CC BY
19
Гамэр Баутдинов,
публицист
ТАТАРСТАН: РОССИЙСКИЕ ПРЕДТЕЧИ ЕВРОИСЛАМА
В публикациях, посвященных Татарстану, нередко фигурирует термин “джадидизм”. Причем упоминается он не только в историческом, но и в современном контексте. Некоторые политики стремятся приравнять джадидизм к евроисламу. Главным поборником этой идеи считается Рафаэль Хакимов, государственный советник при президенте Республики Татарстан по политическим вопросам. В чем же заключается суть “джадидизма” и какова история его появления и развития?
В недавно изданном “Татарском энциклопедическом словаре” джадидизм определяется как “общественно-политическое движение за обновление различных сторон жизни общества”, получившее распространение и среди ряда других тюркских народов. Но данное определение этого движения следует отнести уже к его позднейшему этапу, к началу XX в., когда термин “джадидизм” стал трактоваться более широко. “Усул (или ысул) джадид” означает буквально “новый метод” обучения, который начиная с 80-х годов XIX в. стал внедряться в татарских школах. С тех пор “джадидизм” стал синонимом “обновления”. Но прежде несколько слов о том, как была организована старая (“кадим”) система образования в исламо-татарском мире. Обучение проходило в основном при мечетях. Если речь шла о скромной сельской мечети, с мальчиками мог заниматься мулла, а его супруга (абыс-тай) — с девочками. При более крупных мечетях открывались мектебы, своего рода начальные духовные школы, и медресе, в которых можно было получить среднее и высшее исламское образование. Обучение состояло в том, что священные тексты заучивались наизусть на арабском языке, а потом интерпретировались на татарском. При этом в программах таких учебных заведений практически отсутствовали светские дисциплины. Разумеется, в них преподавалась также богослужебная практика.
Примерно та же картина наблюдалась в Бухаре и Самарканде в духовных учебных заведениях более высокого уровня, куда в поисках знаний устремлялась татарская молодежь. И там незыблемым при преподавании оставался арабский язык — язык ислама, языком же общения становился персидский. В таких условиях вполне естествен-
но, что лишь наиболее одаренные учащиеся могли подняться выше среднего уровня. Многие мусульманские ученые понимали необходимость определенных изменений в системе образования. Неудовлетворенность положением дел в этой области, сомнения в некоторых религиозных постулатах, продиктованные отчасти и адатом, т.е. обычаями местного характера, а также поиски нового привели к зарождению реформаторских идей в татарской интеллектуальной среде. Развитие татарского религиозного реформаторства, просветительства и философской мысли в XVШ—XIX вв. связано прежде всего с такими именами, как Абдуррахим Утыз Имяни, Абунаср Курсави, Шихабуд-дин Марджани, Хусаин Фаизханов, Абдулкаюм Насыри. Утыз Имяни (1754—1834) и Абунаср Курсави (1776—1812) критически осмыслили систему духовного образования. Своими трудами они во многом способствовали распространению среди татар новых идей, заложив основы религиозного реформаторства. Шихабуддин Марджани (1818— 1889) и его ученик Хусаин Фаизханов (1828—1866) уже прямо выступали за необходимость реформирования медресе кадимистского (старого) типа. В условиях пореформенной многонациональной России, когда зарождалась татарская буржуазия, назрела необходимость в изучении светских наук и русского языка. Впервые эти мысли прозвучали в проекте преподавателя Петербургского университета Хусаина Фаизханова “Школьная реформа”, но его ранняя смерть, а также сопротивление сторонников старой системы образования не позволили тогда приступить к реализации реформы.
Больше повезло другому известному просветителю — Исмаилу Гаспралы, или Гаспринскому (1851 — 1914). Именно он в 1884 г. создал в Бахчисарае первое медресе нового типа. Неутомимая деятельность Гаспринского, бывшего одно время даже секретарем И.С.Тургенева в Париже, позволила ему распространить свои идеи среди разных слоев тюркских народов России. Он много ездил по различным регионам, издавал газету “Тарджеман” (“Переводчик”), ставшую с 1885 г. первой тюрко-татарской газетой в России, осваивая опыт Турции и других мусульманских стран в деле реформирования системы образования. Между тем среди татар все больше сторонников находила просветительская деятельность Марджани и Насыри. Шихабуддин Марджани, богослов, историк, философ, был имамом первой соборной мечети Казани. Затем он стал мухтасибом этого города, т.е. лицом, ответственным за соблюдение мусульманами норм шариата, а также преподавал в казанской татарской учительской школе. В своих
многочисленных трудах ученый развивал идеи просветительства и религиозного реформаторства. Марджани заложил основы татарской исторической науки.
