CC BY
50А. В. Пешков, кандидат богословия, кандидат философских наук, преподаватель Нижегородской духовной семинарии
УДК 329.11
Теократическая миссия Церкви в современном обществе в идее «Возрождения Святой Руси» А. В. Карташева
Аннотация. В статье анализируются идеи мыслителя, историка и политика А. В. Карташева, посвященные проблеме теократической миссии Православной Церкви в современном обществе. Рассматриваются вопросы баланса церковно-государственных отношений. Особое внимание уделяется идее А. В. Карташева о симфонии Церкви и общества в демократическом государстве.
Ключевые слова: идеал «Святой Руси», А. В. Карташев, Церковь, государство, национальность, теократия, православие.
В границах проблемного поля, обозначенного тематикой конференции «Православие в поле действия политических идеологий XX века», уместно обратиться к трудам Антона Владимировича Карташева, крупного мыслителя и видного политического деятеля дореволюционной России и русского зарубежья.
Опыт осмысления либеральных ценностей в контексте православной традиции, что мы наблюдаем у А. В. Карташева, неоценим сегодня для современной православной мысли. Россия в своем новом идейном облике и своей новейшей истории уже накопила достаточный исторический опыт, который требует систематизации, анализа и оценки в понимании историко-философских проблем, особенно связанных с ее межконфессиональными и национальными вопросами. И здесь не обойтись без обращения к наследию А. В. Карташева, актуализировавшего православный подход в анализе вопросов, связанных с национальным фактором, религией, церковно-государственными отношениями в современной ему либеральной среде.
В науке до сих пор ставится вопрос об идейной принадлежности А. В. Карташева1. На него ссылаются представители самых разных церковно-политических направлений: монархисты — на его защиту принципа симфонии, а либеральные круги — на его апологию правового государства.
Противоречивость такой оценки А. В. Карташева обусловлена, на наш взгляд, уникальностью интеллектуальной и личной биографии мыслителя, отразившейся в его взглядах и высказываниях.
Христианский подход Карташева вполне согласуется с его общей либеральной нацеленностью на естественное реформирование общества в процессе исторической эволюции. Он лишь отличается от подхода его более левых коллег по партии, например П. Н. Милюкова, тем, что эти реформы предполагают сохранение базовых ценностей.
В то же время базовые ценности А. В. Карташева не являются неподвижными. Наоборот, он нацелен на необходимость их нового применения в новых исторических условиях — их одухотворение
в рамках новой исторической реальности. Это взаимный процесс. Такой подход схож с идеей неопатристического синтеза еще одного представителя русского зарубежья, прот. Георгия Флоровского,— идеей применения святоотеческого наследия в исторических реалиях современности, «оживления» как современности, так и наследия во взаимном синтезе.
А. В. Карташев предстает перед нами либеральным мыслителем, но не в строго либеральной «оболочке», а с неотъемлемыми и гармонично включенными консервативными элементами. Этот вид либерализма, не отрицая возможности преобразований общества, «допускает их только при обязательном сохранении базовых ценностей2. При этом идеи Карташева являют собой развитие христианских базовых ценностей в лоне отечественного либерализма, приобретая особую актуальность в процессе освоения либеральных идей и традиционных ценностей в современной России.
Творчество такого типа, на границе разных философских и политических традиций — не редкость в русской мысли. Можно предполагать, что данный феномен и служил трудностью для идентификации Карташева. Это выделяет Антона Владимировича Карташева в разряд либеральных мыслителей, которых в отечественной литературе, как современности, так и прошлого, нередко именуют «либеральными консерваторами».
Одной из основных идей А. В. Карташева в решении вопроса миссии Церкви в современном обществе стала концепция воссоздания Святой Руси3. Она выковывалась в процессе эволюции творчества этого мыслителя.
