CC BY
105
УДК 811.161.1
ТЕКСТОВЫЕ КАТЕГОРИИ КАК РЕПРЕЗЕНТАНТЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО СОДЕРЖАНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ КОНЦЕПТА «ДВОРЯНСКАЯ УСАДЬБА»
В ТВОРЧЕСТВЕ И.А.БУНИНА)
С.Я. Гехтляр
На примере семантической структуры одного из русских концептов рассматриваются те компоненты его содержания, которые находятся за пределами конкретно языковой репрезентации; показаны средства выявления фоновых составляющих в процессе функционального анализа текста.
Ключевые слова: текст, коммуникация, концептология, пресуппозиция, фоновые знания.
Важной составной частью современных подходов к исследованию коммуникации, в частности, того ее направления, которое поставило себе цель объявить о существовании зазора между языковым значением и смыслом (См. Бондарко 1985: 36-56) ( положение, пока не нашедшее, к сожалению, практического применения в концептологии), является мысль о том, что полноценное восприятие текста обеспечивается не только эксплицитными языковыми репрезентациями, но и общим фондом знаний, по-другому - «коммуникативным фоном», на котором осуществляется текстообразование и его декодирование.
Учет содержащихся в материале любой коммуникации сведений подобного рода, подход с позиций прагматики позволяет увидеть процесс коммуникации в более широкой перспективе, не исчерпывающейся опорой на конкретные языковые средства. Цель данной статьи - рассмотреть на примере русского концепта «Дворянская усадьба» (как он отразился в некоторой части прозы И.А.Бунина) те компоненты концептуального содержания, которые находятся за пределами уже описанного ранее (См. Гехтляр,Осадчая 2012).
В современном понимании явление, которое принято называть « концепт», - единица, призванная связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, т.к. явление это принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке ( См. Слышкин 2004: 9). В числе отличительных свойств концепта исследователи указывают «субъектность, связь с речью, способность актуализировать смыслы, рождающие диспут, направленность на «мир возможного», принадлежность к миру философии (Неретина 1999). Убедительным, по мнению специалистов, является вывод о тройственной природе концепта: это культурная, ментальная и языковая единица. В частности, А. Вежбицкая описывает концепт как «объект идеального мира, имеющий имя и отражающий культурно-обусловленное представление человека о мире» (Вежбицкая 1996: 11). При этом действительность отражается в нашем мышлении не напрямую, а опосредованно, через язык.
В добавление к широко принятому в лингвистике представлению, что всякий концепт - ментальное национально-специфическое образование, план содержания которого - совокупность знаний о данном феномене реальности, в том числе и о несущественных признаках этого феномена, а план выражения - совокупность языковых средств, будем исходить из того, что план выражения включает еще и неконкретные ( как бы растворенные в тексте) языковые средства представления стоящих за содержанием фоновых знаний.
Закрепленности в русской языковой картине мира концепта «Дворянская усадьба способствуют, наряду со средствами языковой репрезентации, его историко-культурная и этнографическая обусловленность, локализованность в геополитическом и экономическом пространстве России. Наполнение названных качеств выявляется через элементы смысла, который не выражен словесно, но представляет из себя: 1)предварительное знание, извлекаемое из предыдущего текста; 2) бытовые, психолого- возрастные, общеобразовательные знания, объединяющие автора и читателя; к этой же разновидности, на наш взгляд, следует отнести цитаты и всякого рода интертекстуальные вкрапления; 3) геополитические и историко-культурные сведения, тесно связанные с условиями времени, социального характера, обусловленные уровнем образования .
Только совокупное владение читателем всеми этими знаниями дает возможность адекватно воспринять текст.
Не вдаваясь в данной статье в подробное обоснование внутренних различий указанных сведений коммуникативного фона, будем, анализируя в дальнейшем содержание названного концепта , исходить из следующих показателей: те текстовые составляющие, которые в той или иной степени подготовлены содержанием ( они обозначены цифрой 1), будем называть пресуппозицией, а всякое другое знание, требуемое от читателя, -и есть фоновые знания, разграниченные при этом как реально-бытовые (2) и социально- или исторически обусловленные (З)фоновые знания В первом случае речь идет о совокупности всякого рода сведений, касающихся бытовых , общеизвестных явлений, реалий культуры, которыми могут обладать автор и читатель и которые, хотя и находятся за пределами собственно вербальной части текста, участвуют в наполнении его смысла, обеспечивают, гарантируют полноту и правильность восприятия содержания.
