CC BY
38
Ш1ШШШШ1ШШ1Ш1Ш1ШШШШШ1Ш1ШШ1Ш1МШ1Ш1ШШ1Ш1ШМШ1Ш1Ш1Ш1Ш1
© 2014
В. С. Севастьянова ТЕКСТ НИЦШЕ В СЛОВАРЕ АНДРЕЯ БЕЛОГО
В статье рассматривается языковая картина мира, воплотившаяся в художественных исканиях русского литературного модернизма. Анализируя произведения Андрея Белого и Ф. Ницше, автор статьи сопоставляет созданные двумя художниками образы, устанавливает параллелизм их художественных построений и философских систем.
Ключевые слова: А. Белый, Ф. Ницше, модернизм, лирика, философские системы, языковая картина мира
Одной из особенностей поэтики русского литературного модернизма являлось взаимодействие художественных построений с базовыми положениями генетически родственных им религиозно-философских учений. При этом влияние последних сказывалось не только на творимых русскими авторами образах и мотивах, но и на создававшейся ими особой языковой картине мира, наполнявшейся представлениями, воспринятыми из близких по духу мировоззренческих систем.
Особенно ярко такое воздействие проявилось в творчестве Андрея Белого. Поэт не только на протяжении многих лет занимался осмыслением философских положений Ф. Ницше, одного из своих кумиров, но и стремился «заговорить на языке» этого «предтечи теургического искусства» (Белый 1990, 282). В словарь автора «Золота в лазури», «симфоний», «Тристий» прочно вошли такие понятия, как вечное возвращение, возврат, круговое движение...
Первым опытом синтезирования языков художественного текста и философской доктрины можно считать цикл «Возврат», создававшийся А. Белым в самом начале 1900-х гг. — времени наибольшей увлечённости творчеством Ф. Ницше. Уже в первой части «Возврата» поэт уподобляет своего героя ницшевскому страннику, который покинул родину и пошёл в горы, наслаждаясь там «своим духом и своим одиночеством» (Ницще, 6):
Я вознесён, судьбе своей покорный.
Над головой полёт столетий быстрый.
Привольно мне в моей пещере горной.
Лазурь, темнея, рассыпает искры
(Белый 1994, 79).
Заратустра испытывает потребность в том, чтобы делиться своим знанием, нуждается в учениках и последователях: «Но наконец изменилось сердце его — и в одно утро поднялся он с зарёю, стал перед солнцем и так говорил к нему: "... Я пресытился своей мудростью <.. .> мне нужны руки, простёртые ко мне. Я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы опять радоваться безумству своему, а бедные — богатству своему"» (Ницше, 6). «Вознёсшийся» герой А. Белого, пресытившись одиночеством, покидает свою пещеру, для того чтобы призвать к себе и просветить тех, кто остался внизу:
Мои друзья упали с выси звёздной.
Забыв меня, они живут в низинах.
Кровавый факел я зажёг над бездной.
Звездою дальней блещет на вершинах.
Я позову теперь к вершинам брата.
Пусть зазвучат им дальние намёки
(Белый 1994, 80).
Очевидны также не только образные, но и лексические параллели, существующие между стихотворением А. Белого и ницшевской песнью «С высоких гор»:
О полдень жизни! Дивная пора!
Пора расцвета!
Тревожным счастием душа моя согрета:
Я жду друзей с утра и до утра,
Где ж вы друзья? Придите! Уж пора!..
Здесь пир готовлю я друзьям своим:
Кто к далям звёздным
Живёт так близко, —
К этим страшным безднам?
Где царство, равное владениям моим?
А мёд мой, — кто же наслаждался им ?
(Ницше, 405).
Книги Ф. Ницше и тексты русского поэта объединяют не только слова о пире, друзьях, горных вершинах, звёздных далях и высях. Заратустра так обращается к своим последователям: «. нужно много благородных, и разнородных благородных, чтобы составилась знать! Или, как говорил я однажды в символе, "в том божественность, что существуют боги, а не Бог!" <...> О братья мои, я жалую вас в новую знать: вы должны стать созидателями и воспитателями — сеятелями будущего.» (Ницше, 152).
Со словами, выдержанными в духе приведённой заповеди, обращается к своим «братьям», призванным «на пир», и герой «Возврата»:
Севастьянова Валерия Станиславовна — доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой иностранных языков для профессиональной коммуникации Института истории, филологии и иностранных языков Магнитогорского государственного технического университета им. Г.И. Носова. E-mail: [email protected]
Вином волшебств мы встретим их, как маги. Как сон, мелькнёт поток столетий быстрый. Подай им кубки пенно-пирной влаги, В которой блещут золотые искры....
