CC BY
48
УДК 930.2
ТАМБОВСКАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ЭЛИТА СКВОЗЬ ПРИЗМУ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ 1918-1953 гг.
И В ЗЕРКАЛЕ ПЕРСОНАЛЬНЫХ БАЗ ДАННЫХ ПО ИСТОРИИ РЕГИОНА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XX в.
© Владимир Львович ДЬЯЧКОВ
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат исторических наук, доцент кафедры российской истории, e-mail: [email protected] © Александр Николаевич КОСЕНКОВ Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, аспирант, кафедрa российской истории, e-mail: [email protected]
Рассмотрено, как движение верхних слоев российско-советского общества на отрезке 1917 - начала 1950-х гг. отразило переломный и формирующий характер данного периода социальной истории страны. Проведен сравнительный анализ электронных баз социографических данных репрессированной и не репрессированной частей тамбовской социальной элиты, который показывает, что верхние провинциальные социальные слои в обоих полах на пути от провинциальной до- и революционной элит к советским «верхам» 1940-х гг. эволюционировали (парадигмы социальных слоев, национальной структуры, географии происхождения, уровень образования, структуры рода занятий, партийности) в сторону упрощения, плебеизации и социальной деградации их облика
Ключевые слова: провинциальная элита; политические репрессии; возраст; род занятий; образование; национальность.
Синергическое напряжение российского социального тела взорвалось в 1917 г. революцией, закономерно и неизбежно перешедшей в массовую Гражданскую войну с развитием в ее ходе новой, большевистской системы власти, собственности, идеологии, с новыми правилами и скоростями горизонтальной и вертикальной социальной мобильности. В начале 1920-х гг. прежнее живое поле провинциальной политической элиты являло собой картину смертного побоища с израненным, но крепнущим красным победителем с разноцветными умирающими и уже трупами вокруг него. Едва ли не большинство прежних небольшевистских политиков местного и общероссийского значения исчезли физически: многие погибли в давильне Гражданской войны, еще больше выпали в эмиграцию. Левая и активная часть оставшихся живыми в России присоединилась к большевикам, разделившись на стулья и винтики в новом государственном механизме. Менее активные левые и уцелевшие деятели из центральной и правой части провинциального политического спектра превратились в лучшем случае в «совспецов», в худшем - докатились до прообразов отца
Федора и И.М. Воробьянинова из «Двенадцати стульев».
В целом в 1920-е гг. провинциальная политическая (она же по преимуществу и по совместительству - социальная и культурная) элита перестала существовать в прежних факторах своего появления и роста, смысла, предназначения, не исключая и ее большевистскую часть. В стремительно перекраивавшейся юной советской социальной пирамиде 1920-1930-х гг. остатки прежней небольшевистской политической элиты функционировали как усыхающие пятна «старых» социокультурных «верхов» рядом с растущей новой, коммунистической по окрасу, социальной верхушкой. Мы имеем возможность «проверить алгеброй» этот гармоничный процесс хотя бы на тамбовском региональном срезе.
Нашими источниками в данном анализе станут две электронные базы данных (далее - БД):
1) БД политических репрессированных в Тамбовской области, составленная как предварительные материалы к соответствующей общероссийской БД «Мемориал»;
2) БД социальной и политической «элиты» Тамбовской области периода ВОВ, составленная по документам трехтомного сборника документов «Тамбовская область в годы Великой Отечественной войны 19411945 гг.» и материалам «Тамбовской энциклопедии».
Учтем, что эти БД различны как источники в силу своего происхождения: (1) оказывается более призмой, донесшей, но так или иначе исказившей точное тамбовское социальное лицо из-за переменности целей и объемов репрессий; (2) является по преимуществу зеркалом, т. к. составлена из персоналий лиц, значимых в тамбовской истории первых трех советских десятилетий. Также, созданные для разных задач и разными людьми (БД репрессий - работниками УФСБ по Тамбовской области и ГАТО, БД элиты 1930-1940-х гг. - В.Л. Дьячковым и А.Н. Ко-сенковым), указанные БД имеют формуляры, различные по степени информативности, совпадая в части ФИО, времени, места рождения и проживания, рода занятий, партийности «фигуранта». К тому же БД репрессий оказалась незаконченной, оставшись фактически выборкой в 8 тыс. персоналий, что составляет менее трети всех осужденных в Тамбовской области в 1920-1940-е гг. по «политическим» статьям УК РСФСР 1926 г. (около 28 тыс. человек).
