CC BY
191
М., 1923.; Стекло в Ю. Психологический перелом. //Известии ВЦИК. 1021. 13 ноября.
32. Лившиц Я Новые и старые Вехи: (Два собеседования в Доме литераторов о сборнике «Смена вех») / Я. Лившиц // Летопись Дома литераторов. - 1921. - №3. - С. 10-12.
33. Лившиц Я. «Вехи» и «Смена вех» (Диспут в Доме литераторов) / Я, Лившиц//Летопись Дома литераторов. - 1922. №1-2. - С. 10-11.
ЛЫСЕНКО Елена Анатольевна, аспирантка Санкт-Петербургского института истории РАН, старший научный сотрудник Музея политической истории России (г. Санкт-Петербург).
Дата поступления статьи в редакцию 09.08.06. © Лысенко Е. А.
УДК 316.75:316.346.2-055.2(470) ШАБАТУРА
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского
ГЕНДЕРНЫЙ АНАЛИЗ ОБРАЗА «НОВОЙ ЖЕНЩИНЫ» В СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ 1920-х ГОДОВ
Рассматривается возможность применения методики тендерного анализа к источникам с целью реконструкции образа «новой женщины», пропагандируемого советской властью в 1920-е годы XX века. В качестве основных используются изобразительные источники и произведения художественной литературы.
Проблема реконструкции идеального женского образа в контексте советского идеологического строительства первого послереволюционного десятилетия актуальна для таких направлений современной гуманитариегики, как социальная и тендерная история. Для ее рассмотрения необходимо определить возможности применения методов тендерного анализа к различным видам исторических источников.
Тендерный анализ включаетн себя сопоставление предписываемых государственной идеологией и общественным сознанием женских и мужских социальных ролей. Соотношение общественных и частных статусов является основой «тендерного дисплея» (или системы «культурных составляющих пола») [ 1 ]. Описать возможности тендерного анализа для разных видов источников, которые репрезентируют образ «новой женщины», — цель данного рассмотрения. Предполагается с помощью методов тендерного анализа «прочесть» идеал, формируемый идеологией, и его трансформацию на протяжении первого десятилетия советской власти.
В периоды бесконфликтного развития социума составляющие «социального пола» (как еще иногда определяют тендер) являются результатом длительного эволюционного развития. Особенностью рассматриваемого периода как послереволюционного является попытка кардинальной перестройки | социума, в том числе и конструирования тендерных | различий с помощью государственно-идеологи-! ческой машины. Новая власть с помощью различных I культурных текстов и политических деклараций ; транслировала свое видение места женщины в | обществе и соотношения общественных и частных ! ролей. «Новая женщина» была частью культурного проекта «новый человек». В связи с провозглашением равенства полов основная масса текстов посвящена ^ рассмотрению абстрактного «строителя коммунизма». Качества, предписываемые этому идеалу, не
имеют тендерной принадлежности: любовь к коммунизму, готовность за него бороться, революционный дух, желание участвовать в переменах и активность, трудовая дисциплина, эрудиция и знания, справедливость и безупречная честность, дух коллективизма. «Во всех описаниях человека нового типа сразу бросается в глаза одно: не то, что авторы не знали, что его еще не существует, а, скорее, его абстрактность, оторванность от реальной жизни. Он является иллюстрацией новой культуры, но не ею самой, потому что все эти идеалы в конечном итоге были творением элиты» [2].
Термин «новая советская женщина» рассматривался нами в предыдущих работах [3]. Под ним понимается идеологический образ, призванный служить ориентиром для женского населения Советской России. Он формируется прописываемыми в культурных текстах примерами социально одобряемого поведения, моральных норм. Трансляция образа является частью государственной политики.
Источниками для анализа являются следующие: делопроизводственные материалы, периодическая печать, художественная литература, визуальные источники. Первые две группы являются традиционными для исторического исследования и анализируются в трудах ученых, изданных в 1960-1980-х гг. Эти работы посвящены изучению опыта КПСС по решению женского вопроса с точки зрения господствовавшей в СССР идеологии [4]. Данная группа источников подверглась критическому анализу в 1990-х — начале 2000-х гг. в работах авторов, использующих .методы тендерного анализа. С точки зрения соотношения женских и мужских социальных ролей рассматривалась декларативность советской государственной политики в отношении женщин, обосновывалось наличие в российском обществе дискриминации по признаку пола, фиксировалось наличие тендерной асимметрии [5]. Аспектом, который остался вне поля зрения исследователей,
является воссоздание «образа», транслируемого данными группами источников. Исключением являются исследования Т. Дашковой с целью реконструкции образа «читательницы» по женским журналам 1930-х годов [6] и Ю.Л. Осика с целью воссоздания образа «работницы» на материалах журналов 1920-х годов [7]. На основании делопроизводственных материалов женотделов РКП (б), их организационно-распорядительной документации возможно исследовать политическую составляющую женского образа, те роли, которые женщине предписывалось играть в общественной сфере жизни.
