CC BY
64
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
В.А. Глебов
Кафедра теории и истории государства и права Российский университет дружбы народов Ул. Миклухо-Маклая, б, 117198 Москва, Россия
Раскрывая понятие «законодательство» в общем контексте современного правового развития, автор выделяет две взаимосвязанные составляющие: юридическую и культурологическую.
Возникновение феномена законодательства справедливо было названо наиболее важным по своим далеко идущим последствиям изобретением человека, более значительным даже чем огонь и порох, поскольку оно сильнее чем что-либо другое вручило в руки человека его собственную судьбу [35, с. 91]. Согласно утвердившимся в современной юридической науке представлениям, законодательство является нормативным выражением права и в таком своем качестве выступает как наиболее совершенный инструмент социального регулирования. Но это — самый общий взгляд на проблему. По-прежнему острые споры возникают вокруг концепции различения права и закона. Эта проблема существовала всегда, с тех пор, как появилось право. Актуальность ее сохранилась и поныне. То, что право и закон не одно и то же — бесспорная истина. Хотя бы уже потому, что закон есть лишь одна из форм выражения права. Корректно и лаконично традиционное понимание соотношения права и закона выразил В.Д. Перевалов, по мнению которого «право создается обществом, а закон государством» [24, с. 328]. Вместе с тем «эта, на первый взгляд, сугубо «кабинетная», академическая проблема имеет не только и даже не столько теоретическое, сколько прикладное, практическое значение» [16, с. 19]. Более того, она периодически, особенно в переходные, сопровождаемые усилением социальной напряженности в обществе периоды, значительно обостряется. Причина заключается в том, что излишнее противопоставление этих понятий, доведенное до крайностей, на практике нередко приводит к дестабилизации обстановки [26, с. 10]. Искусственное отдаление этих понятий друг от друга, попытки разорвать их чреваты резкими конфликтами права и политики. Представляется, что выдвинутая как вполне конкретная научная конструкция, указанная идея может быть вполне приспособлена к определенным политическим и идеологическим целям и трансформироваться в слишком жесткое и неоправданное противостояние не только права и закона, но и различных политических групп, партий, властных структур.
В недавнем прошлом особенно активизировались сторонники «неписаного» права, пытавшиеся доказать более высокое его назначение по сравнению с «писаным», то есть с законом. В практической плоскости это явление переросло в опас-
ную тенденцию принижения законов. Правильно отмечает Н.И. Матузов, что в нынешних условиях важно не развенчание законов «как якобы второстепенных, сплошь «неправовых», а настойчивое формирование представлений о них как выразителях и носителях подлинно правовых ценностей, хотя несовершенные или просто неудачные законы, разумеется, могут быть. Нужно не противопоставление естественных прав человека и законов (положительного права), а их органическое сочетание и взаимодействие» [17, с. 375].
Весьма живуча недооценка законодательства и со стороны тех федеральных и региональных властей, чиновников, которые никак не могут отрешиться от убеждения, что их высокое положение дает право командовать невзирая на закон. В определенной мере это объясняется тем, что история изобиловала примерами открытого произвола, резкого расхождения между жизнью и теми установлениями, которые предписаны правовыми актами. В общественном сознании закрепилось устойчивое представление о том, что «право» напрямую зависит от воли чиновника. Часто беззаконие оправдывается тем, что норма «мешает инициативе», «не учитывает местные условия» и т.п. Резюмируя данное обстоятельство, H.H. Вопленко специально подчеркивает, что «соображения о том, что «идеальное», «истинное», «справедливое» право выступает критерием «несовершенного» позитивного закона, не могут служить теоретическим оправданием нарушений законности» [5, с. 8]. До тех пор пока отсутствует должное почтение перед законом — немыслимо цивилизованное гражданское общество.
При всех различиях и интерпретациях права никто не исключает из его содержания нормы, ибо, как полагал еще И.А. Ильин, всякое понятие права упирается в понятие нормы [8, с. 16]. Словом, несмотря на различие в понимании права и закона трудно найти исследователей, которые бы не признавали нормативный характер права, другое дело, что некоторые из них не ограничиваются этим признанием. Здесь стоит обратить внимание на давно подмеченное обстоятельство, суть которого сводится к тому, что право есть лишь констатация факта. Задача политиков, законодателя — вовремя уловить, осмыслить и выразить эти потребности, перевести на язык законов. Исходя из наличных социальных, культурных и иных условий, опираясь на реальную материальную основу, как пишет А.С.Пиголкин, «законодательство по своей природе призвано быть последовательным отражением подлинного народовластия, нравственных устоев общества, выработанных тысячелетиями справедливых правил взаимоотношений людей. Это достижение цивилизации, общечеловеческой культуры, воплощение нравственного, идеологического и гуманистического потенциала народов, демократическое завоевание человечества» [25, с. 21].
