CC BY
63
EPISTEMOLOGY & PHILOSOPHY OF SCIENCE » 2016 » T. XLVIII• № 2
I
ЕХНОНАУКА КАК ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ СРЕДА
И ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ МЕТОДОЛОГИЯ
1
Ольга Евгеньевна Столярова — кандидат философских наук, научный сотрудник сектора социальной эпистемологии Института философии РАН. Е-mail:
olgastoliarova@mail.ru
В тексте комментируется статья Б.Г. Юдина о связи технонауки и современных биоинженерных проектов с медицинскими практиками «улучшения» человека. Для обсуждения высказанных в статье идей используется концепция двух видов научности, предложенная Т. Куном. Показывается, что технонаука отвечает второму типу научности — собственно экспериментальному («бэконианско-му») в отличие от первого, математического типа и что она формирует экспериментальную среду изучения, частью которой является человек. Ключевые слова: технонаука, история и философия науки и технологии, трансгуманизм, медицинские практики, научный эксперимент.
Т.
ECHNOSCIENCE AS AN EXPERIMENTAL ENVIRONMENT AND EXPERIMENTAL METHODOLOGY
Olga Stoliarova —
PhD in philosophy, research fellow at the department of social epistemology, Institute of Philosophy, RAS.
The paper provides a commentary on B.G. Yudin's paper devoted to the relationship between technoscience and contemporary human enhancement technologies. In order to discuss these issues I address to T. Kuhn's conception of two traditions in the development of modern science. I show that technoscience belongs to the tradition that Kuhn calls the Baconian or "experimental" sciences in contrast to the "mathematical" sciences. I argue that technoscience creates an experimental environment for the study of a human being as an integral part of this environment. Key words: technoscience, history and philosophy of science and technology, transhumanism, medical practices, science experiment.
В своей статье Б.Г. Юдин связывает два вопроса: о сущностных характеристиках технонауки и о технологическом «улучшении» человека. Соглашаясь с автором в том, что ответ на первый вопрос имеет большое значение для понимания второго вопроса, я сосредоточу свой комментарий на характеристиках технонауки с тем, чтобы подойти ко второму вопросу с некоторыми результатами, которые позволят мне согласиться или не согласиться с заключительным выводом автора о том, что «"улучшение" человека — это своеобразная методология его экспериментального изучения».
Б.Г. Юдин справедливо указывает на то, что теории и практики «улучшения» человека достигают в последние десятилетия невиданных масштабов и начинают теснить традиционные медицинские, т.е. прежде всего лечебные, теории и практики. Б.Г. Юдин обнаруживает условия возможности этих новых задач и их решений в соединении науки с технологией, соединении, кото-
1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 16-03-00033.
40 Panel Discussion
рое сегодня тематизируется и обсуждается в качестве феномена тех-нонауки. Анализируя характеристики технонауки, Юдин выделяет два «контура» взаимодействия науки и технологии — внутренний и внешний. С помощью отсылки к первому технология описывается в качестве псевдоестественной среды, в которой разворачивается научное исследование. Второй имеет значение для описания социальных детерминант науки вместе с ее технологическими условиями/приложениями.
Не отрицая взаимной дополнительности двух контуров, я хочу обратиться к первому, чтобы показать, что он, на мой взгляд, является определяющим для понимания технонауки и ее исторического развития. Я буду опираться на статью Т. Куна о двух типах научности Нового времени [Kuhn, 1976], а также привлеку к обсуждению материал полемики марксистских историографов науки и А. Койре, в которой раскрываются коллизии между внутренним и внешним контурами (техно)науки.
В эпоху первой научной революции, пишет Т. Кун, происходит не только трансформация старых, классических наук, но и формирование новых. Несмотря на глубокие теоретические изменения, на рост научного инструментария, такие классические науки, как математика, астрономия, оптика, статика, наука о движении, остаются в Новое время по преимуществу абстрактными, «квазиматематическими» (хотя и признают вслед за Аристотелем, средневековыми физиками и Ф. Бэконом необходимость наблюдений) и не испытывают настолько сильной нужды в эксперименте, каковую испытывают новые, в собственном смысле слова экспериментальные, науки. Последние формируются в значительной степени независимо от первых и уходят корнями не в умозрительную, а в практическую традицию, связанную с алхимией, ремеслом и медициной.
