CC BY
29content. The most outstanding were the jokes about: 1) teachers' secret vices; 2) low performing students in main subjects, but really good, for instance, at singing; 3) school curricula and relationships between teachers and students through them; 4) jokes with the use of puns or replaced letters in words.
In general, school jokes had no age limit. They were easily understood by everyone and often were interpreted, reflecting thus positive and negative trends of a particular period of time.
Key words: Soviet joke; joke about school, education, teacher and students; jokes about Vovochka; school daily life; school joke; the Soviet school anthropology
Юлия Артемова
Так россияне пишут на заборах
В статье с социально-психологической и социо-антропологической точек зрения анализируется тематика несанкционированных граффити, так или иначе отражающих ценности и жизненные установки их создателей. Источниками послужили материалы проекта «Забор-манифест» и полевые материалы автора. Исследуются мотивации создания надписей в городской среде и сюжетный ряд подобных посланий.
Ключевые слова: граффити, современный фольклор, городская антропология, юмор, протестная установка, городская среда, проект «Забор-манифест», публичное самовыражение
Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект 15-01-00445 «Конструирование смысла жизни: реальность и ее восприятие в России и сопредельных странах (социально-антропологическое исследование)», руководитель проф. О.Ю. Артемова, научный консультант акад. В.А. Тишков.
Некоторое время назад мне в руки попала выборка фотографий, на которых зафиксированы граффити -надписи на стенах и заборах в малых и средних городах-России общим числом около 90. Фотографии были предоставлены Институтом проблем гражданского
Артемова Юлия Александровна, кандидат исторических наук, доцент Учебно-научного центра социальной антропологии, Российский государственный гуманитарный университет (Москва)
общества, проводившего конкурс фотографий в рамках проекта «Забор-манифест» (Ьпр:/^аЪог.ргоек1огшт. ги/). К сожалению, ряд снимков был послан на конкурс без указания конкретного населенного пункта, где снимок был сделан. Это до определенной степени снижает потенциал рассматриваемого материала как исследовательского ресурса, однако не исключает возможности увидеть характерные тенденции, отражающие народные умонастроения. Тем более что мы имеем дело с универсальным способом самовыражения.
На мой взгляд, представляет интерес, проанализировав этот материал с социально-психологической и социо-антропологической точек зрения, попытаться найти причины устойчивости и популярности этого жанра народного «творчества». Мой анализ основывается также на собственных фотоматериалах, собранных в городах Среднего Урала и в Республике Крым в 2010— 2016 годах.
На сайте конкурса «Забор-манифест» выдвинут ряд предположений о смысле данных посланий. «Что это, -задают вопросы авторы сайта, - зов далеких предков с их наскальной живописью? Не хватает альбомов для рисования? Хочется, чтобы о моей любви к Леночке, музыкальной группе, футболисту знал каждый прохожий? Знаем
Ц только три буквы и тренируемся в их правописании? й Лень вести переписку в интернете?» ^ По всей вероятности, все эти объяснения не будут I ошибочными. В каких-то из лозунгов преобладает | один из перечисленных мотивов, в каких-то - другой. § Но можно тем не менее попробовать поискать моЛ тивы, побуждающие человека прибегнуть именно | к рассматриваемому жанру независимо от содержания
Ш послания.
«
ос
£ ПублИЧНОСТЬ
Надпись в общественном месте - в каком-то смысле публикация. При этом создание надписи на заборе или стене - процесс столь же анонимный, что и написание поста или комментария в соцсетях. Автор может не опасаться ни преследования со стороны властных структур (за нарушение правопорядка или же по идеологическим соображениям), ни осуждения и отчуждения со стороны коллег или педагогов, ни перспективы получить «в морду» от другого горожанина, думающего иначе. Мы имеем дело, таким образом, с анонимным и безопасным способом донести до общественности те или иные идеи, передать некое значимое с точки зрения автора послание.