Проблема понятия «законодательство» довольно основательно рассматривалась в целом ряде теоретических работ, появившихся в последние годы [11, с. 8-11;
29, с. 1-7]. Однако, к сожалению, отсутствие единообразно принятого и нормативно закрепленного его определения создает значительные трудности в правотворческой и правоприменительной деятельности, в учете и систематизации нормативных актов. Использование этого понятия в последующем обусловливает необходимость уточнения нашей позиции по данному вопросу.
Раскрывая понятие «российское законодательство» в общем контексте современного правового развития нашей страны, следует иметь в виду два взаимосвязанных элемента: во-первых, юридическую составляющую, во-вторых — культурологическую. На это указывает сам термин российское законодательство, где российское обозначает культурно-исторический план содержания изучаемого понятия, а законодательство — его юридический план. Рассмотрим их более подробно.
В целях детального анализа юридического компонента необходим, на наш взгляд, краткий экскурс в проблему соотношения естественного и позитивного права, ибо понятийное содержание категории законодательство определяется той или иной концепцией правопонимания — естественно-правовой либо позитивистской.
Как известно, естественно-правовые взгляды хронологически первичны, они предшествуют возникновению юридического позитивизма. С самого начала своей многовековой истории люди инстинктивно, а затем и сознательно искали механизмы устойчивости социума, средства установления и поддержания благоприятной для человеческой жизни общественной среды. Уже в древнейших космогонических мифах отразилась модель идеального, всеми желаемого порядка — так называемого божественного, данного свыше права, согласно которому люди сотворены равными, разумными и добродетельными существами и в своих поступках руководствуются одинаковым стремлением к благополучию и счастью.
Божественное право считается наиболее ранней естественно-правовой концепцией. В ходе последующего развития юридической мысли — в учениях Сократа, Платона, Аристотеля, Цицерона, Ульпиана, Фомы Аквинского, Гроция и других -— под естественным правом понимались нормы, соблюдаемые всеми народами в силу их рациональности, соответствия природе человека и совершенно независимо от официального установления. Например, Цицерон утверждал, что «закон есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий противоположное. ...закон есть сила природы, он — ум и сознание мудрого человека, он — мерило права и бесправия» [37, с. 94, 96].
Подчеркнем, что концепция естественного права всегда использовалась для сопоставления с правом волеустановленным, для его оценки и критики. «Западная традиция права, — пишет об этом Г.Дж. Берман, — всегда основывалась на вере в существование закона, стоящего даже превыше права высшей политической власти. Этот закон называли когда-то божественным правом, потом естественным правом, а сейчас правами человека» [4, с. 58].
Действительно, правовые идеи гуманистической природы сегодня воспроизводятся в каталоге прав человека, закрепленном на уровне международных правовых стандартов, а также в национальном праве —- в частности, в Конституции Российской Федерации. В современном понимании естественного права сохраняется идея разумности правила, его справедливости, соответствия природе человека, но все это рассматривается с точки зрения неотчуждаемых прав личности.
Итак, естественно-правовые концепции не связывают право непосредственно с государственной волей, проводят известное различие между правом и законом. Закон является правом лишь в случае соответствия его общепризнанным естественноправовым стандартам. В конечном счете, их нормативное содержание и смысл сводятся к тому, что право — и, соответственно, справедливый закон — гарантирует свободу, но не абсолютную, а разумную, ограниченную свободой других лиц. Учет естественно-правовых позиций предполагает, что нормативные предписания должны не только исходить от государства, но и точно отражать меру свободы и справедливости, обеспеченную официальной защитой в данном обществе.
Что же касается концепций юридического позитивизма, то качество права в них приписано властным нормативным установлениям любого содержания. Истина о праве — согласно позитивизму — дана в законе, выражающем волю, позицию, мнение законодателя. Отвергая практически все естественно-правовые концепции различения права и закона и отождествляя их, позитивная гносеология, таким обра-
зом, признает лишь учение о законе, сводит правоведение к законоведению. Основной проблемой позитивистского учения о праве является правильное толкование текста закона и надлежащее текстуальное изложение позиции законодателя.
