CC BY
51
В заключение хотелось бы отметить, что на данный момент универсальной классификации жанров политического дискурса еще не существует, но значительные достижения уже разработанных классификаций (классификации жанров политического дискурса и классификации речевых жанров в общем) могут быть использованы для создания наиболее полноценной характеристики и описания особенностей политического дискурса.
Список литературы:
1. Артемова Е.А. Карикатура как жанр политического дискурса: дисс. ... канд. филол. наук / Волгоградский государственный педагогический университет. - Волгоград, 2002. - 175 с.
2. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров. Литературно-критические статьи. - М.: Художественная литература, 1996. - С. 428-473.
3. Грушевская Т.М., Самарская Т.Б. Политический газетный дискурс сквозь призму языковых средств представления информации // Сфера услуг: инновации и качество: научно-практический журнал. - 2011.
4. Кузьмина С.В. Политический дискурс как неотъемлемая часть политической коммуникации // Известия Саратовского университета. Сер. Социология, политология. - 2011. - Т. 11, Вып. 2.
5. Лаврова А.А. Синтаксические особенности реализации эмоционального компонента в политической речи: монография. - Н.Новгород. 2011. -225 с.
6. Никитина К.В. Политический дискурс СМИ и его особенности, создающие предпосылки для манипуляции общественным сознанием // Управление общественными и экономическими системами: многопредмет. науч. журн. - Орел: ОрелГТУ 2006. - 318 с.
7. Рябова Т.Б. Политический дискурс как ресурс «создания тендера» в современной России // Личность, культура, общество. - 2010. - Т. VIII, Вып. 4 (32). - С. 307-320.
8. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. - М.: ИТДГК «Гно-зис», 2004. - 326 с.
ТЕЛЕСНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРАЗДНИКА
© Попеленская (Лохина) Т.Е.*
Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, г. Санкт-Петербург
Статья посвящена рассмотрению телесного измерения праздника. В празднике равно сильны аполлоническое и дионисийское начала, но
* Аспирант кафедры Эстетики и этики.
эстетика современного праздника в большей степени смещается к проявлению самых низких сторон чувственности, когда удовлетворяются потребности телесности, а духовность минимизируется. В связи с этим автор ставит своей задачей рассмотрение телесных аспектов праздника в их взаимосвязи с его духовным смыслом.
XX век во многом стал веком глобальных культурных перемен. Социальная и экономическая сферы культуры приобретают все более телесный, визуалистский характер, который выражается в ориентации общества на потребительство, возрастающем интересе к зрелищным формам и сексуальности, культе здоровья, формировании и продвижении привлекательных образов в рекламе, политике, искусстве, спорте. Согласно Г.Л. Тульчинскому, «на переломе столетий и тысячелетия стало возможным даже говорить о телоцен-тричности современной цивилизации» [13, с. 202]. В такой цивилизации наука (медицина, биология), спорт, искусство, массовые коммуникации поглощены идеей «исцеления и укрепления тела» [13, с. 10], продления молодости и «преодоления» старости, культивирования и демонстрации физической привлекательности как самоценности. В художественной культуре начинает преобладать искусство визуальное: кино, телевидение, - основу которого составляют показ и культ человеческого тела. Повседневность становится все более «телоцентрична» - она пронизана рекламными слоганами и изображениями фитнес-клубов, 8РЛ-салонов, диетических продуктов питания; неестественно изогнутыми манекенами в витринах торговых центров. Эта тенденция становится все более справедливой и для праздника. В связи с этим в статье автор ставит задачу осмысления тех значений и форм, которые телесность приобретает в празднике, а также дает характеристику современной праздничности.
Вспоминая М.М. Бахтина, можно выделить следующую «типологию тел»: «внутреннее тело» (как момент самосознания, совокупность внутренних органических ощущений, потребностей и желаний) и «внешнее тело» [2, с. 48]. Все «непосредственные эмоционально-волевые тона, связанные с телом, относятся к его внутренним состояниям и возможностям - страдания, наслаждения, страсти, удовлетворения и проч.» [2, с. 48]. Тело другого человека - это тоже «внешнее тело». Оно «объединено и оформлено познавательными, этическими и эстетическими категориями, совокупностью внешних зрительных и осязательных моментов, являющихся в нем пластическими и живописными ценностями... Воплощен для меня ценностно-эстетически только другой человек. В этом отношении тело не есть нечто самодостаточное, оно нуждается в другом, его признании и формирующей деятельности» [2, с. 51]. С этой точки зрения, бытие человека определяется не только его внутренним состоянием, но и со-отношением, со-отнесением с другими.