Итак, в БД-1 из 8 тыс. «политических» тамбовчан, родившихся в 1850-1910-е гг., оказалось 1 тыс. 24 человек, отнесенных к провинциальным социальным «верхам»
1920-1930-х гг. В БД-2 таковых, родившихся на том же отрезке времени, набралось около 1 тыс. 700 человек. Какими историчными критериями пользовались мы, причисляя к провинциальной социальной «элите» людей межвоенной эпохи? В разных социальных сегментах мы определили следующие нижние социокультурные границы: а) священнослужители и их жены; б) обладатели профессий (родов занятий), требовавших как минимум тогдашнего неполного и полного высшего гражданского образования (врачи, инженеры, преподаватели вузов, ссузов и средних школ, юристы, агрономы, ветврачи и т. п.; в) студенты вузов, коими в то время становилось не более 0,5 % молодых людей, закончивших среднюю школу; г) лица творческих профессий (художники, литераторы,
музыканты, артисты, режиссеры и т. п.); д) советские и партийные госслужащие, начиная с уровней секретаря РК - председателя РИК, начальников районных-городских отраслевых управлений и т. п.; командиры РККА (от майорского звания или соответствующей должности), военнослужащие высоких воинских квалификаций (летчики, морские офицеры, преподаватели военно-учебных заведений, военюристы и т. п.). Также в БД-1 к местной «элите» отнесены те репрессированные лица «без определенного рода занятий», по которым достоверно известно, что в своем прошлом они были частью социальных «верхов» (рис. 1, 1 а).
Первое же распределение репрессированных по годам их рождения показывает, что в сравнении с БД элиты политических партий (далее - ЭПР) оно обнаруживает как общее, так и особенное. Общее - в большинстве родившихся на отрезке 1870-х - начале 1900-х гг. с абсолютным пиком середины 1880-х гг. Главное отличие (кроме понятной большей молодости репрессированных по сравнению членами ЭПР) - в разрушении гауссова распределения с образованием «двугорбого» графика как у репрессированной «элиты», так и у «простых» жертв юной советской системы. Первый, чуть больший «горб» из репрессированных старших возрастов сложился из-за того, что среди «простых» главными жертвами стали крестьяне, а в провинциальной элите - священнослужители (почти 52 % всей местной «элиты») с остальными из «бывших». «Горб» поменьше -из жертв помоложе образовали уже советизированные когорты, которых революция 1917 г. застала юношами и подростками. Из-за большинства «бывших» среди репрессированных провинциальных «верхов» эта часть элиты оказывается в среднем чуть старше «простых» жертв: 52,1 года (52,5 - у мужчин, 44,5 - у женщин) на 1941 г. у «верхов» против 49,8 года у остальных. Но главное и самое интересное - в причинах образования общего, более чем двукратного провала конца 1880-х - начала 1890-х гг. рождения с промежуточным минимумом 1890-1892 гг. Голодовкой 1891-1892 гг. с соответственным смертным сокращением подпавшего поколения его не объяснить. К тому же мы показали ранее, что любой тяжкий, смертный для популяции период оставлял жить гораздо более
3,5
2,5
1,5
1 т ; і * ж
1 П М/
д и г
А 19 * і № * >9
1 Г №
. .1! 2 Элита в репрессиях ТО »
0,5
-•Г
—••Остальные репрессированные ТО
—ГТ—ГП—Г-1—1111
—гт—гт—гп—1111
і і і і і і і—г-
ооогч^шооогч^шооогч^шооогч^шооогч^шооогч^шооогч^шоо
ілшшшшшгчгчгчгчгчсосооооооотттттооооонннннгчгчгчгчгч
оооооооооооооосооооооооооооооооооооооооооошшшшшшшшшшшшшшш
Рис. 1. Доли (%) лет рождения представителей провинциальной социальной элиты и остальных граждан, репрессированных в Тамбовской области по «политическим» статьям УК РСФСР 1926 г. (%; выборка 8068 человек)
3
2
1
0
Рис. 1а. Распределение по годам рождения и историческим периодам репрессий представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг. (абс. 1024 человек)
активные, «пробивные» когорты. Ни нисходящий участок рождений политической ЭПР (пик 1888 г.), ни восходящий отрезок не репрессированной части советских «верхов» (пик 1904-1905 гг.) не образуют подобных «горбов» с провалом конца 1890-х - начала 1900-х гг. Объяснение одно. На верхних и средних этажах советской власти в 19201930-е гг. преобладало поколение конца 1880-х - начала 1890-х гг. рождения. Ему на смену, вытесняя, уже пришла когорта рубежа веков, а следом в лучшую жизнь карабкалось самое массовое и наиболее социально-агрессивное поколение, родившееся между русско-японской и Первой мировой войнами. На массовом бессознательном и сознательном уровнях в «зачистке» когорты рубежа веков, высвобождавшей место под «социальным солнцем», оказывались заинтересованными и советские «верхи» 1-го поколения, и молодежь 3-го поколения, что и сделало 2-е советское поколение второй главной целью массовых репрессий.
