CC BY
36
'указать, показать', остальные глаголы мимики и жеста обязательно употребляются с прямым объектом. Конструкция 'глагол со значением мимики и жеста + прямой объект' близка к синтаксически связанным сочетаниям. В данных предложениях глаголы сами по себе не употребляются без имен существительных, которые обозначают объект. Они употребляются по структуре: имя существительное + глагол . Например: - Хы - дээш, Оолак бажы=н чайгады (СС, АТ, 94) - Хы - так сказав, Оолак покачал головой. Один и тот же глагол может передавать разные смыслы содержания и разные валентности. Внутри моделей одни и те же словосочетания могут переда-
Библиографический список
вать разные значения. Когда глагол чай= 'махать, размахивать'; хол чаяр 'махать руками; жестикулировать'; 'качать'; баш чаяр 'качать головой' передает значение жеста, тогда употребляется с именем существительным в винительном падеже, а когда значение орудия - в орудном падеже. Конструкция с глаголами названной семантики в тувинском языке могут различаться в зависимости от семантики предложения, и даже от контекста: Чыдыг кырза катаны солагай холу-биле каь/гырадыр чайбышаан... (К-Л, ЧС, 244) - Хорек покачивая левой лапой капкан...
1. Черемисина, М.И. Исследование моделей элементарного простого предложения в тюркских языках народов Сибири // Гуманитарные науки в Сибири. - Новосибирск, 1997. - № 4.
2. Черемисина, М.И. О системе моделей элементарных простых предложений в языках Сибири / М.И. Черемисина, Е.К. Скрибник // Гуманитарные науки в Сибири. - Новосибирск. - 1996. № 4.
3. Арутюнова, Н.Д. Пропозиция // Лингвистический энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1990.
4. Черемисина, М.И. О системности в сфере моделей предложения // Языки коренных народов Сибири. - Новосибирск. - 1995. - Вып. 1.
5. Черемисина, М.И. Модель (гипермодель) описания действия {N-1 N-4 (N - 7) Vtr} // Языки коренных народов Сибири. - Новосибирск. - 1998. -Вып. 4.
6. Верещагин, Е.М. О своеобразии отражения мимики и жестов вербальными средствами (на материале русского языка) / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров // Вопросы языкознания. - М. - 1981. - № 1.
7. Исхаков, Ф.Г. Грамматика тувинского языка / Ф.Г. Исхаков, А.А. Пальмбах. - М., 1961.
8. Черемисина, М.И. Элементарное простое предложение с глагольным сказуемым в тюркских языках Южной Сибири / М.И. Черемисина, А.А. Озонова, А.Р. Тазранова. - Новосибирск, 2008.
Bibliography
1. Cheremisina, M.I. Issledovanie modeleyj ehlementarnogo prostogo predlozheniya v tyurkskikh yazihkakh narodov Sibiri // Gumanitarnihe nauki v Sibiri. - Novosibirsk, 1997. - № 4.
2. Cheremisina, M.I. O sisteme modeleyj ehlementarnihkh prostihkh predlozheniyj v yazihkakh Sibiri / M.I. Cheremisina, E.K. Skribnik // Gumanitarnihe nauki v Sibiri. - Novosibirsk. - 1996. № 4.
3. Arutyunova, N.D. Propoziciya // Lingvisticheskiyj ehnciklopedicheskiyj slovarj. - M.: Sovetskaya ehnciklopediya, 1990.
4. Cheremisina, M.I. O sistemnosti v sfere modeleyj predlozheniya // Yazihki korennihkh narodov Sibiri. - Novosibirsk. - 1995. - Vihp. 1.
5. Cheremisina, M.I. Modelj (gipermodelj) opisaniya deyjstviya {N-1 N-4 (N - 7) Vtr} // Yazihki korennihkh narodov Sibiri. - Novosibirsk. - 1998. - Vihp. 4.
6. Verethagin, E.M. O svoeobrazii otrazheniya mimiki i zhestov verbaljnihmi sredstvami (na materiale russkogo yazihka) / E.M. Verethagin, V.G. Kostomarov // Voprosih yazihkoznaniya. - M. - 1981. - № 1.
7. Iskhakov, F.G. Grammatika tuvinskogo yazihka / F.G. Iskhakov, A.A. Paljmbakh. - M., 1961.
8. Cheremisina, M.I. Ehlementarnoe prostoe predlozhenie s glagoljnihm skazuemihm v tyurkskikh yazihkakh Yuzhnoyj Sibiri / M.I. Cheremisina, A.A. Ozonova, A.R. Tazranova. - Novosibirsk, 2008.