Так как центральной составляющей структуры анализируемого концепта является сложное переплетение «с особой почти болезненной пристрастностью» (Михайлов1966:313) реставрируемых подробностей былого величия , комфортного существования дворянства - и полных внутреннего драматизма признаков безнадежности и упадка, то почти каждое из описываемых событий, фактов, настроений наполнены стремлением не только возродить в слове это былое величие и его лирическую притягательность, но и понять неизбежность перемен, примириться с ними.
Например, грустная любовь и благодарная память обо всем, что накоплено вековой культурой русского поместного дворянства (а это одна из семантических составляющих концепта «Дворянская усадьба», см.Осадчая 2014), с обязательностью наполняют текст, когда Арсеньев, главный персонаж романа и один из рыцарей уходящего класса, цитирует Фета: «Какая грусть! Конец аллеи \Опять с утра исчез в пыли, \Опять серебряные змеи\ Через сугробы поползли» (Фет 1985). Если аллеи, утро, прилагательное серебряные вносят с этой цитатой в текст напоминание о поэтической прелести, с которой навсегда связано представление о дворянской усадьбе, то лексемы конец, пыль, сугробы, не оставляющий надежды глагол исчез окрашивают тот же самый текст в оксюморонные тона,
напоминая читателю о том, что воспоминания касаются трудного периода жизни дворянской семьи.
Принципиально различными, на наш взгляд, могут являться смысло- характеризующие возможности текста. Когда мы читаем о старухе-помещице «в шелках, шалях и перстнях, в пустом дому, ...загроможденном всяким музейным убранством»(Бунин: 6,стр.2141), мы ,наряду с картиной настоящего, получаем представление об ушедшем прошлом некогда богатой барыни ( здесь имеем пример разновидности фоновых знаний, подсказанных самим содержанием текста, - пресуппозицией); и совсем другое, если читаем, что в обращении к одному из персонажей звучит: «Ваше превосходительство!»: характеризующую информацию в этом случае может извлечь из текста только тот читатель, которому известно: по действующему в то время порядку данное обращение свидетельствует о генеральском чине персонажа. Таким образом, в приведенном и подобных случаях от читателя требуется исторически обусловленное фоновое знание, в частности, знание существа табели о рангах описываемого времени. Текст подсказки уже не содержит, а отсутствие подготовки читателя лишает его возможности адекватного восприятия содержания.
Включая в себя элементы культуры, эмоциональный компонент, «сжатую до основных признаков историю, современные ассоциации, оценки...» (Степанов 1995:43), концепт способен отражать мифологические, религиозные, обыденные представления, но выявление этих характеристик также обусловлено подготовленностью читателя, так как во всех случаях - это «дискретное ментальное образование, являющееся базовой единицей мыслительного кода человека, обладающее относительно упорядоченной внутренней структурой, представляющее собой результат познавательной (когнитивной) деятельности личности и общества и несущее комплексную, энциклопедическую информацию об отражаемом предмете или явлении, об интерпретации данной информации общественным сознанием и отношении общественного сознания к данному явлению или предмету» (Попова:2001: 46).
Для полного представления о структуре концепта важно понимание, что усадебное землевладение занимало большое место в жизни русского дворянства, поэтому закономерно, что творческая манера Бунина обнаруживает стремление не только воспроизводить художественными средствами характерные черты бытования этого класса, но каждый элемент окружающей жизни, кроме участия в строении сюжета, приобретает дополнительную характеристичность, оценочность. Например, повесть «Суходол», совмещающая описание светлых и темных сторон барского бытия, является одновременно: 1\ декларацией отречения от всякой идеализации жизни дворянского сословия, 2\ обобщающим произведением о России конца 19 - начала 20 века, в истории которой дворянству принадлежала серьезная роль, 3\ попыткой на примере жизни русской деревни разобраться в характере русского человека. Последнее подчеркивал и сам И.А.Бунин, говоря об этом произведении: «.Меня занимает главным образом душа русского человека в глубоком смысле, изображение черт психики славянина» (Цит. по: Мясников и др.1965:477). Указанные компоненты содержания повести закономерно включаются в набор семантических признаков концепта в качестве фоновых знаний.