Заборные надписи являют собой образцы современного городского фольклора, можно сказать, что это отдельный фольклорный жанр. Но до того, как произведение стало фольклором, у него был некий конкретный автор, который спонтанно выразил «на заборе» свое настроение или жизненную позицию. Далее, как и любые фольклорные произведения, лозунги перенимаются «аудиторией» и тиражируются, обрастая частными вариациями. Разумеется, происходит это только в тех случаях, когда текст нашел отклик в душе этой аудитории.
Протест или конформизм?
Итак, создание спонтанных граффити - одна из форм публичного самовыражения. Но какова риторика этой формы самовыражения?
В любом обществе официальная культура пытается привить каждому своему члену определенный набор ценностей, охватывающих диапазон от общечеловеческих и нравственных (например, в христианском мире это ценности, выраженные в десяти заповедях) до ценностей, провозглашаемых и пропагандируемых определенными политическими и идеологическими движениями как официальными, так и оппозиционными и даже маргинальными. При этом как первая, так и вторая группа ценностей не обязательно будет усваиваться человеком, особенно если способ «привития» этих ценностей будет носить характер навязывания, что часто имеет место.
Так, мы видим при анализе «заборных лозунгов», что, действительно, часть из них свидетельствует о том, что их создатель интроецировал ценности, диктуемые извне, но другая и, пожалуй, бо'льшая часть - вопиет об отвержении этих ценностей, которое происходит не всегда оттого, что эти ценности «плохи» (хотя зачастую это очевидно ложные ценности), но чаще оттого именно, что они навязываемы. Народ, по крайней мере, та его прослойка, что создает граффити, выражает одновременно и свое отношение к той ценности или к тому социальному явлению, которому посвящено его заборное творчество, и свое отношение к процессу искусственного насаждения должного отношения к данному явлению. Так, официальные СМИ передают послание, общий смысл которого можно свести к тому, что «Россия хорошая - Украина плохая»; либеральные и западные СМИ пытаются внушить, что «Россия плохая, Украина хорошая». На «заборе» же мы
читаем: « Украина - Русь - Беларусь - триединство» или «Не дели мир на государства!»
Можно при этом разделить надписи на те, что шли «от души» автора, и те, в которых явно слышится «голос певца за кадром». «Закадровым певцом» может выступать и официальная идеология, и отдельная субкультура, и конкретная идеологическая группировка. Вот примеры таких надписей: «Система сажает за то, что ты русский», «Убийцы у власти», «Власть народу!», «Трезвость - норма жизни». Бросается в глаза шаблонность формулировок, тиражирование расхожих штампов. Ведь когда те же по смыслу послания идут от души - у их автора находятся свои, нестандартные формулировки. Потому что он, искренне разделяя популярные среди миллионов людей ценности любви, справедливости, патриотизма, демократии, здорового образа жизни и т. п., сам размышлял на эти темы, пропустил их через себя. И таких образцов в анализируемом материале довольно много. Приведем несколько. «Солнцемое, взгляни на меня. Моя страна превратилась в ГУЛАГ», «Верните в моду любовь!», «Пьешь? Ты свинья и раб», «Крым наш. Но чей?» или ироничное «Пей, кури - рожай уродов!»
Нарушение правил
Каковы бы ни были мотивы создателя надписи - хочет ли он донести до человечества что-то важное или наболевшее, ограничен ли он в доступе к интернету -такое творчество в любом случае содержит и элемент хулиганства. Нормы современного общества предписывают выражать свои идеи и настроения иными способами - в интернете, в прессе, на санкционированном митинге, при личном общении. Граффити (если говорить о его спонтанном варианте, а не каком-нибудь официально организованном конкурсе), по сути, является вандализмом. Следовательно, создатель этих про-
изведений нарушает общественные нормы. А потребность человека в нарушении правил, в преодолении границ, обозначенных культурными нормами, - потребность столь же древняя, что и потребность делать изображения на стенах пещер. И эту же потребность удовлетворяет человек, продуцируя юмор или приобщаясь так или иначе к юмору (реализуя смеховое поведение).