Стержнем данной концепции Карташева служила идея вовлеченности Церкви в процесс созидания Царства Божия на земле. Основание для такого предположения мыслитель находил в тайне Боговоплощения, в неслитном и нераздельном двуединстве Божественной и человеческой природ во Христе, в единстве Божественной Ипостаси. Сквозь эту христологическую перспективу А. В. Карташев оценивал направления
деятельности Церкви. С одной стороны, уход в аскезу, отказ от преобразования мира им оценивались как бесплодное монофизитство; с другой стороны, увлечение исключительно земным благополучием, концентрация только на социальных задачах были бы подчинением несторианскому соблазну. Следует отметить, что в раскрытии своей концепции Карташев почти целиком сосредоточивается на историческом призвании Церкви. Он полагал, что государство и Церковь, как вытекающие из единого источника Божественной воли, не могут находиться в противоречии. Наиболее же совершенно их гармоническое взаимодействие отражает теория симфонии Церкви и государства, выраженная в VI новелле императора Юстиниана.
Однако данное утверждение выглядит более как идеалистическое обобщение, не нашедшее в истории материального воплощения. А. В. Карташев сам признается, что идеальных примеров реализации симфонии нет, но отмечает, что отсутствие примеров еще не отменяет саму идею. Несмотря на исторические ошибки в воплощении «симфонии», считает Карташев, мы не должны в испуге отказываться от «миссии христианизации государства».
Важным в концепции Карташева было то, что идеал «Святой Руси» был всенародным и добровольно воспринятым, крещение Руси определило ее историческое призвание. При этом великодержавное сознание русского народа родилось, когда великий князь Василий Васильевич первым осудил митрополита Исидора за подписанную им вместе с греческим императором, патриархом и большинством епископов унию с Римом на Ферраро-Флорентийском соборе. Этот подвиг, когда великий князь почувствовал себя ответственным за сохранение веры при всеобщей апостасии, и был, по мнению Карташева, «мистическим актом посвящения великого князя в царя-василевса». Появившаяся следом литература ставила своей целью объяснение перехода на Москву уже вселенской миссии от Второго Рима — Византии. «Это и было,— полагает последний обер-прокурор Синода,— рождением культурной и имперской русской великодержавности»4.
После Петра I, считает А. В. Карташев, происходит отступление от органичных начал «Святой Руси». Императором в Россию был введен пафос внерелигиозной культуры, которая развивалась параллельно народному сознанию, найдя отклик только в среде интеллигенции, так и не создав национального идеала. «Петр I противопоставил тезису Святой Руси антитезис светского государства и светского просвещения. Он сделал Россию насильственную прививку великих переживаний возрождения и гуманизма». В то же время мыслитель далек от пессимистических оценок петровских преобразований, полагая, что именно Петр I дал русскому православному народу недостающие «броню и латы гуманистического просвещения и научной техники». Отсюда Карташев делает вывод, что возрождение национального идеала должно проходить в синтезе «Святой Руси» и гуманистической культуры: «синтез абсолютной правды православия и гуманистического достояния античной и западной культуры».
Революция освободила русскую душу «от старой оболочки». Теперь новые исторические формы требуют нового воплощения национального идеала, «национально Великой России, а внутренне — Святой Руси». Это не означает обязательной огульной реставрации России «в Киевском, Московском или Петербургском варианте, такое исключают элементарные законы истории». По мнению А. В. Карташева, возможно только «творческое возрождение, воссоздание ее в новом стиле неведомого грядущего». Таким образом, мыслитель разделяет идеал и реальные условия осуществления национальной идеи — Святой Руси.
Православное государство, согласно Карташеву, не есть просто теократическая ячейка. В его мессианских представлениях оно имеет вечные заветы служить целям Царства Божия, «чтобы довести искушаемое антихристом человечество до врат Царства Славы5. Вождь этого духовного центра — василевс, протектор всего Православия, остальные православные народы, согласно Карташеву,— только его помощники. С утратой этой роли византийским василевсом она перешла к русскому царю.
Таким образом, миропомазанный защитник Церкви, глава православного народа выступает как осуществление в истории идеала симфонии. Однако, по мысли Карташева, если реальность не дает возможности «проведения этой симфонии в традиционном виде», необходимо активно использовать косвенные формы ее реализации.
Антон Владимирович Карташев признает, что современное состояние общества и государства не позволяет говорить о реализации монархического типа теократии. Более того, симфония выступает у Карташева только как один из типов теократии, и это дает ему возможность утверждать, что призыв к теократии не является простым возвратом к старине. Мечты механического восстановления прежних церковно-государственных форм в России мыслитель считает утопией. Эти формы «подлежат неумолимому закону эволюции, отмирания их устаревших оболочек»6.
