CC BY
163
УДК 330.101
теоретические подходы
к анализу рентной экономики (рентного государства)
л. н. даниленко,
кандидат экономических наук, доцент кафедры финансов и кредита E-mail: daniluda@rambler. ru Псковский государственный университет
Курс на модернизацию рентозависимой системы российского общественного воспроизводства делает актуальным исследование социально-экономических характеристик модели рентной экономики, уточнения ее перспектив в системе глобального мирового хозяйства. В статье дан теоретический анализ феномена рентной экономики. Отмечается, что сочетание рентно-сырьевой ориентации экономики с провалами в политике ведет к вытеснению человеческого, социального и политического капитала страны.
Ключевые слова: рентная экономика, ренто-ориентированное поведение, демократия, институты, рентная ментальность, рантье.
В свое время известный ученый Д. Ворчестер писал о различных промежуточных уровнях, от фирмы до общества в целом, на которых может определяться рента, хотя и подчеркивал, что, по его мнению, термин «рента» следует применять только к одному уровню, поскольку рента (как вознаграждение) поступает конкретному владельцу производственных факторов [4, с. 374]. В современных научных исследованиях, однако, все чаще используются термины «рентная экономика», «экономика рентных отношений», «рентный капитализм». Тем самым исследователи выводят традиционные рентные проблемы на уровень системного явления. В настоящее время существует ряд исследований, посвященных анализу рентной модели экономики, причем сложилось несколько подходов к определению рентного характера экономики и самого государства.
Согласно первому подходу, сегодня формируется новая мировая экономика (глобальное мировое
хозяйство), в которой, хотя государственные границы и размываются, конкуренция национальных социально-экономических систем обостряется. Опора на национальные конкурентные преимущества становится для стран значимым фактором их социально-экономического развития и позиционирования на мировом рынке. В этой ситуации рентное состояние экономики объективно предопределяется ролью страны в мировом хозяйстве, ее положением в системе международного разделения труда. Выходит, оно формируется закономерно, в соответствии с классической теорией относительных преимуществ, как результат международной специализации страны на наиболее конкурентном для нее производстве.
Концептуальной основой данного подхода служит сырьевая теория роста, согласно которой наличие запасов полезных ископаемых дает стране конкурентные преимущества, связанные с возможностью продажи природных ресурсов на мировом рынке и получения экспортных доходов. В отсталых странах экономический рост начинается именно с подъема в добывающих секторах экономики, которые притягивают капитальные и трудовые ресурсы. По мере нарастания подъема сверхдоходы, получаемые в сфере добычи природных ресурсов, инвестируются в инфраструктуру и сферы, создающие добавленную стоимость, что обеспечивает диверсифицированный экономический рост [36].
Со своей стороны заметим, что теоретические основания для хозяйственной специализации на основе сравнительных преимуществ Д. Рикардо разрабатывал с учетом ситуации совершенной
- 29
конкуренции. Выгоды от разделения труда и специализации в виде расширения кривой возможного потребления или сэкономленного рабочего времени также обосновываются для модели совершенно конкурентных рынков.
В этой связи стоит обратить внимание на аргументацию Э. Райнерта, основателя фонда «Другой канон» («другой» - как альтернатива mainstream современной экономической теории и политики). По мнению ученого, на основании теорий, построенных на абстрактных математических моделях и выкладках, сформировать успешную экономическую политику невозможно. Исторический опыт свидетельствует, что выстраивать экономическую политику на основании теории относительных преимуществ могут лишь страны, имеющие схожий уровень развития в целом и обрабатывающей промышленности в частности. Но если страна, не обладающая развитой промышленностью, будет, согласно теории Д. Рикардо, специализироваться на сырьевых секторах экономики, в которых ее конкурентные преимущества связаны с дешевой рабочей силой и природным богатством, то такая специализация - тупиковая (с точки зрения научно-технического прогресса страна обречена на нищенское существование). В рамках сложившейся системы мирового хозяйства «капитализм позволяет странам специализироваться на бедности и богатстве», хотя в свое время богатые страны разбогатели именно благодаря тому, что десятилетиями их правительства субсидировали и защищали динамичные сектора промышленности и услуг. «Таким образом, они создавали (технологическую) ренту (сверхприбыль), которая распространялась на капиталистов в форме более высоких прибылей, на рабочих - в виде высоких зарплат, на правительство -в больших налоговых поступлениях», - констатирует Э. Райнерт [20, с. 30, 151].
В рамках второго подхода к определению рентного характера экономики, избыток природных ресурсов в стране и ее сырьевая специализация рассматриваются лишь как необходимое, но не достаточное условие становления рентной экономики. Рентный характер экономики связывается с особенностями институционального развития страны и феноменом рентоориентированного поведения хозяйствующих и регулирующих субъектов. Институциональный подход к рентной проблематике предполагает использование таких категорий, как «рентный институт», «рентная политика», делает
акцент на исследовании рентоориентированного поведения как проявления рентных отношений в современной экономике [13, с. 12].
По мнению Д. Йетса, следует различать рентоориентированного субъекта и рантье. Рентоори-енитрованным является тот, кто затрачивает время и ресурсы на извлечение соответствующей ренты или ее части. Рантье же участвует не в производственном процессе, а в присвоении полезных свойств уже произведенного товара; он принадлежит к социальной группе, которая не прилагает усилий и не приносит каких-либо жертв для получения добавочной стоимости [37].
Когда речь идет о поведении субъекта как физического лица, подобное различение, очевидно, имеет смысл. Если же в качестве субъекта рентоориен-тированного поведения рассматривать государство, то различия между рентоискательством и рантье стираются. Исследователи используют термины «государсто-рантье» и «рентное государство», вкладывая в них один и тот же смысл: это государство, в котором доходы рентного происхождения составляют преобладающую долю всех доходов, а социально-экономическое развитие которого основывается на присвоении ренты [8, 18].
