Научная статья на тему 'Теология и герменевтика: М. Д. Муретов'

Теология и герменевтика: М. Д. Муретов Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
449
110
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЕROS / ТЕОЛОГИЯ / ГЕРМЕНЕВТИКА / ТЕИЗМ / ЯЗЫЧЕСТВО / ИУДЕЙСТВО / ХРИСТИАНСТВО / ЭРОС / АГАПА / THEOLOGY / HERMENEUTICS / THEISM / PAGANISM / JUDAISM / CHRISTIANITY / AGAPE

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Кузьмина Е. В.

Статья посвящена истории российской богословской (теологической) науки и герменевтики. Российский библеист М.Д. Муретов показывает пример сравнительно-теологического исследования на примере сопоставления трех текстов: «Пира» Платона, «Песни песней» царя Соломона и Послания коринфянам святого апостола Павла

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Theology and hermeneutics: M.D. Muretov

Article is devoted to history of the Russian theological science and a hermeneutics. The Russian biblical scholar M.D. Muretov considers comparative and theological research on the example of comparison of three texts of “Feast” of Platon, “A song of songs” the tsar of Solomon and the Message to Corinthians St. аp. Pavel

Текст научной работы на тему «Теология и герменевтика: М. Д. Муретов»

ТЕОЛОГИЯ

Вестн. Ом. ун-та. 2014. № 1. С. 132-135. УДК 2

Е.В. Кузьмина

ТЕОЛОГИЯ И ГЕРМЕНЕВТИКА: М.Д. МУРЕТОВ

Статья посвящена истории российской богословской (теологической) науки и герменевтики. Российский библеист М.Д. Муретов показывает пример сравнительно-теологического исследования на примере сопоставления трех текстов: «Пира» Платона, «Песни песней» царя Соломона и Послания коринфянам святого апостола Павла.

Ключевые слова: теология, герменевтика, теизм, язычество, иудейство, христианство, эрос, агапа.

Отечественная наука о религии продолжает оставаться «полем для битвы» между основными участниками, такими как религиоведение, православное богословие в лице конфессиональных вузов, семинарий и духовных академий, и тем, что мы назвали «университетская теология». Все исследователи религии стремятся обосновать свою позицию исторически и теоретически, проследить преемственность школы и приоритет собственного подхода.

Мы вновь вынуждены обратиться к историко-научным построениям российских авторов для того, чтобы переосмыслить «начало» духовно-академического и университетского изучения религии в России в XIX в. Хотя, как кажется, отечественная наука (науки) о религии уже имеет достаточный возраст и опыт для внутреннего развития, без постоянного соотнесения-соответствия мировой науке (наукам) о религии. Тем не менее полемический настрой некоторых современных религиоведов, да и некоторых современных богословов, обнаруживает скрытую неуверенность в собственной позиции, стремление «оправдаться перед историей».

Полагая, что в ближайшее время «мирной договоренности» борцов за «объективное знание о религии» ожидать не приходится, попробуем посмотреть на историю под определенным, «университетским» углом зрения. «Университетской теологии» как посреднице приходиться оправдываться с обеих сторон, поэтому она в высшей степени заинтересована в конструктивном диалоге.

Мы продолжаем настаивать на том факте, что успехи и российского богословия, и университетской гуманитаристики, и русской философии начала XX в. не состоялись без их междисциплинарного сотрудничества. Неслучайно, что авторы, подобные Вл. Соловьеву, С.Н. Трубецкому, П. Флоренскому, именуются и богословами, и философами. У священника Н.Р. Антонова мы встречаем словосочетание «светское богословие» [1]. Термин «светский» применительно к теологическому образованию у многих сегодня вызывает усмешку (хотя образовательный стандарт второго поколения его использует). До 1917 г. церковно-государственные отношения в сфере религии и образования были иными, соответственно, и «светскость» богословия мыслилась иначе. «Внутренне» поликонфессиональная теология в университетской среде может рассматриваться как «светская», т. е. соответствующая наличному государственному законодательству о религии и образовании, при том, что нормативно-правовая база всё еще «формируется».