Для человека тело начинается с возможности движения - жеста, шага, танца. Это некий источник энергий, побуждений, стимулов, активности. В
празднике эта энергия находит выражение в состязаниях, шествиях, хороводах, танцах. Редко встречается случай, чтобы праздник проходил «без танцев - торжественных и веселых, грубоватых и изысканных, неторопливых и стремительных» [5, с. 97]. Первоначальный ритуальный характер танца в празднике сегодня сменился характером развлекательным, увеселительным. Можно даже сказать, что танец потерял исключительно праздничную принадлежность, став элементом повседневности, приобрел во многом утилитарную функцию - поддержания здоровья и физической привлекательности. Это находит подтверждение в обилии современных школ танца, каждая из которых так или иначе сулит человеку возможность всегда быть в форме, излучать здоровье и красоту, выглядеть «стильно, холено и счастливо», притягивать к себе восхищенные взгляды. Мы наблюдаем отношение к телу как к основному свидетельству благополучия человека, его успешности и совершенства. Эта тенденция отражается в том числе в зрелищности, вычурности, броскости моды (повседневной и праздничной), призванной подчеркнуть как физические достоинства (молодость, стройность, привлекательность, сексуальность), так и материальное положение (финансовая обеспеченность, статус) человека.
Бытие дано нам прежде всего как телесность. Ребенок изначально воспринимает себя как мальчика или девочку, то есть ориентируется по признаку пола. Тело воплощает некую границу «Я» и «не-Я»: «Я - это мое тело, все остальные - Другие». Тело само по себе и есть граница нашего «Я» и мира. К этой границе тесно примыкает наша одежда, переносные мобильные устройства (телефон, электронные книги, музыкальные плейеры), жилое пространство (дом, квартира) - все это суть мы, то есть все это наше коллективное тело или его инобытие. «Я» проявляется во многом через «демонстрацию тела» [8, с. 111], в которую удачно вписываются современные бренды одежды и аксессуаров, становясь второй «кожей» человека. Тело - это некая материальность, которая как бы представляет и символизирует человека. Оно как естественно приданная нам вещественность, нечто вроде изначально данной нам «одежды», которую затем мы начинаем «подгонять» под общественные стереотипы или собственные ожидания. С этой точки зрения тело несвободно: оно «насквозь пропитано социальными нормами» и когда проявляет активность, и когда находится в покое [8, с. 124].
Образ тела развертывается в архетипах худобы и полноты. Идеал современной европейской цивилизации - это функциональное, выносливое тело, приспособленное для труда. В связи с этим набирает популярность литература о диетологии и похудении, формируется целая индустрия, которая сознательно формирует и обслуживает худобу. Такая практика, как диета (аскеза), имевшая прежде духовный характер, теперь применяется для поддержания физической формы. Важно, что она появилась не как способ противостоять традиционно связанным с полнотой духовным качествам (леность,
безволие, неумеренность), а мотивировалась желанием «сформировать тело, но не душу» [8, с. 112].
Дифференциация худых и толстых имеет символический смысл, поскольку связывается с системой пищевых табу, а в цивилизованном обществе - с воздержанием и постом и культурой повседневности. Ярко это можно проследить на примере западноевропейских карнавалов, предшествовавших посту - периоду покаяния и голодания. Как отмечает С.Я. Серов, одним из популярных сюжетов испанского карнавала была борьба толстого, веселого и наглого дона Карналя (carnal - букв. мясной, плотский) против длинной, тощей и безрадостной доньи Куаресмы (Cuaresma - пост) [9, с. 61]. Борьба эта неизменно заканчивалась «низложением» или «погребением» дона Карналя и наступлением сорокадневного поста. Современные карнавалы хотя и представляют собой целую череду тщательно продуманных перфомансов и напрямую с религиозными ограничениями уже не связаны, продолжают подчиняться основному принципу - полной свободе от правил поведения, приличных в остальные дни года.