Сравнение полового состава ЭПР, провинциальной элиты в числе репрессированных и местных «верхов» следующего поколения показывает, что женская доля кратно «правильно» росла в них по мере эмансипации прекрасного пола - менее 2 % в ЭПР,
4,6 % в БД-1, 11,7 % в БД-2. До полного равенства было далеко; даже в репрессированных местных «верхах» доля женщин в полтора раза меньше подобной доли среди «простых» жертв. Особенно большой эта разница была на этапе репрессий 1922-1934 гг. (3,5 раза), когда под нож за крестьянскими мужьями шли их жены, и после войны (2,2 раза), когда из-за замещения женщинами опустевших мужских рабочих мест, не «элитные» работницы чаще загребались метлой репрессий (рис. 2, 2а). Вместе с тем женская доля в числе «элитных» репрессированных росла быстрее и последовательней доли остальных подруг по несчастью: 2,06% в 1922-1934 гг.,
4,04 % в 1935 - июне 1941 гг., 14,6 % в годы ВОВ и 16,7 % в 1946-1953 гг., увеличившись за 30 лет в 8 раз при том, что женская доля среди остальных репрессированных, несмотря на социально-демографический эффект войны, выросла за то же время лишь в 5,3 раза1.
1 Половой расклад стартовых репрессий до 1922 г. не учитывается из-за «перекошенной» малости выборки в БД-1 (13 представителей местных «верхов» из 105
Добавка национальных красок к сравнительной половой картине провинциальной репрессированной «элиты» высвечивает, что в нерусской части «верхов» женская доля упала с 16,7 % в годы НЭПа и 1-й пятилетки до нуля в послевоенное время. В русской же части «верхов» женская доля, напротив, взлетела с 1,6 до 17,7 %. Это, во-первых -отражение устранения из провинциальной элиты нерусских (полек и немок, прежде всего) женщин из «бывших» и обрусения нерусских семей за счет женитьбы женихов «чужой крови» на местных русских невестах. Во-вторых, подобное замещение - свидетельство стремительного вхождения (как пассионарного, так и вынужденного военными потерями мужчин) в провинциальную элиту местной женской молодежи из социальных средних слоев и «низов» (рис. 3-6).
Но динамика агрегированной нерусской доли в местной репрессированной «элите» была не линейной, а колебалась вместе с властным целеуказанием преимущественных жертв. Нерусских среди репрессированных «верхов» больше всего в Гражданскую войну, и то были в основном поляки и немцы. «Элитных» нерусских много в репрессиях пика шпиономании от середины 1930-х гг. до середины войны, а меньше всего - в 19221934 гг. когда процветал пролетарский интернационализм, сотрудничали с Германией, а охотились в сегменте «верхов» в основном на «родных» священников и «старых спецов».
