический национализм: критика национальной местечковости

Под знаменем критики теории ассимиляции за то, что она подразумевает потерю иммигрантами своей изначальной идентичности и теории культурного плюрализма (мультикультурализма) за эссенциализм, подразумевающий неизменную этническую идентичность, в начале 1990-х гг. стала развиваться теория транснационализма, в рамках которой ее сторонники сосредоточиваются на социальных отношениях, подчеркивая множественную и текучую идентичность современных иммигрантов (см. анализ понятия в: [5, с.127-129]). Ранние дискуссии о транснационализме рассматривали его как альтернативу ассимиляции, но на самом деле эти явления взаимосвязаны [27, 77-78].

Представители этой теории сосредоточены на анализе процессов постоянного перемещения иммигрантов из своей страны в страну пребывания и обратно, что представляет собой определенный вызов интеграционным процессам в принимающем обществе.

Понятие «трансмигрант» было введено для того, чтобы подчеркнуть возросшую активность иммигрантов в сфере перемещений между странами и возрастающую важность контактов между эмигрантами и страной происхождения.

Например, около 20 млн. индийцев живут за границей, их совокупный доход составляет больше трети индийского ВВП. Эти индийцы, живущие за границей, осуществляют 10% от всех прямых зарубежных инвестиций в экономику Индии. В Китае еще больше: 50% всех прямых зарубежных инвестиций поступают от 30 млн китайских иммигрантов. Помимо этого, нужно учитывать потоки человеческого капитала и передачу идей и практик через границы государств. Китай, к примеру, проводит целенаправленную политику по привлечению высокообразованных эмигрантов обратно в страну, а также по налаживанию продуктивных связей между ними и родиной. Индия предоставляет налоговые льготы для эмигрантов, пытается привлечь их для экспертизы, советов и идей, помогающих создать какие-то возможности для зарубежных индийских компаний [5, с. 157]. Трансмигранты в этом случае определяются как иммигранты, создающие и поддерживающие множественные социальные отношения, связывающие общества их происхождения и поселения [23, с. 48].

С другой стороны, по мнению А. Портеса, который также является одним из ведущих теоретиков транснационализма, и его коллег, понятие «транс-

мигрант» не является необходимым, понятие «иммигрант» вполне достаточно для описания современной реальности, при этом не все иммигранты транснациональны. Транснационализм в его понимании представляет собой занятость и деятельность, требующие регулярные устойчивые социальные контакты через границы [16, с. 219]. При этом под транснационализмом понимаются процессы, идущие «снизу», т.е. их участниками не являются политические и государственные деятели и речь идет прежде всего о неинституционализи-рованных, неформальных формах взаимодействия [14, с. 186]. Такое понимание транснационализма ведет к тому, что число транснанациональных иммигрантов оказывается относительно невелико по сравнению с общим числом иммигрантов, постоянно живущих в принимающих странах. Например, исследования экономических и политических практик, проведенные А. Портесом и коллегами среди представителей некоторых латиноамериканских стран, показали, что среди сальвадорцев транснациональными предпринимателями могут считаться только 5,2% от тех, кто постоянно живет в США, доминиканцев - 4,8%, колумбийцев -4,3%. Доля иммигрантов, вовлеченных в дела местного сообщества в своей стране происхождения, в упомянутых группах колеблется от 7,2% до 14,3% [5, с. 147]. Понятно, что при таком подходе транснационализм является не самым важным процессом в жизни иммигрантских сообществ в целом.

Специфика современного транснационализма характеризуется следующими положениями [27, с. 15-16]:

• Технологии влияют на скорость, интенсивность и масштабы контактов иммигрантов со своими семьями, оставшимися дома;

• Формы транснационализма влияют на культурные, экономические, политические, технологические процессы, на процесс глобализации в целом;

• Скорость и интенсивность коммуникации создает нормативный транснационализм, когда иммигранты знают, что происходит на родине, и наоборот;

• Серьезно вырос объем финансовых переводов, которые иммигранты направляют на родину (к 2010 г. эта сумма составляла более 300 млрд. долл. в год). Многие страны в значительной степени зависят от этих переводов;

• Телекоммуникационные технологии обеспечивают возможность более широких, более интенсивных и институциональных

форм политического участия в родине, включая партийную политику, избирательные процессы, лоббирование, массовые демонстрации, постконфликтное восстановление, а также поддержку восстаний и терроризма;

• Ассоциации иммигрантов в крупных городах могут собирать значительные суммы на поддержку проектов в своих родных городах, включая строительство инфраструктурных объектов и поставку оборудования;

• Правительства стран-источников миграции создают программы для эмигрантов, включая специальные банковские услуги и инвестиционные схемы для привлечения зарубежного капитала. Также правительства создают свои офисы для наблюдения за благосостоянием граждан за рубежом, внедряют институт двойного гражданства;

• Во многих западных странах десятилетия политики идентичности (в частности, мультикультурализма) создали контекст, в котором иммигранты легко могут демонстрировать свои транснациональные связи.