С позиций позитивизма право отождествляется с законом. В позитивистском понимании под законодательством подразумевается весь массив нормативных предписаний, исходящих от органов государственной власти.
Из приведенных выше положений видно, что и естественно-правовой и позитивистский подходы к праву, развивавшиеся параллельно на протяжении всей истории юридической мысли, одинаково понимают закон как нормативное выражение права, однако сам критерий правовой нормативности трактуют по-разному. Для позитивизма это любое государственное волеизъявление, для естественно-правовой доктрины — только такое, которое подчинено принципу разумной меры свободы.
Как правильно заметил A.B. Мицкевич, «новые идеи различения права и закона, признания правовых или нравственных, но обязательных для самого государства и его политики постулатов, от которых не должны отступать ни законодатели, ни сами законы демократического и правового государства, сейчас только начинают складываться в российском праве и правоведении. В этих правовых идеях отражены общечеловеческие представления о сущности права как средстве общественного согласия, учета интересов всех социальных групп общества, принятые демократическими государствами современного мирового сообщества» [20, с. 158-170]. Не вдаваясь в детали полемики, которая ведется вокруг понятия права, автор придерживается в данном случае в основном позитивистской его концепции, не отвергая в принципе и другие [3; 12; 13, с. 38-50; 15, с. 61-65; 22, с. 138-251].
Как уже отмечалось, четкое, единообразное и широко принятое в современной научной литературе понятие «законодательства» отсутствует. В самом общем понимании чаще всего оно трактуется как система издаваемых полномочными правотворческими органами юридических актов, устанавливающих нормы права. Однако законодательство понимается и в более узком смысле, а именно как совокупность законов и других правовых актов высшего органа законодательной власти, а также нормативных указов Президента и нормативных постановлений Правительства. Кроме того, это понятие часто используется и более однозначно и специально — как совокупность только законов. В действующих правовых актах оно применяется неоднозначно, по-разному, во всех трех указанных выше смыслах.
Следует признать, что с сугубо теоретических позиций первых два подхода страдают тем, что принижают роль закона как акта, стоящего на вершине правовой системы, имеющего высшую юридическую силу. Они ставят его в один ряд с подзаконными, управленческими решениями, что препятствует возрастанию роли закона среди всех источников права.
Очевидно, что понятие «законодательство» должно трактоваться однозначно, в своем узком, собственном смысле. Именно такой подход начинает укореняться в теоретических работах последних лет [33, с. 72], а также в действующем правовом регулировании. Так, ст. 3 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК) названа «Гражданское законодательство и иные акты, содержащие нормы гражданского права». В ней проводится последовательное разграничение законов и иных нормативных правовых актов — говорится о том, что гражданское законодательство состоит из настоящего Кодекса и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов, в то же время нормы гражданского права могут содержаться в подзаконных нормативных правовых актах — Указах Президента Российской Федерации, постановлениях Правительства Российской Федерации, нормативных правовых актах министерств и иных федеральных органов исполнительной власти.
Характеризуя культурологический аспект исследуемого явления следует отметить, что двойственная трактовка термина «законодательство» (в широком и узком плане) уникальна, свойственна лишь «русскому юридическому быту», правосознанию российских граждан [32, с. 103]. Эту мысль развивает К. Осакве, который объясняет такое явление отечественной правовой традицией — глубоко укоренившимися в сознании людей их исторически обусловленными отношениями к роли права в обществе, природе права и закона, к организации и функционированию правовой системы [19, с. 63-70; 21, с. 13-14].
Объяснение существующей ситуации некоторые исследователи находят в свойствах российского правосознания, которому якобы имманентно присущ правовой нигилизм. По мнению В.А. Туманова, антиправовые установки и стереотипы есть «элемент», черта, свойство общественного сознания и национальной психологии... отличительная особенность культуры, традиций, образа жизни» [34, с. 20]. Свою сущность правовой нигилизм обнаруживает в общем негативно-отрицательном, неуважительном отношении к праву, законам, нормативному порядку. Не вдаваясь в подробности причинно-следственных связей, зачастую авторы отделываются ссылкой на то, что корни этого недуга уходят в далекое прошлое [30; 36]. Давно было сказано: «На Руси всегда правили люди, а не законы». Известны суждения о праве В.О. Ключевского, считавшего, что «реальная русская жизнь не знает никакого права» [10, с. 378]. С этим созвучна и мысль Салтыкова-Щедрина о том, что суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения. Даже такой ценитель и проповедник права, как Б.А. Кистяковский, в известной степени в защиту права пишет: «Право не может быть поставлено рядом с такими ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, религиозная святыня. Значение его более относительно» [9, с. 122]. Отсюда вытекает вывод о том, что роль права незаслуженно принижается и ему отводится не первое и даже не второе место в общем культурном наследии человечества.