Две следующие группы — изобразительные источники и художественная литература — тради-ционны для реконструкции «культурного образа» в историческом исследовании. Предпринимаются довольно плодотворные попытки рассмотрения их исследователями, работающими в рамках тендерного подхода, но данных работ крайне мало [8]. Особенность этих групп источников — в «моделировании» желаемого идеала, которое достигалось разными средствами. В результате его можно было «прочитать» не только через текст, но и в процессе рассматривания изображений. Изображения рассматриваются как одно из самых эффективных средств коммуникации идеологов партии и населения страны. Большинство населения в 1920-е годы было неграмотным. Восприятие простых, доступных, широко растиражированных изображений являлось первоначальным этапом внедрения идеологии в массовое сознание и закрепления ее на уровне штампов и символов.
Методика «прочтения» визуальных источников заключается в процессе «рассмотрения» и выделения типичного и характерного для некоторого множества изображений, подпадающих под единую классификацию, например, «изображений труда», «изображений досуга», «декларативных образов». Те, которые не вписываются в принятые схемы, дают возможность рассмотреть этапы становления канона, процесс идеологических поисков и проследить динамику статуса, не превратившегося еще в «застывшую данность».
К визуальным источникам отнесены: плакаты, живописные полотна, иллюстрации, фотографии, художественные и документальные фильмы, памятники и скульптура. Все они, за исключением фотографий из личных архивов, позволяют проследить стадии становления идеологии, имеют общественное звучание и предполагают наличие зрителей, которые воспринимают информацию, заложенную их создателями.
Наиболее эффективным и массовым транслятором идей является кино, и его роль в этом качестве предугадывалась наиболее дальновидными советскими политиками. Но в данный период времени оно находилось лишь на начальном этапе своего становления, воспринималось рядовыми зрителями как нечто экстраординарное.
Плакаты, иллюстрации, живописные полотна являются визуальными источниками, которые наиболее информативны для прочтения новых идеалов и образов советской культуры. Именно рисованные изображения выступают в качестве образцов для подражания, потому что новых образов покане существует в действительности. А. Дейнека сформулировал одну из важнейших характеристик изобразительного искусства первого десятилетия советской власти: «Невозможно сфотографировать то, чего нет, что только хотелось бы, чтобы было, но можно
Рис. 1. Обложка «Женского журнала» - 1929. - №4
Рис. 2. Обложка «Женского журнала» - 1929. - №11
ШШш
Рис. 3. Обложка «Женского журнала» - 1929. - №10.
Рис. 4. Обложка «Женского журнала» - 1929. №3.
Рис.5.Плакат В.В. Хвостенко «Я теперча не твоя/ Я теперча Сенина/ Он меня в Совет водил/ Слушать речи Ленина». М„ 1925.
нарисовать и таким образом воплотить идею в жизнь» [9]. Этим же объясняется наличие большого количества рисованных обложек женских журналов в 1920-е годы. Т.Дашкова при анализе женских изображений в журналах следующего десятилетия отмечает значительное количество коллажей в оформлении обложек — «сочетания фотографий, рисунков и дорисовок» [10]. На наш взгляд, дорисовка играла идеологическую роль. Самолет, шахматы, чертежный прибор, мотоцикл — это предметы, ранее сопоставляемые исключительно с мужскими ролями и связанные с интеллектуальным трудом, тяжелой физической работой, спортом, искусством, учебой. (Рис, 1 -4). Вхождение этих предметов в сферу общественных интересов женщины условно, поэтому изображается при помощи рисунка, не фотофиксации. Наличие этих предметов маркирует новый женский статус, предписываемый, а не реальный.