Подножье пира — льдистая вершина. Пылает скатерть золотом червонца. В сосудах ценных мировые вина: Вот тут — лазурь, а там — напиток солнца (Белый 1994, 79).
Текст Ницше в словаре Андрея Белого
353
Меж них хожу в небесно-бледной тоге.
То здесь, то там мелькает жезл волшебный.
«Друзья, пируйте — будете как боги»,
то там, то здесь твержу: «Мой стол — целебный...»
(Белый 1994, 80).
Во многих окружающих «Возврат» произведениях «Золота в лазури» влияние Ф. Ницше видно столь же отчётливо. Обращаясь к наследию философа, поэт всякий раз пытается перекинуть мост от его призывов к исканиям современных «новых теургов», которые должны всё ближе подходить к разрешению загадок бытия. В книге «Так говорил Заратустра» мы читаем: «О братья мои, не всё ли течёт теперь? Не все ли перила и мосты попадали в воду? Кто же станет ещё держаться за "добро" и "зло"?» (Ницше, 145). В целом корпусе текстов А. Белого стартовой площадкой аргонавтических полётов и свободного творчества становится то, что позже будет названо «боевой платформой Ницше» (Белый 1994, 182): Ах, и зло, и добро утонуло в прохладе манящей. Серебро, серебро омывает струёй нас звенящей
(Белый 1994, 32).
Для Ф. Ницше преодоление «добра» и «зла» означает конец «зимнего» периода в истории человечества: «Над рекою всё крепко, все ценности вещей, мосты, понятия, всё "добро" и "зло" — всё это крепко!»; «Это истинное учение зимы, удобное для бесплодного времени, хорошее утешение для спящих зимою <...> Но против этого говорит ветер в оттепель!.. О братья мои, не всё ли течёт теперь? Не все ли перила и мосты попадали в воду? Кто же станет держаться ещё за "добро" и "зло"? "Горе нам! Благо нам! Тёплый ветер подул!" — так проповедуйте, братья мои, по всем улицам!» (Ницше, 145). А. Белый, не отклоняясь от пути, завещанного учителем, заглушает «вопли зимы» в своём художественном пространстве: Засиял после тьмы ярче свет первозданный, Глуше вопли зимы. Дальше хаос туманный...
(Белый 1994, 32), —
а также вводит образ «весеннего пророка», несущего своей проповедью оттепель в остывший мир:
Его риза в огне... И, как снег, седина. И над ним в вышине голубая весна.
(Белый 1994, 37).
Однако свои главные надежды на обретение бесконечного, всеобъемлющего «счастья бытия» А. Белый связывает с развитием ещё одной из ницшевских идей — идеи вечного возвращения1. «Учитель возвращения» Заратустра возвещает: «Всё идет, всё возвращается; вечно вращается колесо бытия. Всё умирает, всё вновь расцветает, вечно бежит год бытия. Всё погибает, всё вновь устрояется; вечно строится один и тот же дом бытия. Всё разлучается, всё снова друг друга приветствует; вечно остаётся верным себе кольцо бытия. В каждый миг начинается бытие.» (Ницше, 158). А. Белый убеждён: это только на первый, очень поверхностный взгляд вечное возвращение — детерминистический парадокс, бесконечное повторение бесчисленных комбинаций атомов. На самом же деле, движение вечно возвращающегося бытия должно плавно и почти незаметно трансформироваться в «возвратное приближение Вечности» (Белый 1994, 191).
Приступая к воплощению такого приближения в собственных текстах, А. Белый, как того и следовало ожидать, задаёт вполне определённый вектор развития своего художественного бытия: Старина, в пламенеющий час обуявшая нас мировым, — старина, окружившая нас, водопадом летит голубым.
И веков струевой водопад, вечно грустной спадая волной, не замоет к былому возврат, навсегда засквозив стариной
(Белый 1994, 28).
Образы Ф. Ницше не исчезнут из словаря А. Белого и тогда, когда от принятия идей немецкого философа А. Белый перейдёт к полемике с ним, и идея вечного бытия сменится мыслью об уничтожении последнего, о растворении в не-бытии2. Так, о «кольце» мы прочитаем в «Тристиях» (1907):
И ночь, и день бежал. Лучистое кольцо Ушло в небытие...
(Белый 1994, 257), — а также в переработанном тексте 1929 г. («Брюсов»): В Бездну Безвременья Падай, < ...>
1 Севастьянова 2008, 287.
2 Севастьянова 2010, 48.
354
СИДОРЕНКО
Кольцо Бытия!
(Белый 1994, 410).
Такая верность однажды избранному ориентиру позволяет говорить о том, что язык философии Ф. Ницше является одним из столпов поэтического словаря Андрея Белого, а «усвоение терминологии» (Белый 1990, 130) союзников и противников на каждом из этапов творческих исканий является одним из основных принципов функционирования созданной русским поэтом художественно-философской системы.