Едва ли не самые заметные изменения на межвоенном переходе от первого ко второму поколению тамбовских «верхов» произошли в их национальном составе. С одной стороны, стихийная и разные способы и условия принудительной властной миграции и вертикальной мобильности обеднили нерусскую часть спектра провинциальной элиты - 12 национальных групп в «элитной» выборке периода ВОВ вместо 20-ти в 1920-1930-е гг. К 1940-м гг. из-за репрессий в тамбовских «верхах» не стало людей с эстонской, литовской, чешской, венгерской, молдавской, шведской, азербайджанской, корейской кровью2. «Презумпция шпионства» вдвое сократила
репрессированных до 1922 г.), не включившей ни сотни расстрелянных в губернии в рамках «красного террора», ни тысячи репрессированных за «антоновщину».
2 Описываемое движение национального состава тамбовских «верхов» отразилось и в тогдашнем областном партийном учете (рис. 6а).
Рис. 2. Распределение по полу и годам рождения представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг. (абс. 1024 человек)
100
90
80
70
60
50
40
30
20
10
-Общее число Мужчин ••• Женщин
^ 25 2^24
* *
• 1 Г 1,111
2Г 2
„ п8
433з!3. 22^*1
п 13 / А ]
^ дП 10*1 11
■ ,т^56
33 .......
^ 21 20 19
«г
12
6
0
Рис. 2а. Распределение по годам рождения не репрессированной части тамбовской социальной элиты периода ВОВ (абс. 1781 человек, 1572 муж. (88,3 %), 209 жен. (11,7 %))
96,74----------97,94
90
80
60
50
20
95,96
95,41
Репресс до 1922 1922-34 1935-41 до ВОВ
г.
ВОВ
1946 и после
Всего
■ Мужчины элиты ■ Женщины элиты Ост мужчины Ост женщины
Рис. 3. Сравнительная половая структура представителей провинциальной социальной элиты и остальных репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг., по историческим периодам политических репрессий в СССР (%)
40
25
10
35,71
□ Доля нерусских ОДоля Ж в русских ■ Доля Ж в нерусских
22,22
21,82
п
16,7 ■ 1.0,/ 1 16,2! п 5 17,6!
1 10,1
1 8,3
3,09 00 £1 2,65 ■ г! 1 Г 0,0
Репресс до 1922 г. 1922-34 1935-41 до ВОВ ВОВ 1946 и после
Рис. 4. «Нерусские» и «женские» доли среди представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг., по историческим периодам политических репрессий в СССР
70
40
30
10
0
35
30
20
15
5
0
присутствие «наверху» поляков и белорусов, а латышей и этнических немцев стало меньше соответственно в 5 и в 6 раз. В итоге «нерусская» доля в тогдашней тамбовской элите сжалась с 16 до 12,6 %.
Вместе с тем в очереди на провинциальный социальный верх проявились и свои пассионарии. Самый впечатляющий прорыв осуществили евреи. Начав до революции фактически с нуля, в репрессиях среди элиты евреи отметились уже 2,3 %, а в тамбовских «верхах» 1940-х гг. взлетели до исторического максимума в 4,3 %. Также до социальных верхов еще вчера самой русской Тамбовщины в силу революции добрались немногие татары, одинокие мордвин и бурят. Несколько выросло присутствие этнических украинцев, правда, половина из них происходила из Воронежской губернии и Восточной Украины и считала себя больше русскими, нежели «хохлами».
Заметим, что синергизм послереволюционных межвоенных властных «помешиваний» в российском национальном котле и объективных социально-демографических
трендов обеспечивал замещение в социокультурных «верхах» ценнейшего для России сегмента высокой европейско-христианской культуры на включения из иных культурных миров при достаточно низком стартовом уровне общей культуры их представителей. Рост русской доли в тамбовских «верхах» также неоднозначен: ведь в прорыв наверх двинулась перенаселенная деревня при всей культурно-психологической двойственности вытолкнутых ею детей, обернувшейся сегодня своей гибельной стороной в деяниях их ныне «элитных» внуков.
Ну, а как по части «истории с географией»?
Первое принципиальное отличие советской географии рекрутирования в «элиту» от соответствующей досоветской парадигмы состоит в том, что в механизме дореволюционной географии происхождения и перемещения «верхов» доминировал добровольностихийный фактор в контексте мирной модернизации страны. В следующих «элитных» поколениях главным движителем географии происхождения выступают Первая мировая, Гражданская и Вторая мировая войны с их гигантскими перемещениями людей и плановая внутренняя политика советской власти
(оргнаборы, партийная кадровая политика, репрессии).