Широким был круг интересов и Каюма Насыри (1825—1902). Историк-этнограф, филолог, писатель, он также выступал на ниве просвещения. Будучи правоверным мусульманином, Насыри сначала преподавал татарский язык в Казанской духовной семинарии и православном училище, а в 1871 г. открыл собственную школу. Насыри заложил основы татарского литературного языка, обогатил его научной терминологией, был автором учебников по математике, геометрии, географии и разнообразных трудов по литературе, педагогике, медицине, этнографии, ботанике, земледелию. Просветительские идеи Марджани, Насыри и Гаспринского легли в основу программы для медресе нового типа. Число таких медресе начиная с 80-х годов неуклонно росло, достигнув нескольких сот к началу XX в. Этому способствовало также и то, что процессу создания татарской школы нового типа активно помогали меценаты из купеческого сословия, хорошо осознававшие необходимость в подготовке молодых квалифицированных кадров. Джадидские медресе возникали прежде всего в районах компактного проживания татар: в Казанской, Уфимской и некоторых других губерниях России. Своего рода маяками здесь были такие медресе, как “Марджания”, “Мухаммадия”, “Касимия” в Казани, “Галия” и “Усмания” в Уфе, “Хусаиния” в Оренбурге и сельские “Буби” и “Губайдия”. Причем в реформированных джадидских медресе все большее место в учебных программах занимали светские дисциплины: математика, физика, астрономия, основы медицины, география, история, иностранные языки, причем не только восточные, но и западноевропейские. В то же время татарское общество выступало за сохранение в программах медресе религиозных дисциплин, ибо ислам оставался тем духовным стержнем, который объединял татар даже в самые драматические моменты их истории.
Вокруг содержания учебных программ и методики преподавания велась борьба между сторонниками старых методов преподавания и реформаторами. Последние больше преуспели в крупных городах, в то время как консерваторы имели большую поддержку в сельской местности с ее более консервативными устоями. Например, в Нижегородской области, выходцы из которой ныне широко представлены в Москве, из полусотни мусульманских школ, имевшихся там в начале XX в., только шесть мектебов являлись реформаторски-
ми. Следует заметить, что царское правительство также препятствовало реформам, поскольку оно опасалось распространения просветительских и реформаторских идей среди татарского населения. Тем не менее число приверженцев нового продолжало расти, а с 90-х годов XIX в. джадидизм начал распространяться в Азербайджане и Средней Азии.
Постепенно идеи джадидизма стали выходить за рамки системы образования. И в какой-то момент он стал ассоциироваться с мусульманским реформаторством, поскольку видные деятели движения за обновление (Галимджан Баруди, Муса Баруди, Габдерашид Ибрагимов, Кашшаф Тарджемани, Зия Камали, Ризаэтдин Фахретдинов и др.) имели солидную религиозную подготовку. Правда, одни из них большее внимание уделяли вопросам просвещения, другие — проблемам ислама, а третьи, как, например, братья Максуди, занялись политикой. Их имена были хорошо известны не только в татарско-исламском мире России, но и за ее пределами.
С джадидизмом связывались другие прогрессивные явления в жизни мусульманских народов, что нашло особое выражение в культуре. Так, на рубеже XIX—XX вв. в татарской литературе зазвучал мощный голос целой плеяды молодых поэтов и прозаиков, начиная с великого Габдуллы Тукая (1886—1913), “татарского Пушкина”. Появились новые литературные жанры, как, например, роман. В произведениях татарских авторов поднимались насущные проблемы жизни и быта народа, его духовного развития и просвещения, вопросы, связанные со свободой личности и положением женщины. Нередко в этих произведениях в качестве отрицательных персонажей фигурировали представители наиболее отсталых кругов духовенства, не желавшие считаться с новыми веяниями в жизни общества.
В целом татарские просветители занимали в начале XX в. ведущие позиции в деле обновления различных сторон жизни российских мусульман. Революция 1905 г. способствовала известной политизации татарской интеллигенции. Последняя приняла активное участие в обсуждении вопросов национально-культурного размежевания в тюрко-исламском мире России после 1917 г., внесших коренной перелом и в жизнь татарского народа. Конечно, некорректно давать оценку произошедшему, исходя лишь из полярных позиций, по принципу “белое или черное”. В политическом плане следует отметить образование Татарской автономной республики, хотя она и имела весьма ограниченные права. Но, с другой стороны, попытка до-
биться подлинной самостоятельности в решении своих национальных проблем была безжалостна подавлена (дело Султан-Галиева) светскими властями. Противоречивые процессы происходили и в сфере образования. После революции татары, как и другие народы бывшей империи, получили возможность получать высшее образование. Казанский университет, в котором раньше не очень-то жаловали “инородцев”, стал со временем подлинной кузницей национальных кадров.
Но как в то же время измерить степень понесенных потерь? Надо признать, что татарская культура при советской власти получила новые возможности для развития, освоив, к примеру, неизвестные ранее направления (опера, балет, симфоническая музыка и т.д.), хотя это и происходило в рамках, определенных партийным курсом. Однако вряд ли что может сравниться с тем ударом, который был нанесен татарскому языку. В середине 20-х годов арабский алфавит, использовавшийся татарами и их предками в течение целого тысячелетия, был в мгновение ока заменен на латиницу, а через 15 лет ее заменила кириллица. Многовековое культурное наследие татарского народа обрекалось таким образом на забвение, а татарам словно предлагалось создавать культуру заново. Страшный урон понесла и религия. На первых порах, когда новые власти начали расправу над Русской православной церковью, ислам пока не трогали, а иногда он бывал и востребован, как, например, при налаживании отношений с новой кемалистской Турцией. Но в 1929—1930 гг. репрессии обрушились и на мусульманское духовенство. Они достигли апогея в 1937 г., когда татарский народ лишился цвета своей интеллигенции.