Исходный тезис для наших размышлений - взаимоотношение философии и богословия в духовных академиях, прежде всего в Московской с ее «школой верующего разума». Но не о российском теизме начала XX в. сейчас пойдет речь. То, что он существовал в качестве методологической стратегии, являлось для нас предметом научного исследования с точки зрения «историографической» [2]. Теперь же «теистическое» взаимодействие представителей гуманитарной науки, философии и конфессионально-

© Е.В. Кузьмина, 2014

го богословия необходимо нам для актуализации «университетской теологии», ведь «образ» теологии в современном российском университете продолжает уточняться.

Согласно названию своей монографии, Н.Ю. Сухова концентрирует внимание на реформах и различных проектах реформ XIX - начала XX в., состоявшихся и нет. Знакомство с таким объемом архивных и иных источников вынуждает согласиться с автором: система духовного образования складывалась «сверху». Как кажется, исследовательские акценты доктора церковной истории выражают основной интерес современной образовательной реформы Русской православной церкви - показать центральную роль в систематике богословского (теологического) знания историко-церковно-го направления. К этой мысли подводит и финальный материал - проект Н.Н. Глубо-ковского о создании теологических факультетов при российских университетах [3].

Но если мы соотнесем «начало» процесса становления духовно-академического образования в XIX в. и тенденции 20-х гг. XX в., то наше внимание привлекает еще один момент. Как уже было отмечено выше, в формировании российского богословия, да и российской университетской системы значительную роль сыграли философы -преподаватели кафедр метафизики, логики и психологии духовных академий Москвы, Санкт-Петербурга, Казани, Киева. Это были первые самостоятельные отечественные специалисты, при том, что тенденция «реформирования сверху» духовных академий, призванных в конечном счете сделаться «научными центрами» [4, с. 7] российского конфессионального богословия была не в пользу философии. Н.Ю. Сухова показывает, что философское отделение действительно было «пропедевтическим» по отношению к «богословскому», но реформы 1860-х гг. отказали философской, да и другим «гуманитарным» специализациям в степени. Таким образом, в первой половине XIX в. духовные академии являлись «поставщиками» преподавателей философии в университеты, к концу XIX в. - наоборот, университеты «поставляют» преподавателей философии в духовные академии.

Можно отметить, что «начальные» исследовательские опыты второй половины XIX - начала XX в. оказывались настолько фундаментальными, что нередко не находили себе продолжателей. Здесь надо вспомнить В. Дмитриевского и П.И. Линицкого. И дело не в том, что российское богословие или философия периодически истощаются в своей творческой энергии. Тем более если образец для сравнения берется в европейской науке, тоже не безупречной в плане стабильности развития идей.

Сегодня разводят богословскую и философскую герменевтику, но в отечественной

традиции такой антитезы не было. Так, для выдающегося отечественного библеиста Митрофана Дмитриевича Муретова (18501917) источным был именно философский интерес. Не случайно М.Д. Муретова полагают учеником В.Д. Кудрявцева-Платонова. Начав с изучения «спекулятивного теизма» немецкой философии Ульрици, Лотце и Фихте Младшего, М.Д. Муретов обращается к «логосологии» Филона Александрийского. Методологическим основанием для реконструкции философии Филона оказывается сравнение с «логосологией» апостола и евангелиста Иоанна Богослова. В дальнейшем научные интересы автора сосредоточились на «новозаветной идеологии», но философ-ско-теистическая подготовка продолжала проявляться в его экзегетических трудах. Можно утверждать, что М.Д. Муретов стоит у основания отечественной герменевтики как науки о толковании священных текстов. Тогда российская герменевтика получает своей специфической чертой теистическое, богословско-философское методологическое единство. И не последнюю роль здесь играет «античный компонент».