Статья поступила в редакцию 27.07.11
УДК 8212.512.145
Taskarakova N.N. SHADOWS OF ANCESTORS" IN MODERN KHAKASS LYRICS. Clause is devoted to an actual problem of modern Khakass poetry. In it products of M. Kilchichakov, M. Chebodaev, V. Maynashev, and V. Tatarova are analyzed. They show, that as though - to a miscellaneous the ancient image of a barrow, an essence one was not treated - it is necessary to protect relics for the subsequent generations. This image reflects not only an image of ancient Khakass people, but also all Turkic people.
Key words: khakas lyris poetru, figuratively system, figure burial mound, figure steppe, feather grasses.
Н.Н. Таскаракова, канд. филол., доц. каф. хакасской филологии наук ХГУ им. Н.Ф. Катанова, г. Абакан, Республика Хакасия, E-mail: - n-tas@mail.ru
«ТЕНИ ПРЕДКОВ» В СОВРЕМЕННОЙ ХАКАССКОЙ ЛИРИКЕ
Статья посвящена актуальной проблеме современной хакасской поэзии. В ней анализируются произведения М. Кильчича-кова, М. Чебодаева, В. Майнашева, В. Татаровой. Они показывают, что как бы по-разному не трактовался древний образ кургана, суть одна - надо беречь святыни для последующих поколений. Этот образ отражает не только образ древнего хакасского народа, но и всего тюркского народа.
Ключевые слова: хакасская лирика, образная система, образ кургана, образ степи, ковыли.
В последнее время одной из актуальных проблем национальных литератур является тема далекого прошлого, истории народа и хакасская литература в этом плане не является исключением.
«Поистине достойна изумления эволюция народа, прошедшего путь от лирического представления о действительности до обобщения глубинных процессов жизни, их философского и художественного осмысления.
Хакасы-потомки некогда высокоразвитых тюркских племен, оставивших миру древнюю енисейскую письменность, которая в силу ряда исторических причин была утрачена...» [1, с. 25]. Существуют разные точки зрения по поводу ранней письменности хакасов. Например, тюрколог И. В. Стеблева, определяя жанровое своеобразие орхоно-енисейских памят-
ников, орхонские надписи относит к историко-героическим поэмам, а енисейские памятники - к эпитафийной лирике. Она пишет, что «орхонские сочинения были написаны под влиянием традиции дружинного эпоса, складывавшегося в окружении предводителя войска. В жанровом отношении их можно рассматривать как историко-героические поэмы» [2, с. 8]. Исследователь И. Пухов назвал записи предков - «древнейшими образцами художественного творчества тюркских народов» [3, с. 28].
Цель нашего исследования: рассмотрение образной системы, которая черпается национальными поэтами из древнего памятника.
К числу ученых - литературоведов, посвятивших свои труды истории тюркских народов Сибири, можно отнести
С. Суразакова, С. Каташа, З. Казагачеву, Н. Киндикову (Горный Алтай); В. Майногашеву, В. Карамашеву, П. Троякова (Хакасия); Н. Тобурокова (Якутия-Саха); Г. Косточакова (Горная Шория) и многих других.
Опираясь на труды вышеназванных ученых, мы пытаемся увидеть «тени предков» в творчестве хакасских поэтов.
«Общеизвестно определение литературы как мышления в образах» (В.Г. Белинский). Применительно к лирике - особому ряду литературы- оно означает воплощение идеи в живых поэтических образах [4, с. 30]. Одним из «живых образов» для отражения истории Хакасии для национальных поэтов является столь же «живой» образ кургана. Правда он как «остановившиеся часы», рассказывает людям о былом. Многие ученые-историки пытаются определить то время, которое отмечено на древних памятниках. Бытует мнение, что «большинство земляных курганов, расположенных в Хакасии, в южной части Красноярского края и на соседних территориях, относится к тагарской культуре, названной на Енисее около г. Минусинска, где был раскопан крупный могильник...» [5, с. 228].
Каждый поэт по-своему использует древний образ. Например, Михаил Кильчичаков в стихотворении «Курганы рассказывают» умело использует мотив противопоставления прошлого настоящему. Стиль произведения близок к фольклорному, видимо, поэтому выбрана форма близкая тахпаху -песни - импровизации. Здесь можно проследить подбор слов, обладающих аллитерацией и ассонансом в начале трех и более стихотворных строк. Приведем пример: Алтын поралап ас ickebic, /Аргыс поларга сос пиргебic,/ Алтанган аттар хости колгебiс-/Орыс, хакас-ш харындас. (Пили вместе мы/ Друзьями быть слово давали/Коней вместе запрягали/Русский и хакас - два брата/ [6. с. 37].