Для России в рамках данного подхода интерес представляют рекомендации Э. Райнерта по поводу необходимости институционального ограничения политического и социального влияния групп, заинтересованных в производстве сырьевой продукции, поскольку «производство, специализирующееся на сырьевых товарах, способствует созданию феодального политического строя», при котором государство изымает экономический излишек, почти ничего не давая взамен [20, с. 113, 322].
Третий подход связан с тем фактом, что рентный характер экономики, основанный на природной ренте, не является единственно возможным вариантом такового. Помимо природной ренты основанием страновой специализации и национального экспорта может быть желание страны получить, например, технологическую ренту (квазиренту). Вариантом рентной экономики может быть и экономика рантье (rentier economy). Данный вариант развития может возникнуть на основе сочетания устойчиво пассивного платежного баланса страны и ее доминирования в валютно-финансовом секторе.
«Рентная природа экономики - это не только признак аграрной (докапиталистической) экономики, но и современного капитализма, которому все
в большей степени присущ рентный характер», -отмечает В. Рязанов [23, с. 153]. «Монополизация природных ресурсов, новейших технологий и даже организационных структур составляет ткань современной «рентной экономики», включая движение фиктивного капитала», - пишет В. Мещеров [15, с. 301]. Поскольку страны поставляют на мировой рынок высокоприбыльный товар, поэтому «всякая национальная экономика, участвующая в мировом хозяйстве... может считаться рентной», - утверждает С. Яцкий [28, с. 149-150].
В целом соглашаясь с указанными оценками ученых, в данной статье автор будет придерживаться традиционной точки зрения на сущность рентного государства как государства, в котором именно природная рента (в форме роялти, налогов на природные ресурсы, таможенных пошлин) составляет существенную долю национальных доходов.
Традиционно, понятие «рентный капитализм» применяется для характеристики подгруппы нефтеэкспортирующих стран, специфика которых связана со значительной долей (более 50 %) нефтепродуктов в экспорте; преобладанием среди буржуазии слоя рантье и компрадорским характером правящей элиты, живущих за счет нефтяной ренты и тратящих ее не на реальные инвестиции, а на предметы роскоши, а также отсутствием заметной обрабатывающей промышленности. Иногда специалисты уточняют вариант рентного капитализма -рентный капитализм периферийной зоны мировой экономики. Данный вариант «представляет собой особую модель развития, опирающуюся на рентные отношения между центром и периферией мирового хозяйства, с выгодами для последней» [22, с. 265]. Начиная с 1970-х гг. этот вариант реализуется, в частности, в странах Ближнего Востока. Для акцентирования специфики подобных стран ученые используют термин «государство-рантье» и относят к категории государств-рантье небольшие развивающиеся страны (Бахрейн, Бруней, Катар, Кувейт, ОАЭ и др.), приблизившиеся, благодаря исключительно высоким запасам нефти на душу населения, в начале XXI в. к европейскому уровню потребления [18, с. 26].
Вместе с тем, согласно оценкам зарубежных исследователей, льющийся уже почти полвека поток нефтедолларов в эти страны так и не обеспечил создания там инновационной и динамичной экономики. Доходы от экспорта нефти использовались не на развитие обрабатывающей промышленности, а
на импорт готовой продукции, покупку вооружения, зарубежные финансовые инвестиции. Например, в первое десятилетие XXI в. страны Персидского залива вложили в недвижимость на Западе 650 млрд долл. экспортной выручки [25, с. 252-253]. В результате, хотя по показателю среднедушевого ВВП эти государства выглядят вполне прилично, по уровню развития они находятся далеко не на первых местах в мировой «табели о рангах».
Несколько лет назад российскими властями была выдвинута идея о перспективности и престижности для России статуса «энергетической сверхдержавы» в мировой экономике. Заметим (в скобках), что с самого начала у этой идеи был явный политический подтекст - «глобальная энергетическая дубинка». Отечественное научное сообщество в целом критически оценило шансы России соответствовать такому статусу, а также возможность извлечь из него заметные реальные выгоды. Так, среднедушевой объем потребления топлива в развитых странах составляет около 5 т так называемого нефтяного эквивалента. С учетом того факта, что в России ежегодно добывается от 5 до 10 т топлива на душу населения (что заметно ниже, чем, например, в Саудовской Аравии - 23 т, Норвегии - 33, Кувейте -50 т), то нынешний уровень производства топлива был бы «едва достаточен для покрытия внутренних потребностей, если бы она была развитой страной» [18, с. 5, 6]. Доказывалось также, что в странах с населением свыше 50 млн чел. достижение высокого уровня жизни только за счет использования углеводородного потенциала невозможно в принципе, поскольку для этого необходимо экспортировать не менее 40-50 т нефтяного эквивалента в год на душу населения [16, с. 22, 24]. Акцент делался и на отсутствие надежных прогнозов роста потребления энергоресурсов в мировой экономике [2, с. 105].
Что касается зарубежных аналитиков, то их оценки возможностей России стать мировым энергетическим лидером существенно расходятся. Например, М. Голдман утверждает, что Россия опять стала сверхдержавой (на этот раз энергетической), как никогда обрела уверенность в собственных силах и «располагает теперь такой властью над своими европейскими соседями, которая не снилась ни царям династии Романовых, ни даже секретарям Коммунистической партии» [30, с. 3, 14].
С другой стороны, Д. Лэйн полагает, что энергетический потенциал России едва ли стоит рассматривать в качестве основания для причисления ее к
клубу мировых экономических держав: «Саудовская Аравия, занимающая периферийное положение в мировой политической системе, служит хорошим примером политических и экономических ограничений, с которым может столкнуться любой крупный поставщик энергоносителей». По мнению британского ученого, современная российская экономика представляет собой «своеобразный гибрид, в котором сочетаются раздутый сектор, ориентированный на экспорт природных ресурсов, и деградирующая на этом фоне обрабатывающая промышленность», что дает основание определить ее как слабую гибридную экономику [14, с. 12-13, 19].