ЛИТЕРАТУРА
Белый А. 1990: Начало века. Воспоминания: в 3 кн. Кн. 2. М.
Белый А. 1994: Символизм как миропонимание. М.
Белый А. 1995: Собр. соч.: Стихотворения и поэмы. М.
Ницше Ф. 1990: Соч.: в 2 т. Т. 1. М.
Севастьянова В. С. 2008: Не-бытие и русская литература начала XX века (А. Белый, М. Горький, В. Набоков) // ПИФК. XIX. М.; Магнитогорск; Новосибирск, 282-291.
Севастьянова В. С. 2010: Символизм не-бытия Андрея Белого: Опыт построения антисистемы: монография. М.
NIETZSCHE'S TEXT IN ANDREI BELY'S VOCABULARY V. S. Sevastyanova
The article reveals the language picture of the world embodied in art searches of Russian literary modernism. Analyzing Andrei Bely and Nietzsche's works the author compares images created by the poets, sets parallelism of artistic constructions and philosophical systems.
Key words: A. Bely, F. Nietzsche, modernism, lyrics, philosophical systems, the language picture of the world
© 2014
К. П. Сидоренко
БАСНИ И. А. КРЫЛОВА КАК ОБЪЕКТ ИНТЕРТЕКСТОВОЙ ЛЕКСИКОГРАФИИ
Крылатые слова и цитаты из басен И. А. Крылова рассматриваются с точки зрения их лексикографической обработки. Интертекстовый потенциал басен позволяет создать словарь, в котором представлено описание семантически и структурно неоднородных единиц.
Ключевые слова: крылатые слова, цитата, интертекстовая динамика, контекст, типология словарей
И. А. Крылов объединил в 9 книгах 198 своих басен, но некоторые басни публикуются в собраниях сочинений поэта как дополнение к основному корпусу1. Обращение к источникам, начиная с первых десятилетий XIX в. и до наших дней, обработка художественных, публицистических, учебных, научно-популярных и научных текстов, словарей, литературной критики, газет, мемуаров, писем, ресурсов Интернета показало, что все басни Крылова так или иначе отразились в русской интертекстовой динамике и могут быть объектом лексикографической систематизации2. Опубликованный в 2013 г. Словарь-справочник, созданный по материалам басен Крылова, насчитывает более 1700 словарных статей. Их лексикографическая неоднородность и отражена в подзаголовке книги: «цитаты, литературные образы, крылатые выражения». С известной долей условности статус басен, чьи фрагменты описаны в словаре, может быть представлен следующим образом.
Во-первых, это басни «общеизвестные»: «Ворона и Лисица», «Слон и Моська», «Квартет», «Лебедь, Щука и Рак», «Ларчик», «Кот и Повар», «Волк и Журавль», «Волк на псарне», «Любопытный» и др. Во-вторых, это басни малоизвестные или практически сейчас неизвестные широкому кругу читателей, хотя крылатые выражения (КВ), восходящие к ним, используются в современном русском языке: «Волк и Волчонок» (ср., Где пастух дурак, там и собаки дуры), «Ворона и Курица» (ср., Попался, как ворона в суп), «Медведь в сетях» (ср., Так лучше бы ты мёртвых ел и оставлял живых в покое), «Мор зверей» (ср., Кто посмирней, так тот и виноват), «Огородник и Философ» (ср., великий краснобай, названный друг природы), «Пестрые Овцы» (ср., Лев бы и хорош, да всё злодеи волки) и многие др.
В типологии словарей, ориентированных на описание интертекстовых единиц (в первую очередь собственно крылатых слов), прослеживается два направления. Прежде всего, словари, охватывающие во всей полноте круг словесной культуры. В этом случае количество произведений того или иного автора обычно относительно невелико. Например, в классических изданиях Н. С. и М. Г. Ашукиных3, а также В. П. Беркова, В. М. Мокиенко и С. Г. Шулежковой4 И. А. Крылов представлен соответственно 53 и 61 словарными статьями. Кроме этого, возможны словари, посвящённые интертекстовому потенциалу одного автора, а «крылатые слова» (КС) здесь лишь одна из частей в составе писательской идиоматики5. Особое положение занимает словарь М. И. Михельсона6, в котором оба принципа объединены.
Сидоренко Константин Павлович - доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. E-mail: [email protected]
1 Крылов 1956.
2 Мокиенко, Сидоренко 2013.
3 Ашукин, Ашукина 1987.
4 Берков, Мокиенко, Шулежкова 2000.
5 Сидоренко 2011а.
6 Сидоренко 2011б.