Наиболее показательным является сравнительно-теологический труд М.Д. Муретова «Новозаветная песнь любви сравнительно с "Пиром" Платона и "Песнью песней"». В духе своих предшественников-учителей М.Д. Му-ретов начинает исследование с самоопределения христианства как совершенной (завершенной) религии: «Христианство, как религия культурная и каким знает его научная теология, явилось перерождением или претворением язычества и иудейства в новой всенародной религии, разрушением средостения между эллином и иудеем и созданием нового человека по Богу через Христа Богочеловека» [5, с. 410]. План сравнения трех образов любви сроится автором последовательно «со стороны их творцов, их форм, их содержания, или одушевляющих их идей и созерцаемых в них идеалов любви» [5, с. 411].

Поэтически вдохновенно описывает М.Д. Муретов образы трех поэтов любви -аристократа Платона, царя Соломона и «немощного плотью» бедного еврея Павла. В сравнении форм М.Д. Муретов обнаруживает всю свою филологическую подготовку. Начинает с диалога или семи похвальных речей «Пиру», затем обращаясь к диалогичной же по форме, но драматичной по сути с элементами «эпических описаний» и «лирических излияний» «Песни песней», заканчивает определением литературной формы Послания святого апостола Павла к Коринфянам.

Она - «дифирамбо-лирическая, т. е. песнь в собственном и точном смысле слова» [5, с. 419]. Таким образом, высоте предмета соответствует и наиболее совершенная форма, лирика - как поэзия религии по

134

Е.В. Кузьмина

преимуществу граничит с пророчеством и даром языков.

Содержанием трех сравниваемых произведений являются образы любви. «Пир» Платона воспевает бога Эроса, «внутренностью» которого оказываются удовольствие и вожделение. Логика диалога ведет М.Д. Му-ретова от понимания любви как чувственно-плотской страсти (софист Федр), влечения к прекрасной душе и небесному эросу (Павсаний) через натурфилософию (Эрик-симах) к «внутрипсихической силе» (Аристофан и Агафон). Сократ восполняет полученный образ собственно философским рассмотрением природы Эроса, его дел и его существа. Высший образ платонической любви - духовный восторг при философско-поэтическом созерцании идеи красоты или самокрасоты. «Сократо-платоновская любовь есть соединение всех проявлений человеческой любви под общим ее определением как стремления (курсив наш. - Е. К.) к красоте, соединенного с реальным ощущением удовольствия и блаженства». Но идея самокрасоты не есть любовь, она выше этого стремления, «следовательно, она лишена жизни, ибо жизнь есть любовь». М.Д. Муре-тов заключает, что любовь-жизнь существует в мире людей, оставаясь только чувственно-сладострастным восторгом, в мире идей - «могила платонической любви, а вместе и трагедия всей идеалистической философии» [5, с. 434].

Драма «Песни песней» также состоит из семи картин. Здесь автор рисует образ иной, девственной, агапической, любви, как выражения Израиля, «а в его лице и всего человечества - духовного Израиля - к Богу» [5, с. 442]. Агапа-любовь усваивается не только человеку в лице Суламиты, но и Богу, хотя и в молчаливом образе Жениха.

«Новозаветная песнь любви» начинает тем, чем кончают язычество и Древний Завет» [5, с. 444]. Дары языческого Эроса и мании: философия, искусство, наука. Дары ветхозаветной любви и благодати Божией: пророчество, поэзия, учение. Апостол Павел говорит о дарах духовных: уме, чувстве и воле под покровительством превосходнейшей Любви. Дар вдохновенного слова, божественная мания певцов и поэтов, пророческие книги до высших небес, религиозный восторг до третьего неба были бы ничто без этой Любви. «В отношении к эллинизму он возвышает любовь из эроса в агапу, а в отношении к Древнему Завету он как бы понижает ее и из недоступных высот Божества приближает к человечеству» [5, с. 449]. Все свойства любви проявлялись в дохристианском человечестве, но под покровом эгоизма. «Любовь к врагу была психологически невозможна». Свойства Любви - красота, благо, истина - преображаются в Новом Завете до полного совпадения.

