CC BY
27
студентов, и четыре респондента отметили, что статус «человек» является для них более подходящим.
Ценностная шкала молодых чеченцев, согласно данным опроса, представляет собой следующую иерархическую структуру: 1) религия (15,3%); 2) семья (15,0%); 3) честь и достоинство (10,6%); 4) здоровье (10,3%); 5) доброта, терпение (10,2%); 6) дружба (8,5%); 7) интеллект, образование (6,4%); 8) Родина (5,6%); 9) скромность, совесть (5,5%); 10) самостоятельность, независимость (4,0%); 11) деньги (2,2%); 12) красота (1,9%); 13) власть (1,0%); 14) умение жить красиво (роскошно) (1,4%); 15) свобода, раскрепощенность (1,3%); 16) природа (0,8%).
Результаты проведенного исследования позволяют предположить, что этничность и религиозность для чеченцев являются тесно взаимосвязанными, взаимодополняющими, неотделимыми составляющими идентичности. Чеченская идентичность сегодня немыслима вне контекста исламской традиции. Обращение к фундаментальным духовным ценностям чеченского народа, сложившимся столетиями, может способствовать укреплению межнационального единства и сохранению этноконфессиональной идентичности чеченцев. Даже в условиях глобального мира можно сохранять национальную самобытность. Чеченцы должны стремиться к взаимообогащающему культурному сосуществованию с представителями других этносов и конфессий.
«Социология и религия в обществе позднего модерна: Памяти Ю.Ю. Синелиной», Белгород, 2013 г., с. 245-250.
И. Добаев,
доктор философских наук А. Понеделков,
доктор политических наук (Южно-Российский институт, г. Ростов-на-Дону)
ТЕНДЕНЦИИ В ЭВОЛЮЦИИ ТЕРРОРИЗМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
На Северном Кавказе ислам не является монолитным, а разобщен в рамках существующих направлений (суннизм и шиизм), толков (ханифитский и шафиитский) и идейных течений (традиционализм, фундаментализм, модернизм). При этом самое значимое расслоение на поле идейных течений в исламе наблюдается,
прежде всего, по линии традиционализм - фундаментализм. Каждое из этих течений борется за усиление своего влияния на верующих. Традиционный ислам представляет собой, прежде всего, институционализированное мусульманское духовенство - административно-управленческий аппарат религиозных организаций: духовные управления мусульман (ДУМ), а также подведомственные им структуры (мечети, исламские образовательные учреждения и др.). Эти исламские институты принято считать «официальным исламом», или, что характерно для восточной части региона, «ме-четным исламом». На Северо-Восточном Кавказе имеется также и другая институционализированная группа традиционалистов -сторонники «немечетного ислама», представленные многочисленными вирдовыми, или мюридскими, братствами трех суфийских тарикатов (накшбандийа, кадирийа, шазилийа) во главе со своими руководителями - шейхами и устазами.
Отсюда следует, что традиционный ислам в регионе («ме-четный» и «немечетный») калейдоскопичен, полон противоречий, что не может не отражаться на настроениях и взглядах простых верующих, большинство которых также можно отнести к традиционалистам. Северокавказский традиционный ислам в основном пребывает вне поля модернизационных процессов, фиксируемых в других «мусульманских» регионах России, прежде всего в Поволжье.
Главным оппонентом и антагонистом традиционалистов в регионе выступают фундаменталисты (салафиты, или неоваххабиты), идеалом которых является возврат к реалиям «золотого века ислама» (период жизни первых трех поколений мусульман, или период, связанный с жизнью и деятельностью Пророка Мухамма-да и четырех «праведных» халифов) - шариатизация общественной жизни и воссоздание государственного образования в форме халифата. Противостояние традиционалистов и салафитов в итоге привело к повышенной исламизации республик, особенно на Северо-Восточном Кавказе, хотя в первой половине 90-х годов XX в. власти отмежевывались от поддержки какой-либо из сторон, считая это внутренним делом исламских организаций и их лидеров, якобы занимающихся теологическими спорами. Однако начиная с середины 1990-х годов, во многом благодаря усилиям Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД), где исключительным влиянием пользуются последователи местных ответвлений суфийских орденов накшбандийа, кадирийа и шазилийа, в межконфессиональное противостояние начинают вовлекаться представители федеральных и региональных властных структур, которые взяли
курс на борьбу с «ваххабизмом». С принятием в 1999 г. в Дагестане «антиваххабитского» закона светские власти этой, а затем и других северокавказских республик окончательно оформили союзнический альянс с представителями «официального ислама».