Таким образом, Карташев, с одной стороны, утверждает «симфонию» как принцип «догматически, канонически, философски и практически самый совершенный», с другой стороны — говорит, что в изменившихся идеологических условиях классическая форма симфонии стала нереальной, поэтому опыт ее практического воплощения в современности должен строиться на новых основаниях.
Тем не менее, сектантский уход Церкви из плоти государства был бы, по словам Карташева, монофизитской ересью. В то же время признание светского государства также не должно доходить до преклонения и потери теократических приоритетов Церкви.
Анализируя современную ему ситуацию, Карташев полагал, что вместо «союза старого типа сама жизнь создала под формальным режимом отделения симфонию реальную, новое соединение Церкви с душой наций и культур»7. Процесс отделения Церкви от государства Карташев хотя и называет в ряде мест невольным или нечаянно случившимся, однако признает его естественным следствием «живой современной действительности». Поскольку в его оценке уже нет сплоченного монолита христиан в пределах нации, то государство, сплачивающее разноверные
и обезверившиеся нации, с неизбежностью становится конституцион-но-лаическим, так как государство — форма обеспечения интересов нации и не может не иметь структуры, обеспечивающей эти интересы.
А. В. Карташев полагал, что опыт российской истории склоняет к практичному предпочтению позиции максимальной независимости Церкви от государства, использования максимальной выгоды от принципа отделения Церкви от государства. Такое положение применимо к реальности бытия Церкви в современном мире, к которой мы принуждаемы «грустной для нас действительностью». В своих «Тезисах» Карташев признает союз Церкви с христианским государством «принципиальной нормой» и идеалом. Однако в условиях, когда государство сузило свои рамки воздействия на общество и не может быть орудием церковного влияния на все области действия человека и общества, остается только творческое воссоздание теократии «в новом стиле неведомого грядущего». Такой новой теократией Карташев считал союз Церкви напрямую с верующим народом, а ведущую роль в этом союзе он отводил активным мирянам. «Преимущественно миряне, а не иерархия, сделают все возможное, чтобы Церковь не извне, а изнутри <...> проникла во все поры и во всю ткань жизни всего народа»,— писал Карташев8.
Таким образом, тактически вопрос теократии в современном мире решается в симфонии Церкви и народа. Карташев сознает, что в новой форме симфонии Церкви не прямо с государством, а с верующим народом облик симфонии сильно ускромняется, без внешних регалий и штампов христианского общества. Но в конечном итоге именно в этом «молекулярном» делании достигается «действительное подчинение мировой ткани воле Божией <...> на путях созидания Царства Божия на земле»9.
Тем не менее, сам принцип отделения мыслитель не считает катастрофой для Церкви: она и в этом случае может, в чем-то даже более эффективно, исполнять свое служение. Обращаясь к историческим примерам, Карташев полагает, что ряд современных ему западных государств сумели на деле осуществить синтез правового государства с христианской идеологией. Таким образом, возможно, «не попадаясь
на шантаж гуманизма», воссоздать Российское государство на основе «конституционно заправляемой и тонко воплощаемой в формах государственного права идеологии Православной Церкви». Такое положение Церкви в государстве, если оно «не страдает скрытым или явным антирелигиозным фанатизмом», может быть признано «нормальным условием жизни Церкви наших дней»10.
Для А. В. Карташева принципиальным является то, что новые формы жизни Православия, в новых исторических условиях приходящие вместо «союза старого типа», создаются органично, что сама жизнь под «формальным режимом отделения» создает новую симфонию Церкви «с душой наций и культур». В этой форме симфонии Карташев видит новую возможность оцерковить само государство. В то же время, даже такой вариант Карташев признает компромиссным, так как здесь все же не наблюдается «плоти государства и духа Церкви в их взаимобытии»11.
Подлинной основой государства А. В. Карташев признает не закон или бюрократию, которые выступают лишь как части жизни государства, но «спонтанные общественные силы», которые составляют 9/10-х содержания государства. Поэтому тем жизнеспособней государство, чем полнее оно опирается на живые силы общества. Отсюда Церкви, делает вывод историк, как самоуправляющемуся организму, должен быть ближе союз с живыми силами нации, а не с государственным аппаратом. Именно в симфонии с обществом в современном мире Церковь может приобрести подлинные средства «теократического влияния на жизнь». Одновременно Карташев признает, что обратной стороной обращения к свободным силам общества будет являться демократизация форм теократического служения Церкви.
