CC BY
87
19. Семина ХристинаД. Трагедия русской армии Первой Великой войны 1914-1918 гг. Записки сестры милосердия Кавказского фронта. Кн. 1. Нью Мексико: Rausen Bros, 1963. С. 136-137.
20. Исаев М. М. Захолустный фронт // Московский архив. Историко-краеведческий альманах. Вып. 2. М.: Мосгосархив, 2000. С. 531.
V. V. Poznahirev
THE SINGULARITIES SITUATION OF TURKISH PRISONERS OF WAR IN RUSSIA DURING THE FIRST WORLD WAR.
The article is an attempt to highlight and substantiate the existence of a number of singularities in the situation of Turkish prisoners of war in Russia in 1914-1918 in comparison with the situation of other prisoners of the Central Powers. The author believes that these specific features of the situation of Turkish prisoners has been expressed in levels of international legal protection of prisoners, on the order of their internment, feeding, employment, etc.
Key words: prisoners of war, Turks, «inner region», the Caucasus Military District, Russian Muslims, escapes, employers.
Получено 20.04.2011 г.
УДК 930.1
Е.В. Сломинская, доц., 8-4872-35-51-75, [email protected] (Россия, Тула, ТулГУ)
ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ В ПЕРВОЕ ПОСЛЕОКТЯБРЬСКОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ (1917-1927 гг.)
Проанализировано развитие отечественной историографии технической интеллигенции в первое послеоктябрьское десятилетие (1917-1927гг.). Широкая источниковедческая база позволяет увидеть сложность и противоречивость историографической ситуации заявленного периода.
Ключевые слова: техническая интеллигенция, историческая наука, идеология, революция, новая власть, «старые спецы».
Историческая наука в любые периоды развития общества очень точно отражала наиболее актуальные для своего времени проблемы, являясь частью социального сознания и социальной практики. Известный российский историк науки М. А. Барг отметил, что специфика исторического научного знания «заключается в том, что на всех стадиях своего развития оно в той или иной форме включало рефлексию, т. е. способность "посмотреть на себя со стороны", внутреннюю критику процессаполучениязнания» [1. С. 53].
Характеризуя общее состояние исторической науки, томский
историк В.А. Дмитриенко отмечает, что «несмотря на имеющиеся успехи в области истории, освещению теоретико-методологических проблем этой научной отрасли уделяется еще явно недостаточно внимания. Наиболее отчетливо это обнаруживается в исследовании проблем предмета и методологии истории науки, общих критериях и принципах периодизации науки и специфики историко-научных источников. Существует определенный разрыв между объемом накопленного историко-научного материала и его теоретико-концептуальным осмыслением» [2. С. 94-95]. Мысль, высказанная В.А. Дмитриенко в 1988 году, не потеряла своей актуальности и сегодня. В частности, В.А. Балашов, В.А. Юрченков, соглашаясь с автором, признают, что «чрезвычайно сложным в настоящее время является вопрос о методологии историографии как науки» [3]. Со своей стороны доктор исторических наук, профессор В.Ф. Коломийцев считает, что «важной особенностью, определяющей современное состояние исторической науки, является расширение предметного ПОЛЯ методологическихпоисков» [4. С.115].
Анализируя современное состояние историографии, Е.Б. Заболотный и В.Д. Камынинын отмечают размежевание в среде самих историографов, различное понимание ими смысла, функций, задач и методики историографических исследований [5]. В статье, опубликованной в 2010 году, В.Д. Камынин выделяет два основных подхода. Первый реализуется в рамках «проблемной» историографии. Традиционными направлениями данного подхода являются:
- рассмотрение результатов профессиональной деятельности историков;
- изучение борьбы идей;
- подведение итогов изучения определенной исторической проблемы;
- выявление неизученных или дискуссионных вопросов;
- определение направлений возможных будущих изысканий по данной проблеме.
Второй подход позволяет рассматривать историографию в рамках интеллектуальной истории и направляет внимание историографов на нтеллектуальную деятельность историков, ее условия и формы [6. С. 54].
Говоря об основных категориях историографической науки, необходимо отметить, что в 1980 году доктор исторических наук, профессор Пермского университета Л.Е. Кертман ввел в научный оборот понятие «историографической ситуации» и определил его как «состояние исторической науки, сложившееся в результате синхронизации определенных стадий (или уровней) развития частных (относительно самостоятельных) историографических процессов, а также "внешних" процессов, влияющих на развитие исторической науки» [7. С. 25].