Конечно же нельзя не согласиться с тем, что правовой нигилизм имеет место в общественном сознании. Вместе с тем, по нашему мнению, причиной правового нигилизма является в первую очередь «неправовой» закон, с> чествование законодательства, не отвечающего правовым принципам справедливости и равенства, а не просто врожденное негативное отношение людей к любому закону, независимо от его сущности.
Отечественное политико-правовое сознание, по мнению В.Н. Синюкова, сформированное в процессе исторического развития российского государства и права, нуждается в «современной реконструкции — освобождении его от сугубо причинной зависимости от позитивного права, позитивного государства с их историкосоциальной обстановкой» [31, с. 180]. Конечно же, такое «освобождение» не лежит на путях отказа от традиционной позитивистской доктрины правосознания. Речь идет о дополнении категориального аппарата правоведения таким понятием как правовой менталитет, методологическая ценность которого связана с выходом правовой культуры из узкой государственно-законодательной трактовки в более широкое поле внепозитивных правовых феноменов [31, с. 180].
Чтобы более полно уяснить двоякий подход к пониманию законодательства, обратимся к сравнительно-историческому материалу, рассмотрим различия между исходными представлениями о природе закона, сложившимися, с одной стороны, в Западной Европе, с другой — в России.
Специальными исследованиями доказано, что в обиходном языковом сознании русских людей концепт закон за + кон = предел, межа) ассоциируется с идеей пре-
дела, ограничителя свободы, тогда как носители английского (как, впрочем, и других европейских языков) понимают закон иначе: это гарант свободы, хранитель права на свободу действий в частном пространстве [23].
Отсюда и профессиональная позиция европейских юристов: закон должен гарантировать минимальную степень защиты, на которую имеют право граждане в условиях верховенства права в демократическом обществе. Как указал Европейский Суд по правам человека в решении по делу Мэлоун против Великобритании от 2 августа 1984 г., данное положение подразумевает, в частности, «что во внутреннем праве должны существовать оградительные меры от произвольного вмешательства властей в осуществление гражданами своих прав» [6; 7].
В формировании подобной правовой идеологии существенную роль сыграла еще Великая Хартия вольностей 1215 года (Magna Carta), которая до сих пор входит в число действующих конституционных актов Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.
Высокая ценность закрепленных в этом документе принципов несомненна. Провозглашено, например, что «для лучшего устроения нашего Королевства» «в правах и справедливостях» никому не будет отказано. Ни один свободный человек не может быть арестован, заключен в тюрьму, лишен собственности или покровительства законов, изгнан или подвергнут иной каре иначе, как по суду равных ему и согласно законам страны. Люди Королевства должны «на вечные времена» «иметь и держать все вышеозначенные вольности ... в добром порядке и в мире, свободно и спокойно, полно и ненарушимо, для себя и наследников своих» [18, с. 3-5].
По мере дальнейшего утверждения демократических начал в жизни общества возрастает роль парламента в качестве коллегиального законотворческого органа — «полного и свободного представительства народа», без согласия которого монарх не вправе вносить какие-либо поправки в действующее законодательство, приостанавливать действие законов, отменять их, освобождать от их исполнения. «Для улучшения, упрочения и охранения законов» Парламент «должен быть созываем достаточно часто», и в нем не должна быть стесняема «свобода слова, суждений и актов». «Силою закона, изданного в надлежащей форме Парламентом», удостоверяются и защищаются от нарушения «истинные, исконные и несомненные права и вольности» («Билль о правах» 1689 г.) [18, с. 3-5]. Понимание закона как выражения общей суверенной воли всего населения окончательно утвердилось в странах Западной Европы к концу XVIII — середине XIX века. Так, во французской Декларации прав человека и гражданина (1789 г.) закреплено, что закон «есть выражение общей воли», и все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его создании. Все, что не запрещено законом, то дозволено. Закон един для всех, охраняет он или карает, а государственная сила, необходимая для гарантии прав человека и гражданина, создается в интересах всех, но не для личной пользы тех, кому она вверена [18, с. 32-33].