В платоновой похвале любви-эросу постоянно встречаются слова «бог» и «боги», в библейской традиции, в которой Божество бесконечно превышает человеческое, в «Песне Песней» и в новозаветном гимне святого апостола Павла совсем нет слова «Бог», потому что здесь Бог и Любовь неразделимы. Языческое же сознание, ощупью и в темноте ищущее истинного Бога, хорошо понимало различие между небом и землей, проявлявшееся в мифопоэтической фантазии эллинов в представлении о ревности и зависти богов. Философская интуиция поэтому берет за основу идеализации не божества Олимпа, а конкретного человека-героя Сократа, со всеми вытекающими отсюда последствиями чувственно-плотского понимания эроса. «Песнь Песней» идеализирует Израиль с его любовью к Иегове, но Израиль не личность, а собирательное имя. Скорее, полагает М.Д. Муретов, для такой персона-лизации-идеализации подходит пастушка Суламита - нежная, целомудренная, постоянная. «Да, не языческие культы богинь чадородия и плодородия и не эллинская культура и философия возвели женскую любовь на высоту идеала, а иудейство и христианство» [5, с. 482]. «Дева, рождающая Емма-нуила, - Она вводит на во святое святых новозаветного идеала любви... Эллины, народ мудрости, раскрыли идеал любви человеческой и к человеку, возвысив ее до наивысшего ее разума и идеи. Израиль, народ "знамений", проявил миру любовь Божию и к Богу. Своей философией и историей эллинизм подготовил человечество к усвоению разума новозаветной Любви; своей религией и историей иудейство подготовило явление по плоти от Марии Девы Того, Кто осуществил эту Любовь» [5, с. 483].

«Ревнуйте о дарах духовных» (1 Тим. 4:10) о дарах сердца, стоящих под покровительством Надежды, о музыке, художестве, поэзии, языках, врачевству, служению ближнему; о дарах ума, стоящих под покровительством Веры, мудрости, философии, учительстве, науке; о дарах воли, стоящей под преимущественным покровительством Любви. «Любви достигайте».

Итак, предметом языческой любви, была «личность в наивысшем своем проявлении»; область любви иудейской составляли семья и свой Бог. Христианское понимание любви объединяет эллина и иудея в «наивысшем синтезе любви к человечеству в бо-гочеловечестве Христовом». В известной формуле «возлюби ближнего своего как самого себя» язычество имеет авторство второй ее половины. Иудаизм не знал такой личностной интимности чувства, его любовь к Израилю не зависит от личных к нему отношений. Поэтому христианство «явилось перерождением или претворением язычества и иудейства в новой всенародной религии» [5, с. 490].

ЛИТЕРАТУРА

[1] Антонов Н. Р. Русские светские богословы и их религиозно-общественное миросозерцание. СПб., 1912. Т. 1.

[2] Кузьмина Е. В. Античное религиозное мировоззрение в отечественной исторической мысли XIX - 20-х гг. XX в. : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Томск, 2002. 26 с.

[3] Глубоковский Н. Н. По вопросам духовной школы (средней и высшей) и об Учебном ко-

митете при Святейшем Синоде. СПб. : Синодальная типография, 1907. С 41-43.

[4] Сухова Н. Ю. Высшая духовная школа: проблемы и реформы (вторая половина XIX века). М. : Изд-во ПСТГУ, 2006. 658 с.

[5] Муретов М. Д. Новозаветная песнь любви сравнительно с «Пиром» Платона и «Песнью Песней» // Избранные труды. М. : Изд-во Свято-Владимирского братства, 2002. С. 401-504.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.