Мыслитель полагал, что миряне, находясь «в гуще жизни», лучше всего справятся с ролью проводника церковной жизни к самым основам общества. При этом, по его мнению, достигается выгодный баланс: «ни Церковь не обмирщается, ни мир не клерикализуется». Эту роль служения мирян в современном мире Карташев оценивает очень высоко, приравнивая к апостольскому служению. В то же время историк
критически оценивает самосознательность современных мирян как не проснувшихся, не желающих ничего замечать, ищущих виноватых в среде иерархии.
Другой причиной, заставляющей Церковь опираться на мирян в своей миссии в современном мире, является антихристианская агрессия современной культуры. Антон Владимирович оценивает состояние этой безрелигиозной культуры как время мобилизации мирян против антихристианской «сверхмировой войны». Культуры современных цивилизаций далеко не нейтральны духу Евангелия, а заострены против Христа. Миряне, по мнению Карташева, должны преодолеть «почти монополию антихристианских сил общества». В этих рассуждениях Карташева просматриваются апокалиптические мотивы, так как, по мысли историка Церкви, где не строится Царство Божие, там неизбежно возникает царство Зверя.
Идеи Карташева о миссионерской роли мирян в миру, несомненно, несут в себе положительное ядро. Миряне выступают как необходимый проводник между мистической жизнью Церкви и ареной государственного строительства. Через это посредство «Церковь преображает внутренний мир своих сынов», а они, присутствуя в обществе, «проводят христианские начала». Этот взгляд не чужд для восточной ортодоксальной мысли и получил глубокое осмысление уже в VI веке. Так, в сочинениях Псевдо-Дионисия Ареопагита все бытие представляется в виде нисходящей иерархии, и каждая ступень этого бытия, в том числе и миряне, служит при этом средой для просвещения нижестоящих. Стоит, правда, отметить, что в его богословской системе средой, просвещающей мирян, было монашество. В системе же Карташева роль монашества с его монофизитским уходом из мира, как и роль аскезы, не получает должного основания.
Оценивая существующие перспективы, Карташев полагал, что с падением Российской империи, с исчезновением Синода исчезли старые системы теократии. Государство изменило свой облик, и старые системы потеряли силу. Даже «косным консерваторам», считает Карташев,
необходимо признать, что возврата нет. Суть произошедших перемен в том, что религия перестает совпадать с интересами нации, и Церковь начинает восприниматься как один из институтов общества. Мыслитель признавал, что «искать союза с воображаемым государством прошлого есть одно из бессмысленных мечтаний»12.
Прежний союз с государством негативно сказывался на пророческом содержании Церкви. Союз Церкви и государства прошлых веков приводил, по мнению Карташева, к сокрытию Церковью — «из солидарности» государству — своего первоначального пророчески-огненного духа. Евангельски радикальный дух Церкви в аскезе, мистике, культе тем самым угасал. Отсюда, при пророческом молчании Церкви, человек сам находил свой дух пророчества, может быть темный. Духом этого пророчества стала мечта о земном рае, «идея создания более справедливого социально-экономического строя». «Церковь позволила совсем атрофироваться ее пророческим крыльям», пока с большим опозданием не осознала «первоначальную важность своей социальной миссии»13. Таким образом, считает Карташев, Церковь должна быть независима от государства, для конкурентоспособности противостояния социальным светским пророчествам, так как государство естественно инертно перед лицом радикальных проблем.