Процесс политизации и радикализации ислама на Северном Кавказе последовательно прошел ряд стадий.
1. 70-е - начало 90-х годов XX в. Первоначально в Дагестане, не без влияния извне, появляются молодежные салафитские группировки, идет процесс осмысления их адептами зарубежного салафитского наследия, а первым «наставником» выступает Магомед Кизилюртовский. Силовые структуры выявляют и «мягко» пресекают деятельность этих группировок.
2. Начало 90-х годов - 1994 г. Фиксируется воссоздание и практическая легализация дагестанских салафитских группировок, которые осуществляют так называемый «салафитский призыв» путем создания исламистских кружков, где их участники детально изучают такие понятия, как такфир (обвинение в неверии) и джихад (священная война за веру), в их специфической ваххабитской интерпретации. В этот же период в России при посольствах некоторых мусульманских стран создаются «культурные центры», осуществляются ввоз в страну и распространение исламистской литературы. Одновременно аналогичная литература в массовом порядке начинает издаваться на местах (например, издательством «Сантлада» в с. Первомайское Хасавюртовского района Дагестана). В Россию начинают прибывать миссионеры, проповедники и зарубежные «преподаватели» мусульманских дисциплин, одновременно начинается выезд российской мусульманской молодежи за рубеж для получения исламского образования. В первые два периода основной территорией исламизации выступает Дагестан.
3. Декабрь 1994 г. - начало 2000-х годов. Этап характеризуется доминированием Чечни в процессе радикализации северокавказского ислама. Чеченские войны, как и трехлетний перерыв между ними, сопровождались концентрацией в этой республике зарубежных «моджахедов», преимущественно арабов, с серьезной идеологической, финансовой и иной подпиткой со стороны зарубежных исламистских центров. На территории Чечни функционировали специальные учебные центры по подготовке боевиков -самый известный под селением Сержень-Юрт в Шалинском районе, который возглавлял известный зарубежный террорист Эмир Хаттаб, близкий к лидеру «Аль-Каиды» Усаме бен Ладену. В 1998 г. в Чечню из Дагестана переезжают радикальные ислами-
сты со своим лидером Магомедом Кизилюртовским, происходит консолидация зарубежных, чеченских, дагестанских салафитов, а также их единомышленников из других северокавказских республик. В 1999 г. позиции салафитов в Чечне настолько окрепли, что они решились на агрессию в дагестанском направлении, где их боевые структуры были разгромлены.
4. Сентябрь 1999 г. - 2007 г. Этап характеризуется началом второй чеченской кампании, разгромом боевых подразделений сепаратистов, переходом их к партизанской войне. В этот период Чечня остается центром сосредоточения радикальных исламистов, хотя ее лидерами артикулируются еще вполне светские сепаратистские проекты в рамках конструирования так называемой ЧРИ -Чеченской Республики Ичкерия. В этот же период наблюдается процесс «растекания джихада» практически по всей территории Северного Кавказа. Речь идет о распространении идеологии радикального исламизма, институционализации собственных неправительственных религиозно-политических организаций и группировок, появлении и разрастании инфраструктуры джихада (схроны блиндажи, бункера и т. п.), ведении специфической политической диверсионно-террористической практики, в том числе далеко за пределами Северо-Кавказского региона. Происходит трансформация структур боевиков, которая постепенно приобретает сетевой характер. Значимым на данном этапе представляется то, что если в 90-х годах XX в. северокавказские ваххабиты были представлены умеренно-радикальной и ультрарадикальной составляющими, то в ходе второй чеченской кампании местная салафийя выродилась исключительно в религиозно-политический экстремизм, на базе которого развилось террористическое движение, прикрывающееся исламским вероучением. Тем не менее умеренные радикалы, хотя и в меньшем количестве, еще присутствуют на Северном Кавказе. Однако власти, не умея или не желая отличать умеренных от ультрарадикалов, осуществляют в отношении них одинаково жесткие силовые меры. Такой подход сокращает и без того узкую прослойку умеренных радикалов, постепенно переходящих на экстремистские позиции.