Заметно преобладание глагольной рифмы (салган - пас-тырган, парган - полган, сурдiрген - icкен и т.д.).
На многострадальной хакасской земле можно было увидеть все: и омытые горькой слезой хакасские степи, и гору трупов богатырей, подобной белой скале - тасхылу... Обо всем этом свидетельствуют молчаливые курганы, стоящие в любой снег и дождь под открытым небом.
Однако тяжелая жизнь минула, на смену пришла другая пора. Теперь на хакасских полях созревает пшеница, колышась на теплом ветру.
Подобное сравнение прошлого с настоящим господствовало в хакасской литературе долгое время. Об этом пишет П.А. Трояков: «Прием художественного контраста, вошедший в творчество первых хакасских поэтов в конце 20-х и начале 30-х годов, в качестве доминирующего сохранится в молодой литературе до середины 50-х годов» [7, с. 16].
Несколько иначе подходит к образу кургана Валерий Майнашев. Тонкий лирик способен слышать монотонный голос молчаливых курганов, разбросанных по всей Хакасии. Видимо, поэтому Майнашев передает голос прошлого будущему. Он использует курган как Время, повествующего о былом, о радостях и печалях предков: Красная река- /Река заката, Каждый вздох твой/. И даже улыбку твою /Унесет по далеким степям/ /В иные века,/ К иным берегам (Перевод А. Федоровой) [8, с. 84]. Мир, полный тревоги, радости и забот воссоздан автором в романтическом ключе: там, где течет река времени, где дуют его освежающие ветры, где все наполнено ароматом полевых цветов - все спешит и торопится в будущее. В художественном почерке поэта все устремляется в будущее: и загадочная степь, и непролазная тайга, и курганы-алыпы (курганы-богатыри), и седые тасхылы (скалы). В нем, с каменным бадожком в ночи бредет курган, «красная река заката беззвучно течет по далеким степям в иные века, к иным берегам», а сама вечность и небо над степями дышат», «город качается, как парус», ветер в Абаканских степях «шаманит вовсю, рвет, словно струны чатханов, электрические провода». Яркая метафоричность, свежесть и неожиданность сравнений увлекают читателя, создают в его сердце приподнято-романтическое настроение.
Последние десятилетия 20 века выражались особо бережным отношением к древним памятникам. Это выражалось в
создании музеев в Хакасии под открытым небом с целью сохранения и изучения истории народа. Однако в середине прошлого столетия та же самая цель достигалось перемещением наиболее ценных курганов в музеи г. Абакана. Вот как об этом пишет Михаил Чебодаев: В музее стоят каменные идолы, высеченные древними людьми: вот они, стоя здесь, /Как гости, грустно, чувствуя себя неуютно. Каждый из них -/Древнее письмо/Без языка-/Древняя история [9, с. 52].
М. Чебодаев, прибегая к приему многообразных ассоциаций, по сравнению с предыдущими поэтами по-новому раскрывает связь времен, которая показана через героев произведения. Это две старушки: живая и каменная. Живая старушка, как и все люди, придя сюда, не только восторгается теми памятниками, но и ведет с ними разговор. Ведь для них, пожилых людей, это живое олицетворение священных легендарных событий. Старушка подходит к одному из курганов и начинает кормить, что-то шептать. Именно она и есть «Хуртуях тас», считающаяся матерью хакасского этноса, хранительницей рода. Каменную старушку и живую старушку поэт ставит в один поэтический ряд: «Каждая из вас, старушка,/ Старые годами,/Вы обе,/ Как живые стоите,/ Или как гости былые/. Меж собой говорите о прошлых делах...Ни ветер свирепый и лютый,/ Ни стрелы смертельные/ Не могли сразить ту и другую./Все горе народа и страдания/Я вижу на сморщенном каменном лице/ И на живом лице старушки,/ Все в сердце своем они поглотили. В их образах я вижу /прошлое женщины-хакаски, / Терпеливой, неприхотливой,/ С тяжкой печалью и горем» (Построчный перевод П. Троякова) [10, с. 232]. Подобный прием кормления каменного идола встречается в советской поэзии у киргизской поэтессы М. Абылкасымовой в поэме «Памятник не молчит». Повествование в поэме ведется посредством монологов и диалогов лирического героя и памятника воину-солдату и его матери. Поднимая одну и ту же проблему, вышеназванные авторы по-своему пытаются решать ее. Так, если в поэме «Памятник не молчит» М. Абылкасымовой показан памятник, свидетельствующий об одной войне, то в стихотворении «Хуртуях тас» М. Чебодаева памятник- свидетель несчетных войн, происходивших на хакасской земле в далекие времена.