Выявлению реально-бытовых и социально- или исторически обусловленных фоновых знаний способствуют текстовые показатели, которые, будучи соотнесены с другими языковыми знаками, вступают с ними в особые, свойственные только данному тексту отношения. Например, может актуализироваться одно из возможных значений слова или слово меняет вообще свое значение под влиянием контекста (появляются контекстуальные синонимы, не отмеченные в словарном порядке), как некий символ меняющегося времени. Таковы, к примеру, элементы бунинских рассказов, в которых актуализируется новое для того времени значение лексемы дача. На фоне существующих в русском языке значений, наиболее употребительное из которых: «загородный дом для летнего отдыха городских жителей»( Словарь русского языка в 4 тт.,т.1:367), в текстах Бунина появляется контекстуально выявляемое дополнительное значение: «сдающееся внаем на летний период городским жителям строение на территории барской усадьбы как символ упадка, разорения этой усадьбы». Как правило, дачи, на территориях которых протекает действие некоторых рассказов, - это части бывших или еще существующих поместий, хозяева которых продали эти участки или сдали внаем под летние помещения, где проводят лето разного достатка городские жители, и это становится характеризующим элементом в содержании рассказа, например: «Есть несравненная прелесть в этих осенних днях, серых и прохладных, когда, возвращаясь из города на дачу, встречаешь только одних ломовых, нагруженных мебелью прочих запоздавших дачников («Надежда»); «.Это уже последние дачи. А в побледневшей темноте, к которой мы пригляделись, вырастали влево от нас огромные и угрюмые .дачи . в садах тянулись направо и налево в одну линию» («На даче»).
Прослеживая в рассказах Бунина признаки расцвета, а затем увядания дворянских имений, мы отмечаем, что почти всегда в произведениях, даже если имеются зарисовки спокойно текущей жизни поместий (например, рассказы «Митина любовь», «Натали»), уже присутствуют и мотивы оскудения, которое осознается и описывается, хотя и с оттенком лиричности, но чаще всего с грустью.
Чуть позднее мотив гибели класса и связанного с ним крестьянского патриархального мира звучит уже совсем горестно, а порой предстает окрашенным в трагические, иногда даже полумистические тона. Постепенно намечается движение авторской мысли от индивидуальных переживаний героя к раздумьям о сущности бытия, судьбах России и русской культуры. Выразительность и эмоциональная насыщенность бунинской лексики, уместность грамматических построений позволяют представить концепт «Дворянская усадьба» во всей совокупности его форм и содержания.
Источник фоновых знаний, наполняющих содержание концепта, заключается еще и в том, что отдельные компоненты могут приобретать особую роль в организации целого текста, а через него - и в комплектации контекстуального содержания. Такую роль способна приобретать в текстах И.А.Бунина, в частности, лексема попона(ы) .Являясь в прямом своем назначении покрывалом для лошади ( а иногда и других домашних животных) (См. Словарь русского языка в 4 тт.,т.3:296)( «Свиньи сидели на задах в деревянной загородке, покрытые серыми попонами с вензелями и коронами». «Игнат»), попона могла иметь и более широкое употребление, символизируя один из признаков «несостоятельности». Например, попонами укрывались для тепла : «Открыв глаза, я увидал
1 Здесь и далее иллюстрации из текста по изданию: И.А.Бунин. Собрание сочинений в 9 тт. -М.: Изд-во «Художественная литература»,1965-66.
легкий сумрак, наполненный голубоватым светом, пол, покрытий попонами, и белую лежанку»(«Новый год»); застилали полы, когда помещения плохо отапливались или дуло в щели: «Вымытые полы, от которых пахнет теплой сыростью, застланы попонами («Последняя весна»). Интересны извлекаемое из текста понимание о существовании некой связи «попона-бедность»: "В быту дома я нашёл переход уже к грубой бедности — замазанные глиной трещины печей, полы для тепла постланы мужицкими попонами... "(«Жизнь Арсеньева»).