5. 2007 г. - конец «нулевых». Пришедший к власти в виртуально существующей Чеченской Республике Ичкерия новый лидер Доку Умаров объявил о завершении националистического плана построения ЧРИ и одновременно обнародовал новый геополитический проект - «Имарат Кавказ». Согласно ему на Северном Кавказе на исламистских принципах функционирования создается но-
вое государство - Имарат Кавказ, управление которым осуществляется по образу и подобию исламских государств прошлого (халифаты). В свою очередь, помимо соответствующих центральных институтов власти и управления, в имарат на правах провинций входят так называемые вилайеты - конкретные республики Северного Кавказа, а в перспективе - и другие регионы России. В свою очередь, указанные вилайеты состоят из секторов, в составе которых действуют первичные исламистские группировки - джамааты, представляющие собой, по сути, диверсионно-террористические группировки, иначе говоря - банды.
6. Конец первого - начало второго десятилетия XXI в. Наблюдается распространение влияния имарата и его лидеров на другие «мусульманские» территории - Поволжье, Урал и Западную Сибирь, и прежде всего на Татарстан.
7. Последние год-два: появление исламистских группировок в «исламских анклавах» в немусульманских субъектах страны, группирующихся вокруг появляющихся на этих территориях мечетей, что следует считать новейшей тенденцией в процессе радикализации отечественного ислама, заключающейся в расползании метастаз исламизма по территории страны. Аналогичные процессы ранее имели место в США и некоторых государствах Западной Европы. Совершенно очевидно, что последние три этапа радика-лизаци ислама и исламского движения напрямую затрагивают уже не только Северный Кавказ, но и другие регионы России, формируют качественно новую структуру исламистских группировок, подготавливают почву для разработки более грандиозных геополитических планов по переформатированию политического поля страны. Именно поэтому они нуждаются в более подробном осмыслении и описании. Если проигнорировать эту негативную тенденцию, вряд ли можно будет правильно расставить акценты в деле усиления борьбы с этим разрушающим российскую государственность религиозно-политическим явлением.
Итак, 7 октября 2007 г. новый лидер непризнанной Ичкерии Доку Умаров заявил о сложении президентских полномочий и назначил себя верховным правителем - «амиром моджахедов Кавказа», «предводителем джихада», а также единственной законной властью на всех территориях, где есть моджахеды. В перспективе -на весьма обширных и удаленных от Северного Кавказа территориях, вплоть до Татарстана и даже Бурятии. Таким образом, идея национальной независимости была заменена доктриной освобождения от «власти неверных». Как было заявлено, целью создания
Имарата Кавказ является установление шариатского правления на всей территории Северного Кавказа. По территориальному устройству Имарат Кавказ состоит из ряда входящих в него субъектов -вилайетов (в переводе с турецкого вилайет - область, провинция). Первоначально он был разделен на шесть вилайетов: Дагестан, Нохчийо (Чечня), Галгайче (Ингушетия), Иристон (Северная Осетия-Алания), Ногайская степь (Ставропольский край), а также объединенный вилайет Кабарды, Балкарии и Карачая. В мае 2009 г. вилайет Иристон был включен в состав вилайета Галгайче. Имарат Кавказ имеет представительный орган - Маджлис уль-Шура, а также разнообразные функциональные структуры, среди которых военное ведомство, спецслужбы, шариатский суд, «министерство» по связям с общественностью и т.д. В достаточно независимом от «центрального аппарата» имарата находятся сетевым образом оформленные салафитские вилайеты со своими ами-рами, которые, в свою очередь, не жестко замыкают на себя структуры так называемых секторов, а те - конкретные бандгруппы, которые салафиты именуют джамаатами.
Таким образом, на Северном Кавказе появился крупный, но достаточно автономный сетевой террористический кластер, который с другими аналогичными сетевыми структурами в различных регионах мира объединяет лишь, как правило, общность идеологических положений и целей. Следует отметить, что «сегодня в регионе <...> сложилась разветвленная сетевая террористическая структура, обладающая такими специфическими институциями, как судебная власть (кадии), хорошо отработанной фискальной системой, а также исполнительной властью в лице так называемых "амиров" различных уровней, от "джамаата" - до "Имарата"», а живучесть этой системе придает сращивание идеологии радикального исламизма с северокавказскими традиционными социальными институтами и сложившимися современными общественно-политическими условиями. Не удивительно поэтому, что России в Северо-Кавказском регионе с большим трудом удается вырабатывать адекватные меры противодействия религиозно-политическому экстремизму, противопоставляя террористам мощь государственной машины. Однако обуздать терроризм пока не удается.