К приему кормления каменного идола обращается позже так же и хакасская поэтесса В.Татарова, переводящая свои произведения на русский язык сама, в стихотворении «Святыни в плену» (1972):
... тихо присев у подножья обаа, К лику богини степной обратясь, строга, Старушка в дорожном запыленном платье. Кормит ее. С уст сорвавшееся проклятье. Не достигнет уже ничьих ушей. Крошки хлеба того доклюет воробей. Смоет дождь с губ богини струю молока. Завтра ткнет ее грубо чужая рука [11, с. 44]. Поэтесса выражает возмущение по поводу «заарканивших в просторной степи, как коней, святынь. Жалость и понимание одолевает поэтессу. Эти чувства определены оборотами: «тоскливо на мир городской глядят; в раскосых глазах столько горькой тоски; они бы давно ускакали в степи» - но главный крик души автора заключено в словах: «горько стонут ночами, кричат (курганы)/Что они, святыни, в плену/.
В 1986 году В. Татарова на пике своей творческой деятельности в «обществе традиционной религии хакасского народа - Центре хакасского шаманизма» вновь вернулась к данной теме и создала стихотворение «Молитва Иней Тас». «В звоне новой зари» обращается лирическая героиня, - отмечает А. Кошелева - с молитвой к «Иней Тас - Каменная женщина» «помочь ей сопрячь времена, чтобы своим современникам правдиво рассказать об их «древней земле», чтобы песня ее стала «песней степи, /как стада, тонкорунна» [12, с. 236].
Автора беспокоит древняя история народа, она как будто через нее хочет увидеть «добрую дорогу» в будущее, в век космоса, когда вместе с НТР существует много безразличия. Как постичь мне В печали твоей, Иней Тас,
Свой народ в скорбный час-Непомерной утраты, Слыша вновь сквозь века. Обезумевшей крик матери, Гул земли
Под копытами яростной рати [13, с. 34]. В августе 2004 года «люди услышали, люди поняли» стон одной из каменных старушек и вернули ее на свое место. И теперь «Хуртуях тас» омывается дождем, протирается ветром,
Библиографический список
одновременно, и в образованном музее под открытым небом, продолжает свой диалог с современными людьми. Этот музей находится в более 120 км от столицы Хакасии г. Абакана.
Как видим, современные поэты по-разному трактуют древний образ. Однако у всех суть одна - курган был и остается свидетелем былого времени и надо его беречь. Хакасские поэты, обратившись к святыням, поднимают одну из актуальных проблем не только Хакасии, но и всего мира.
1. Карамашева, В.А. К вопросу становления хакасской советской литературы // Вопросы развития хакасской литературы. - Абакан, 1990.
2. Стеблева, И.В. Изучение тюркских литератур в России ХХ в. - М.: изд-во «Вост. лит.» РАН, 1998.
3. Пухов, И.В. Алтайский героический эпос // Маадай Кара. Алтайский героический эпос. - М.: «Наука», 1978.
4. Киндикова, Н.М. Эволюция образной системы в алтайской лирике. - Горно-Алтайск: Горно-Алтайское отделение Алтай. Кн. изд-ва, 1989.
5. Мартынов, А.И. Археология. - М., 2000.
6. Кильчичаков, М.Е. Стихтар. - Абакан: Хызылчар кн. изд-зы, 1970.
7. Трояков, П.А. Хакасская литература 20-30х годов // Вопросы развития хакасской литературы. - Абакан, 1990.
8. Майнашев, В. Река заката, красная река // Сибирские огни. - 1972. - № 12.
9. Чебодаев, М. Октябрь сузы. - Абакан: Хызылчар кн. изд., 1973.
10. Очерки истории хакасской советской литературы. - Абакан: Хакас. Кн. изд., 1985.
11. Татарова, В. Брусника на ладони: сб. стихов. - Абакан, 1995.
12. Кошелева, А.Л. Хакасская поэзия 1920-1990х годов: типология и закономерности развития. - Абакан, 2001.
13. Татарова, В. Брусника на ладони: сб. стихов. - Абакан, 1995.
Bibliography
1. Karamasheva, V.A. K voprosu stanovleniya khakasskoyj sovetskoyj literaturih // Voprosih razvitiya khakasskoyj literaturih. - Abakan, 1990.
