CC BY
26
УДК 811.134
Е. В. Яковлева E. V. Yakovleva
Тенденции в изучении индексальной референции Trends in the study of indexical reference
В статье описываются типы индексальной референции в испанском языке в связи с особенностями природы местоимения. Особая предикативность местоимений позволяет им формировать разнообразные типы референции.
The article describes the indexical reference types in Spanish due to the specific nature of pronouns. Singular pronouns predicative makes possible to realize various types of reference.
Ключевые слова: теория референции; теория Гийома; индексальная референция; векторный анализ; семантика, местоимение.
Key words: theory of Reference; theory of G.Guillaume; indexical reference; vector analysis; semantics; pronoun.
Все разнообразие референции в испанском языке можно свести к двум ее основным видам: дескриптивной и индексальной. Такое положение вещей обусловлено языковой природой существительного и местоимения, единственных слов в испанском языке, способных к осуществлению референции. Хотя изучение лингвистических основ индексальной референции возникает сравнительно недавно, к настоящему моменту можно говорить о сложившейся тенденции: от первоначального отторжения этого вида, к его пристальному изучению.
Термин индексальная референция является производным от термина индекс, введенного Ч.С. Пирсом [4, 12], и отражающим специфическое понимание местоименных слов в знаковой теории этого лингвиста. Заметим, что, хотя специалисты отмечают некоторую противоречивость теории индекса, основные темы (дейктич-ность, специфическая референция), сформулированные Ч.С. Пирсом в 1885 г. [10, с. 260], не потеряли актуальности до настоящего периода.
По мнению Ч.С. Пирса индексы обладают следующими свойствами: 1) вторичностью; 2) способностью выражать особые рефе-ренциальные отношения; 3) единичностью. Вторичность (individual second) индекса понимается по-разному: если вторичность связана
с существующими отношениями, то индекс истинный, если вторич-ность связана с процессом референции, то это индекс измененный, как бы переродившийся. Истинный индекс и соответствующий объект всегда имеют характер единичности, будь то вещи или события. Интерпретанта также носит в таком случае единичный характер [4, с. 60-87]. Хотя индексальная референция имеет индивидный характер, но отношения знака-индекса и объекта не основаны на сходстве, аналогии или общих свойствах объекта. Референциаль-ные отношения обусловлены тем, что «индекс имеет динамическую связь с соотносимым объектом, включает пространственную координату, с одной стороны, и хранится в памяти говорящего, с другой» [там же, с. 92].
Заметим, что такое понимание индексальности перекликается с некоторыми идеями Г. Гийома, выраженными с помощью иных терминов. Например, вторичность можно сопоставить с пониманием местоимения «как реплики» другим частям речи [6, с. 199]. Индексы, по мнению Пирса, отличаются от других знаков по трем признакам: (1) по своему значению, (2) по тому, как они соотносятся с индивидами, индивидными единствами, индивидными коллективами и (3) по тому, как они направляют внимание к объекту. На наш взгляд, указанные характеристики определяют основные свойства знака индекса: способностью к созданию референции индивидного типа, с одной стороны, и квантификации, с другой. При этом важно принять во внимание, что указанные свойства проявляются в том случае, если имеется референциальное использование местоимения, в тех же положениях, когда отмечается нереференциальное употребление местоимения, свойства индексов меняется.
Интересны и своеобразны замечания Ч.С. Пирса относительно природы местоименного слова, которое он противопоставляет имени существительному. Местоимение, являясь идексальным знаком, способно указывать, в то время как имя, в свою очередь, не обладает этой способностью. В результате наблюдений над местоимениями Ч.С. Пирс приходит к выводу о том, что нельзя утверждать, что местоимение заменяет имя, лучше говорить о том, что имя не способно само по себе указывать на объект» [4, с. 83-84]. Эти рассуждения наталкивают на мысль о том, что местоимения, разнообразные по своим семантическим и грамматическим свойст-
вам, все же обладают одним общим свойством - служить для целей референции.