К. Кордонье считает, что современная экономика России представляет собой квазирентную модель. С одной стороны, несмотря на тот факт, что сырье и полуфабрикаты составляют преобладающую долю российского экспорта (более 70 %), по обеспеченности природными ресурсами на душу населения Россия заметно отстает от чисто сырьевых экономик (Алжира, Венесуэлы, Саудовской Аравии). С другой стороны, в плане международной торговли российская экономика диверсифицирована гораздо в меньшей степени, нежели экономики, например, Бразилии, Индонезии или Мексики1. По мнению эксперта, если «свое развитие Россия свяжет с добычей нефти и газа, то лучшее, на что она может рассчитывать, это уровень душевого дохода стран типа Венесуэлы и Алжира - далеко не радужная перспектива» [10].
С точки зрения автора, важным является и тот факт, что в глобальной системе хозяйства товар становится глобальным, то есть его цена не только складывается под влиянием глобальных факторов, но и сама становится таким фактором, производя глобальный эффект. Особенностью формирования цен на многие сырьевые товары стало все большее давление на процесс и результат ценообразования финансово-спекулятивных операций. Ярким примером является рынок нефти, цена на которую сегодня в значительной степени определяется факторами, не имеющими отношения к условиям добычи или транспортировки. Например, накануне глобального кризиса в 2008 г. объем рынка нефтяных фьючерсов в 20 раз превышал объем реальных продаж нефти.
А колебания цены на нефть, в свою очередь, влияют на всю глобальную систему (хозяйственную, политическую, военную). Попытки же России рассматривать нефть или газ как товар, предложение и цену которого можно контролировать, а продажу которого можно рассматривать как инструмент манипулирования другими странами, являются устаревшими. Имперская логика несет России, в силу ее полупериферийного положения, больше издержек, чем выгод, по сути «надрывает» страну.
С. Кимельман отслеживает процесс превращения российского государства в рентное (в государство-рантье) по тому, как менялась доля налогов за недропользование в федеральном бюджете (см. таблицу).
Как отмечает С. Кимельман, до 2002 г. доля таких налогов была незначительной (3-6 %), бюджет практически не зависел от доходов нефтегазовых компаний (еще бы, ведь почти вся горная и ценовая рента уходила на офшорные счета компаний недропользователей). В настоящее время доходы федерального бюджета наполовину обеспечиваются рентными доходами, что обусловливает фактическую незаинтересованность именно государства-рантье в развитии обрабатывающей промышленности [8, с. 19].
Заметим, что государство российское действует как недальновидный, безответственный и неграмотный рантье - рантье-однодневка. Государственная власть рассматривает сырьевой сектор национальной экономики лишь как источник сиюминутного извлечения природной ренты и формирования доходной части федерального бюджета, не уделяя должного внимания развитию самого сектора. Обычно под сырьевым сектором экономики понимают совокупность видов деятельности, занятых
Динамика изменения доли платежей и налогов за недра в доходной части федерального бюджета Российской Федерации, %
1 Степень диверсифицированности экономики исследователь определяет по параметру доли сырья в страновом экспорте, который, заметим, сильно зависит от изменения ресурсных цен. Повышение цен на сырье ведет к росту номинальной стоимости сырьевого экспорта и увеличению его доли в национальном экспорте.
Год Доля налогов и платежей за недра
2003 21,6
2004 32,7
2005 42,1
2006 46,9
2007 37,3
2008 47,4
2009 40,7
2010 46,1
2011 49,7
2012 50,7
Источник: Федеральное казначейство. иКЬ: roskazna. ги.
добычей и первичным обогащением минеральных и биологических ресурсов. Однако такой подход не учитывает воспроизводственный аспект, тот факт, что виды деятельности сырьевого сектора не только изымают первичное сырье из природных источников, расположенных на той или иной территории, но должны поддерживать и воспроизводить природно-ресурсную базу, являющуюся основой их собственного развития.
В России за постперестроечные годы объем геологоразведочных работ резко сократился, геологическая наука практически не финансируется государством. Это происходит на фоне нежелания частных компаний заниматься разведкой при высоком риске изъятия открытых месторождений и краткосрочной ориентации бизнеса в принципе. «На геологическую разведку расходуется в десять раз меньше средств, чем на административные нужды», -отмечают исследователи [12, с. 93]. В результате минерально-сырьевая база без должного научно-геологического сопровождения не воспроизводится в полном объеме.
Пренебрежение воспроизводственным аспектом характерно не только для минерально-сырьевых секторов российской экономики, но и для рыбного, лесного хозяйства. Так, лесные пожары в России превратились в серьезное бедствие, повторяющееся из лета в лето. При этом факторами, способствующими распространению пожаров, остаются одни и те же: в стране развалена система ведения лесного хозяйства (созданная еще Петром I), отсутствует система профилактики пожаров, сокращена лесная охрана, почти не осталось специалистов. Сегодня большая часть лесов находится в аренде и по закону (Лесному кодексу РФ) арендаторы обязаны заниматься восстановлением леса. «Но им проще заплатить штраф, чем расчищать лесосеки и высаживать деревья», - отмечают специалисты [5, с. 1].
Исследователи считают, что подобное положение дел объясняется распространенным мнением, будто «сырьевой сектор обладает незначительным мультипликативным эффектом и, следовательно, его развитие не будет иметь существенного значения для модернизации экономики» [7, с. 24]. Автору представляется, что объяснение происходящему куда проще - рентоориентированная мотивация и поведение заинтересованных субъектов. Правда, проблема в таком случае является куда более сложной, чем, если бы дело было просто в недооценке эффекта мультипликации.
Многочисленные истории успехов и неудач развития богатых ресурсами стран привели ученых к мысли о том, что следует различать богатство природными ресурсами и зависимость от природных ресурсов.