Ключевым вопросом здесь является то, что именно понимается под инкорпорацией иммигрантов в принимающее общество в условиях установленных и продолжающихся транснациональных связей? Здесь не обойтись без рассмотрения методологических вопросов, связанных с транснационализмом и, шире, со всей социальной теорией. Основной методологическим вопросом, выдвинутым в рамках теории транснационализма и направления миграционных исследований в целом, является проблема методологического национализма.

Понятие методологического национализма было введено португальским социологом Херми-нио Мартинсом и британским социологом Энтони Д. Смитом еще в 1970-х гг., в рамках своей критики современной социальной науки [3]. Мар-тинс указывал на логический аспект проблемы: социальные изменения считались результатом внутренних процессов в обществе. Общество находится в государстве и, тем самым, отождествляется с ним, а «нация-государство» считается «нормальной» формой общества. Э. Смит выступал с историцистских позиций: методологический национализм является результатом государственного национализма XX в. и неадекватной сущностной концептуализации исторического развития нации-государства.

В поле миграционных исследований это понятие ввели британский антрополог Нина Глик

Шиллер и ее коллеги, согласно которым методологический национализм - это допущение, что нация/государство/общество - это нормальная социально-политическая форма современного мира [29, с. 302]. Такое допущение, по их мнению, ведет к ряду проблем, которые можно описать следующим образом: в Большой социальной теории национализм, создавший современные западные государства, игнорируется, а в эмпирических исследованиях происходит натурализация и терри-ториализация границ наций-государств, которые воспринимаются в качестве естественных и включающих в себя общество, которое отожествляется с государством, становясь, тем самым, «национальным обществом», «обществом-контейнером» («сеть социальной жизни заключается в контейнер национального общества»).

Таким образом, при анализе иммиграционных, транснациональных процессов нельзя ограничиваться такими единицами анализа, как национальные государства. Эта критика методологического национализма в дальнейшем вылилась в разработку различных аспектов понятия «космополитизм» (см.: [24]), но главное для нас - это связь методологического национализма с проблемой инкорпорации иммигрантов в принимающее общество (само понятие которого с позиции критики этого направления также оказывается проблематизированным).

Методологический национализм ведет к вполне определенной идеологической ориентации, когда к исследованию социальных и исторических процессов подходят так, как если бы они целиком происходили в границах отдельных наций-государств, члены которых разделяют общую историю, набор ценностей, норм, социальных традиций и институтов. Принимая государственные границы за социетальные границы, исследователи создают такой способ логических рассуждений, который делает иммигрантов фундаментальной угрозой социальной солидарности (притом, что в историческом смысле анти-иммигрантский дискурс является компонентом процесса создания государства [22, с. 111-122]). Теория иммиграции в этом случае подспудно принимает позицию, согласно которой население наций-государств является монолитным и не разделенным разными социальными нормами, ценностями и опытом.

Автором предлагается выход за пределы национальных государств с рассмотрением проблем миграции в глобальной перспективе, начиная с неравенства между государствами для оценки того, какая комбинация сил укрепляет и поддерживает это неравенство [22, 113]. Особое внимание предлагается уделять неолиберализму с его реструкту-

ризацией пространства, прав человека и локаль-ностей (мест, в которых иммигранты селятся и из которых уезжают), т.е. фактически предлагается включить ценностную компоненту в миграционные исследования, которая прежде всего относится к оценке глобальных процессов, вызванных деятельностью развитых государств и международных институтов (таких как Всемирный банк и МВФ)2. В перспективе же глобальной власти нужно определить транснациональные социальные поля, внутри которых мигранты появляются не как иностранцы, но как акторы, связывающие местное население с глобальными процессами [22, с. 119-127].

Это достаточно расплывчатая рекомендация, при том, что в области социальной науки в целом и на уровне социальных движений в ней нет ничего нового: научная и социальная критика неолиберализма развернулась еще в 1990-х гг., когда стали ясны первые итоги применения неолиберальных проектов в Латинской Америке (и России) (среди наиболее известных авторов можно отметить Наоми Кляйн, Дэвида Харви, Жерара Дюмениля). Требование выйти за пределы методологического национализма является проявлением политической борьбы за категоризацию социального пространства в поле науки, основные характеристики которого описаны П. Бурдье. Методологический переворот должен привести к доминированию критиков методологического национализма, которые, видимо, каким-то образом должны повлиять на власть. Проблема заключается в том, что пока существует государство, преодоление методологического национализма, или, если учесть, что далеко не все государства являются государствами-нациями (федеративная Россия с ее национальными республиками, например, в этот канон не вписывается), методологического этатизма, в практическом отношении затруднено.