Другим немаловажным аспектом отечественной историографии является проблема периодизации. Первые попытки выделения различных этапов и периодов отечественной истории относятся ко второй половине
XIX - начале XX века. Свои примеры периодизации предлагали различные исследователи: П.Б. Струве [8. С. 6], В.О. Ключевский [9. С. 33-34] и др. Нельзя не согласиться с тем, что «любая периодизация является условной и зависит от того какой принцип кладется в его основу» и в то же время «большинство авторов указывают 1917 год как на рубеж, отделяющий дореволюционную и советский период в развитии исторической науки» [6. С. 60-62].
Что касается рассматриваемого периода (1917 - 1927гг.), то ряд исследователей делят его на два этапа: «1917 - 1920 гг. - когда почти отсутствуют серьезные исследовательские работы [10], и - 1920 - 1927 (28) гг. - время взаимосвязанное с НЭПом и полемикой историков-марксистов с представителями "старой" школы» [11].
События Октября 1917 года, ставшие крупнейшим общественнополитическим явлением эпохи не только в судьбе России, но и в общемировом масштабе, раскололи интеллектуальную элиту страны на два чуждых и враждебных лагеря. Одну группу составили устроители советского общества, идеологи марксистско-ленинской доктрины. В другую вошли те, кто пытался отстаивать интеллектуальную мысль, сложившуюся в России еще в конце XIX века, найти свое место в новой стране и дать собственное, подчас отличное от официальной точки зрения, понимание происходящих в стране перемен.
Доктор исторических наук Самарцева Е.И. отмечает: «отечественная историческая мысль оказалась не только политически, но и географически разделена. Помимо собственно России образовалась и зарубежная Россия» [12. С. 18]. Таким образом, во вторую группу вошли и представители Русского Зарубежья, в силу объективных и субъективных причин оказавшиеся за пределами Отечества. В.А. Балашов и В.А. Юрченков отмечают, что этот пласт следует рассматривать как составную часть отечественной историографии и считают, что наряду с основополагающими методологическими принципами
историографических исследований, такими, как принцип историзма и объективность научного исследования, необходимо ввести и принцип неделимости русской исторической мысли [3].
Характеризуя в целом историографическую ситуацию, Ю.Н. Афанасьев считает, что самым распространенным термином в советской историографии станет слово «борьба» [13.С. 21]. Борьба советской власти с интеллигенцией в период саботажа, за интеллигенцию (в первую очередь техническую или «буржуазных спецов») в период индустриализации и борьба против интеллигенции в период массовых чисток и репрессий: «в целях пресечения разрушительной антисоветской деятельности» [14].
Другой немаловажной характеристикой рассматриваемого периода является плюрализм мнений, оценок и взглядов. И.Е. Казанин отмечает, что
«в идейном и концептуальном плане этот период более насыщен по сравнению с другими этапами развития историографии» [ 15. С. 9]. В определенном смысле своеобразным унисоном звучат слова К.Ф. Штеппы, сводившего этот период к «относительно мирному сосуществованию» старой буржуазной и новой марксистской историографии [16. С. 205].
Как уже отмечалось, традиции старой буржуазной школы были заложены на рубеже столетий. В.Д. Камынин отмечает, что в этот период «российские ученые стали открыто говорить о своих политических пристрастиях, призывать писать исторические исследования на злобу дня, подчиняя научное творчество интересам определенной политической партии. В связи с этим изменилась проблематика научных исследований, историки гораздо чаще чем раньше стали делать историю современности объектом своего научного творчества» [6. С. 58]. К таким трудам можно отнести сборник «Из глубины», изданный книгоиздательством «Русская Мысль» в 1918 г. [17], ставший, по сути, продолжением изданного в 1909 году сборника статей о русской интеллигенции «Вехи». А.И. Солженицын так прокомментировал этот сюжет: «Роковые особенности русского предреволюционного образованного слоя были основательно рассмотрены в "Вехах" - и возмущенно отвергнуты всею интеллигенцией, всеми партийными направлениями от кадетов до большевиков. Пророческая глубина "Вех" не нашла (и авторы знали, что не найдут) сочувствия читающей России, не повлияла на развитие русской ситуации, не предупредила гибельных событий» [18. С. 125].