В исследованиях В. Рязанова анализируются два возможных варианта реализации модели сырьевой экономики. Сырьевая экономика может быть ре-сурсообеспеченной, что потенциально дает ей конкурентное преимущество, позволяющее реализовать самодостаточную модель экономического роста с преимущественной ориентацией на внутренний спрос. Но сырьевая экономика может развиваться какрентно-сырьевая, в которой «добывающий сектор хозяйства занимает... доминирующее место в структуре народного хозяйства, исходя из его доли в ВВП, формировании доходов государственного бюджета, обеспечения занятости». В этом случае «основным источником добавленной стоимости становится рента, создаваемая в отраслях добывающей промышленности» и, следовательно, такую экономику уместно определять как рентно-ориен-тированную [23, с. 149].
В качестве примера первого варианта развития экономики ученый приводит США, Канаду, Норвегию, Австралию и отмечает, что теоретически и Россия может развиваться с опорой на самодостаточную модель роста. Но практически, увы, наша страна развивается по второму варианту и относится к группе стран, в которых доля рентного дохода от топлива и минерального сырья в ВВП превышает 30 %. Вот неполный перечень таких стран, по состоянию на 2001 г.: Республика Конго - 54,6 %; Узбекистан - 49,8; Нигерия - 43; Азербайджан - 41,7; Йемен - 36,4; Россия - 31,3 % [18, с. 7].
Обратим внимание на тот факт, что многие страны из этого списка могут быть включены в другой перечень - так называемых несостоявшихся государств. Некоторое время назад появилось направление исследований, объектом которых выступают несостоявшиеся государства (failed, rogue states) - государства, которые существуют не столько реально, сколько формально, становясь просто географическими понятиями. Исследователи считают, что сегодня в мире насчитывается более 40 стран с недееспособными государствами, а из 100 стран, считавшихся на протяжении последних десятилетий ХХ в. переходными (как в социально-экономическом, так и в политическом смысле), только менее 20 действительно продвинулись впе-
ред. В список государств, оказавшихся в период с 1977 по 2004 г. неспособными провести реформы по укреплению государственности и улучшению управляемости, вошли Конго (Браззавиль), Демократическая Республика Конго (бывший Заир), Нигерия, Афганистан, Эфиопия, Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан и др. «Негодность» государства усугубляется разными факторами, в числе которых выступает изобилие полезных ископаемых на их территории, превращающееся в «ресурсное проклятие» для страны, но обогащающее узкую верхушку правящего слоя [11, с. 102-103].
«Многие говорят, что наши запасы нефти и газа, природных ресурсов - это благо. Мое же личное мнение: это не благо, а проклятие. Потому, что такое благо лишает нас всякого стимула к диверсификации», - озвучил свою точку зрения С. Иванов [27, с. 2]. К сожалению, такое заявление главы президентской администрации отражает типичную позицию российских чиновников, ибо свидетельствует или о недостатке профессионализма, или о нежелании решать проблему по существу, нежели о каком-либо действительном давлении роковых обстоятельств. Как свидетельствует опыт Канады, США и других стран из первого перечня, можно иметь многообразные и значительные объемы природных ресурсов, развитую добывающую промышленность, но не терять стимулы к диверсификации экономики и избежать попадания в «ловушку развития» - порочный круг недоразвитости институтов и отсутствия стимулов к их совершенствованию. Напротив, именно наличие в стране сырьевых ресурсов создает возможности для развития, о чем свидетельствует опыт Норвегии, Австралии, из года в год занимающих первые места в рейтинге ООН по Индексу развития человеческого потенциала.
Текущая же реальная ситуация в российской экономике, к сожалению, напоминает не Норвегию, Австралию или Канаду, а положение дел в Испании и Португалии в XVI в. Как говорится, дурной пример заразителен. Благодаря притоку в эти страны колониального золота и серебра из Нового Света в краткосрочном периоде у них появилась возможность дешево и без труда приобретать продукцию обрабатывающей промышленности других стран, не заботясь о развитии собственного производства. Но в долгосрочном периоде политика пренебрежения собственной обрабатывающей промышленностью привела к деиндустриализации и деградации всей экономики, сопровождающихся высокой инфляцией
(в экономической литературе этот феномен известен под названием «революция цен»).
«Огромное богатство, которое текло в Испанию, в ней не задерживалось, а вытекало дальше и оседало в двух местах - в Венеции и Голландии», -комментирует ситуацию Э. Райнерт [20, с. 116]. Перефразируем ситуацию на современные реалии: огромное богатство, которое притекает сегодня в Россию, в ней не задерживается, а вытекает дальше и оседает в других местах, прежде всего в офшорах. Отток капитала обрекает Россию на периферий-ность в мировом хозяйстве.
Определяя механизмы и каналы деструктивного воздействия рентных доходов на национальную экономику и общество в целом, автор выделил четыре группы факторов.
Во-первых, рентогенерирующие сектора «оттягивают» на себя трудовые и капитальные ресурсы из других, нерентных сфер, что естественным образом сдерживает возможность роста последних и приводит к дисбалансу национального хозяйства в целом.
При этом межотраслевые связи между рентными и нерентными секторами национальной экономики относительно ограничены. Так, И. Башмаков отмечает: «Российский нефтегазовый сектор лишь ограниченно интегрирован в национальную экономику через систему горизонтальных связей с другими отраслями (помимо валютно-финансовой сферы)» [1, с. 22]. В силу ограниченной способности проникать в другие сферы отечественной экономики рентные доходы, возникающие в этом относительно изолированном хозяйственном секторе, не создают заметного мультипликативного эффекта в экономике. Увеличение же доли сырьевого сектора в структуре национальной экономики означает рост удельного веса производств, использующих относительно простые технологии, не предъявляющие высоких требований к человеческому капиталу.
Вместе с тем в ресурсно зависимых экономиках наиболее качественный национальный трудовой потенциал «перетекает» именно в сырьевой сектор (как говорит пословица, рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше). В нашей стране заработная плата в секторах ТЭК более чем в 2 раза превышает среднероссийскую. В результате самый молодой и образованный сегмент - специалисты с высшим образованием до 30 лет, составляющие интеллектуальный потенциал развития страны, -концентрируются в топливно-энергетической промышленности, в сфере управления и финансов [19].