Как известно, теория референция начала складываться как наука под влиянием логики, причем основное внимание уделялось изучению соотнесения языкового выражения и референта объективной реальности при учёте соответствия истине. Семантика местоименного слова, значительно зависящая во многих случаях от конкретного контекста произнесения, не давала возможности применить процедуру отождествления с истиной. В связи с этим делались попытки либо исключить подобные элементы из рассмотрения (как это делал, например, Б. Рассел), либо создавать новую методологию (мы видим такое решение у Р. Монтегю, У.В.О. Куайна и др.).
Б. Рассел рассматривает в качестве основного индекса местоимение это, используя его для объяснения других (я, здесь), и отмечает отсутствие в значении слов с индексальной природой рационального компонента. По мнению автора, использование подобных слов придает нежелательный оттенок рассуждениям, поскольку «всякое истинное познание является скорее рациональным, чем чувственным» [5, с. 127]. При этом важным призналось выявление процедур, позволяющих избавиться от субъективности, причем создание таких процедур представлялось «одной из тех целей ..., которые направляют процесс развития научных понятий» [там же, с. 127]. Можно заметить в связи с этим, что направление развития научного познания все же было иным, скорее противоположным, чем близким тому, которое намечал Б. Рассел.
Способ трактовки высказываний, содержащих индексальные выражения, был найден в связи с новым пониманием концепта истины. Первоначально представлялось, что правильный вывод есть функция исключительно одной истины, в связи с этим оказывалось, что все предложения, включающие индексы и носящие субъективный характер, сложно соотносить с истиной. В работах А. Тарского [8] истина начинает пониматься по-иному, она связывается с характером суждения, соответственно, границы истины расширяются и несколько размываются. Ещё один важный шаг в направлении изучения индексальной референции был сделан в работах Р. Монтегю, в которых появилось понятие возможных миров, при этом были сделаны допущения о том, что (1) истина в каждом из миров может
быть своя. При этом (2) мир в целом понимается как совокупность эпистемологических альтернатив (или совокупность возможных миров) [11]. Таким образом, мир вымысла и мир гипотетичный рассматривается как один из возможных миров, обладающий своим понятием истины. Благодаря расширенному пониманию истины стало возможным ввести в фокус рассмотрения предложения естественного языка. Многие специалисты начинают широко использовать и развивать идею возможных миров применительно к различным лингвистическим явлениям. Я. Хинтикка и возглавляемая им школа финских логиков пришла к построению такой новой семантической концепции, в которой в качестве основы рассматриваются языковые высказывания (а не их представление на логическом или каком-либо другом языке). При этом выяснилось, что логический аппарат, необходимый для описания семантики естественного языка оказывается существенно более сложным, чем это предполагалось не только в порождающей семантике, но и в грамматике Монтегю [9, с. 49].
На наш взгляд, можно применить процедуру выделения многих миров для объяснения целого ряда явлений, связанных с понятием субъективности. Мы видим применение этого принципа к описанию прагматики у Ю.С. Степанова [7, с. 701-708]. Кроме того, идея множественности миров сообразуется с психологическими представлениями о многослойной организации «я» говорящего. «Я» вчерашний и «я» сегодняшний не равны друг другу, они принадлежат различным мирам, и мир вчерашний по многим параметрам может быть оказаться далеким от мира сегодняшнего. «Я», принадлежащее настоящему моменту, представляет собой некоторый слой (или срез) в едином «я», аналогично тому, как «я», соотносящееся с прошлым, может пониматься как нечто иное. Иными словами, единое местоименное слово обнаруживает возможность расслоения в соответствии с различными временными срезами. Таким образом, можно предположить наличие многообразных слоёв в структуре этого местоимения. Наше исследование реального функционирования этого местоимения позволяет говорить о наличии связей между временным, пространственным и моральным аспектами. В связи с этим «я» может приобретать детерминативы, уточняющие его характеристики.