Как уже отмечалось, интеллигенция по-разному встретила Октябрьские события 1917 года. С.А. Федюкин в своих работах убедительно доказал, что не всегда принадлежность интеллигенции к высшим, «цензовым слоям» обуславливала резко отрицательное
отношение к новой власти [19].
В частности, весьма лояльную позицию занял Я.И. Френкель, работавший с 1921 года в Ленинградском физико-техническом институте. 27 декабря 1917 года в письме своим близким он писал, что по-прежнему считает утопической попытку и эфемерной власть большевиков. «Но, -писал автор, - я не могу отказать этой попытке в величии, а им самим в необычайной смелости, логичности и последовательности. Я полагаю, что теперь уже поздно возвращаться вспять, дабы идти по длинному обходному пути, и поэтому не могу не осуждать попытки русской интеллигенции ставить палки в колеса большевизма, вместо того, чтобы помогать им вести колесницу по пути, с которого нет возврата. Большевикам следует помогать, чтобы изменить отрицательные результаты их политики иувеличить положительные» [20. С. 51-52].
Надо сказать, что судьба оказалась к Якову Ильичу весьма благосклонной. Он много и плодотворно работал, руководил кафедрой теоретической физики Ленинградского политехнического института, стал
автором первого в СССР полного курса теоретической физики; за свои научные достижения был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР в 1929 году, награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Но в целом, подавляющая часть интеллигенции выступила против большевиков. Известный философ и писатель Ф.А. Степун, высланный из советской России в 1922 году, писал: «большевики, захватившие власть, были, конечно, злом. Со злом необходимо бороться силою. Это не подлежит никакому сомнению» [21. С. 238].
Жесткая и непримиримая позиция интеллигенции по отношению к новой власти вылилась в контрреволюционный саботаж 1917-1918 гг. Как известно, призывом не исполнять распоряжений большевиков послужило «Воззвание к гражданам Российской республики», выпущенное образованным в ночь на 26 октября (8 ноября) 1917 на заседании Петроградской городской думы «Комитетом спасения родины и революции» во главе с правыми эсерами Н.Д. Авксентьевым и А.Р. Гоцем. Союз трудовой интеллигенции, Союз инженеров, Союз служащих государственных учреждений и другие общественные объединения возглавили саботаж, переросший в открытую забастовку, и заняли твердую позицию по отношению к рабоче-крестьянскому правительству.
Вот лишь некоторые события, связанные с данным сюжетом. 18
ноября (1 декабря) 1917 Всероссийский продовольственный съезд,
состоявшийся в Москве, постановил прекратить доставку продовольствия в Петербург, Москву и другие революционные центры. С 30 октября (12 ноября) прекратили работу служащие Министерства путей сообщения. Петроградский железнодорожный узел уже в первой половине ноября 1917 был забит грузами. В октябре 1917 Николаевская железная дорога отправляла 3260 вагонов в сутки, а в декабре — 600. Владельцы предприятий Петербурга останавливали производство, задерживали выплату рабочим заработной платы. Активное участие в деятельности различных антиправительственных организаций принял, в том числе, и Торгово-промышленный комитет.
В историографическом плане немаловажное значение в оценке противостояния интеллигенции большевикам, ее мотивов и роли в событиях того времени играют работы видных членов партии и государственных деятелей советского государства. Безусловный тон в развитии историографии в первое послеоктябрьское десятилетие задавали работы В.И. Ленина. Это положение отражено в многочисленных работах как советского, так и постсоветского периода и, пожалуй, ни когда ни у кого не вызывало сомнения. Менялись исключительно оценка ленинских работ, отношение исследователей к Октябрю 1917 года и роли интеллигенции в стихийности революционных событий.