В начале пореформенного периода, продавая большую часть земли и, по возможности, оставляя за собой усадебный дом предков с приусадебной территорией, определенная часть поместных дворян все чаще стремилась поступить на службу в город. Но формируемое поколениями у многих помещиков-крепостников нежелание и неумение трудиться, склонность к беспечности, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности вызывали на службе в городе подчас неприязнь, иногда и презрение деловых людей. Отсутствие приветливости городского окружения обостряло желание возвратиться к своему старому положению, особенно, если еще сохранились не только усадебный дом, но и часть имения, и в новых условиях путем повинностей, сдачи в аренду земли, продажи под дачи удержаться «на плаву» уходящего из-под ног прежнего благополучия (См. Оноприенко 2007: 15). Таким образом, дворяне в пореформенный период как бы разделились на две части: одни, потеряв практически свое первоначальное престижное положение высшего сословия империи, так и не примирились с этим, другая же часть смогла примириться с изменившимися условиями жизни, чему способствовало, прежде всего, развитие железных дорог , расширение круга знакомств через «конторские каналы», идущие от усадеб к уездным и губернским городам. Неудивительна поэтому значимость в текстах Бунина упоминаний о железной дороге: «Теперь, к вечеру серого и жёсткого морозного дня перед этим вокзалом стоял наш непомерно длинный и необыкновенно будничный пассажирский поезд, бесконечная стена третьеклассных вагонов, больших, тяжёлых, какими отличалась Курско-Харьково-Азовская железная дорога» («Жизнь Арсеньева»); «Бернгардт отвечал отрывисто, а все поглядывали на них, как бы спрашивая: какой интерес представляет Каменскому железная дорога? («На даче»).
Ряд произведений Бунина посвящен разоряющейся деревне, в которой правят голод и смерть. Идеал писатель ищет в патриархальном прошлом с его старосветским благополучием. Запустение и вырождение дворянских гнезд, нравственное и духовное оскудение жизни вызывают у Бунина чувство грусти и сожаления об ушедшей гармонии патриархального мира, об исчезновении целых сословий (рассказы «Деревня», «Суходол»). Но в то же время во многих произведениях появляются образы «новых» людей, появляются рассказы, проникнутые предчувствием близких тревожных перемен. Характерно, что описание кусочка деревенской жизни может становиться свидетельством о влиянии жизни хозяев усадьбы, как в описанном ниже случае посещения деревенской избы: «.Потом встал, неслышно подошел к двери в кухню, заглянул за дверь - и опять увидел то же самое: в кухне тихо и сумрачно, рублевые стенные часы, у которых стрелки не двигались, всегда показывали четверть первого, стучат необыкновенно четко и торопливо, свинка, зимующая в кухне, стоит возле печки и, до глаз запустив морду в лохань с помоями, роется в них. а старуха сидит и плачет: утирается подолом - и рекой течет!» («Старуха»). Остановившиеся часы - возможно подарок господ, но зимующая в хате свинья, лохань с помоями сразу переносят читателя в другой мир.
Вчитываясь в строчки рассказа «Темные аллеи», можно увидеть, как благодаря своей многослойности, многозначительности каждый из элементов этого небольшого произведения участвует в создании общего фона, воздуха, наполняющего содержание концепта в целом. Интересно обратить внимание на особую глубину словосочетания темные аллеи, окрасившего собой через название целый цикл новелл и обнаружившего свою самоироническую значимость в первом же рассказе. Вспоминая, что давным-давно оставленная женщина подарила лучшие, «истинно волшебные минуты» жизни, герой рассказа с умилением повторяет строки: «Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи.», но тут же спохватывается: «Но, боже мой, что же было бы дальше? Что, если б я не бросил ее? ... Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?... И, закрывая глаза, качал головой» («Темные аллеи»).