Такое распределение интеллектуальных ресурсов совсем не вяжется с решением задачи эффективных структурных изменений в экономике, созданием высокотехнологичных секторов, повышением значимости интеллектуального труда. Кроме того, высокое качество трудовых ресурсов оказывается функционально-избыточным в сырьевых сферах, что снижает эффективность аллокации ресурсов в национальной экономике в целом.
Во-вторых, ресурсное изобилие влияет на состояние национальной экономики через позицию государства, которая в этом смысле может быть активной или пассивной.
Забегая вперед, заметим, что гипотеза «ресурсного проклятия» основана на предпосылке о пассивности властей, когда правительство не хочет или не может осуществлять меры по выходу из собственного состояния государства-рантье. Пассивная позиция заключается в том, что государство просто сберегает доходы от сырьевого экспорта, пополняет золотовалютные резервы, накапливает стабилизационные фонды. Знакомая картина, не правда ли? Непроизводительный характер использования этих средств - характеристика политики, типичной для государства-рантье. «Недостаток пассивной политики состоит в том, что из страны изымаются ресурсы, которые могли бы быть направлены на инвестиции в производство или в развитие новых технологий», - отмечают ученые [18, с. 19].
Действительно, на первый взгляд, самым предпочтительным вариантом является инвестиционная форма включения рентных доходов в национальный хозяйственный механизм. Однако вследствие значительных колебаний мировых цен на сырьевые ресурсы, а также объемов торгуемых ресурсов, доходы от продажи минерально-сырьевых продуктов подвержены волатильности, которая передается на макроэкономический уровень, вызывая нестабильность объемов государственного потребления и инвестирования (как государственного, так и частного). Например, согласно оценкам специалистов ЮНКТАД, в 1999-2008 гг. индекс нестабильности экспортных цен (их процентное отклонение от трендовой линии за данный период) составил: на сырую нефть - 36,8 %, на медь - 23,8 % [35]. Таким образом, минерально-сырьевые доходы не могут быть надежным и стабильным источником массированных капитальных вложений. По этой причине оправданным представляется аккумулирование рентных доходов в специальные фонды
в период бума в целях поддержания устойчивого финансирования приоритетных инвестиционных проектов в кризисные периоды.
Однако капиталовложения бывают разные. Отличительной чертой инвестиционных проектов во многих странах, богатых минерально-сырьевыми ресурсами, является слабая корреляция между инвестициями и процессом формирования капитала: физического, человеческого, социального. Распространенной формой использования (или растрачивания?) государством windfall-доходов от экспорта минерально-сырьевых ресурсов является финансирование так называемых «белых слонов» - дорогих и масштабных проектов с низкой экономической эффективностью и слабыми связями (как восходящими, так и нисходящими) с производительными секторами экономики. Как правило, за «белыми слонами» стоят благие намерения - соображения престижа или имперские амбиции. Только куда ведет дорога, вымощенная этими благими намерениями? К примеру, в Нигерии таким «белым слоном» стал проект сооружения сталелитейного комплекса AjaKouta. По данным Всемирного банка, за 15 лет (1979-1993 гг.) комплекс обошелся государству в 4,5 млрд долл., но сталь на нем так и не производится. Примерами «белых слонов» являются строительство горного курорта top-уровня в Венесуэле, возведение столицы Малабо в Экваториальной Гвинее, рукотворная река в Ливии и др. [9, с. 23]. В России реализуются свои «белые слоны», начиная с проектов инфраструктурного обеспечения спортивных мероприятий (зимняя олимпиада в Сочи в 2014 г.; чемпионат мира по футболу в 2018 г.) и заканчивая наукоградом «Сколково».
Подобные проекты являются, по сути, не капиталовложением, а формой чистого потребления или механизмом перераспределения финансовых ресурсов - «распилом» бюджетных средств. Всякий аналитик согласится, что в странах с невысоким уровнем человеческого развития, недофинансированной сферой образования, здравоохранения, социального обеспечения, недостаточной и изношенной производственной и жилищной инфраструктурой, финансирование подобных проектов ничем нельзя оправдать ни с экономической, ни с социальной точек зрения.
В-третьих, распространенным представлением по поводу институционализации ренты является утверждение о том, что заинтересованные группы могут ее успешно присваивать лишь в условиях
слабых («неправильных») институтов. Борьба за нефтяную ренту подрывает политические и экономические институты, а увеличение «нефтяного бонуса» только усиливает эту борьбу и ослабляет спрос на хорошие институты, подчеркивают отечественные исследователи. В результате «в долгосрочной перспективе показатели роста стран, богатых ресурсами, нередко оказываются хуже, чем в более бедных странах со сравнимым исходным уровнем доходов на душу населения», - отмечают ученые [6, с. 4].
Такая негативная связь между нацеленностью страны природными ресурсами и национальным экономическим ростом была выявлена на основе эконометрических исследований почти 100 развивающихся стран в 1970-1980-е гг. американскими экономистами Дж. Саксом и Э. Уорнером, что и дало основание говорить о явлении «ресурсного проклятия» (resource curse). Один из основателей ОПЕК Дж. Альфонсо назвал нефть «экскрементами дьявола» и писал о чудовищном всплеске коррупции, растрате ресурсов, разрушении общественного сектора, громадных долгах как следствиях ресурсного изобилия [18, с. 5].
Исторический анализ экономического роста дает много примеров, подтверждающих выявленный феномен. Например, в XVII в. небогатые ресурсами Нидерланды обогнали богатые драгоценными металлами Испанию и Португалию, а на рубеже XIX-XX вв. скромно наделенная сырьевыми ресурсами Япония оставила далеко позади Российскую империю. Яркий пример современного «ресурсного проклятия» - Нигерия. Несмотря на тот факт, что за 1970-2000 гг. эта африканская страна получила 350 млрд долл. нефтяных доходов, доля населения, живущего в абсолютной бедности, за это время удвоилась и достигла 70 %. Более 40 % нигерийцев не имеют доступа к водоснабжению и канализации [9, с. 20].