Трансформация женского статуса начинается сразу же после революции. Утверждалось представление о государстве как большой семье, декларировалась его роль как единственного воспитателя новых советских людей. Новый Семейный кодекс, принятый 16 сентября 1918 года, устанавливал государственное попечение над сиротами [11]. Государственное обеспечение и воспитание рассматривалось как более предпочтительное по сравнению с семейным. Уже в первые годы после революции в условиях голода и разрухи активно насаждались новые формы быта (дома-коммуны, общежития, общественные столовые и т.д.), пропагандируемые как альтернатива традиционному семейному укладу. Предлагалась новая форма воспитания детей. Она основывалась на « ос вобождении женщин от наиболее тяжелых сторон семейного рабства... Если в индивидуальной семье одна мать воспитывает 3-6 своих детей, то при общественном воспитании одна женщина будет воспитывать 5-10 чужих детей, а может быть, и больше. Но эта работа будет ложиться равномерно на все общество, а не будет обрушиваться всей тяжестью на матерей» [12]. Пропагандируется не только отчуждение подрастающего поколения от родственников и семейного воспитания, но и трансформация основополагающей женской роли — материнской — в функцию общественного порядка. Таким образом, к середине 1920-х годов равноправие полов стало пониматься как конструкция, обязанная своим существованием трем компонентам: свобод-
ному брачному союзу, общественному воспитанию детей и активности в общественной сфере.
Следующим периодом, когда наблюдается смена ориентиров в социальной политике, касающейся женщин, является период НЭПа. Связано это с изменениями в экономической политике государства и в приоритетах общественного развития. Происходит ухудшение экономического положения работниц, т.к. сокращение рабочих мест производится, в основном, за их счет как наименее квалифицированной рабочей силы. В периодической печати наблюдается уменьшение публикаций, посвященных обобществлению быта, общественным формам сожития и воспитания детей. Осознается утопичность лозунгов, наступает период «ликвидаторских настроений», которые затронули по преимуществу центральные губернии России. Так, во многих губернских комитетах партии дискутировался вопрос о существовании женотделов [13], которые должны были служить проводниками социалистических идей среди женщин, обсуждалось, насколько они нужны как специальные органы в партии. Таким образом, привлекалось внимание к еще одной составляющей облика «новой женщины» — обхцест-венно-политической. Разочаровавшись в возможности деноминировать традиционные социальные женские роли (материнскую, роль жены, обслуживание бытовых потребностей семьи), власть с помощью идеологических презентаций стремится привести в иерархический порядок их ценность в системе женских кодов поведения. Участие в социалистическом строительстве, т.е. социально-политическая функция, объявляется приоритетной по сравнению со всеми остальными.
Самореализация женщин первоначально связывалась с перенятием мужских кодов поведения. Дальнейшая эволюция идеального женского образа связана с совмещением этих кодов с традиционными моделями поведения. Эта трансформация отражена в воспоминаниях комсомольской активистки 1920-х годов: «Как мы ни старались во всем походить на ребят, природа все равно брала свое... Когда мы остались без кавалеров (которые переметнулись к менее «равноправным» девушкам), то поняли, что можно быть эрудированной, волевой, спортивной, нельзя быть не женственной. Равенство между мужчиной и женщиной должно быть только в гражданских правах, но никак в одежде и манерах» [14].
Приближение идеологии к жизни, внедрение ее установок в повседневность достигается взаимодействием с традиционными элементами общественного сознания и способствует трансформации женских ролей. Появляются многочисленные частушки, написанные от лица «новых женщин», в доступной форме проецирующие предписываемые черты статуса. «Обобществление» идеологии также можно отследить на плакатном материале. Характерным примером является плакат В. В. Хвостенко (1925 г.) (Рис. 5): «Я теперча не твоя/ Я теперча Сенина/ Он меня в Совет водил /Слушать речи Ленина». Визуальный ряд выглядит следующим образом: молодая пара идет с собрания. Она в нарядном платье и в красной косынке, он — в красной рубахе и пиджаке. На них смотрит, почесывая затылок, типичный «кулак». Изображения строго кодируются по смыслу. Образы читаемы с помощью системы знаков и символов, прописываемых в телесном выражении (коммунист — худой, спортивный, волевой, «кулак» — тучный, с маленькими глазками и толстыми щеками), в деталях одежды и аксессуарах. («Коммунист» идет с книжкой, что символизирует его грамотность, «кулак» изображен с зонтиком.) Происхождение этого символа не совсем понятно. Можно предположить, что он указывает на ненужность данного «социального элемента» по ассоциации с ненужностью зонтика в солнечную погоду. Естественно, что принадлежность к новому типу людей маркирует красный цвет. Девушка, представляющая новый женский образ, в данном случае распознается как «идеальная» не только по красному платочку на голове, но и благодаря своей приближенности к «новому мужчине». Таким образом, изображение указывает на совмещение традиционной роли (возлюбленной) с новым статусом и позволяет проанализировать взаимодействие традиции и новации.