В тамбовском случае два поколения советской «элиты» региона, кроме местных «кадров», пополнялись из сходного набора местностей (всего «не тамбовские» по происхождению составили 44,1 % в репрессированной части, 45,7 % - среди не репрессированных и более молодых «верхов») (рис. 7-8а).
Тройку основных поставщиков в Тамбовщину «элитных кадров» в обоих случаях составили соседи: остальное Центральное Черноземье (21,1 и 24,4 %), Центральнопромышленный регион с Верхней Волгой и Москвой (21,1 и 20,3 %) и остальной Волжский регион от Нижнего Новгорода до Астрахани (18,1 и 16,9 %) - в сумме 60,3 и
61,6 % соответственно в не тамбовских по происхождению сегментах БД-1 и БД-2. Ясно, что наибольшие «соседские» доли в тамбовские «верхи» дали нынешние «обнимающие» пограничные области - Воронеж, Липецк, Рязань, Пенза и Саратов (первые четыре получили в 1920-е гг. более 30 тыс. км2, срезанных с Тамбовской губернии, что делает фактически тамбовскими людей, родившихся и выросших на этих «отрезках»).
В отличие от ближних соседей, индивидуальные доли регионов «дальнего зарубежья» изменились кардинально от БД-1 к БД-2. Эти изменения обеспечил синергизм миграций бурных - военных, революционных и голодных - 1914-1922 гг., национально-географическая избирательность репрессий 1920-1930-х гг. и миграционный шторм ВОВ. Поэтому, например, суммарная доля уроженцев Польши, Прибалтики, Германии, Австро-Венгрии и остальной заграницы в числе репрессированной тамбовской «элиты» составила солидных 15,1 %, а в не репрессированной части десятикратно обрушилась до
1,5 %, лишившись всех уроженцев «настоящей заграницы» вроде Германии, Австрии, Румынии, США, Китая, Кореи.
Зато по «закону сохранения элитного вещества» в не репрессированной части тамбовских верхов в 1,5-2 раза выросли доли Севера (с 1,3 до 3 %), Северо-Запада (с 3 до 4,8 %), Белоруссии (с 4,5 до 6,6 %), Украины в ее нынешних границах (с 8,7 до 12,7 %), Дона и Северного Кавказа (с 1,5 до 2,8 %) при почти неизменных суммарных долях
Ассирийцы
Азербайджанцы
Буряты
Дагестанцы
Венгры
Болгары
Шведы
Корейцы
Китайцы
Армяне
Австрийцы
Башкиры
Татары
Молдаване(румыны)
Немцы
Евреи
Эстонцы
Литовцы
Латыши
Чехи
Поляки
Белорусы
Украинцы
Русские
0,1
0,1
0,1
0,3
0,3
0,1 -]2,6 ■ 3,1
0
1946 и после
1922-
34
1,8
1,8
1,8
9,1
7,14
0,3
с!_'8 4 2,6 1, 5,5
7,14
1
21,43
ВОВ Репресс до 19
1935-41 до ВОВ
22 г.
1““^И|78,2
64,29
20
40
60
80
96,91
100
Рис. 5. Национальные» доли среди представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг., по историческим периодам политических репрессий в СССР
Азербайджанцы 1 0,10 ■
Буряты
Дагестанцы Венгры ■ 0,10
Болгары Шведы Корейцы Китайцы Армяне ■ 0,10 ■ ■ 0,20 ■ 0,20 ■ Всего ■ 1935-41 до ВОВ
Австрийцы
Башкиры
Татары Молдаване(ру... Немцы • 0,10
Евреи
Эстонцы Литовцы Латыши Чехи Поляки ■ 0,20 ■ 0,20 — 0,59 ■ 0,20
1,86
Украинцы
19
19
46 и после
22-34
ВОВ
Репресс до 1922 г.