Однако тезис о «ресурсном проклятии» применим далеко не ко всем странам. Например, в 1970-е гг. Индонезия и Нигерия имели примерно одинаковый показатель среднедушевого ВВП, а к началу XXI в. ВВП на душу населения в Нигерии составил лишь около 30 % от индонезийского [34]. Да и результаты проводимых исследований не доказывают, что страны, щедро наделенные ресурсами, жили бы лучше, если бы избавились от них. Значительная доля ресурсов в экспорте является симптомом, а не причиной «ресурсного проклятия», отмечают ученые. «Ресурсное проклятие» означа-
ет негативное влияние структуры национальной экономики (доминирование природных ресурсов в национальном хозяйстве) на темпы экономического роста, а не само наличие природных ресурсов. Плохое функционирование экономики связано не с изобилием природных ресурсов как таковым, а с неэффективными структурами собственности, регулирования и контроля, сложившимися в добывающих секторах стран, богатых сырьевыми ресурсами [24].
Как показывают результаты межстрановых сравнительных исследований, в государствах с развитыми институтами изобилие ресурсов не оказывает негативного воздействия на темпы экономического развития. Важен характер использования сырьевого богатства, который предопределяется характером макроэкономической политики. «Ситуации «ресурсной ловушки», «голландской болезни» и периферийности объективно возникают, если в стране не проводится эффективная политика конверсии природной ренты в физический и человеческий капитал», - пишет С. Яцкий [28, с. 149].
Например, в Норвегии социальные нормы и демократические традиции, установившиеся в стране еще до обнаружения запасов углеводородов, препятствуют рентоориентированному поведению местных элит и обеспечивают справедливый характер государственных расходов. Э. Ларсен, используя такие понятия, как «согласованные коллективные действия», «социальный контракт», «социальный порядок», обосновывает высокоэгалитарный характер норвежского общества, представляющий предмет национальной гордости [32]. С. Асфаха называет следующие составляющие норвежского успеха в деле управления рентными доходами: стабильная и демократическая политическая система, прозрачная юридическая система, сильные и независимые СМИ [29].
Отечественные ученые выдвинули «слабую» версию гипотезы о «ресурсном проклятии»: большинство стран, богатых природными ресурсами, используют их менее эффективно, нежели другие виды капитала [18, с. 9].
С точки зрения автора, скрытый драматизм ситуации в том, что в таких странах и другие виды капитала начинают использоваться из рук вон плохо. Поскольку погоня за рентой ослабляет мотивацию и стимулы к осуществлению экономической политики, способствующей долгосрочному и устойчивому экономическому росту, экономическая политика из
инструмента социально-экономического развития страны фактически превращается в инструмент поддержки и усиления позиций доминирующих рентоориентированных групп (групп влияния), а природная рента трансформируется в ренту разрушения капитала страны: физического, человеческого, социального и политического. Происходит «вытеснение» «продвинутого» капитала страны природными ресурсами.
Наличие сырьевых ресурсов формирует условия для проявления «ресурсного проклятия». Эти условия проявляются в разных сферах: накоплении физического, человеческого, социального капитала (особенно в секторах, не связанных с ресурсами), развитии политических институтов. В таком контексте «ресурсное проклятие» предстает не только как экономический феномен, но и как социально-политическое явление. Подчеркивает эту трансформацию и использование исследователями таких терминов, как «политическая голландская болезнь», «политические основания ресурсного проклятия» [31].
Политическая составляющая «ресурсного проклятия» предопределяет недостаточность применения стандартных инструментов и мер макроэкономического регулирования. Экономическая политика, направленная на объективно необходимые структурные изменения, но не совпадающая с субъективными интересами групп политического влияния, обычно просто не может быть успешной. «Такие группы выступают защитниками status quo до тех пор, пока дело касается распределения природной ренты. И в этой роли они становятся агентами «плохой экономической политики», -подчеркивает В. Кондратьев [9, с. 28]. Появление же дополнительных рентных доходов (например, благодаря разработке новых месторождений или благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре) позволяет компенсировать бюрократические ошибки, откладывать решение назревших проблем, о чем свидетельствует как зарубежный, так и отечественный опыт.
В-четвертых, изобилие природных ресурсов влияет на экономическое развитие стран через особенности их политического устройства: в странах, богатых природными ресурсами, политический режим является в среднем менее демократическим. Сравнивая динамику мировых цен на нефть и индекс свободы в ряде стран, Т. Фридман вывел «основной закон нефтяной политики» - чем выше
цены на нефть, тем меньше свободы. К схожему заключению пришел М. Росс: чем больше запасы природных ресурсов, тем меньше шансов, что в стране будет демократический режим [33].
Новейшая российская практика подтверждает выводы ученых. В 1970-е - начале 1980-х гг. поток нефтедолларов в СССР способствовал консервации системы «развитого социализма». Резкое снижение нефтяных цен во второй половине 1980-х гг. подтолкнуло «перестройку». С 2004 г. цены на мировом рынке нефти вновь вышли на уровень, соответствующий второй половине 1970-х гг., и в России начинается усиление авторитаризма (повышается процентный барьер для прохождения политических партий в Государственную Думу; отменяются выборы губернаторов).
Стабильность демократических режимов зависит от уровня склонности к коррупции, который выступает мерой качества институтов2. То обстоятельство, что в рентных экономиках государство выполняет функции посредника в перераспределении рентных доходов в экономике и обществе (через налоги, специальные фонды, лицензирование), потенциально обусловливает высокую коррумпированность государственных институтов. Кроме того, в нерентных экономиках государство институционально организовано по принципу «снизу - вверх», общество делегирует государству выполнение определенных функций через соответствующие институты на основе «социального договора (контракта)». В рентных же экономиках, в силу гипертрофированное™ перераспределительной функции государства, велико влияние структур, функционирующих по принципу «сверху - вниз». В такой ситуации «при большой склонности к коррупции вероятность сохранения демократии отрицательно зависит от количества ресурсов», - констатируют исследователи [28, с. 152].