Проведенный нами анализ референциальных потенций местоимения Ш позволяет говорить о том, что это местоимение в испан-
ском языке обладает многослойной структурой, причем разные «слои» отражают специфику его референции. Можно говорить о наличии градации в рамках двух противопоставленных значений (в рамках единой формы) - это противопоставление референции к конкретному лицу, имеющему вполне определенную пространственную и временную локализацию, к лицу, не обладающему такими характеристиками. В подобных случаях tu способно выступать и в качестве «заместителя» для первого лица, приобретая черты обобщенного значения, либо выражать идею лица неопределенного. Отметим, что для того, чтобы определить, какое из значений tu используется, важен общий контекст высказывания, тип высказывания, при этом особое значение приобретают характеристики пространственных и временных координат (а не сами координаты). Очевидно, что в структуре функционирования местоимения выделяются три разнообразных слоя.
Существует метод, при помощи которого можно описывать многослойные структуры слова - это метод субдукции, разработанный в теории психосистематики Г. Гийома. Говоря несколько упрощенно, слово в этой теории понимается как сумма виртуальных потенций, существующих латентно и представляющих собой «веер» семанти-ко-грамматических возможностей, которые затем, в речи, позволяют слову функционировать вполне определенным образом. Поясним эту мысль на примере.
Существующая в языке местоименная форма que имеет множество разнообразных семантических и грамматических значений, которые на уровне речи при употреблении в конкретном высказывании получают каждый раз единственное и конкретное значение (лексическое и грамматическое). Но это разнообразное функционирование не означает, что в языке есть несколько que. Понимание que как единства многообразия потенциальных значений дает основание предполагать, что в рамках этой единой формы содержится множество que, различающихся значительно как по своим грамматическим значениями, так и в сфере семантики. Мы выделяем множество значений que: que как вопросительное местоимение, как относительное, как союз и т.д. Наличие графического ударения при вопросе или восклицании связано с просодическими явлениями речевого плана, а не с семантико-синтаксическими феноменами язы-
кового уровня. Ф. Толлис применяет метод субдукции аналогично в своем исследовании вопросительных испанских местоимений que, quien, cual- и cuant- [13, с. 114].
Операция субдукции позволяет «раскрутить» внутреннюю пружину потенций на уровне языка и продемонстрировать веер речевых реализаций. Метод субдукции, с одной стороны, позволяет отразить тот факт, что в современном языке запечатлены некоторые отстоявшиеся речевые употребления, а с другой стороны, при помощи этого метода возникает возможность прогнозировать и новые употребления. Таким образом, можно сделать вывод о разнообразных возможностях метода субдукции. Во-первых, субдукция позволяет детально показать анализ языковых возможностей, во-вторых, метод применим при описании и анализе функционировании форм в речи. Отметим, что графическое представление хорошо демонстрирует соотнесение и зависимости разнообразных семантических и грамматических составляющих. Для нашего исследования оказывается возможным использовать данный метод для описания особенностей референции местоименных форм.
В настоящей работе мы применяем метод субдукции для описания механизма референции с использованием местоименных форм, при этом мы учитываем специфику семантики и грамматики конкретного местоимения, а также референтное и нереферентное использование. Рассмотрим разнообразные референциальные ситуации с личным местоимением tú. Известно, что в конкретном высказывании это местоимение может по-разному соотноситься с референтом, при этом его лексическое значение (обозначать слушающее лицо, т.е. адресата) может получать или не получать реализацию. Здесь различаются несколько ситуаций, причем важен как характер референции, так и общий контекст.