Карнавальная свобода сегодня наиболее ярко проявляется в праздничной политической сатире. Одной из традиций нового времени в Германии стало изготовление из папье-маше огромных карикатурных фигур, которые представляют собой лихие издевки немцев над отечественными и зарубежными политиками [10]. Намеренно преувеличенные объемы, частичная или полная нагота, непристойные позы (рис. 1) воплощают ту самую, связанную с материально-телесным низом, «площадную откровенность», о которой писал М.М. Бахтин. Телесная жизнь в карнавале лишена своего изначального физиологического смысла - она носит характер космический, всенародный. «Избыток и всенародность определяют и специфический веселый и праздничный (а не буднично-бытовой) характер всех образов материально-телесной жизни. Материально-телесное начало здесь - начало праздничное, пиршественное, ликующее, это - «пир на весь мир» [1, с. 26], оно конкретно и чувственно. Этим объясняется и нарочитая преувеличенность, гиперболи-зированность, грандиозность материально-телесного начала, носителем которого в карнавале является уже не конкретный человек, а весь народ в целом. Человек становится частью «массового народного тела». Одномоментно «народ ощущает свое конкретное чувственное материально-телесное единство и общность» [1, с. 281], вот почему сама теснота, физический контакт тел в празднике наделены особым значением. «Я» становится частью коллективного тела, которому присуще единство еды, секса. Во время праздника особенно сильно проступают половозрастные качества. Молодые особенно сильно чувствуют свою молодость, красоту, старики - превозмогая серость будней, во время праздников особенно значимы, уважаемы» [7]. Праздничная настроенность есть настроенность единства, при которой создается и поддерживается ощущение общности. Участвовать в празднике - значит, стать частью целого, обрести свою идентичность.
Рис. 1. Пародия на коалицию канцлера Германии от христианско-демократического союза А. Меркель и лидера социал-демократической партии К. Бека: «Еще 2 года большой коалиции». 2008 год, Кельн
Как пространство взаимной симпатии, со-относительности, со-зависимости и со-ответствия праздник - это всегда со-существование, со-единение, со-прикосновение и именно потому - со-бытие, рождение некой новой реальности, мира в мире, действительного бытия в бытии. Праздничная стихия открывается для нас как «связь с высшими целями человеческого существования», подлинная жизнь, «царство всеобщности, свободы, равенства и изобилия» [1, с. 14]. Она - источник эмоционального накала, возможность прорыва к иным - трансцендентным - сферам бытия. В момент праздника его участник должен пережить чистые, светлые, сильные эмоции, которые могут дать ощущение «очищения» души. В то же время праздник оказывается событием не только духа, которое сообщает о себе утверждением «Я (про-)переживаю», но и телесного переживания: «Я ощущаю». Это «пир души и плоти» [3], недолгая вспышка, когда «потустороннее смешивается с посюсторонним» [3], привычное преображается, спадают всяческие оковы. В стихии праздничной жизни человек возвращает себе свою собственную природу в ее чувственно-материальном аспекте и ощущает себя человеком среди других людей. Подлинное переживание сакрального, которое охватывает человека в празднике, всегда обнаруживается прежде всего на уровне телесности, мощно проявляется в телесных феноменах [4]. И это закономерно, ведь телесность в некотором смысле первична, через нее человек укоренен в бытии, а телесный опыт представляется наиболее правдивым, достоверным, «ощутимым». В празднике всегда задействованы «почти все модусы тела: танец, опьянение, сексуальность ... прямое или символическое насилие» [4]. Одной из основных задач праздника является достижение экстатического состояния, при котором телесные и чувственные переживания достигают предела. Празднику свойственен «телесный максимализм», когда все состояния
и феномены человеческого бытия, события жизни и духовный опыт переживается через призму телесности [4]. Тело не только дает выразительные средства языку праздника, но сам праздник образует самостоятельное «тело» [11, с. 59].
В современных условиях часто границы праздника и повседневности размываются. Появляются «суррогаты» праздника, такие, как развлечение, отдых, зрелище, досуг. Все они «содержательно обеднены аспектами духовности» [4] и редуцируются к восстановлению физических сил после труда, отвлечению от будничных забот и тягот. Современная цивилизация создала целую индустрию впечатлений, в основе которой лежат развлекательные, зрелищные элементы (от телевизионных программ и шоу до массовых представлений, от рекламных акций до спортивных состязаний и игр). В такой цивилизации праздник начинает восприниматься как форма проявления самых низких сторон чувственности, когда удовлетворяются потребности телесности, а духовность минимизируется или вовсе «устраняется» [12]. Но в таком случае мы имеем дело с праздником или только с его копией, симулякром?
