CC BY
42
А. В. Левшина, 2005
ТЕНДЕНЦИИ ЭВОЛЮЦИИ СТРУКТУРНО-СМЫСЛОВЫХ КОМПОНЕНТОВ В РУССКИХ ПОСЛОВИЦАХ
А.В. Левшина
Изучение пословиц русского языка имеет в отечественной лингвистике давнюю историю. При этом изначально основное внимание уделялось сбору материала, его классификации по темам и регионам, а также изучению отдельных тематических блоков пословичных текстов, как правило, в аспекте синхронии. В таком ключе выдержаны основополагающие труды В.И. Даля, работы МА Рыбниковой, В.П. Фелицыной, Ю.Е. Прохорова и других '. Последующее, более детальное исследование русских пословиц и поговорок связано с выявлением особенностей их синтаксической структуры, например, в работах З.К. Тарланова2. Особый интерес среди исследований данного направления для нас представляет работа В.И. Борковского «Заметки по синтаксису русских пословиц 17 века»3, в которой пословичные тексты рассматриваются в плане диахронии, что позволило автору выявить некоторые явления эволюции синтаксического строя русских пословиц.
Отправным положением для нашей статьи служат две мысли академика В.И. Борковского, высказанные им в указанной работе. Во-первых, по своей природе пословицы и поговорки тесно связаны с живой речью носителей языка и, что особенно интересно, с диалектной речью. Во-вторых, в силу своей природы пословицы и поговорки легко включаются в литературные контексты и благодаря этому нормы, по которым создаются пословичные тексты, находятся в постоянном взаимодействии с нормами диалекта и литературного языка. Подвергаясь варьированию в системах книжных и диалектных текстов, тексты пословиц либо сохраняются, либо меняются, либо выходят из употребления. Следовательно, мы можем говорить об эволюции системы русских пословиц и поговорок, то есть о наличии определенных тенденций в процессах изменения ее структурных связей и компонентов. Этот тезис принимается за исходную точку в нашем исследовании. Говоря о структуре, мы имеем в виду, что русские пословицы меня-© лись не только в формальном, синтаксичес-
ком, но и в содержательном плане. В связи с этим представляется актуальным рассмотреть особенности эволюции русских пословиц и поговорок в единстве их структурно-семантических компонентов, что мы и делаем на примере анализа пословиц, реализующих универсальный концепт ‘судьба’.
Пословичный материал оказывается чрезвычайно удобным для выявления на его основе временных слоев таких архаических концептов ввиду действия следующих факторов. Основными характеристиками текста в лингвистике считаются информативность, завершенность, целенаправленность и прагматическая установка 4, поэтому будет логичным предположить, что в малых по объему текстах меньше возможностей искажений, если при этом у носителей текста нет намерения изменить целевую или прагматическую установки. Следовательно, наиболее устойчивыми среди фольклорных текстов могут быть признаны пословицы и поговорки, имеющие значительный диапазон целей, но обладающие при этом минимальным объемом.
Источником материала для нашего исследования послужили труды В.И. Даля «Пословицы русского народа» в 2 томах и «Толковый словарь живого великорусского языка» в 4 томах, дополненные данными переводных и этимологических словарей. При этом были использованы наблюдения над 514 единицами текстов малых жанров.
Предпринятое нами разноаспектное изучение русских пословиц и поговорок, реализующих концепт ‘судьба’, позволило обнаружить ряд особенностей его формирования и функционирования в указанных фольклорных жанрах. Исследование способов реализации рассматриваемого концепта выявило два основных типа текстов — эксплицитные и имплицитные, выражающих представления русской языковой личности о судьбе. Имплицированная лингвокультурная информация о концепте ‘судьба’ содержится в каждом отобранном нами тексте, но в одних случаях она сопутствует эксплицированной, дополняет ее,
а в других — является единственным источником искомых данных.
Одновременно были выделены лексические единицы, с помощью которых в пословицах был эксплицитно реализован концепт ‘судьба’: имя концепта — судьба, его эквиваленты — доля, удел, часть, участь, лексические синонимы имени концепта — счастье, удача, талан, случай, притча, время, пора, час, смерть, жребий, бог, рок, звезда, а также эвфемизмы — курносая, вынуть душу, путь и др. Как экспликаторы концепта ‘судьба’ в русских пословицах они требуют изучения их со стороны структуры и функционирования. Результаты этимологического и компонентного анализа, а также анализа распределения указанных элементов в пословичных текстах сводятся к следующим наблюдениям.