Тенденция создания законодательства как главного, важнейшего источника правовых норм в принципе прослеживалась и в русском праве с самого начала его развития (Х-ХП вв.). Как отмечалось выше, по русской традиции закон - это предел, фундаментальная основа правовой системы. Он от Бога, от разума, от воли народа. «Закон русский» основан не только на повелениях князя, царя, но и на обобщении сложившейся юридической практики, в том числе договорной, а также на мнении боярской и посадской знати (съезды князей и их окружения, боярская дума, земские соборы). Как неоднократно подчеркивали отечественные философы права, единственный язык, в котором есть общий корень у слов право, справедливость, правосудие и правда — это рус-
ский, то есть в культурной традиции «у нас есть стремление к тому, чтобы правда и справедливость воплощались в праве» [28, с. 283-284].
Однако свободное развитие русского права было прервано монгольским нашествием. В дальнейшем русские цари во многом копировали авторитарный тип власти татарских великих ханов и в самые сложные времена отечественной истории, придерживаясь принципа, что воля императора священна, стремились к единовластному и бесконтрольному, но никак не коллегиальному руководству государством [2]. Естественно, что новый концептуальный взгляд на власть оказал существенное влияние на систему законодательства. Постепенно стала складываться традиция подмены общегосударственных законов административными предписаниями и распоряжениями верховной власти («указное право», по терминологии В.О. Лучина). Она берет свое начало со времен Ивана IV Грозного и на долгие века становится главным правовым инструментом в регулировании жизни страны.
Указы российских правителей играли своеобразную идеологически-диктаторскую роль альтернативных источников права, причем всегда создавались условия для того, чтобы указное право не было связано никакими ограничениями, а его действие оправдывалось чем угодно -«приоритетом государственного блага», «политической и правовой целесообразностью» и т.д. Отождествление указа и закона в общественном сознании, расширительная трактовка законодательства были выгодны, так как давали возможность скрыть фактический произвол [14, с. 55-67].
К пониманию необходимости выделения законов в особую группу нормативных актов руководство страны вплотную приблизилось лишь в начале XIX века, во времена правления Александра I. После расширения в 1802 г. законодательных функций Сената в области разработки царских указов в 1810 г. при активном участии М.М. Сперанского был создан Государственный совет, главной задачей которого стало рассмотрение законодательных актов. Тем самым закон впервые был выделен как документ, возглавивший иерархию нормативных актов.
Значительное возрастание роли закона как основного источника права отмечается в ходе реформ Александра II. Однако, несмотря на то, что «непригодность к законодательному творчеству не была прирожденным недостатком русского юридического мышления» [32, с. 103], на протяжении XIX века в России так и не сложилось адекватное понятие закона как справедливой меры свободы, которое к тому моменту уже стало важнейшим элементом правовой идеологии во всех европейских странах. В условиях, когда высокий государственный чиновник имел возможность командовать по собственному усмотрению, должное почтение и преклонение перед законом просто не могло сформироваться, а широкое, расплывчатое понимание законодательства по-прежнему оставалось выгодным.
В XX столетии в советском государстве разделение властей принципиально отрицалось, что приводило к формальному всевластию Советов, которые находились под контролем единственной в стране партии коммунистов, провозгласивших тезис
о постепенном отмирании права и торжестве морального кодекса строителя коммунизма. С руководством КПСС согласовывались все проекты законов. Считалось, что закон призван устанавливать лишь общие принципы, основные положения, а затем следует развивать и конкретизировать их в правительственных и ведомственных актах, которые также в обязательном порядке должны были быть утверждены партийными органами. Законодательство по-прежнему трактовалось чрезмерно широко, состояло в том числе и из многочисленных инструкций, постановлений и иных подзаконных актов, подчас меняющих исходный смысл положений закона.
РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА
Даже в последние десятилетия XX века (1991-1999 гг.), когда Россия, казалось бы, избрала путь демократического правового развития, широкое понимание законодательства в какой-то степени послужило оправданием наличия множества указов Президента Российской Федерации, издаваемых в режиме конкурирующей компетенции с парламентом. Между тем «принятие указа вместо закона означает не что иное, как подмену президентом парламента. И вряд ли в подобном случае речь может идти о полноценной правовой базе общественных отношений» [1, с. 210].
Именно таково положение дел в России в настоящее время, но в перспективе правового развития страны, как уже не раз отмечали исследователи, целесообразно сузить значение понятия «законодательство» и трактовать его лишь как систему взаимосвязанных законов [29, с. 6, 8-11].
С учетом реально сложившейся ситуации можно сделать следующий вывод: законодательство — это одна из форм существования права; структурно упорядоченный массив законодательных актов, устанавливающих общеобязательную меру свободы субъектов общественных отношений.