Под сильным воздействием извне, в том числе с Северного Кавказа, началась радикализация ислама в Поволжье, прежде всего в Татарстане. Здесь уже в 1993 г. дирекция новообразованного на-бережно-челнинского медресе «Иолдыз» заключила договор о содействии образовательному процессу с «благотворительной»
организацией «Тайба» из Королевства Саудовская Аравия. Как следствие, медресе было превращено в центр по подготовке религиозных радикалов. Результат не замедлил сказаться: осенью 1999 г. выпускник этого медресе Денис Сайтаков оказался в числе организаторов терактов в Москве. Позднее другие учащиеся медресе оказались причастными к нескольким подобным акциям. Кроме того, были обнародованы факты сотрудничества руководителей этого учебного заведения с чеченскими «полевыми командирами» Басаевым и Хаттабом, которые предоставляли учащимся «Иолдыза» возможность пройти соответствующую «практику» в Чечне. В начале 2000-х годов аналогичные структуры молодых радикалов были обнаружены в Альметьевске, Нижнекамске, Кук-море и в других населенных пунктах Татарстана.
Как подчеркивает татарский исламовед Р. Сулейманов, «новейшая история исламского терроризма в Татарстане началась с первых терактов на газопроводах в 2003-2005 гг. в сельских районах. Затем в республике появились свои «лесные» боевики в Нурлатском районе Татарстана, где вооруженная банда фундаменталистов постаралась организовать подполье в местном лесу по типу северокавказского». Действительно, 25 ноября 2010 г. в Нур-латском районе Татарстана силами МВД республики при личном участии министра внутренних дел РТ генерала А. Сафарова была ликвидирована вооруженная банда боевиков, намеревавшихся создать в лесистой части закамской зоны республики свою опорную базу. Именно тогда стало окончательно ясно, что в Республике Татарстан возникли устойчивые группы радикальных салафитов, при этом обнаружилась непосредственная взаимосвязь между ними, этнонационалистами и представителями криминального мира.
В том же 2010 г. лидер северокавказских радикальных исламистов - амир Имарата Кавказ заявил о появлении вилайета Идель-Урал, который охватил территорию современного Поволжья и Урала. Вслед за этим появляется бандподполье со своим амиром вилаейта. Следствием длительного процесса институционализации подполья стал рост числа салафитов, их структурное оформление. По мнению экспертов, сегодня в Татарстане насчитывается около 3 тыс. салафитов и салафитствующих. Однако их число неуклонно пополняется: только в Саудовской Аравии обучаются 120 татар, а в 2011 г. без уведомления ДУМ РТ в эту страну, родину ваххабизма, отправились еще 20 человек. Ситуация резко усугубляется: в январе 2012 г. в дер. Мемдель Высокогорского района Татарстана была обнаружена домашняя лаборатория по производству взрыв-
чатки и «поясов шахида», а 19 июля 2012 г. в Казани был ранен муфтий Татарстана И. Фаизов и убит его заместитель В. Якупов, возглавлявший учебный отдел Духовного управления мусульман РТ. По мнению татарских экспертов, «сегодня в республике ваххабитами реализуется ингушско-дагестанский сценарий: то, что происходило на Северном Кавказе 10-15 лет назад, сейчас осуществляется в Поволжье. Первый муфтий Дагестана был убит в 1998 г. После этого было убито свыше 50 муфтиев, их заместителей и известных имамов, придерживавшихся традиционного для Северного Кавказа ислама».
Итак, в Республике Татарстан сформировались устойчивые салафитские группы, а в настоящее время экспертами прогнозируется процесс «растекания» фундаментализма по Поволжью, Уралу и Западной Сибири, как это произошло уже на Северном Кавказе. При этом вышеуказанные группы рассматривают себя как устойчивые сообщества, четко осознающие свою специфику, свои интересы и возможности их отстаивания, используя в этих целях правозащитные и юридические средства. Впрочем, этот путь уже прошли их северокавказские единомышленники, сформировав целый ряд таких правозащитных организаций. Например, в Дагестане уже в первой половине 2000-х были сформированы каналы легальной поддержки деятельности вооруженного экстремистского подполья через общественные объединения. Самым известным из них стала организация «Матери Дагестана». Лидеры этих организаций поддерживают контакты с экстремистами, подвергают резкой критике деятельность правоохранительных органов, обвиняя их в массовых нарушениях прав человека и гражданина. Такая позиция формирует у населения мнение о том, что якобы неоправданно жесткие действия правоохранительных органов являются одной из основных причин, побуждающих молодежь пополнять ряды боевиков. Более того, по мнению некоторых экспертов, в России сложилось устойчивое и влиятельное «исламистское лобби». Пользуясь этим, «салафитское крыло мусульман опробовало в разных регионах новый для них формат легальных митингов, мобилизуя на них своих сторонников и пытаясь озвучить поднятую ими тему "гонений на ислам" в России в федеральном масштабе».