Классические науки, хотя и реформированные в эпоху Научной революции, используют эксперимент для демонстрации заранее добытых в ходе мысленных экспериментов теоретических положений (и тем самым подтверждают интерналистский тезис о том, что революции совершаются в головах). Экспериментальные же науки (Кун называет их бэконианскими и относит к числу их творцов У. Гильберта, Р. Бойля и Р. Гука) заинтересованы в испытании природы, т.е. в том, чтобы увидеть, как поведет себя природа в ранее не существо- (А вавших условиях, впервые возникших благодаря техническому ис- g
кусству и изобретательности ученого. Любопытство и сноровка экспериментаторов немало способствовали тому, что в арсенале ученого получили прописку телескоп, микроскоп, барометр, воздушный насос и многие другие оригинальные устройства, с помощью которых наука Нового времени конструировала оригинальные лабораторные & ситуации и создавала новые области исследований.
O.E. СТОЛЯРОВА
Развитие бэкоииаиского направления оказало влияние на переоценку роли артефактов в научном исследовании и формирование конструктивистских интерпретаций научного познания, учитывающих не только мысленное, но и материальное конструирование научных объектов. Эта переоценка, однако, заняла не одно столетие. Эпистемология и философия науки долгое время сохраняли приверженность традиционной точке зрения на взаимоотношение науки и технологии, при которой технология рассматривалась в качестве приложения научной теории, а не ее условия. Лишь во второй половине XX в. значительное число философов, историков и социологов науки обратилось от, используя терминологию Я. Хакинга, «представления» к «вмешательству» [Hacking, 1983], включив подходы и результаты философии, истории и социологии технологии в сферу своих интересов. Сегодняшнее повышенное внимание социогумани-тарных наук к такому пограничному объекту, как технонаука, свидетельствует об этой перемене.
Теоретический уклон традиционной философии науки довольно долго препятствовал тому, чтобы сделать темой обсуждения одну из главных, на мой взгляд, характеристик технонауки, которая заключается в ее открытых, связанных с рисками и соответственно далеко не полностью предсказуемых процессах и результатах. Дело в том, что технонаука создает сложные системы, состоящие из человеческих и нечеловеческих акторов, которые не могут быть редуцированы ни к материальной, ни к интеллектуальной, ни к социальной составляющим. Недооценка технологического конструирования реальности приводит к тому, что философия науки, пытаясь постичь динамику науки, поставлена перед выбором между внутренней логикой ее развития (интернализм) и внешними, привходящими обстоятельствами, которые объявляются социальными (экстернализм). В этом смысле показательна позиция А. Койре, высказанная им, в частности, в полемике с марксистскими историками науки, разделявшими традиционное для марксистской философии внимание к материально-технической базе теоретических усилий и результатов.
Защищая интерналистский взгляд на развитие новоевропейской науки, Койре противопоставляет его утилитаристской, как он ее на-
О зывает, точке зрения марксистских историков (Б. Гессена и др.) (А [Коуге, 1943]. Согласно Койре, марксисты считают, что создание но-¡5 вых технологий отвечает социальным потребностям и, следователь-Л но, что общественные нужды через посредство технологии направля-2 ют развитие науки. «Создание техники не могло быть мотивом тех, _ кто занимался наукой, — возражает Койре, анализируя причины научной революции XVII в., — потому что основные области техники Я уже к тому времени наличествовали... техника никоим образом не направляла науку» [Коуге, 1943: 400-401]. В ответ на этот аргумент со-
временные исследователи марксистской истории науки Г. Фройден-таль и П. Маклафлин предлагают схему взаимодействия науки и технологии, далекую от утилитаризма и «вульгарного социологизма» [Freudenthal & McLaughlin, 2009]. В их интерпретации присутствие тех или иных технологий в распоряжении ученого не отрицает, а, наоборот, подчеркивает конструктивную роль артефактов: технология формирует горизонт и материал науки как предметная область и опытная основа научного исследования. Конструктивно-проективная деятельность человека (технологическая «идеализация природы») возвращается в виде реальности «второй природы», которая обеспечивает эмпирическую точку отсчета и референции научных теорий.
С моей точки зрения, концепция Фройденталя и Маклафлина помогает понять комплексную природу и особенности технонауки, которая хотя и представляет собой изучение того, что мы сами создали, при этом сталкивается с тем, что созданное нами обладает собственным потенциалом развития. Ситуация становится еще более сложной, когда дело доходит до самого человека как объекта проектирования и изучения. Как верно пишет Б.Г. Юдин, «дело при этом вовсе не ограничивается одним лишь "обслуживанием" человека — наука и технологии приближаются к нему не только извне, но и как бы изнутри, в известном смысле делая и его своим произведением, проектируя не только для него, но и его самого».