10
15
20
Рис. 5а. «Национальные» доли среди представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг., по историческим периодам политических репрессий в СССР (без русских, всего 15,96 %)
0
0
5
Евреи
Белорусы
Украинцы
Болгары 1 0,06
Сербы 0,06
Буряты | 0,06
Мордвины | 0,06
Армяне ■ 0,12
Латыши ■ 0,12
Татары Н 0,24
Немцы 1 0,48
Поляки
,92
0,7
4,31
4,37
0,5
1,5
2,5
3,5
4,5
Рис. 6. Национальные «нерусские» доли в числе не репрессированных представителей социальной элиты Тамбовской области (12,6 % объема элиты; выборка 1669 человек., составлена по персоналиям «Тамбовской энциклопедии» и трехтомного сборника документов «Тамбовская область в годы Великой Отечественной войны» [1; 2])
Словаки
Румыны
Курды
Шведы
Словаки
Якуты
Цыгане
Удмурты
Буряты
Казахи
Черногорцы
Русины
Марийцы
Корейцы
Ассирийцы
Грузины
Турки
Карелы
Австрийцы
Болгары
Сербы
Чуваши
Осетины
Башкиры
Чехи
Финны
Венгры
Молдаване
Греки
Армяне
Эстонцы
Мордвины
Литовцы
Немцы
Татары
Латыши
Поляки
Евреи
Белорусы
Украинцы
Русские
0,01
0,01
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,005
0,010
0,010
0,010
0,010
0,014
0,014
0,014
0,019
■ 0,019
■ 0,019
■ 0,019
■ 0,024
■ 0,044 0,034 0,038 0,043 0,053 0,053
■ 0,096 — 0,168
0,240
11 янв 1944 г.
11 янв 1942 г.
0,47 и 0,47 ■
1,797
2,047
1 3,489
0,5
1,5
2,5
3,5
Рис. 6а. Движение в 1941-1943 гг. национального состава Тамбовской областной парторганизации (доля русских на 1 января 1942 г. - 96,2 %, на 1 января 1944 г. - 91,7 % [2, т. 2]
0
Белгород
0,85%
І
Ярославль
0,21%
Тула 0,85%
Орел Латвия Литва Эстония
1,70% 2,98% !,9!% Г 0,85% Белоруссия
Австро-
Молдавия Г ВенгРия 0,43% !,9!%
Болгария 0,21%
Германия 0,43%
Мордовия
2,34%
Иваново
0,64%
Владимир 0,85% '
Ниж.Новгород 1,28%
Пенза
4,04%
0,21%
Казахстан 0,21% '
Сев.Кав-
Кубань,Ростов,Ставр
1,28%
Дагестан,К.-Б,К.Ч. 0,21%
Татарстан
0,21%
Рис. 7. География «не тамбовских» рождений представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг.
Урал
1,7%
Дон,Кубань,Сев. Кавказ 2,8%
Туркестан и Ср Азия
Север Европ.России Польша,Герм, А-В
1,2% Запад России
Новороссия и Крым 3,4% Зап.Украина 1,4% Центр.
СПБ
3,1%
Рис. 8. География «не тамбовских» рождений не репрессированных представителей провинциальной социальной элиты Тамбовской области периода ВОВ
Рис. 8а. Регионы происхождения представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг., на фрагменте карты Российской империи
восточной и южной части страны от Урала до Еревана, Кушки и Владивостока. Главной причиной существенного присутствия и роста с 19 % в БД-1 до 30 % в БД-2 в тамбовских «верхах» уроженцев регионов российского Европейского Севера, Запада и Юга - массовая иммиграция периодов Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн.
Доля уроженцев городов среди «элитных» репрессированных, родившихся в современных границах Тамбовской области -12,3 %, среди «не тамбовских» уроженцев -23 %. Это примерно в 2 раза выше «городской доли» в числе остальных «тамбовских» и «не тамбовских» репрессированных, кото-
рая, в свою очередь, соответствует региональной и общероссийской долям городского населения в пору рождений будущих жертв массовых политических репрессий.
В нерепрессированной, на 14 лет более молодой части тамбовской элиты 1940-х гг. доли свежеиспеченных горожан с деревенскими по преимуществу родителями составили соответственно уже 33,3 % среди «местных» по происхождению и 38,2% среди уроженцев иных регионов. Отметим и общие выросшие доли уроженцев малых городов, уездных центров как дополнительное отражение ускорения движения в города все больших масс агрессивных «лишних» ртов из перенаселенной деревни.