Существуют две семантические модели образования перечисленных выше имен концепта ‘судьба’ (древнейшего и действующего), которые описывают первичный эмпирический образ и его дальнейшее развитие для рассматриваемого лингвокультурного образования: это «часть -> судьба» (для вариантов доля, удел, часть, участь) и «суд судьба» соответственно. Первая из этих моделей является выражением самого первичного эмпирического образа универсального индоевропейского концепта ‘судьба’, а вторая — ее специфически славянское развитие, постулирующее разумное начало высшей, сакральной силы, в которую преобразуется стихийное существо архаической судьбы. Что касается лексических синонимов имени концепта, то те из них, которые не являются заимствованными, в большинстве также обнаруживают сходство в своих моделях образования и опираются при этом на глаголы с семантикой направленного движения и наделения, часто понимаемого также как движение (передача) некоего объекта (части) под воздействием постороннего субъекта (высшей силы), например, случай. Семантика корня данного слова интерпретируется исследователями как «дать, получить, целить, попасть».
Сходство семантических моделей образования экспликаторов усиливается тождеством единиц, использованных при их морфологическом оформлении, например, префикса у-. Прасл. р- происходит из и.-е. *ап- и находится в отношениях чередования с *оп (*еп), давшими стсл. вън-5. Семантика попадания, реализуемая производной данного архетипа приставки у-, широ-
ко распространена в славянских обозначениях судьбы (ср.: рус. удача, др.-рус. устрь-ча, серб, удес, усуд, болг. участ, словац. ис!е1, чеш. ис1ё1, словен. шос!а). Очевидно, что единообразие семантических моделей наименований судьбы обусловлено стремлением носителей славянских языков выразить свои представления о ее тесной связи с благом и его получением.
Примененные нами приемы компонентного анализа показали наличие общих сем и у отдельных групп экспликаторов. Так, лексемы доля, удел, часть и участь содержат общую сему «часть», счастье, удача, талан — «счастье», случай и притча — «случай», время, пора, час — «время», судьба, жребий, бог, рок, звезда — «высшая сила». В процессе эволюции культурного концепта ‘судьба’ в смысловой структуре экспликаторов происходят изменения — появляются новые значения и утрачиваются старые посредством дезакцентуализации первичных, исходных сем и акцентуализации вторичных. Например, лексема счастье заполняет смысловую лакуну, образовавшуюся в семантическом поле концепта ‘судьба’ после дезакцентуализации семы положительной оценки в эк-спликаторе доля, являющемся древнейшим именем концепта и ранее имевшем значение «часть блага». Сравните:
Хорошо тому жить, чья доля не спит
Наша доля — с чашкой Эко счастье— в поле на мосту с чашкой
Дураку воля, Кому счастье служит,
что умному доля— тот ни о чем не тужит
сам себя губит
При этом смена положительного линг-вокультурного контекста на отрицательный в текстах пословиц с лексемой доля совершается через нейтрализацию значения этого экспликатора, осуществляющуюся, как правило, при сопоставлении последнего с эпитетом, выраженным относительным или указательным местоимением (наша доля, эко счастье). Этот факт является языковым отражением разворачивающегося процесса обособления человека как личности в первобытном коллективе. По тематике такие конструкции преимущественно оказываются частной идентификацией, в некоторых случаях осложненной ценностным противопоставлением явления его отсутствию {Не наше счастье, чтоб найти, а наше, чтоб потерять).
Изучение структурных связей концепта ‘судьба’ в пословичных текстах обнаружило
наличие не только ассоциативных векторов, расходящихся от центра, то есть имени концепта, к его периферии, но и взаимосвязанных периферийных компонентов. Наиболее тесно ассоциативно связаны компоненты, обозначаемые в пословицах экспликаторами счастье и бог (Бог народит, так и счастьем наградит), счастье и доля (Где нет доли, там и счастье невелико), доля и бог (Всякую долю бог посылает), доля и время (Доля во времени живет, бездолье в безвременье), время и бог (Не радуйся чужому безвременью, сам под богом ходишь), жребий и бог (Жеребий— божий суд), смерть и бог (Бога прогневишь— и смерти не даст), пора и смерть (До поры не умереть), рок и смерть (Бойся не бойся, а без року смерти не будет).