Вместе с тем, применительно к исследованиям миграционных процессов теория транснационализма актуализирует проблему несоответствия натурализованной социальной теории глобальным процессам. Вопрос об интеграции иммигрантов в принимающие общества может быть переформулирован в вопрос об основаниях и способах транснационального взаимодействия между людьми как процесса создания социальных полей, в которых жизнь постоянно находящихся в движении трансмигрантов становится прототипом человеческого существования.

2 Например, в поле политической науки можно встретить критические статьи, написанные под влиянием работ Глик Шиллер и ее коллег, см.: [20]

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Заключение

Между теориями ассимиляции, мультикульту-рализма и транснационализма есть определенные противоречия, вызванные как вниманием к разным уровням протекания общественных процессов, так и нормативными установками, лежащими в основании каждой из них. Теория ассимиляции направлена на анализ основных социетальных предикторов, влияющих на то, в каких формах происходит включение (и исключение) иммигрантов в принимающее общество. Теория мультикульту-рализма больше соотносится с проблемами политических действий и государственной политики и является тем самым более политизированной, по сравнению с теорий ассимиляции. Представители теории транснационализма акцентируют внимание на процессах, пересекающих границы государств, превращая проблематику инкорпорации агентов, действующих в этих процессах, в нечто лишенное актуальности.

Как ни странно, нормативный аспект анализа является наиболее слабым в теории ассимиляции, представители которой больше заинтересованы в эмпирических исследованиях, чем в отстаивании ценности различных культур и международного общения (хотя, разумеется, такую нейтральность также можно рассматривать как проявление ценностной позиции).

На эмпирическом уровне можно предположить, что все три подхода не являются полностью противоречащими друг другу: процессы ассимиляции, межкультурного и транснационального общения вполне могут происходить одновременно на территории отдельно взятой юрисдикции (хрестоматийным примером чего служат США), и с их помощью, таким образом, выстраиваются объяснения на различных уровнях анализа. Однако если учитывать прикладной аспект иммиграционных исследований, а именно помощь в разработке соответствующей государственной политики (как и всякая политика, политика инкорпорации иммигрантов ограничена, с одной стороны, структурой общественных предпочтений, а с другой, бюджетными возможностями), то есть риск столкнуться с определенными противоречиями. Если разработчики государственной политики по-разному воспринимают иммигрантов на практике, т.е. либо как агентов, включенных в процессы, способствующие отбрасыванию их собственной культуры или исключенные из них, либо как представителей уникальных культурных сообществ с нормативным требованием к государственной политике обеспечить сохранение и развитие их культуры, либо же как агентов с множественной идентич-

ностью, принадлежащих к разным культурам и странам одновременно, то это разное понимание неизбежно будет влиять на реализацию государственной политики.

Должно ли государство проводить активную ассимиляционную политику в отношении иммигрантов вообще, или же ограничиваться активным противодействием нисходящей ассимиляции их детей? Должно ли государство активно содействовать размыванию социальных границ в обществе, или же содействовать их сохранению путем укрепления культурных различий между иммигрантскими группами и принимающим обществом (структура которого также неоднородна)? Является ли важной проблема лояльности (является ли лояльность проблемой?), если иммигранты транснациональны? Необходимо отметить, что данные вопросы еще требуют своего решения с нормативных позиций.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Alba, R., Nee, V., 2003. Remaking the American mainstream. Assimilation and contemporary immigration. Harvard: Harvard University Press

2. Baglay, S., Nakache, D., 2014. Immigration federalism in Canada: provincial and territorial nominee programs (PTNPs). In: Baglay, S., Nakache, D., eds. 2014. Immigration regulation in federal states. New York: Springer.

3. Chernilo, D., 2006. Social theory's methodological nationalism: myth and reality, European Journal of Social Theory, Vol. 9, no. 1, pp. 5-22.

4. Crepaz, M.L., 2008. Trust beyond borders: immigration, the welfare state, and identity in modern societies. Ann Arbor: University of Michigan Press.

5. Faist, T., Kivisto, T., 2010. Beyond a border: the causes and consequences of contemporary immigration. Thousand Oaks: SAGE/Pine Forge Press.