Учит.-учит
2,73% Учит.-завуч,дир
\ школы 0/1 2.1>
НСХ,НВО и С
0,10%
УчВУЗ
1,17% _
Инж.- Фин.-торг.
техн.- План.-экон. ^°,2°% Пед 2,64% 2,54%
1 1 ДМХ
5,66%
ВслГенСост
0,20%
Священник,служитель религ. культа
51,86%
творч 1,27% Чин ср
0,68%
Рис. 9. Структура родов занятий (профессий) на момент репрессии представителей провинциальной социальной элиты, репрессированных в Тамбовской области в 1918-1953 гг.
Рис. 10. Структура родов занятий не репрессированной части тамбовских социальных верхов 1930-
1940-х гг. (2149 «человеко-профессий»)
Дух
академия
Дух
семинар.
ВО
ССО и НВО
8-10 кл 5-7 кл 2-4 кл
Самоучка, 10,51 ликбез 0,66
10
Женщины
4,4
19,7
11,9 ■■ 12,6
18
17,7
Мужчины
27
25,2
15
20
25
30
37,4
35
40
Рис. 11. Доли уровней образования мужчин и женщин на момент вхождения в тамбовскую социальную элиту периода ВОВ (1205 мужчин и 198 женщин)
0
5
80
72,3
До 1885 г. 1885-91 1892-98 1899-1905 1906-12 1913-19
■ Доля вступивших в ВКП (б) до 1941 г.
Рис. 12. Доли вступивших в РКП (б) до 1941 г. в числе нерепрессированных представителей социальной элиты Тамбовской области по 7-летиям их рождения (выборка 1669 человек, составлена по персоналиям «Тамбовской энциклопедии» и трехтомного сборника документов «Тамбовская область в годы Великой Отечественной войны» [1; 2])
Сравнение социально-профессиональных структур репрессированной и более молодой нерепрессированной частей тамбовских «верхов» 1920-1940-х гг. показывает вымывание «старых верхов» и смещение вертикальной социальной мобильности на пути в партийно-советское, хозяйственное, военное руководство, а для менее «советских» и партийных» - в сферы науки, образования и художественной культуры.
Сравнение движения количества и качества образования провинциальной социальной элиты дает, по крайней мере, два важных результата.
Во-первых, уровень образования провинциальных «верхов» явно деградировал на формирующем переходе от 9 января 1905 г. до 9 мая 1945 г. У двух третей провинциальной элиты 1930 -1940-х гг. не было образовательных шансов войти в социокультурные провинциальные верхи дореволюционного образца. Даже в самом малообразованном большевистском сегменте дореволюционной провинциальной политической элиты людей с образованием ниже неполного среднего было 40,4 %, а с законченным высшим -
21,6 %, в то время как среди «местной» не-репрессированной социальной элиты 19301940-х гг. эти доли равнялись соответственно 52,9 и 14,4 %. Вымывание «старых верхов» военно-революционными катастрофами и большевистской социальной политикой со ставкой на предпочтительную активную лояльность сделали свое плебеизирующее дело (рис. 9-11).
Во-вторых, очевиден двукратно более высокий общий уровень образования женщин из ранней советской «элиты», соединивший в себе и больший порыв вверх эмансипированных и пассионарных девушек из «низов» с конкурентным гендерным условием вхождения в элиту быть специалистами явно лучшими, чем мужчины.