Советская литература с момента своего возникновения являлась проводником идеологии. Особенности литературы 1920-х годов: идеологическая не-сформированность, отсутствие четкого «канона», прописанных сюжетов. Благодаря этой недооформ-ленности текст становится источником не только для реконструкции идеологического образа, но и восприятия его на уровне обыденных практик, повседневного сознания. Примером является сюжеты художественной литературы из романа К.Горбунова «Ледолом» [15]. Комсомолец-«перевертыш», сын кулака, беспринципный и хитрый, соблазняет влюбленную в него комсомолку и бросает ее. Затем он решает жениться на ней, преследуя корыстные цели, — «комсомольская» жена позволит ему попасть в Совет, в ячейку, из которой его выгнали за моральное разложение. Подобный мотив проскальзывает и в фельетоне «Выгадал», опубликованном в журнале «Красная Сибирячка». Монолог кулака: «Женюсь, думаю, на самой что ни на есть перебатрачке, заведу трудовой элемент в семье, и — крышка. Спросит потом какой шкет с портфелем, дескать, кто ты такой есть на селе, а я ему в ответ: мол, я муж трудящегося элемента, потому как жена у меня батрачка, самая настоящая» [16]. В текстах формулируется социальная значимость женщин в зависимости от их классовой принадлежности. Одной из предпосылок вертикальной социальной мобильности и социальной защищенности для мужчины становится брак с «классово благонадежной» женщиной.
Таким образом, тендерный анализ предписываемых идеологией черт женского образа может быть использован на материалах различных историчес-
ких источников, в том числе изобразительных и текстах художественной литературы.
Динамику образа «новой советской женщины», нашедшего отражение в культуре 1920-х годов, можно описать следующим образом. Главной составляющей образа в начале десятилетия является послевоенная и послереволюционная женская субъектность, понимаемая как вынужденная экономическая, психологическая самостоятельность. Данная субъектность была обусловлена: во-первых, модернизационными процессами общественно-экономического развития, во-вторых, большими потерями среди мужского населения. Во второй половине десятилетия положение меняется. «Новая женщина» становится частью идеологического проекта «новый советский человек». Социальность, приемлемость «нового человека» в качестве образца для подражания к концу 1920-х годов определяются патриархальными законами женской объектности и мужского доминирования. При этом продолжает декларироваться фактор равноправия.
На материалах различных культурных текстов «читается» постепенное увеличение традиционной составляющей социально-культурного образа женщины (перестают критиковаться роли матери, жены, хозяйки дома). Также наблюдается уход от радикализма революционных лозунгов, когда единственными предписываемыми ролями были роли общественницы, работницы, коммунистки. Взамен доминирования одной из сторон статуса - общественно-политической или семейно-бытовой — приходит их совмещение, что является характерной чертой женского образа в культуре па протяжении всего последующего периода советской истории.
Библиографический список
1. Пушкарева H.A. Тендерные исследовании: рождение, становление, методы и перспективы //Вопросы истории. - 1998. - №6. - С.79.
2. Плаггенборг Шт. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма / Пер. с нем. Ирины Карташевой. - СПб.: Журнал «Нева», 2000. -С.47-48.
3. Шабатура Е.А. Поиски героини: репрезентация образа «новой женщины» в визуальном пространстве Советской России 1920-х гг. / Е.А, Шабатура // Историческое произведение как феномен культуры. • Сыктывкар, 2005. — С. 185-192: Шабатура Е.А. «Образ "советской женщины" в журналах 1920-х годов (по материалам журналов «Коммунистка» и «Красная Сибирячка») / Е.А Шабатура // Альманах тендерной истории «Адам и Ева». - М„ 2004. - №8. - С.137-152.
4. Бильшай В.Л. Решение женского вопроса в СССР. -М., 1959. - 264 е.; Чирков П.М. Решение женского вопроса в СССР (1917 - 1937 гг.). - М„ 1978. - 255 с.: Опыт КПСС в решении женского вопроса. - М., 1981, -269 с. и др.
5. Айвазова С.Г. Русские женщины в лабиринте равноправия. М„ 1998; Хасбулатова O.A. Российская государственная политика в отношении женщин (1900 - 2000) // Теории и методология тендерных исследований. Курс лекций. - М., 2001: Аракелова М.П. Государственная политика в отношении женщин в РФ в 20-е годы: Опыт организации и уроки. - М., 1997; Тендерная экспертиза российского законодательства /Отв. ред. Л.Н. Завадская. М., 2001. и др.
6. Дашкова Т. «Работницу» - в массы: политика социального моделирования в советских женских журналах 1930-х годов // Новое литературное обозрение. - 2001. - №50. - С. 184-192.