Характеризуя ситуацию в стране, спустя два месяца после захвата власти большевиками, В.И. Ленин пишет, что «не умеют понять
исторической перспективы те, кто придавлен рутиной капитализма, оглушен могучим крахом старого, треском, шумом, "хаосом" (кажущимся хаосом) разваливающихся и проваливающихся вековых построек царизма и буржуазии, запуган доведением классовой борьбы до крайнего обострения, ее превращением в гражданскую войну....» [22. С. 191-192]. И далее: «в сущности, все эти интеллигентские вопли по поводу подавления сопротивления капиталистов представляют из себя не что иное, как отрыжку старого "соглашательства".» [22. С. 192-193]
В.И. Ленин явно недооценивал роль старой интеллигенции в поступательном развитии общества, в выполнении ею не только социально-культурных, но и профессиональных функций по обеспечению бесперебойной работы производства. Пожалуй, наиболее ярко мотивация технической интеллигенции, ее неприятие новой власти, охарактеризована В.И. Лениным в двух работах: «Запуганные крахом старого и борющиеся за новое» и «Как организовать соревнование?», написанные 24 - 27 декабря 1917 г. (6 - 9 января 1918 г.). В первой статье он просто и ясно говорит, что «социальная основа современного воя интеллигентиков» - это «корысть, грязная, злобная, бешеная корысть денежного мешка, запуганность и холопство его прихлебателей» [22. С. 193]. Во втором случае, от имени самой интеллигенции, В.И. Ленин пишет: «мы были всегда организаторами и начальниками, мы командовали ... мы хотим оставаться таковыми, мы не станем слушаться "простонародья", рабочих и крестьян, — мы превратим знание в орудие защиты привилегий денежного мешка и господства капитала над народом» [23. С. 197].
По-мнению И.Е. Казанина, анализирующего партийноправительственную политику по отношению к Российской интеллигенции в 1917-1921 гг., такая оценка не соответствовала действительности, но она отвечала «антиинтеллигентским настроениям масс, поднятых революцией на авансцену социальной жизни, к которым апеллировали большевики» [15. С. 63].
Правда несколько позже, в 1919 году, когда участие старой российской интеллигенции в восстановлении народного хозяйства становилось все более очевидным, В.И. Ленин не соглашаясь с автором «Открытого письма "специалиста"» в том, что «коммунисты, оттолкнули специалистов, "окрестив" их всякими худыми словами», пишет: «если бы мы "натравливали" на интеллигенцию, нас следовало бы за это повесить. Но мы не только не натравливали народ на нее, а проповедовали от имени партии и от имени власти необходимость предоставления интеллигенции лучших условий работы» [24. С. 218].
Огромный пласт историографических работ представляют труды видных политических и государственных деятелей советского государства рассматриваемого периода. В целом, позиция идеологов марксизма-ленинизма не отличалась от тех установок, которые были заданы вождем
мирового пролетариата. В трудах A.B. Луначарского, Г.Е. Зиновьева, Л.Д. Троцкого и других четко прослеживается неприятие интеллигенции, ее стремление отстоять свои не только нравственные, идеологические позиции, патриотический настрой, но и сохранить профессиональный статус. Не стоит забывать, что неприятие технической интеллигенцией новой власти мотивировалось вмешательством в вопросы управления производством людей технически некомпетентных, основными мотивами которых в деятельности на производстве были лишь «коммунистические принципы».
Очень интересна мысль A.B. Луначарского, который в статье «Интернационал и интеллигенция» пытался, на наш взгляд, как бы подсказать старым инженерно-техническим специалистам тот единственно возможный путь, позволивший бы в дальнейшем избежать противостояния с властью: «если инженерам в России... удалось бы сплотить вокруг себя квалифицированный технический персонал... если бы эти группы оказались настолько умны, что дошли бы до своеобразного полукоммунизма и, так сказать, предложили бы нам свои услуги на договорных началах, то, несмотря на свою малочисленность по сравнению с пролетариатом, они могли бы занять в переходный к коммунизму период очень даже выдающееся положение» [25. С. 15-16].
О том, что большевики ни на одну минуту не отказывались от того наследства, которое получили от лучшей части народнической интеллигенции, говорил Г.Е. Зиновьев 23 ноября 1923 года на Всероссийском съезде научных работников. По мнению видного политического деятеля, ветхозаветная народническая формула: пролетариат, крестьянство, интеллигенция как триединство оставалась пустой фразой до 1917 года. «Нужна была диктатура пролетариата, чтобы создать реальную базу для воплощения в жизнь этой триединой формулы. Теперь это не фраза, не пустые слова... Наступил момент, когда пролетариат, крестьянство и интеллигенция создадут один союз» [26. С. 157].