А какова ситуация ныне? За последние 10—15 лет произошли значительные изменения и в жизни татар. Не будем касаться политических аспектов проблемы, связанной с провозглашением суверенитета Республики Татарстан и ее отношений с федеральным центром. Оставим в стороне и вопросы сугубо социально-экономического порядка, которые весьма актуальны и в Москве, и в Казани. Остановимся лишь на том, что так или иначе перекликается с джадидизмом начала XX в.
Потребность обновления, необходимость реформирования различных аспектов жизни и быта и вместе с тем стремление сохранить и обогатить национально-культурное достояние — все это остро ощущается среди значительной части татар, где бы они ни жили, в Татарстане или других регионах. Известно, что определенная часть
татарской интеллектуальной среды призывает к необходимости реанимировать идеалы джадидизма и создать “высокую культуру”, которая стала бы достойным продолжением благородного дела, начатого более века назад. Однако порою дискуссия о джадидизме переходит за рамки научного спора, вызывая взаимное непонимание оппонентов.
Недавно автору этих строк довелось присутствовать на заседании исследовательского семинара “Татарский вопрос в России”, проведенного в Москве общественной организацией “Ватаным” и редакцией газеты “Татарский мир”. Два десятка известных ученых из Москвы и Казани вели интересную дискуссию по теме “Российская государственная политика в отношении ислама: Исходные принципы, цели и направления”. Отмечая созидательный потенциал ислама в духовной, культурной, социальной, образовательной областях, участники заседания указывали вместе с тем на негативные явления, связанные с использованием исламских лозунгов радикальными элементами. В то же время государственная политика в отношении ислама в России была охарактеризована ими как невнятная, неустойчивая и непоследовательная.
В ходе дискуссии не раз упоминались евроислам и джадидизм, причем в той трактовке этих понятий, как они рассматриваются некоторыми учеными и политологами в Казани. Когда джадидизм и евроислам ставятся на одну доску, то это вызывает, естественно, новые вопросы.
Но дискуссии относительно джадидизма осложняются порою и нечетким определением данного термина. Вот что сказал по этому поводу в одном из интервью доктор философских наук Айдар Юзеев из Казани, известный своими глубокими исследованиями по татарской религиозно-философской мысли второй половины XVIII — начала XX в.: “Неправильно отождествлять джадидизм с религиозным реформаторством. На мой взгляд, это реформа образования, одной из главных задач которой было приобщение мусульман к европейской науке и культуре. Да и ныне религиозно-философское течение джадидизма нельзя считать самостоятельным явлением — он часть, сторона реформаторства и просветительства в их широком понимании, часть теологического либерализма, а не отдельное и специфическое направление, тем более сугубо татарское”.
Также неоднозначна трактовка понятия “евроислам”, которое зародилось в Западной Европе, где массовая иммиграция граждан из
мусульманских стран привела к поиску путей их сосуществования с местным населением, поставила на повестку дня вопрос об их интеграции в западноевропейскую среду. Однако прямой перенос “евроислама” на российскую почву был бы, наверное, не вполне корректным. Ведь в России большинство мусульман, в том числе и татары, — это коренное население страны с давно устоявшимся укладом жизни, имеющим к тому же специфику евразийского характера. Разумеется, нельзя при этом забывать известный постулат о том, что ислам един и он не может быть ограничен какими-то национальными или региональными границами. Тем не менее ислам, как правило, имеет этническую окраску, обусловленную историей народа, географией его расселения, местными традициями (адатом).
Но исламская мысль не стоит на месте. О необходимости нового осмысления учения ислама говорит сейчас муфтий Равиль Гай-нутдин, председатель Духовного управления мусульман Европейской части России, отмечая, что “слепой возврат к джадидизму не может полностью решить все современные проблемы ислама” (см.: “НГР” № 19 от 5 ноября 2003 г.). Несомненно одно: творческое наследие джадидов столь богато и многообразно, что оно предоставляет широкие возможности для новых исследований и разработок в этой области.
“НГ-религии”, М., 4февраля 2004г.
Даниил Щипков,
журналист
О ВИЗИТЕ ПРЕЗИДЕНТА ЧЕЧНИ В САУДОВСКУЮ АРАВИЮ
В январе 2004 г. президент Чечни Ахмад Кадыров посетил Саудовскую Аравию (СА) с официальным визитом. Он встретился с наследным принцем Королевства СА Абдаллой, министром иностранных дел СА принцем Саудом аль-Фейсалом, членами торговопромышленной палаты города Джидды, президентом Исламского банка развития Ахмедом Мухаммедом Али и другими представителями саудовской элиты. Сам Кадыров расценил состоявшийся визит как положительный.
Еще с начала визита стало известно, что президент Чечни должен совершить малое паломничество к мусульманским святыням в