7. Осика Ю.Л. Труд и равноправие: образ работницы в советской прессе 1920-х годов // http: www.anthropology.ru/ texts/osika/worker.html
8. Трофимова Е.И. Еще раз о «Гадюке» Алексея Толстого (попытка тендерного анализа) / Е.И. Трофимова // Филологические науки. - 2000. - №3. - С.70-80; Котылев А.Ю. «Мальчишка, люби Революцию...» Тендерный аспект развития российской культуры 1917-1933 гг. / А.Ю. Котылев // Альманах тендерной истории «Адам и Ева». / Под ред. Л.П.Репиной. - 2005. - №9. - С.214-250; Градскова Ю. «Обычная» советская женщина — обзор описаний идентичности. -М., 1999; Bonriell Victoria Е. The Representation of Woman in Early Soviet Political Art // The Russian Review. -Vol. 50. - No 3, July 1991. -P. 267-288.
Э.Дейнека А. Жизнь, искусство, время. Литературно-художественное наследие. - Л., 1974. - С. 119.
Ю.Дашкова Т. Идеология в лицах. Формирование визуального канона в советских женских журналах 1920-1930-х годов /Т. Дашкова // Культура и власть в условиях коммуникационной революции XX века. Форум немецких и российских культурологов / Под ред. К. Аймермахера, Г. Бордюгова, И. Гробовского. - М., 2002. - С,109-110.
11. Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве. 16 сентября 1918 г. // Декреты Советской власти. - Т. 3. -М.,1964. - С 333.
12. Преображенский К. Путь к раскрепощению женщин/К. Преображенский //Коммунистка. - 1920. - №7. -С.220.
13. Емельянова Е.Д. Революция, партия, женщина. Опыт работы КПСС среди трудящихся женщин (октябрь 19171925 гг.). - Смоленск, 1971. - С.109.
14. Тамм Л.И. Записки иркутянки (1920-1949). - Иркутск, 2002. - С.74.
15. Горбунов К. Ледолом. - М„ 1978. - 382 с.
16. Красная Сибирячка. - 1929. - №2. - С. 14-15.
Дата поступления статьи в редакцию 10.07.06. © Шабатура Е. А.
УДК 316.75:316.346.2 055.2(470) Д. Д. КИЛЬДЮШЕВА
Омский филиал Института археологии и этнографии
СО РАН
СТАТУС ЖЕНЩИНЫ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СФЕРЕ ДРЕВНИХ ОБЩЕСТВ
Работа посвящена анализу статуса женщины в экономической сфере древних обществ. Рассмотрены вопросы, касающиеся организации труда, участия женщин в хозяйственной жизни древних коллективов, престижности женского труда, рациона питания и состояния здоровья женщин. Результаты исследования могут быть полезны всем, кто интересуется тендерной проблематикой.
Изучение вопросов о положении, ролях, статусах, основных формах деятельности женщин в обществе давно уже стало актуальным. «История женщин» как часть междисциплинарного научного направления — «женских исследований» — возникла в западной науке в конце 1960-х — начале 1970-хгг.,а затем трансформировалась в «историю тендерных отношений». В 1980-е гг. понятие «тендер» стали широко использовать учёные, в том числе и археологи. Это понятие должно было подчеркнуть социокультурный характер неравенства между полами. Новому взгляду на археологические исследования способствовала разработка идей «постпроцессуальной археологии». В основу определения социального статуса индивида был положен принцип анализа уровня трудовых затрат на проведение погребального обряда; разработана теория «статусно-ролевого ранжирования» и «вертикально-горизонтальной» стратификации общества (А. Бин-форд, Д. Кларк, А. Сэйкс, Дж. Тэйнтер) [10, с. 70-71].
В отечественной археологии приоритетными стали не тендерные исследования, а изучение социальных структур древних обществ по археологическим данным, что развивалось в русле социальной археологии. Были разработаны основные теоретико-методологические подходы и методики, выделены
тенденции изучения социально-экономического развития древних обществ по археологическим данным. Однако изучение социальных структур преимущественно ориентировано на анализ положения мужчин в древних обществах. Специальных работ в археологии, освещающих социальное положение женщин в древности, практически нет. Выделение женских социальных групп и рангов не проводится. Анализ литературы показывает, что основные положения учёных заключаются в следующем;
. социальный статус женщины зависел от социаль-ного положения мужчины, поэтому заниматься изучением женских погребений нет необходимости.
. социальный статус женщины слабо прослеживается по погребальному обряду или не находит отражения в нём вообще, поэтому говорить о существовании социальной градации женских погребений не приходится.
. наличие погребального инвентаря (в том числе разная степень обеспеченности инвентарём) в женских погребениях характеризует достаток, «богатство» всего общества в целом, а не показывает их личное социальное положение, поэтому нельзя говорить о включённости женщин в социальную иерархию общества.