Считая, что «самая значительная и влиятельная часть интеллигенции живет за счет промышленной прибыли, земельной ренты или государственного бюджета», Л.Д. Троцкий однако полагал, что «интеллигенция, вероятно, ранее других промежуточных классов перейдет в ряды сторонников нового строя», поскольку «ее профессиональная связь с культурными отраслями общественного труда, ее способность к теоретическим обобщениям, гибкость и подвижность ее мысли» отличает интеллигенцию от торгово-промышленной мелкой буржуазии[27. С. 272, 357].
Выступая на III Всесоюзном Совещании рабселькоров 28 мая 1926 г., Л.Д. Троцкий, не говоря напрямую о роли инженерно-технической интеллигенции в повышении производительности труда, качестве выпускаемой продукции, тем не менее, отмечает: «От чего этот результат
зависит? От всего общественного строя, от техники, от организации общества, от степени его производственной квалификации, от навыков, от сноровки, от культуры. Все это в целом, начиная с земли, вернее с подземных богатств, и кончая высшими учебными заведениями, все это вместе определяет уровень производительности труда в обществе» [28].
В целом, работы, вышедшие в свет в 20-х годах, в рамках ленинской исторической концепции, составившей основу советской исторической науки, изучали интеллигенцию как междуклассовую прослойку общества. К таким трудам можно отнести работы С.Я. Вольфсона, В.В. Воровского, А.К. Гастева, Б.И. Горева, Е.С. Коца, А. Оранского, В. Полянского, М.А. Рейснера и др. В частности, С.Я. Вольфсон в работе «Интеллигенция как социально-экономическая категория», опубликованной в 1925 году в журнале «Красная новь», попытался раскрыть сущность интеллигенции, ее место в дифференцированном обществе на основе таких объективных признаков, как образованность, умственное содержание труда. Именно эти черты, по мнению автора, отличает интеллигенцию от других социальных групп [29].
Большой интерес представляет работа Е.С. Коца «Крепостная интеллигенция», вышедшая в свет в 1926 году. В ней автор продолжил линию исторических исследований, начатых еще в последней четверти XIX века [30], и продолженных в начале XX столетья П.Н. Сакулиным [31]. Е.С. Коц отмечает, что «элементы из крепостной среды» в силу различных обстоятельств «посвящали себя занятиям нынешних свободных профессий». Отдельный раздел в работе автора посвящен и технической интеллигенции: архитекторам, инженерам и др. Несмотря на то, что выходцам из крепостных принадлежат выдающиеся достижения в различных областях науки и культуры, положение творческих людей было очень тяжелым. После получения образования им необходимо было возвращаться в более низкую интеллектуальную среду и подвергаться наказаниям за малейшие проступки. В качестве примера автор приводит выписку из приказа графа Орлова от 1796 года: «высечь архитектора Бабакина за то, что он снял кружала из-под свода» [32. С. 35].
В качестве одного из основных критериев понятия интеллигенция многие исследователи выделяют образовательный. Очень важный нюанс подметил А.Е. Иванов, который отмечает, что природа студенчества «имела единый социально-генетический код с интеллигенцией, с которой учащаяся молодежь соотносилась как часть с целым по своим профессиональным жизненным перспективам» [33. С. 5]. В этом ракурсе определенный историографический интерес представляют работы, посвященные развитию технического образования в России [34], которые появляются уже в 20-х годах но, учитывая социально-классовую ситуацию в стране и идеологический пресс, эти труды в большей степени посвящены профессионално-техническому образованию рабочего класса.
Особое место среди изданий первого послеоктябрьского десятилетия занимают немногочисленные юбилейные выпуски, приуроченные к памятным датам тех или иных институтов [35]. Составленные на основе официальных документальных материалов они представляют бесценный фактический материал, позволяющий проследить развитие инженернотехнического образования, получить сведения о профессорско-преподавательском составе институтов дореволюционной России, численности студентов и читаемым учебным дисциплинам. В то же время идеологическая заданность становится характерной чертой и этой категории историографических источников: «Весь опыт борьбы ГЭМИКШ говорит за то, что начать надо не с организационного, а с идеологического» [36. С. 24].