Во-первых, это местоимение может однозначно соотноситься с адресатом. Например, Lucinio, amigo, tú también eres protagonista en este libro 1 Лусинио, друг мой, но и ты тоже действующее лицо этой книги' (tú 1). Здесь tú соотносится с адресатом высказывания, тем самым автор создает атмосферу дружеского общения, отметим, что в данном случае мы видим адресную индивидная референция, которая создается при помощи трех элементов: (1) прямого соотнесения с адресатом высказывания на основе семантики личного
местоимения, (2) созданием конкретной временной координаты -настоящего момента сказывания, (3) созданием условной пространственной координаты - это условное пространство книги. Таким образом, в случае индивидной референции имеется лицо, локализованное во времени и пространстве.
Во-вторых, имеется возможность использования местоимения второго лица, которое не имеет в качестве референта адресата.
Hasta que te llegaba el día de hablar tú, de leer tus prosas, tus poemas, tus escritos de pensión en una de aquellas tertulias grandes o pequeñas, en uno de aquellos salones hondos y rojos, vacíos y funerarios, y entonces comprendía uno la inadecuación infinita que había entre las cuartillas tímidas escritas en la alta noche y aquella gloria convencional, escayolada y llena de huecos que nos esperaba [15, с. 48]. 'И вот, наконец, наступал тот день, когда ты должен выступать, читать свою прозу, свои поэмы, то, что ты создал, живя в пансионе, декламировать во время тех собраний в одном из тех салонов, гулких, в красных тонах, навевающих мысли о погребении, и тогда ты понимаешь бесконечное несоответствие между скромными листочками, испещренными в полуночный час и той славой, которая нас ожидала' (tú 2).
В данном фрагменте местоимение tú не соотносится со слушающим лицом, оно скорее относится к говорящему, его размышлениям и внутреннему состоянию. Фрагмент представляет собой воспоминания о некоторой типизированной ситуации, в которой, по всей вероятности, не раз участвовал автор повествования. На это указывает точное описания места (салона), автор приводит, словно вспоминая, и цвет, и те ощущения, которые ассоциируются у него с данным местом (salones hondos y rojos, vacíos y funerarios). Таким образом, описываемое пространство оказывается окрашенным личностными переживаниями говорящего индивида. Но конкретное описание места приходит в некоторое противоречие с множественным числом существительного (salones), что дает основание говорить о повторяющихся ситуациях, о типизированности всего описания.
Интересным оказывается то, как описывается сама ситуация, она рисуется не как нечто конкретное, произошедшее или происходящее, но как некоторое генерализованное положение, в котором может оказаться любой человек. (Для конкретной ситуации было бы
нормативным использование форм llegó el día, comprendió вместо llegaba, comprendía, использование Imperfecto в данном случае придает действию оттенок незавершенности и повторяемости).
Отметим четкую локализацию в пространстве, с одной стороны, и специфический характер времени, имеющий оттенок нереального медленного течения. Подобное контекстуальное окружение не позволяет представить соотношение с конкретным слушающим лицом. Референт мыслится как лицо, не имеющее точного обозначения, с одной стороны, и типизированное (или генерализированное), с другой. Отметим зыбкость границ определенности, которая поддерживается дальнейшим контекстом, где используются местоимение uno и nos. Референтом является некоторое типичное неопределенное лицо, за которым может скрываться и говорящий, и любой другой человек. В случаях описаний эмоциональных состояний можно говорить о трудности разграничения между генерализованным (обобщенным) значением и неопределенным. Исследователями отмечается стремлением говорящего представить свое личное состояние как обобщенное, типичное для всех. «И чем интимнее какое-либо переживание, чем труднее говорящему выставить его напоказ перед всеми, тем охотнее он облекает его в форму обобщения, переносящую это переживание на всех, в том числе и на слушателя, который в силу этого более захватывается повествованием, чем при чисто личной форме», писал А.М. Пешковский [3, с. 375-376]. Рассматривая эту проблему на материале русского языка, В.А. Белошапкова, отмечает, что «в реальных текстах не всегда четко различаются высказывания с определенно-личным и обобщенно-личным значениями. Это наталкивает на предположение о том, что, по-видимому, существует позиция нейтрализации противопоставления определенно-личности и обобщенно-личности» [1, с. 57]. В подобной ситуации однозначным можно признать отсутствие естественного и прямого указания на слушающего как референт.