В. Полтерович и В. Попов предлагают следующую модель процесса укрепления авторитаризма в политической системе ресурсно обеспеченного государства. На первом этапе (в России - 1990-е гг.) в стране, богатой сосредоточенными (точечными) природными ресурсами, их владельцы (пользователи-олигархи) получают огромную экономическую власть. В условиях демократии, при слабых госу-
2 Эксперты используют разные показатели качества институтов: индекс восприятия коррупции, индекс контроля над коррупцией, индекс правопорядка, эффективность правительства.
дарственных институтах, через подкуп политиков и лоббирование экономическая власть перерастает в политическую - в стране формируется модель «олигархического капитализма». Перекосы в политике и политическая коррупция вызывают у основной массы населения, незанятого в сырьевом секторе экономики, недовольство действующей властью и демократической формой правления как таковой (разочарование в демократии). На втором этапе (в России - 2000-е гг.) под национал-популистские обещания и лозунги к власти приходит потенциальный автократ [17].
Как однажды заметил К. Поппер, правители -это всегда конкретные люди, и вне зависимости от того, из какого класса они происходят, с того момента, как они начинают править, они принадлежат к правящему классу. Возникает закономерный вопрос, а каков реально этот правящий класс? Одна из серьезнейших проблем государства и государственного управления заключается в том, что в процессе выборов к власти приходят вовсе не лучшие представители общества. Ф. Хайек аргументирует это следующим образом. Ставка на образованные слои общества не позволит политикам победить на выборах. Образованные граждане, имеющие развитое мировоззрение, обладают своими вкусами и предпочтениями. Следовательно, достичь единообразия взглядов легче в слоях общества, для которых характерны низкий интеллектуальный и моральный уровень, примитивные вкусы и инстинкты, но которые могут оказывать любое идеологическое давление просто своей численностью. «Проще всего обрести поддержку людей легковерных и послушных, не имеющих собственных убеждений и согласных принять любую готовую систему ценностей, если только ее как следует вколотить им в голову, повторяя одно и то же достаточно часто и достаточно громко» [27, с. 145]. А отсюда -особенность формулирования идей, которые может подхватить большинство населения: люди легче приходят к согласию на основе негативной программы (ненависть к врагу, зависть к соседу), нежели на основе концепции, утверждающей позитивные ценности и задачи.
Упрочению автократических режимов в странах, богатых природными ресурсами, способствует ряд факторов, утверждает М. Росс [33]. Во-первых, авторитарная власть использует рентный доход для финансирования популистской социальной политики, что обеспечивает ей поддержку со стороны
критической массы электората и снижает популярность оппозиции. Во-вторых, часть рентных доходов используется на финансирование силовых структур, обеспечивающих подавление внутренней оппозиции. Все это, в-третьих, усугубляется низким социальным спросом на демократические институты. Добавим к этому списку четвертый фактор: сырьевая рента питает так называемый «патронажный ресурс», позволяющий подкупать или ассимилировать потенциальную оппозицию.
В результате оппозиционные настроения стихают; экономика захватывается коррумпированным государством, навязывающим социально и политически непопулярную макроэкономическую политику; правительство распоряжается гигантскими финансовыми ресурсами, позволяющими, несмотря на стагнацию собственного производства, наполнять внутренний рынок и поддерживать функционирование всей системы (российская модель: нефть в обмен на продовольствие) [24].
Исследователи отмечают доминирование в рентном государстве своеобразной рентной мен-тальности, и, уточняя специфику рентной мен-тальности, подчеркивают, что рантье находится в ожидании постоянно растущих доходов, его сознание проникнуто чувством неизбежности быстрого роста [9, с. 27].
Ожидание роста доходов и уверенность в неизбежности роста, свойственные менталь-ностирантье, могут служить объяснением, почему субъекты-рантье (как индивиды, так и государства) утрачивают способность критически оценивать экономическую ситуацию: почему безрассудные траты («белые слоны») становятся нормой; почему делаются крайне рискованные, а то и заведомо убыточные инвестиции; почему российские власти то внезапно выдвигают идеи по превращению рубля в одну из мировых валют, то озадачиваются созданием единого валютного пространства в рамках Таможенного союза, то выдвигают прожекты по превращению столицы в мировой финансовый центр.
Синдром рантье проявляется и в том, что государство-рантье, опасаясь утраты возможности единолично получать и перераспределять сырьевую ренту, стремится к осуществлению социально-политического контроля над своими гражданами, навязывает населению различные формы экономической зависимости от власти (держит население на «коротком поводке», например, обещаниями повы-
сить пенсии на 10 %, зарплаты до среднего по стране уровня). Результатом является «блокирование самой возможности превращения работников «сектора публичных услуг» в свободных и самостоятельных граждан» [3, с. 31].
Таким образом, в современной России с предельной очевидностью прослеживается следующая логическая цепочка: отток капитальных и трудовых ресурсов в сырьевые сектора замедляет развитие технологически более сложных производств и не стимулирует совершенствование человеческого капитала; невысокого уровня человеческий капитал не предъявляет спрос на демократические институты; пользуясь слабостью институциональной системы, доминирующие рентоориентированные группы влияния создают авторитарную политическую систему, в которой именно власть является и условием, и источником получения рентных доходов; «неправильные» государственные институты поощряют рентоориентированное поведение хозяйствующих и регулирующих субъектов; рентоориентированное поведение отрицательно влияет на качество управления, демократические институты, подрывает социальную сплоченность.
С другой стороны, при искаженных институтах высокое качество человеческого и социального капитала становится функционально избыточным, перестает играть значимую роль, а значит, следует признать тот факт, что заявленная российскими властями высокотехнологичная модернизация рент-но-сырьевой российской экономики является лишь PR-проектом власти, нацеленным на сохранение status q^ на максимально возможный срок. Что будет дальше со страной и ее экономикой, остается только догадываться.