После Октябрьской революции наряду с новыми периодическими изданиями продолжают выходить в свет журналы царской России. Среди них большой интерес представляют те, в которых освещается развитие различных отраслей промышленности. К таким журналам, в частности, можно отнести старейший в России научно-популярный «Г орный журнал», издаваемый с 1825 года. Основной тематикой журнала были вопросы, связанные с проблемами развития горнодобывающей промышленности, что, безусловно, в полной мере отражает профессиональную деятельность технической интеллигенции. В то же время в «Г орном журнале» можно встретить статьи, являющиеся своеобразным продолжением юбилейных сборников [37. С. 747-763]. Но в целом, тематика и содержание публикации, особенно второй половины 20х годов, отвечали духу времени и выходили за рамки официальной идеологии [38. С. 50-55].
Таким образом, в первое послеоктябрьское десятилетие сформировались две основные линии отечественной историографии: советская, ставшая впоследствии доминирующей и «единственно возможной», и направление, вышедшее из историко-философских диспутов XIX - начала XX вв. В дальнейшем марксистско-ленинский идеологический диктат сделает невозможным дальнейшее развитие «веховских» традиций.
Работы, целиком посвященные истории развития технической интеллигенции в историографии 1917-1927 гг., нами не выявлены. Изученный историографический материал включает небольшие фрагменты, затрагивающие вопросы, связанные с технической интеллигенцией царской России в связи с освящением отдельных сюжетов послереволюционного периода, таких как саботаж и привлечение «буржуазных спецов к социалистическому строительству». Данные работы относятся к формирующейся в рассматриваемый период советской школе и носят оценочный, как правило, резко негативный характер.
Больший интерес представляют юбилейные сборники, позволяющие
(пусть и в самых общих чертах) проследить формирование технической интеллигенции на фоне развития высшей школы.
Список литературы
1. Барг М. А. Историческое сознание как проблема историографии // Вопросы истории. 1982. № 12.
2. Дмитриенко В. А. Введение в историографию и источниковедение истории науки. Томск, 1988.
3. В.А. Балашов, В. А. Юрченков. Историография отечественной истории (1917-начало 90-х гг.). Саранск, 1994 .
4. Коломийцев В.Ф. Методология истории (От источника к исследованию). М, 2001.
5. Заболотный Е. Б., Камынин В. Д. К вопросу о функциях и месте историографических исследований в развитии исторической науки // Вести. Тюм. ун-та. 2004. № 1.
6. Камынин В. Д. Теоретические проблемы историографии как научной и учебной дисциплины на рубеже ХХ-ХХ1 столетий // Известия Уральского государственного университета. 2010. № 3(78).
7. Методические и теоретические проблемы истории исторической науки: Сб. ст. Калинин, 1980.
8. Струве П.Б. Социальная и экономическая история России с древнейших времен в связи с развитием русской культуры и ростом государственности. Париж, 1952.
9. КлючевскийВ.О. Сочинения, т. VII. Соцэгиз, 1959.
10. К немногочисленным работам первого периода,
опубликованным в России в которых рассматриваются вопросы, связанные с российской интеллигенцией можно в частности отнести: Заметки о революции и культуре. М., 1918; Язвицкий В. Интеллигенция и трудовой народ. - М.: Практические знания, 1917.-31 с.; Горький М.
Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре. М., 1918 и др.
11. Самарцева Е.И. Российская интеллигенция до Октября 1917
года (историографический очерк). Тула, 1998. С. 14. Такая периодизацией предложена С. Томпкинсом и А. Мазуром. См. Соловей В. Д. Процесс становления советской исторической науки (1917 - середина 30-х гг.) в освещении американской и английской историографии // История СССР. 1988. № 4. С. 202; Балашов В.А., Юрченков В.А. историография отечественной истории (1917 - начало 90-х гг.) . Саранск. 1994. С. 8.
12. Самарцева Е.И. Российская интеллигенция до Октября 1917
года (историографический очерк). Тула, 1998.
13. Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии //
Советская историография. М., 1996.
14. Такая формулировка фигурирует практически во всех Заключениях 11-го отделения СО ГПУ в отношении высылаемой за границу интеллигенции. Цит по: Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК-ГПУ. 1921-9123. М. 544 с.
15. Казанин И.Е. Забытое будущее: советская власть и российская интеллигенция в первое послеоктябрьское десятилетие. Волгоград, 2001.
16. Соловей В.Д. Процесс становления советской исторической науки (1917 - середина 30-х гг.) в освещении американской и английской историографии // История СССР. 1988. № 4.