Одновременно нами учитывался диахронический аспект смещения центрального и периферийного компонентов, обусловленный сменой ценностных акцентов в структуре концепта ‘судьба’. Первоначальное имя концепта доля, утратив сему положительной оценки, перестает восприниматься носителями концепта как центральный образ последнего. У него появляется новое имя — судьба, отождествляющее жизнь человека с разумным предопределением высшего существа и обладающее положительным лингвокультурным контекстом.
По результатам проведенного компонентного анализа можно заключить, что мифологическая персонификация судьбы и выведение ее в качестве разумного существа в русской национальной картине мира привело к переходу судьбы-части из категории субъекта в категорию объекта и к утрате ею главенствующего положения в религиозной системе славян (ср.: Хорошо тому жить, чья доля не спит и Господня воля — наша доля). Этот вывод находит подтверждение во многих исследованиях 6.
Еще одно значительное изменение в структуре концепта ‘судьба’, отраженное в текстах русских пословиц, связано с преобразованиями в религиозном мировоззрении славян, а именно с христианизацией. Однако ее влияние на языческие верования славян было внешним, а не внутренним, и потому не привело к кардинальным сдвигам в структуре концепта. Она лишь пополнилась несколькими компонентами, один из которых — бог очень близок к центральному экспликатору судьба и подобно ему имеет прочные связи практически со всеми периферийными компонентами. Здесь показательны результаты
подсчетов: в исследуемом нами комплексе пословиц экспликатор бог является вторым по употребительности.
Кроме того, группы экспликаторов с общими семами обладают способностью инициировать тексты сходной или идентичной тематики. Среди самых распространенных тем пословиц, описывающих концепт ‘судьба’, находятся идентификация и характеризация, общая и частная, характеризация носителя явления и противопоставление наличия явления его отсутствию. Наблюдения над пословичными текстами показали, что эксп-ликаторы с семой «часть» интенсивно инициируют тексты, содержащие частную идентификацию и противопоставление хорошей и плохой разновидностей судьбы, фактически отождествляемых с наличием и отсутствием последней. Противопоставление благоприятной и неблагоприятной судьбы весьма типично и для текстов, сформировавшихся вокруг экспликаторов с семой «время». Но если в первом случае имелась в виду разнородность пространства, то во втором описывается неоднородность длительности человеческого существования. Учитывая тот факт, что семы «часть» и «время» являются компонентами единиц, образующих единое семантическое поле отображения пространственно-временную континуума, общность вышеназванной темы для данных текстов считаем логически обоснованной. Сходство затрагиваемых тем обнаруживается и у текстов, инициируемых экспликаторами с общей семой «высшая сила» — это объекты, субъекты, способы и характер воздействия высшей силы.
Взаимосвязь наблюдается также между темами пословиц и реализованными в них характерными чертами судьбы, актуальными для русской национальной картины мира, или ее атрибутами. Компонентный анализ рассматриваемых пословичных текстов позволил нам выявить следующие атрибуты концепта ‘судьба’ по мере их возникновения: древнейшие — прирожденность (Такова наша доля: на то, знать, мы родились), благоприятность (Детинка не без судьбинки) и божественность (Ваше сужено, ваше богосулено)', приобретенные впоследствии — предопределенность (Смерть да жена богом суждена), частичная подчиненность человеку (Счастье без ума — дырявая сума; Стыдливому удачи не видать) и изменчивость (Легко найти счастье, а потерять и того легче)', и, наконец, позднейшие — неблагоприятность {Жребий дурак: род-
ного отца в солдаты отдаст), неравномерность (Овому талан, овому два, а нет талону — не пришьешь к сарафану), непредсказуемость (Счастье — вольная пташка, где захотела, там и села), необоснованность (Счастье ездит в карете, а с умом идет пешком), неизбежность (Никто от своего рока не уйдет) и независимость от человека, а также зависимость от бога ( Что бог случил, того человек не разлучает). Часть древнейших характеристик устойчиво фиксируется в пословицах — это благоприятность и частичная зависимость судьбы от человека, остальные архаические характеристики концепта вытесняются наиболее поздними атрибутами, такими, как зависимость от бога, неизбежность и независимость от человека.
На современном этапе эволюции концепта эти характеристики судьбы выделяются в пословицах как основные, представляя, таким образом, концепт ‘судьба’ в виде смешения элементов языческой и христианской систем мировоззрения. При этом древнейшие из них (благоприятность, сакральность, прирож-денность, изменчивость и зависимость от человека) встречаются в основном в текстах с экспликаторами, описывающими языческие разновидности судьбы, например, счастье, жребий, время, тогда как более поздние по возникновению атрибуты (неблагоприятность, неизбежность, независимость от человека), как правило, связываются с привнесенными компонентами концепта — бог и рок.