Для более точного выявления подтекста приведем слова стихотворения Н. Огарева, строчку из которого вспоминает герой рассказа: «Была чудесная весна! \Они на берегу сидели - \Река была тиха, ясна,\вставало солнце, птички пели; \Тянулся за рекою дол, \Спокойно, пышно зеленея; ХВблизи шиповник алый цвёл,\Стояла тёмных лип аллея» (Н.Огарев)
Как видим, герой Бунина допускает неточности в цитате, и это не случайно. Сравним расхождения: у Огарева «Вблизи шиповник алый цвел» - у Бунина: «Кругом...»; у Огарева - аллея (ед. ч.), у Бунина - аллеи, множественное. Отклонения от текста говорят о неискренности персонажа в обращении к поэтическому сравнению для иллюстрации своего настроения (истинный любитель поэзии не подменяет слова и формы произведения), следовательно, Бунин дает нам понять, что с иронией относится к герою. Можно предположить, что оттенок ироничности распространен на весь «комплект» персонажей цикла, в самом названии «Темные аллеи» - нарочито искаженная цитата (точнее, сегодня сказали бы - интертекст)»: правильно: «Темная аллея», а не аллеи.
Представляется интересным более подробное рассмотрение и выявление совокупности показателей, позволяющих четко отграничивать каждую из отмеченных выше вариантов фоновых знаний.
On the example of semantic structure of one of the Russian concepts those components of its contents which are outside specifically language representation are considered; means of identification of background components in the course of the functional analysis of the text are shown. Keywords: text, communication, conceptology, presuppozicia, background knowledge.
Список литературы
1. Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл. Л.: «Наука», 1978.
2. Бунин И.А. Собрание сочинений в 9 тт. М.: Изд-во «Художественная литература», 1966.
3. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996.
4. Гехтляр С., Осадчая О. Концепт «Дворянская усадьба» в русской культуре: место в концептосфере, содержание, структура // Мирнауки, культуры, образования.№6(37)2012, с. 18-21.
5. Демьянков В.З. Термин «концепт» как элемент терминологической культуры / Отв. ред. М. В. Ляпон // Язык как материя смысла: Сборник статей в честь академика Н. Ю. Шведовой. М.: Издательский центр «Азбуковник», 2007. С. 606-622.
6. Лотман Ю.М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин. Комментарий: Пособие для учителя. Л.: Просвещение, 1980.
7. Михайлов О.Н. Бунин И.А. // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918 1940): В 3 т. М.: РОССПЭН, 1997. Т. 1. Писатели русского зарубежья. С. 87-90.
8. Мясников А.С. и др. Примечания. - В кн.: «И.А.Бунин.Собрание сочинений. Том третий». М., Изд-во «Художественная литература», 1965
9. Огарев Николай. Обыкновенная повесть ... "Стихи о любви и стихи про любовь" - Любовная лирика русских поэтов & Антология русский поэзии. Интернет ресурс. Режим доступа: http://www.mgma.ш/?s=%D0%9D%D0%...
10. Неретина С.С. Тропы и концепты. М.: 1999.
11. Оноприенко И.Г. Быт провинциального дворянства: традиции и новации в 50-90-е годы 19 века (на примере центрального Черноземья). АКД. Воронеж,2007.
12. Осадчая О.А. Языковые средства репрезентации концепта «Дворянская усадьба» в русском языке (на материале произведений И.А.Бунина(. Дис. На соиск. Уч. Степени канд. Филолог. наук... -калининград, 2014.
13. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д. Попова, И.А. Стернин. Воронеж: Истоки, 2001.
14. Словарь русского языка. В 4-х т. \Под ред. А.П.Евгеньевой. М., 1984.
15. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты: монография / Моск. гос. лингв. ун-т, Волгогр. гос. пед. ун-т. Волгоград: Перемена, 2004.
16. Степанов Ю.С. Изменчивый "образ языка" в науке XX века // Язык и наука конца 20 века. М., 1995. С. 7-34.
17. А.Фет. Стихотворения. - В кн.: Три века русской поэзии. Составитель Николай Банников. М.: Просвещение, 1968.
Об авторе
Гехтляр С.Я. - доктор филологических наук, профессор Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, sv_ge@mail.ru