Список литературы
1. Башмаков И. Будет ли экономический рост в России в середине XXI века? // Вопросы экономики. 2011. № 3. С. 20-39.
2. Башмаков И. Энергетика России: стратегия инерции или стратегия эффективности? // Вопросы экономики. 2007. № 8. С. 104-122.
3. БолдыревЮ. Коррупция - системное свойство постсоветского российского капитализма // Российский экономический журнал. 2011. № 2. С. 14-34.
4. Ворчестер Д. А. Пересмотр теории ренты // Вехи экономической мысли. Т. 3. Рынки факторов производства / под общ. ред. В. М. Гальперина. СПб: Экономическая школа, 2000.
5. Горим синим пламенем // Аргументы и факты. 2012. № 31. С. 1.
6. Гуриев С., Плеханов А., Сонин К. Экономический механизм сырьевой модели развития // Вопросы экономики. 2010. № 3. С. 4-23.
7. Иванова Л. К вопросу о стратегии неоиндустриальной модернизации // Экономист. 2012. № 2. С. 18-26.
8. Кимельман С. Неоиндустриализации препятствует государство-рантье // Экономист. 2011. № 8. С. 18-26.
9. Кондратьев В. Минерально-сырьевые ресурсы как фактор глобальной конкурентоспособности // Мировая экономика и международные отношения. 2010. № 6. С. 20-30.
10. Кордонье К. Диагноз: природная рента // Стратегия России. 2005. № 3.
11. Красильщиков В. Актуальный предмет исследования: несостоявшиеся государства // Мировая экономика и международные отношения. 2008. № 7. С. 101-111.
12. Крюков В. Анализ развития системы недропользования в России (о необходимости ужесточения институциональных условий) // Вопросы экономики. 2006. № 1. С. 86-101.
13. Латков А. Функционирование системы рентных отношений: противоречия, особенности, динамика. Саратов, 2008.
14. ЛэйнД. Российская трансформация: становление мировой державы? // Мир России. 2010. № 4. С. 3-24.
15. Мещеров В. Рыночный механизм рентных отношений в мировой экономике // Экономические науки. 2010. № 11. С. 295-306.
16. Милов В. Может ли Россия стать энергетической сверхдержавой? // Вопросы экономики. 2006. № 9. С. 21-30.
17. Полтерович В., Попов В. Демократизация и экономический рост // Общественные науки и современность. 2007. № 2. С. 13-27.
18. Полтерович В., Попов В., Тонис А. Механизмы «ресурсного проклятия» и экономическая политика // Вопросы экономики. 2007. № 6. С. 4-27.
19. Попова И., Темницкий А. Интеллектуально-профессиональный потенциал: к проблеме структурных изменений // Социологические исследования (СОЦИС). 2011. № 1. С. 56-67.
20. Райнерт Э. С. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М.: Изд. дом ВШЭ, 2011.
21. Рязанов В. От рентной экономики к новой индустриализации России // Экономист. 2011. N° 8. С.3-17.
22. Рязанов В. Хозяйственный строй России: на пути к другой экономике: сб. статей. СПб: Издат. дом СПГУ, 2009.
23. Рязанов В. Экономика рентных отношений в современной России // Христианское чтение. 2011. № 4. С. 149-176.
24. Саква Р. Сырьевой сектор России: экономика контроля и политика ренты. URL: http://www. intelros. ru/readroom/nz/nz-74-6-2010/8292.
25. Сенор Д., Сингер С. Нация умных людей. М.: Карьера Пресс, 2011.
26. Товарищ Твиттер // Аргументы и факты. 2012. № 26. С. 2.
27. Хайек Ф. Дорога к рабству. М.: Новое изд-во, 2005.
28. Яцкий С. Рентная экономика: политико-экономический аспект // Вестник Югорского государственного университета. 2011. Вып. 4 (23). С. 148-155.
29. Asfaha S. National Revenue Funds: their Efficacy for Fiscal Stability and Intergenerational
Equity. Winnipeg, International Institute for Sustainable Development, 2007.
30. Goldman M. Petrostate: Putin, Power and the New Russia. NY: Oxford University Press, 2008.
31. Lam R., Wantchekon L. Political Dutch Disease / NYU Working Paper, 2003.
32. Larsen E. Escaping the Resource Curse and the Dutch Disease? When and Why Norway Caught Up with and Forged Ahead of its Neighbors // American Journal of Economics and Sociology. 2006. Vol. 65. Issue 3.
33. RossM. Does Oil Hinder Democracy? // World Politics. 2001. № 53. P. 325-361.
34. RossM. How Can Mineral Rich States Reduce Inequality? // H. Macartan (ed). Escaping the Resource Course. NY, 2003.
35. UNCTAD. Handbook of Statistics 2009. Geneva.
36. Watkins M. H. A Staple Theory of Economic Growth // Canadian Journal of Economics and Political Science. 1963. Vol. 29. May.
37. Yates D. The Rentier State in Africa: Oil Rent Dependency and Neocolonialism in Republic of Gabon. Trenton N. J., 1996.
Conferences
агентство маркетинговых коммуникаций
17 сентября 2013 г. в Москве CNews Conferences и CNews Analytics проведут конференцию
«Банковская информатизация 2013»
Информационная поддержка - Издательский дом «ФИНАНСЫ и КРЕДИТ» Основные вопросы конференции:
• какие задачи в сфере банковской информатизации требуют немедленного решения;
• как определить эффективность процессов;
• как повысить экономическую эффективность с помощью ИТ;
• какие новые решения предлагает рынок банковской информатизации;
• как вендоры реагируют на новые потребности банков.
За дополнительной информацией, а также по вопросам участия обращаться по телефонам: +7 (495) 363-11-11 (доб. 3141, 3435, 3477, 3439, 3478 либо e-mail: events@cnews.ru Армен Айвазов, Алексей Четеернин, Елена Забродина, Ольга Крысина, Наталья Теличееа
http://events.cnews.ru/