Мы рассматриваем такое употребление местоимения tú как генерализованное, поскольку отсутствуют два основных показателя референтности: (1) отсутствует прямое соотнесение с референтом-слушающим, (2) течение времени представлено как нереальное. Мы отмечали своеобразное представление о течении времени, которое автором представляется как феномен нереальный, существующий как некое воспоминание
124
в воображении. В случаях, связанных с описаниями внутренних эмоциональных состояний, можно говорить об элементе генерализации с тенденцией соотнесения с первым лицом.
Обращает на себя внимание факт связи между характером индивидной референции и контекстуальными особенностями высказывания. В высказываниях, имеющих в своей основе описания внутреннего психологического состояния говорящего, характер выражения референта может быть разнообразным: прямым (используется местоимение yo) и косвенным (возможно использование местоимений tú, uno).
В данном случае референция имеет следующие характеристики: (1) имеется соотнесение с некоторым лицом, за которым угадывается говорящий; (2) временная координата не имеет соотнесения с конкретным временным отрезком, время оказывается представленным как нечто нереальное; (3) пространственная координата выражена, имеет обобщенный характер. Хотелось бы подчеркнуть, что в данном случае для понимания высказывания важным моментом является понимание отсутствия связи с конкретной референци-альной ситуацией.
В следующих примерах также отсутствует прямая связь с референтом адресатом, однако, на наш взгляд, характер референции отличается от предыдущего примера.
...Dentro de eso está la hombría: tradicionalmente era el hombre el protector a la mujer, cuando tú tienes que proteger, tú creces ... cuando tú eres responsable, cuando tú te haces responsable, tú creces . internamente [14, с. 176]. 'Вот в этом и состоит мужественность: традиционно мужчина был покровителем женщины, когда ты должен поддерживать, ты растешь, когда ты принимаешь решения, ты растешь ... внутренне'.
Si tú sumas la velocidad del paracaídas con la velocidad del... del viento, vas a una velocidad equis, ¿no?. [14, с. 252]' Если ты складываешь скорость падения парашюта со скоростью ветра, ты получаешь некоторую скорость Х, не так ли?'
В данных примерах местоимение tú в качестве референта имеет некоторое неопределенное лицо, причем, какое именно лицо «стоит» за tú, не представляет интереса, поскольку описанные действия может совершать любое лицо. Здесь важен характер действия, которое осуществляется, и, поскольку речь идет о
математических вычислениях, оказывается непринципиальным, кто осуществляет их, поскольку, кто бы ни производит описываемые действия, результат всегда будет одинаковым. В данном случае можно произвести замену местоимения tú на местоимение nosotros, причем смысл высказывания не изменится, референт по-прежнему будет представлен как неопределенное лицо. Отличие данных примеров от предшествующих состоит в отсутствии намека на связь с первым лицом. Референция в данных примерах имеет следующие характеристики (далее мы показываем эти референциальные ситуации с помощью векторного анализа):
(1) местоимение второго лица не имеет соотнесения с адресатом, референтом является лицо неконкретное, неопределенное, не представляющее интереса для адресата;
(2) настоящее время не связано с моментом произнесения, оно имеет вневременной характер,
(3) пространственная координата представляется не выраженной.
При указанных условиях (конфликт между лексическим значением местоимения и референтом, находящимся в денотативном пространстве, отсутствие определённости локализации во времени) использование местоимения нами рассматривается как нереферентное. Нереферентное использование необходимо отличать от явления транспозиции.
Подводя итог, можно отметить разнообразные оттенки в использовании ЛМ tú, возникающие при нереферентном использовании: от максимально неопределенного до близкого к значению первого лица.
tú 3, 4
tú 2
tú 1
Рис. 1. Референтное и нереферентное использование местоимения
Используя метод векторного анализа, мы показываем разнообразные референциальные и нереференциальные ситуации (более подробно о методе векторного анализа см. [6, с. 52-63]).