Итак, если мы согласимся с Куном, Фройденталем и Маклафлином в том, что революции происходят не «только в головах», но и главным образом в мастерских, то мы должны будем признать, что технонаука формирует экспериментальную среду, частью которой являются «мастерские» по производству человека, получающего приставку транс-, поскольку его характеристики выходят за пределы традиционных норм и представлений. Причем если для биоинженерных лабораторий такое производство более или менее ожидаемо по определению, то в случае медицины оно не столь очевидно и связано с неожиданными эффектами новых технологий и технологических практик, что подтверждает эмерджентный характер результатов технонауки.
В качестве примера из области медицины приведу широко обсуждаемый сегодня в философии и социологии медицины феномен самолечения и самопомощи [Peeters et al., 2013; Stokes, 2013; West, 2009]. (A В наше время быстро возрастает количество технологических по-
средников между врачом и пациентом. К таковым можно отнести устройства диагностики, прогнозирования, лечения, реабилитации, компенсаторной помощи (например, электрокардиограф, ингалятор, протез и т.д.). Эти устройства, в особенности диагностические, призваны работать на доказательную медицину, т.е. гарантировать объективность врача при постановке диагноза и лечении (так, врач, оценивая состоя-
ние пациента, руководствуется показаниями приборов, а не субъективным мнением). Однако развитие посреднических медицинских технологий и, что очень важно, их сращивание с информационными технологиями (например, диагностика по Интернету, электронные медицинские карты, личные терапевтические и имплантированные диагностические устройства, соединенные со Всемирной паутиной, и т.д.) приводят к неожиданному результату. Технологически оснащенный субъект получает возможность диагностировать, лечить и даже «апгрейдить» самого себя без участия врача. Принципиальным в этой ситуации является то, что технологическое наращивание медицинской объективности и эффективности оборачивается неожиданным вторжением технологически оснащенной субъективности, что влечет за собой разнообразные (этические, социальные) последствия, которые нам еще предстоит изучить и оценить. Таким образом, из лечебной практики, основной задачей которой было возвращение к норме, медицина на наших глазах превращается в «мастерскую» по производству нового человека.
Подведу итог. Я согласна с заключением Б.Г. Юдина о том, что «''улучшение'' человека — это своеобразная методология его экспериментального изучения», и хочу лишь отметить, что эта методология является частью описываемой Б.Г. Юдиным системы, а не ее ме-тауровнем, и, следовательно, сама находится в состоянии становления и непредсказуемого изменения.
Refernces
Freudenthal & McLaughlin, 2009 — Freudenthal, G. McLaughlin, P. Classical Marxist Historiography of Science: the Hessen-Grossmann-Thesis. In: Freudenthal G. & P. McLaughlin (eds.). The Social and Economic Roots of the Scientific Revolution: Texts by Boris Hessen and Henryk Grossmann. Boston Studies in the Philosophy of Science, vol. 278, Springer, 2009, pp. 1-40.
Hacking, 1983 — Hacking I. Representing and Intervening: Introductory Topics in the Philosophy of Natural Science. Cambridge University Press, 1983.
Koyre, 1943 — Koyre A. Galileo and Plato. Journal for the History of Ideas, 1943, vol. 4, pp. 400-428. ШШ Kuhn, 1976 — KuhnT.S. Mathematical vs Experimental Traditions in the De-
velopment of Physical Science. Journal of Interdisciplinary History, 1976, О vol. VII, no. 1, pp. 1-31.
M Peeters et al., 2013 — Peeters J.M., Wiegers T.A., Friele R.D. How Technolo-
g gy in Care at Home Affects Patient Self-Care and Self-Management: A Scoping О Review. International Journal of Environmental Research and Public Health, .2 2013, vol. 10, no. 11, pp. 5541-5564.
Q Stokes, 2013 — Stokes C. The Electronic Health Revolution: How Health
™ Information Technology Is Changing Medicine — And the Obstacles in Its Way. gj Health Law & Policy Brief, 2013, vol. 7, no. 1, pp. 21-36. (Q West, Miller, 2009 — West D.M., Miller E.A. Digital Medicine: Health Care
■У-, in the Internet Era. Brookings Institution Press, 2009. 183 p.