Изначальные свойства судьбы обычно обнаруживаются при идентификации и характеризации, являющихся древнейшими темами пословиц и поговорок в русском фольклоре. Эти темы, как правило, раскрываются в текстах со стандартной синтаксической конструкцией. Для идентификации, например, характерна двухчастная конструкция, включающая саму идентификацию и ее обоснование, поэтому для большинства идентификационных текстов будет верна схема: И,- (пе& ТУ,: (пе& У/3 .щ ( Счастье не
кляп, в руки не возьмешь). Частная идентификация является сужением предыдущей темы и имеет свои особенности реализации в тексте: почти все определения счастья-судьбы каких-либо отдельных людей содержат в себе семы негативной оценки: Наше счастье — дождь да ненастье; Не наше счастье, чтоб найти, а наше, чтоб потерять; Наш талан — с сумой по дворам. В одних из них эти семы содержатся в смысловой структуре отдельных лексем, с помощью которых осуществляется
идентификация концепта ‘счастье’ в пословичных текстах, а в других негативная семантика создается посредством описания конкретного действия счастья, выступающего в качестве самостоятельной божественной сущности. Эта ситуация единична — уход, или исчезновение счастья: Наше счастье— решето дырявое. Синтаксически тексты, содержащие частную идентификацию, реализуются целым комплексом структурных схем, имеющих однотипное начало — (пе& Аф Ы] — для описания подлежащего.
Для противопоставления наличия явления его отсутствию используются двухчастные противопоставительные синтаксические конструкции типа N] — Ы1V , сор N — N] V У/Мп .(Счастливый скачет,бессчастный плачет). Эти конструкции выражают ценностное отношение носителя текста к описываемому явлению, то есть к судьбе и ее разновидностям. Такая взаимообусловленность темы и схемы пословичных текстов свидетельствует об их изначально канонической форме и сакральном применении, что подтверждается данными о вере славян в магию слова.
Говоря о синтаксических конструкциях пословичных текстов, мы должны вернуться к ранее упомянутым эксплицитным и имплицитным реализациям концепта ‘судьба’. Это необходимо, так как имплицитные тексты являются смысловыми вариантами эксплицитных реализаций концепта. В отношениях вариативности мы усматриваем одну из тенденций развития русских пословиц. Различие между эксплицитными и имплицитными текстами русских пословиц, реализующих концепт ‘судьба’, заключается в основном в используемой ими лексике, которая, в первых преимущественно абстрактна, а во вторых — конкретна и касается строго определенных ситуаций, возводимых в символический образ. Сравните: Ваши скачут, а наши плачут.
Итак, по большей части в древнейших текстах русских пословиц, реализующих концепт ‘судьба’, обнаруживается строгое соответствие между формой (синтаксической конструкцией) и содержанием (тематикой, семантикой, содержательно-подтекстовой информацией), что является отличительной чертой фольклорных текстов вообще и малых фольклорных жанров в частности. Устойчивость взаимосвязи внешнего и внутреннего наполнения русских пословиц и поговорок делает возможным выявление особенностей
эволюции концепта ‘судьба’. В заключение следует сказать, что специальные работы академика В.И. Борковского по синтаксису языка фольклора служат надежным справочным материалом при исследовании тех проблем, которые при его жизни еще не рассматривались в науке.
ПРИМЕЧАНИЯ
' Даль В.И. Пословицы русского народа в
2 т. М., 1989; Фелицына В.П., Прохоров Ю.Е. Русские пословицы, поговорки, крылатые выражения. Лингвострановедческий словарь. М., 1982.
2 Тарланов З.К. Очерки по синтаксису русских пословиц. М., 1972.
3 Борковский В.И. Заметки по синтаксису русских пословиц 17 века // Slavia Occidentalis. Т. 27: Ksi^ga pami^t kowa ku czci prof. Wladislawa Kuraszkiewicza. Poznan, 1968. S. 29—34.
4 Бабенко Л.Г., Васильева И.Е., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Екатеринбург, 2000.
5 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в 4 т. М., 1995; Он же. Этимологический словарь русского языка в 4 т. 3-є изд., стер. СПб., 1996.
6 Понятие судабы в контексте различных культур / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.,1994.