На рис. 1 показаны три различные ситуации. В первом случае (Ш 1) имеется точечная индивидная референция, при которой осуществляется референция к конкретному лицу. Во втором случае (Ш 2) показана генерализованная референция, в третьем случае (Ш 3, 4) отмечается нереференциальное использование местоимения.
При референции, осуществляющейся с помощью личных местоимений, субъективность проявляется в связи с обращением к категории лица. Кроме того, наблюдаются прагматические аспекты референции в связи с разнообразными способами выражения адресата.
Индивидный тип индексальной референции можно рассматривать в качестве наиболее яркого способа передачи субъективности, поскольку для его формирования важны следующие параметры: прагматический (известность для говорящего и слушающего), дейк-тический (точная локализация в пространстве и во времени), семантический (наличие определенности в семантике местоимения). Очевидно, что дейксис и прагматика представляют собой яркие способы формирования субъективного компонента высказывания. Индивидуализация является важнейшим моментом для реализации референции. Как уже отмечалось, в концептуальном отношении индивид не тождественен пространственно-временному фрагменту как таковому во всей его целостности, само понятие индивида является результатом абстракции отождествления [2, с. 43]. В третьем случае (Ш 3, 4) имеется максимальная неопределенность, поскольку не имеется конкретного референта, с которым бы соотносилось местоимение, в то время как в случае (Ш 1) имеется минимальная неопределённость, поскольку имеется соотнесение с конкретным лицом - слушающим собеседником. Таким образом, выявляется три слоя в структуре этого местоимения, связанных с наличием или отсутствием определённости. При референтном использовании местоимения мы имеем идентифицирующую референцию. Для этого типа характерно служить для выделения одного объекта на фоне других представителей той же категории или множества.
В заключении отметим, что изучение индексальной референции предполагает, по крайней мере, два аспекта. Первый связан с необходимостью учета лексико-грамматических особенностей местоимения, как слова с индексальной природой, второй предполагает анализ устойчивых референциальных и нереференциальных ситуаций, сложившихся в конкретном языке.
Список литературы
1. Белошапкова В.А. Общность семантического наполнения нулевых позиций субъекта и объекта в русском предложении // Русский язык за рубежом. -1987. - № 2. - С. 55-58.
2. Переверзев К.А. Логистика. Справочная книга по логике. - М.: Мысль, 1995. - 264 с.
3. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М.: Учпедгиз, 1956. - 512 с.
4. Пирс Ч. С. Логические основания теории знаков. - СПб.: Алетейя, 2000. - 252 с.
5. Рассел Б. Человеческое познание. Его сфера и границы. - М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1957. - 555 с.
6. Скрелина Л.М. Школа Гийома: психосистематика. - М.: Высшая школа, 2009. - 367 с.
7. Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 779 с.
8. Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук / Пер. с англ., - М., 1948. - 325 с.
9. Хинтикка Я. Логика и методология науки. - М.: Прогресс, 1980. - 234 с.
10. Fumagalli A. La semiotica di Peirce // Acta Philosophica, 1993 (2). Р. 261280.
11. Montague R. Formal philosophy: Selected papers / Ed. by R. H. Thomason. N. H.; L.: Yale UP, 1974.
12. Pierce C.S. Logical Foundations of the theory of Signs. - Harvard Univ. press, dover publications, inc. 1958, - 376 p.
13. Tollis F. Étude différentiele de que, quien, cual et cuantiinterrogatifs en espagnol: étude psychomécanique. - Berne : Ed. Peter Lang, S.A. - 1988. - 284 p.
Источники
14. El habla culta de Caracas. Materiales para su estudio. - Caracas: Instituto de Filología Andrés Bello, 1979. - 666 p.
15. Umbral F. Retrato de un joven malvado. - Barcelona: Destino, 1977. -317 p.