2. Stebleva, I.V. Izuchenie tyurkskikh literatur v Rossii KhKh v. - M.: izd-vo «Vost. lit.» RAN, 1998.
3. Pukhov, I.V. Altayjskiyj geroicheskiyj ehpos // Maadayj Kara. Altayjskiyj geroicheskiyj ehpos. - M.: «Nauka», 1978.
4. Kindikova, N.M. Ehvolyuciya obraznoyj sistemih v altayjskoyj lirike. - Gorno-Altayjsk: Gorno-Altayjskoe otdelenie Altayj. Kn. izd-va, 1989.
5. Martihnov, A.I. Arkheologiya. - M., 2000.
6. Kiljchichakov, M.E. Stikhtar. - Abakan: Khihzihlchar kn. izd-zih, 1970.
7. Troyakov, P.A. Khakasskaya literatura 20-30kh godov // Voprosih razvitiya khakasskoyj literaturih. - Abakan, 1990.
8. Mayjnashev, V. Reka zakata, krasnaya reka // Sibirskie ogni. - 1972. - № 12.
9. Chebodaev, M. Oktyabrj suzih. - Abakan: Khihzihlchar kn. izd., 1973.
10. Ocherki istorii khakasskoyj sovetskoyj literaturih. - Abakan: Khakas. Kn. izd., 1985.
11. Tatarova, V. Brusnika na ladoni: sb. stikhov. - Abakan, 1995.
12. Kosheleva, A.L. Khakasskaya poehziya 1920-1990kh godov: tipologiya i zakonomernosti razvitiya. - Abakan, 2001.
13. Tatarova, V. Brusnika na ladoni: sb. stikhov. - Abakan, 1995.
Статья поступила в редакцию 27.07.11
УДК 75
Khristolyubova T.P. BIBLICAL MOTIFS IN THE WORK OF K.S. PETROV-VODKIN: SACRAL UND ORDINARY.
In the given article are considering the Biblical motifs in the work of Russian artist K.S. Petrov-Vodkin on a material both works with purely religious content and secular works, which contain Christian allusions.
Key words: K.S. Petrov-Vodkin, Biblical motifs, church fresco, Russian icon, Secular painting.
Т.П. Христолюбова, филолог, искусствовед, соискатель кафедры русского искусства факультета теории и истории искусств Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина РАХ, г. С-Петербург, E-mail: festlent@yandex.ru
БИБЛЕЙСКИЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ К.С. ПЕТРОВА-ВОДКИНА: САКРАЛЬНОЕ И ОБЫДЕННОЕ
В данной статье рассматриваются библейские мотивы в творчестве русского художника К.С. Петрова-Водкина на материале как произведений исключительно религиозного содержания, так и работ светского характера, заключающих в себе христианские аллюзии.
Ключевые слова: К.С. Петров-Водкин, библейские мотивы, церковная роспись, икона, светская живопись.
Отношение к христианской религии у К.С. Петрова-Водкина было особенным. Не случайно исследователи отмечают происхождение художника из старообрядческой среды. Так, Е.Н. Селизарова, ссылаясь на материалы Хвалынского краеведческого музея, утверждает, что родители художника были из старообрядцев, и говорит о Хвалынске, родном городе К.С. Петрова-Водкина, как об одном из центров российского раскола [1, с. 10]. Таким образом, отмечая противоречивые особенности религиозных взглядов художника, исследовательница делает вывод: «Вера в творца как в некую силу, пронизывающую единопричастностью, высокой духовностью все сущее на земле, принятие как гуманного, глубоко нравственного учения Христа сочетались в нем с поистине бунтарским отрицанием поповщины, с его точки зрения, искажающей
христианское вероучение, сводящей его к догматам и схоластике, воплощая зло, разрушение, насилие» [1, с. 41]. Негативное и пренебрежительное отношение К.С. Петрова-Водкина к священникам отмечает и Н.Л. Адаскина. По справедливому замечанию исследовательницы, «в ранней юности в дерзком свободомыслии он доходил до нигилистического отрицания религии», однако со временем «все его богоборческие и обращенные к Богу порывы вошли в русло своеобразной пантеистической, гуманистической бесцерковной религиозности» [2, с. 252].
Подтверждение данным словам можно найти в репликах самого художника. Так, например, К.С. Петров-Водкин призывал свою мать не слишком соблюдать религиозный пост, поскольку в нем «особой святости-то нет» [3, с. 57]. «Хорошо