Праздник не сводится исключительно к чувственным, телесным переживаниям или красочному оформлению «голого остова бытия» [6, 9]. Праздничный симулякр предлагает нам манящее изобилие еды, зрелищность театрализованных концертов и шоу, не иссякающую визуальную событийность. Но ощутить одухотворенность, свободу, творческую энергию симу-лякр праздника нам не даст. В празднике все охвачено стихией со-причастности, со-действия, со-бытности. В нем одинаково сильны аполлоническое и дионисийское начала, всегда присутствует «некая избыточность, хаос» [7]. Это стихия со-единения, в которой духовность и телесность равнозначимы и не могут существовать отдельно друг от друга. Их единство и есть то важное условие, которое определяет способность человека праздновать - деятельно принимать участие в происходящем, радоваться, переживать полноту бытия.
Список литературы:
1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - 2-е изд. - М.: Художественная литература, 1990. - 543 с.
2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - 2-е изд. - М.: Искусство, 1986. - 445 с.
3. Ванд Л.Э., Муратова А.С. Генеалогия культуры и веры: зримое и тайное [Электронный ресурс]. - М.: «Рудомино», 2000. - 523 с. - Режим доступа: http://www.prakultura.ru/genealogy/11/ (дата обращения: 23.11.2012).
4. Гурин П.С. Маргинальные прогулки № 16. Миф и тело: экстатические и аскетические практики [Электронный ресурс] // Русская неделя. - Режим доступа: http://russned.ru/filosoiiya/marginalnye-progulki-no16-mif-i-telo (дата обращения: 22.12.2012).
5. Даркевич В.П. Народная культура средневековья: светская праздничная жизнь в искусстве IX-XVI вв. - М.: Наука, 1988. - 344 с.
6. Озуф М. Революционный праздник: 1789-1799 / Пер. с фр. УЭ. Лями-ной. - М.: Языки славянской культуры, 2003. - 416 с.
7. Праздник. Пиру-пир. Разговор поэта Ирины Дудиной с доктором философии, профессором СПбГУ Константином Пигровым о праздниках [Электронный ресурс] // Интернет-журнал Богемный Петербург. - Режим доступа: http://bogemnyipeterburg.narod.rU/vocabulare/alfavit/persons/p/pigrovKonst.htm (дата обращения: 28.11.2012).
8. Свендсен Л. Философия моды / Пер. с норв. А. Шипунова. - М.: Прогресс-Традиция, 2007. - 256 с.
9. Серов С.Я. Народы Пиренейского полуострова // Календарные обычаи и обряды в странах Зарубежной Европы, конец XIX - начало XX века: весенние праздники / И.Н. Гроздова, С.А. Токарев, Н.А. Красновская и др. - М.: Наука, 1977. - С. 49-69.
10. Сплетник [Электронный ресурс] // Сатира на немецких карнавалах. -Режим доступа: http://www.spletnik.ru/blogs/kruto/26588_satira_na_nemeckix_ kamavalax (дата обращения: 22.12.2012).
11. Чеснов Я.В. Лекции по исторической этнологии. Учеб. пособие. - М.: Гардарика, 1998. - 400 с.
12. Шелудько Г.В. Онтология сервисной реальности: автореф. дис. ... доктора философ. наук. - М.: Рос. гос. ун-т туризма и сервиса, 2008. - 43 с.
13. Эпштейн М.Н., Тульчинский Г.Л. Философия тела. - СПб.: Алетейя, 2006. - 432 с.
СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ СЕМАНТИЧЕСКИХ ПОРТРЕТОВ БИБЛЕЙСКИХ ПЕРСОНАЖЕЙ
© Шаталова А.Е.*
Сибирский федеральный университет, г. Красноярск
В данной статье предпринимается попытка сопоставления двух семантических портретов библейских персонажей (Руфь и Иудифь) на основе их номинаций, представленных именами нарицательными, словосочетаниями, предикатами, предложениями и сверхфразовыми единствами.
Тексты Священного Писания представляют собой большой интерес для лингвистов, поскольку центральной темой в Библии является человек, его место в мире, отношение к Богу и себе. Соответственно, описание образа человека в Библии вписывается в общую парадигму современного антропоцентрического знания [Яковенко, 2007: 79-92].
* Студент.