Партийная физиономия репрессированной части тамбовских социальных «верхов» выглядит так: 163 ее представителя посвятили часть своей жизни членству в большевистской партии и двое побывали членами компартий США и Чехословакии, 9 были комсомольцами, «эсеровщиной» и меньшевизмом «запятнали» себя по 5 человек. Эти 184 партийца 95 % коммунистической пробы составили 18 % в «элитной» выборке репрес-
сированных, что было в три раза больше партийной доли среди остальных «политических» (6,24 %). Но если вычесть из провинциальной репрессированной элиты священнослужителей - не коммунистов по определению (правда, наша большевистская часть БД ЭПР знает двух дореволюционных «партийных батюшек»), то социал-большевист-ский партийный сегмент в репрессированных социальных «верхах» окажется в 6 раз больше «не элитного» визави (37,3 %). Данная доля кратно больше доли коммунистов в светских верхних социальных слоях 19201930-х гг.1. Это подтверждает тезис о том, что двумя главными социально-политическими целями системных «чисток» были как «неисправимые старые» социальные слои-сословия, так и активные новые «свои», поднимавшиеся в советские «верхи» с помощью идейного или расчетливого членства в ВКП(б). Вместе с тем в агрегированной не репрессированной части тамбовской социальной элиты 1920-1930-х гг. доля коммунистов еще выше - средних 56,3 % среди родившихся до 1913 г. с пиком партийности в когорте 1899-1905 гг. рождения - 72,3 %. Это значит, что пассионарный карьеризм, социальная агрессия детей пика перенаселения не только пробивались через град репрессий, а также и то, что данные часто идейные, но больше эгоцентричные и немилосердные молодые2 когорты сами были заказчиками и орудиями репрессий, расчищавших им путь наверх (рис. 12).
Подытожим. Какие бы краски и линии коллективных портретов провинциальных социальных «верхов» мы бы ни взяли (соци-
1 Из материалов т. 2 сборника документов «Тамбовская область в годы Великой Отечественной войны
1941-1945 гг.» (Тамбов, 2008) следует, что к началу 1941 г. доля членов и кандидатов в члены ВКП (б) среди тамбовских врачей составляла 5,5 %, среди учителей - 7,4 %, среди научных работников и преподавателей вузов и ссузов - около 20 %. Для сравнения: в 1930 г. на соседней и сходной по социальной структуре Средней Волге доля членов ВКП(б) среди учителей составила 11,2 % с небольшим ростом до конца 1930-х гг., среди преподавателей педтехникумов -21,9 % (9,7 % в 1925 г.) [3, с. 103].
2 В силу большинства (57,2 % среди родившихся до 1913 г., пик - 1904 г.) рождений в 1899-1912 гг. представителей этого «второго набора» в советскую провинциальную социальную элиту их средний возраст на 1941 г. в данной «не репрессированной» выборке составил у мужчин всего 38,8 года, а у женщин - 35,2 года.
альные слои, национальность и география происхождения, уровень образования, структура рода занятий, партийность) повсюду на пути от провинциальной до- и революционной элиты к советским «верхам» 1940-х гг. очевидны упрощение, плебеизация и социальная деградация их облика. Этот ряд вовсе не волшебных изменений нашего провинциального «портрета Дориана Грея» обеспечили мощь социально-демографических трендов перенаселенного села с последовавшими социальными переломами межвоенной эпохи с их новыми идеологами, направителями и исполнителями.
1. Тамбовская энциклопедия. Тамбов, 2004.
2. Тамбовская область в годы Великой Отечественной войны: в 3 т. Тамбов, 2007-2010.
3. Панкратова Е.В. Развитие системы народного образования в СССР в 1930-е гг. (на материалах Среднего Поволжья) // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского. 2007. № 4 (8).
Поступила в редакцию 30.04.2013 г.
UDC 930.2
TAMBOV SOCIAL ELITE THROUGH THE PRISM OF PURGES IN 1918-1953 AND IN THE MIRROR OF PERSONAL DATA ON REGIONAL HISTORY OF THE FIRST HALF OF THE 20th CENTURY
Vladimir Lvovich DYACHKOV, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of History, Associate Professor of Russian History Department, e-mail: [email protected]
Aleksander Nikolayevich KOSENKOV, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Post-graduate Student, Russian History Department, e-mail: [email protected]
A transition of Russian upper social strata in 1917 - early 1950s reflected a formative character of that period is considered. A comparative analysis of E-database on repressed and non-repressed parts of Tambov social elite reveals that provincial upper strata in both sexes on their way from pre- and revolutionary elites to soviet “tops” of the 1940s moved to simplification, plebianism and social degradation in the components of social origin, national structure, education, occupation and political party affiliation is made.
Key words: provincial elite; political repressions; age; occupation; education; nationality.