В современных ему условиях принцип отделения Церкви от государства получает у Карташева положительную оценку. С тем ограничением, что в своем осуществлении этот принцип не должен превращаться в признание религии частным делом индивидуума. Историк полагал, что в новых условиях союз с государством приведет к ущемлению прав и свобод в Церкви. Отсюда он вывел формулу: «Свобода Церкви в современном государстве обратно пропорциональна тесноте ее связи с государством». Конечно, это не означает абсолютной изолированности от интересов друг друга. Карташев признает возможность государственной поддержки Церкви «в силу вероисповедного большинства и исторической ценности», но не как привилегии, а как природного права требовать достойного морального отношения в силу исторических заслуг,
и не в ущерб независимости Церкви. Последнее положение особенно важно для А. В. Карташева, вплоть до утверждения, что если власть с «демагогически православной, т. е. псевдоправославной» позиции будет покровительствовать Церкви, то нужно бороться против такого вредного протекционизма, так как это грозит потерей выстраданной свободы.
Таким образом, осуществившееся отделение Церкви от государства Карташев трезво оценивает как действительность. Ради теократической миссии Церковь ранее искала союза с православным государством. Теперь, когда духовно изменилась эпоха, государство обездушилось и механизировалось,— теократическая миссия исполняется в отделении Церкви от государства. Более того, считал мыслитель, теократическое служение может проходить иногда даже в конфликте с государством. Теократическое служение приобрело новые формы: «Пути теократического служения Церкви в наше время, можно сказать, демократизировались. Церковник и теократ в наши дни должен быть демократом, т. е. свободным общественником»,— резюмирует Карташев. Анализируя состояние современности, он приходит к выводу, что сейчас возможно строительство симфонии Церкви и общества, освящение Церковью современной культуры. Несмотря на то, что новые формы не соответствуют идеалу «симфонии» императора Юстиниана, Карташев признает гармоничность зарождения новых форм симфонии, их соответствие теократической идее.
Итак, А. В. Карташев признает союз Церкви с христианским государством «принципиальной нормой» и идеалом. Однако в условиях, когда государство сузило свои рамки воздействия на общество и не может быть орудием церковного влияния на все области действия человека и общества, по мнению мыслителя, решением данной проблемы остается лишь творческое воссоздание теократии. Такой новой теократией он считал союз Православной Церкви напрямую с верующим народом. И хотя А. В. Карташев утверждает монархический тип государственного управления как наиболее соответствующий идеалу симфонии, в то же
время он признает, что современное состояние общества и государства не позволяет говорить о реализации монархического типа теократии.
Примечательно, что эти взгляды А. В. Карташева нашли свое выражение в ряде принципиальных положений Основ социальной концепции РПЦ, в вопросах национальности и церковно-государственных отношений
Библиография
1. Карташев А. В. Воссоздание Святой Руси. Минск: Изд-во Белорусского Экзархата, 2011. 592 с.
2. Пешков А. А. Антон Владимирович Карташев — либеральный консерватор // Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. 2011. Вып. 16. С. 239-248.
3. Пешков А. А. Концепция «Святой Руси» в творчестве А. В. Карташева // XXI Рождественские православно-философские чтения. Русская православная церковь и отечественная государственность. Н. Новгород, 2012. С. 182-187.
4. Пушкин С.Н., Шиманская О. К. Проблема изучения русского консерватизма в курсе «История русской философии» // Русская философия. Новые исследования и материалы. Проблемы методологии и методики. Сб. статей / Под ред. А. Ф. Замалеева. СПб.: Летний сад, 2001. С. 215-221.
Примечания и библиографические ссылки
1. См.: Пешков А. А. Антон Владимирович Карташев — либеральный консерватор // Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. 2011. Вып. 16. С. 239-248.
2. Пушкин С.Н., Шиманская О. K. Проблема изучения русского консерватизма в курсе «История русской философии» // Русская философия. Новые исследования и материалы. Проблемы методологии и методики. Сб. статей / Под ред. А. Ф. Замалеева. СПб.: Летний сад, 2001. С. 215-221. С. 215.
3. См.: Пешков А. А. Концепция «Святой Руси» в творчестве А. В. Карташева // XXI Рождественские православно-философские чтения. Русская православная церковь и отечественная государственность. Н. Новгород, 2012. С. 182-187.
4. ^рташев А. В. Воссоздание Святой Руси. Минск: Изд-во Белорусского Экзархата, 2011. С. 41.
5. Там же. С. 37.
6. Там же. С. 91.
7- Там же.
8. Там же. С. 211.
9- Там же. С. 113.
10. Там же. С. 79.
11. Там же.
12. Там же. С. 583.
13. Там же. С. 87.