17. Из глубины. Сборник статей о русской революции. Книгоиздательство „Русская Мысль”. Москва -Петроградъ. 1918 г.
18. А.И. Солженицын Образованщина // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 1999.
19. См.: Федюкин С.А. Привлечение буржуазной интеллигенции к социалистическому строительству в СССР. М., 1960; Он же Советская власть и буржуазные специалисты. М., 1965; Он же Октябрьская революция и интеллигенция. М., 1972 и др.
20. Френкель В.Я. Яков Ильич Френкель.М.; Л., 1966.
21. Степун Ф. Мысли о России // Русская идея в ко угу писателей и мыслителей русского зарубежья: В 2 т., М., 1994. Т.1.
22. Ленин В.И. ПСС // Запуганные крахом старого и борющиеся за новое. Т. 35.
23. Ленин В.И. ПСС // Как организовать соревнование? Т. 35.
24. Ленин В.И. ППС // Ответ на открытое письмо специалиста. Т.
38.
25. Луначарский A.B. Интернационал и интеллигенция // Об интеллигенции: сб. ст. М., 1923.
26. Судьбы русской интеллигенции: материалы дискуссий, 1923 -1925 гг. Новосибирск, 1991.
27. Троцкий Л.Д. Литература и революция. Печатается по изд. 1923 г. М., 1991.
28. Троцкий Л.Д. Борьба за качество, за экономию, за производительность труда и стандарт // Правда. № 125. 2 июня 1926 г.
29. Вольфсон С.Я. Интеллигенция как социально-экономическая категория // Красная новь. 1925.
30. Леткова Е. Крепостная интеллигенция // Отечественные записки, №11. 1883.
31. Саккулин П.Н. Крепостная интеллигенция / Великая реформа. Т.3, Л., 1911.
32. Коц Е.С. Крепостная интеллигенция. Л.: Сеятель, 1926.
33. Иванов А.Е. Студенчество России конца XIX - начала XX века: социально-историческаясудьба. М.: 1999.
34. См. напр.: Козелев Б.Г. Профессинально-техническое
образование пролетариата и союзы. М.: Госиздат, 1920. 31 с.; Гринько Г.Ф. Очередные задачи советского строительства в области просвещения. Харьков: УССР. Наркомпрос, 1920. 87 с.; он же. Очерки советской просветительской политики. Харьков: Путь просвещения, 1923. 194 с.; Гастев А.К. Трудовые установки: Структура. Анализ. Обоснование. Курсы.
Ч. I. М.: ЦИТ, 1924. 302 с.; Каменский А.З. Пути профтехнического образования и его значение в современной промышленности. М.; Л.: Центральное управление печати ВСНХ СССР, 1925. 80 с.; Панкевич П.Я. Основные вопросы фабзавуча. М.: Новая Москва, 1926. 232 с.; Аникст О.Г. Рабочее образование в РСФСР. М.: Новая Москва, 1925. 46 с.; она же. Подготовка квалифицированных рабочих: О рабочем образовании. М.; Л.: Наркомпрос РСФСР, 1928. 39 с. и др.
35. См. напр.: Профессионально-техническое образование в
России за 1917—1921 г. / под ред. О.Г. Аникст // Юбилейный сборник. М.: Главпрофобр, 1922. 38 с.; Горный институт. Юбилейный сборник. 1773—1923. Л., 1926; Екатеринославский горный институт им. Артема Сергеева. Екатеринослав, 1924; Томский технологический институт за 25 лет своего существования 1900—1925. Юбилейный сб. Ч. II. Томск, 1928 и др.
36. 7 лет работы ГЭМИКШ. М., 1927.
37. Напр.: Список лиц, окончивших курс в Горном институте с 1773 по 1923 годы // Горный журнал. 1923. -№11.
38. См. напр.: Смирнов Н. Какие требования предъявляет жизнь инженеру // Инженерныйработник. 1925. №2.
E. V.Slominskaja
TECHNICAL INTELLIGENTSIA IN RUSSIAN SCIENCE IN 1917-1927 This article analyzes development of Russian historiography in 1917-1927 Wide source study basis allows to see complication and contradictory of historiography of this period.
Key words: technical intelligentsia, historical science, ideology, revolution, new
power.
Получено 22.04.2011 г.