6. Favell, A., 2003. Integration nations: the nationstate and research on immigrants in Western Europe, Comparative Social Research, Vol. 22, pp. 13-42.

7. Jacobson, D., Deckard N.D., 2014. Surveying the landscape of integration: Muslim immigrants in the United Kingdom and France, Democracy and Security, Vol. 10, no. 2, pp. 113-131.

8. Kymlicka, W., 2010. The rise and fall of multiculturalism? New debates on inclusion and accommodation in diverse societies. In: Vertovec, S., Wessendorf, S., eds., 2010. The multiculturalism backlash: European discourses, policies and practices. London and New York: Routledge, pp. 32-50.

9. Loch, D., 2014. Integration as a sociological concept and national model for immigrants: scope and limits, Identities: Global Studies in Culture and Power, Vol. 21, no. 6, pp. 623-632.

10. Meer, N., Modood, T. 2012. How does interculturalism contrast with multiculturalism? Journal of Intercultural Studies, Vol. 33, no. 2, pp. 175-196.

11. Modood, T., 2013. Multiculturalism. 2nd ed. Cambridge: Polity Press.

12. Morawska, E., 2009. A sociology of immigration. (Re)Making multifaceted America. New York: Palgrave Macmillan.

13. Nagle, J., 2009. Multiculturalism's double bind: creating inclusivity, cosmopolitanism and difference. Farnham: Ashgate Publishing Ltd.

14. Portes, A., 2001. Introduction: the debates and significance of immigrant transnationalism, Global Networks, Vol. 1, no. 3, pp. 181-193.

15. Portes, F., Fernandez-Kelly, P., Haller, W., 2009. The adaptation of the immigrant second generation in America: A theoretical overview and recent evidence, Journal of Ethnic and Migration Studies, Vol. 35, no. 7, pp. 1077-1104.

16. Portes, A., Guarnizo, L.E., Landolt, P., 1999. The study of transnationalism: pitfalls and promise of an emergent research field, Ethnic and Racial Studies, Vol. 22, no. 2, pp. 217-237.

17. Portes, A., Rumbaut, R.G. 2006. Immigrant America: a portrait. 3d ed. Berkley: University of California Press.

18. Portes, A., Zhou, M., 1993. The new second generation: segmented assimilation and its variants, The Annals of the American Academy of Political and Social Science, Vol. 530, Interminority Affairs in the U.S.: Pluralism at the Crossroads, pp. 74-96.

19. Quayson, A., Daswani G. eds., 2013. A companion to diaspora and transnationalism. Oxford: Blackwell Publishing Ltd.

20. Sager, S., 2016. Methodological nationalism, migration and political theory, Political studies, Vol. 64, no. 1, pp. 42-59.

21. Stepick, A., Dutton, C., 2012. The complexities and confusions of segmented assimilation. In: Schneider, J., Crul, M. eds., 2012. Theorizing integration and assimilation. New York: Routledge, pp. 7-25.

22. Schiller, N.G., 2010. A global perspective on transnational migration: Theorizing migration without methodological nationalism. In: Baubock, R., Faist, T., 2010. Diaspora and transnationalism: concepts, theories and methods. Amsterdam: Amsterdam University Press

23. Schiller, N.G., Basch, L., Blanc C.S., 1995. From immigrant to transmigrant: theorizing transnational migration, Anthropological Quarterly, Vol. 68, no. 1, pp. 48-63.

24. Schiller, N.G., Salazar, N.B., 2013. Regimes of mobility across the globe, Journal of Ethnic and Migration Studies, Vol. 39, no. 2, pp. 183-200.

25. Vermeulen, H., 2012. Segmented assimilation and cross-national comparative research on the integration of immigrants and their children. In: Schneider, J., Crul, M. eds., 2012. Theorizing integration and assimilation. New York: Routledge, pp. 71-88.

26. Vertovec, S., Wessendorf, S. eds., 2009. The multiculturalism backlash. European discourses, policies and practices. New York and London: Routledge.

27. Vertovec, S., 2009. Transnationalism. New York and London: Routledge.

28. Walters, D., Phytian, K., Anisef, P., 2007. The acculturation of Canadian immigrants: determinants of ethnic identification with the host society, Canadian Review of Sociology, Vol. 44, no. 1, pp. 37-64.

29. Wimmer, A., Schiller, N.G., 2002. Methodological nationalism and beyond: nation-state building, migration and the social sciences, Global Networks, Vol. 2, no. 4, pp. 301-334.

30. Бурдье П. Поле науки // Социологическое пространство Пьера Бурдьё [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://bourdieu.name/ content/burde-pole-nauki

31. Иглтон Т. Идея культуры. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012.

REFERENCES