Двойственное, широкое и узкое определения понятия «законодательство» в России является не столько компромиссным результатом научных дискуссий, сколько стабильным политико-правовым обычаем, частью отечественного правосознания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Авакъян С.А. Конституция России: природа, эволюция, современность. — 2-е изд. — М., 2000.
2. Аннерс Э. История европейского права. — М., 1994.
3. Байтин М.И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). — Саратов, 2001.
4. Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. — М., 1994.
5. Вопленко H.H. Сущность, принцип и функции права. — Волгоград, 1998.
6. Европейский Суд по правам человека. Избранные решения: В 2 т. — М., 2000.
7. Европейский Суд по правам человека. Серия А. — Т.82. — С. 36. — П. 79.
8. Ильин И.А. Собр. соч.: В 4 т. — М., 1994. — Т. 4.
9. Кистяковский Б.А. В защиту права. Интеллигенция и правосознание // Вехи. Из глубины. — М., 1991.
10. Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы. — М., 1968.
11. Концепция стабильности закона. — М., 2000.
12.Лейст О.Э. Сущность права. Проблема теории и философии права. — М., 2002.
13. Лившиц Р.З. О противоречивой двуединой природе права // Драма российского закона. — М., 1996. — С. 38-50.
14. Лукьянова Е.А. Указное право как российский политический феномен // Журнал российского права. — 2001. — № 10. — С. 55-67.
15. Мартышин О.В. Понятие права: О концепции учебника теории государства и права //Государство и право. — 2002. — № 8. — С. 61-65.
16. Марченко М.Н. Понятие и основные признаки права // Общая теория государства и права: Академ, курс: В 2 т. — М., 1998. — Т. 2.
17. Матузов Н.И. Актуальные проблемы теории права. — Саратов, 2003.
18. Международные акты о правах человека. Сборник документов. — М., 1998.
19. Методологические предпосылки культурологического подхода к праву // Нерсесянц B.C., Муромцев Г.И. и др. Право и культура. — М., 2002.
20. Мицкевич А.В. Основные учения о сущности права // Теория государства и
права: Учебник для юридических вузов / Под общ. ред. д.ю.н. проф.
А.С.Пиголкина. — М., 2003.
21. Осакве Кр. Типология современного российского права на фоне правовой карты мира //Государство и право. — 2001. — № 4. — С. 13-14.
22. Основные направления западной правовой мысли // Право XX века: Идеи и ценности / РАН ИНИОН. — М., 2001. — С. 138-251.
23. Палашевская И.В. Концепт «закон» в английской и русской лингвокульту-рах. Автореф. дисс. ...канд. филол. наук. — Волгоград, 2001.
24. Перевалов В.Д. Понятие, сущность и социальная ценность права // Теория государства и права / Под ред. В.М.Корельского, В.Д.Перевалова. — М., 2000.
25. Пиголкин А.С. Российское законодательство на рубеже XXI века // Юридический мир. — 2001.
26. Паленина С.В. Законотворчество в Российской Федерации. — М., 1996.
27. Попов В.И. Правопонимание в советской юридической науке: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. — М., 2002.
28. Право, закон, правосудие: ситуация и перспективы (Круглый стол) // Судебная реформа: юридический профессионализм и проблемы юридического образования. Дискуссии. — М., 1995.
29. Российское законодательство: проблемы и перспектив. — М., 1995.
30. Руденкин В.Н. Традиция правового нигилизма в русской политической культуре. — Екатеринбург, 1995.
31. Синюков В.Н. Российская правовая система: Введение в общую теорию. — Саратов, 1994.
32. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть общая. В 2 т. — Т.1. — 1994.
33. Тихомиров Ю.А., Талапина Э.В. Введение в российское право. — М., 2003.
С. 72.
34. Туманов В.А. О правовом нигилизме // Советское государство и право. — 1989, —№ 10.
Ъ5.Хайек Ф.А. Право, законодателство и свобода. — М., 2006.
ЪЬ.Хойман С.Е. Взгляд на правовую культуру предреволюционной России // Государство и право. — 1991. —№ 1.
37.Цицерон. О законах // Диалоги. — М., 1966.
THEORETICAL FOUNDATIONS OF THE CONTEMPORARY RUSSIAN LEGISLATION
V.A. Glebov
The Department of Theory and History State of Law Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya St., 6, 117198 Moscow, Russia
The author, disclosing the definition of “legislation” in the general context of the contemporary legal development, singles out two interconnected components — juridical and cultural-logical.