Следующим этапом «растекания ваххабизма», по нашему мнению, следует считать укрепление позиций его адептов в «мусульманских анклавах», появившихся и укрепившихся в последние годы в некоторых российских мегаполисах. Впрочем, такие «анклавы» уже давно сложились в некоторых европейских госу-
дарствах, например во Франции, а потому их опыт может оказаться полезным и для России. Европейские реалии свидетельствуют о том, что этнически и религиозно однородные общины мигрантов активно и достаточно успешно формируют «анклавную» среду обитания, которая тяготеет к тому, чтобы локализоваться в соответствующих территориальных границах, а центром их сосредоточения, как правило, выступают мечети или молельные помещения.
Одновременно одними из последствий появления подобных «анклавов» становятся криминализация и религиозно-политическая радикализация некоторой части мигрантов, что неизбежно приводит к появлению латентных очагов социально-политической конфликтности в достаточно продолжительной перспективе, к их неизбежной конфронтации с местным населением. По нашему мнению, говорить в данном случае о толерантном «евроисламе» не приходится, скорее речь идет об исламизации Европы, причем в самых опасных формах. События первых лет нового тысячелетия в Испании, Великобритании, Франции и других европейских странах рельефно подтверждают этот тезис. Как следствие, в последние годы европейские политики в унисон заговорили о провале идеологии и практики мультикультурализма в Европе, о несовместимости исламизма и западно-либеральных ценностей.
Аналогичные «анклавы» появились и в российских городах, и результаты этого не замедлили проявиться. Например, в ходе проведенной 8 февраля 2013 г. представителями силовых структур Санкт-Петербурга операции в молельном помещении одного из городских рынков, а также в домах и на частных квартирах было задержано несколько человек, которых обвинили в распространении материалов религиозно-экстремистского характера. Всего, по официальным данным, были задержаны 2711 человек, 90% из них оказались иностранцами, в том числе иммигрантами из Афганистана и Египта. Судя по информации, озвученной СМИ руководителем пресс-службы УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Д. Кочетковым, характер исламистской угрозы в регионе сопоставим с северокавказской ситуацией: «В ходе операции были задержаны... приверженцы радикальных течений ислама, представляющие угрозу государству, которые отрицают светскую власть и стремятся к халифату».
Таким образом, в постсоветский период вследствие ослабления институтов государственной власти Российской Федерации под сильным внешним воздействием наблюдались неуклонный процесс политизации и радикализации ислама и исламских груп-
пировок, появление и институционализация на территории страны нетрадиционных исламистских течений. Этот процесс усугублялся слабостью и разобщенностью традиционного и официального российского ислама, реализацией сепаратистских проектов в некоторых регионах страны, прежде всего на Северном Кавказе. В силу целого ряда причин, объективных и субъективных факторов на территории России возникли и окрепли устойчивые группировки радикальных салафитов, прошедшие институционализацию первоначально в некоторых северокавказских республиках. Впоследствии произошел процесс «растекания джихада» практически по всему Северному Кавказу, а в последнее десятилетие складываются предпосылки для создания радикальных салафитских группировок в Поволжье, на Урале и в Западной Сибири, а также появления их в «мусульманских анклавах» российских мегаполисов.
«Власть», М., 2013 г., № 10, с. 17-22.
М. Джанталеева, ассистент (АГУ, г. Астрахань) РОССИЙСКО-КАЗАХСТАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КАК ОДИН ИЗ ФАКТОРОВ СТАБИЛЬНОСТИ В ПРИКАСПИЙСКОМ РЕГИОНЕ
Интересы России и Казахстана, двух соседей, имеющих общую историю, культурные и межрегиональные связи, общие вызовы и угрозы безопасности, тесно взаимосвязаны. И потому нельзя не затронуть тему развития взаимоотношений России и Казахстана и влияния их роли на политическую стабильность в Прикаспийском регионе. Как для России, так и для Казахстана важно не только продолжение добрососедских отношений, но и превращение их в фактор стабильности на стратегически важных направлениях, вдоль своих границ. Необходимо отметить, что для двух государств район Каспийского моря важен не столько с ресурсных позиций, сколько как зона геостратегической значимости с точки зрения национальной безопасности [1, с. 5]. Изучение российско-казахстанского сотрудничества в Прикаспийском регионе может способствовать пониманию истоков возникновения и развития рассматриваемой проблемы. Этим и определяется актуальность темы данной статьи.