«Мы можем определить юмор как игровой отказ от «правильного» (то есть диктуемого культурой) обращения с действительностью, а смех - как инстинктивный социальный сигнал, означающий призыв к такому отказу и к переводу ситуации в игровой план» [6]. Нарушение правил и норм часто, конечно же, выступает средством достижения тех или иных прагматичных, или по крайней мере внешних по отношению к этому нарушению целей (украсть, чтобы завладеть украденной чужой собственностью, испортить имущество ближнего с целью этому ближнему отомстить или досадить и т. п.). Хулиганство же, подобное обсуждаемому здесь, так же как юмор и игра, представляют собой нарушение ради самого нарушения, то есть нарушение бескорыстное. Не обязательно анонимный автор лозунга шутит (хотя в ряде случаев именно шутит!). Но он по крайней мере нарушает правила и получает от этого удовольствие или хотя бы какое-то «моральное удовлетворение». Он играет в нарушение, нарушает ради самого нарушения, а не ради преследования какой бы то ни было утилитарной цели...
Другой вопрос - что заставляет прибегать именно к хулиганству для удовлетворения этой извечной жажды облегчить бремя культурных норм? Что служит теми специфическими условиями, что создают подобную необходимость? «Формулируя то или иное предписание, - пишет И.С. Кон, - культура почти всегда предусматривает какие-то возможности его нарушения. Эти
исключения часто смягчаются тем, что относятся либо к другому времени (например, к «мифологическому времени», в отличие от реального), либо к особым персонажам — богам или героям, подражать которым рядовой человек не может, так что общая норма не теряет своей силы и обязательности. Но существуют и такие ситуации, в которых нарушение и перевертывание установленных норм и правил является обязательным правилом, законом» [7, с.184-187].
Речь идет о пространстве карнавала, пространстве ритуализованного поведения. Это пространство, где можно, а подчас и должно реализовать табуируемое в другое время и в иных обстоятельствах поведение -поведение, которое «с одной стороны, заключает в себе нарушение норм (норм вежливости, целомудрия и проч.), а с другой стороны, является нормой для определенного социального контекста. Иными словами, это «нарушение правил по правилам» [1]. В контексте ритуала, в частности, в обрядах перехода, нарушение норм допускается и даже предписывается [см., напр., 3; 8; 14]. И несложно увидеть общие черты, роднящие друг с другом все ритуализованные смеховые практики, такие как средневековый карнавал, переходные и календарные обряды, ритуальная клоунада и т. п. Все это как раз и есть те социальные институты, что создают условия для реализации табуируемого в другое время или другими членами сообщества поведения.
Тем не менее часто мы можем наблюдать выход за рамки санкционированного под нарушения норм пространства - процесс декарнавализации. «Декарнава-лизация, — пишет А.Г. Козинцев в послесловии к сборнику «Смех: Истоки и функции», — это перерастание шуточной агрессии в подлинную, мотивы которой связаны с повседневностью или ритуалом, но только не с игрой и не с дружелюбием» [5, с.214]. В нормаль-
ном социальном контексте карнавальное «антиповедение», как бы выпускающее на волю наше биологическое начало, возможно лишь в дозволенных обществом формах и в дозволенное время. Когда такого пространства (в котором допустимо - если не предписано - преступать действующие вне этого пространства нормы) не предоставляется социальным контекстом, когда оно не предусмотрено системой, возможны две альтернативы: либо народ сам такое пространство находит (например, заборы), либо начинается процесс декарнава-лизации, и нарушение моральных, правовых и каких угодно еще норм может обретать стихийный характер, распространяясь на все сферы социальной жизни, на любые ситуации, на любые отношения. Так, с уходом с авансцены общественной жизни карнавала и с уходом в тень санкционированно ритуализованного поведения люди все чаще стали прибегать к вандализму. Но можно ли назвать эту трансформацию формы самовыражения декарнавализацией? Едва ли: найдена другая, альтернативная ниша, и нарушение социальных норм все равно будет ограничено этой нишей, за пределами которой они по-прежнему соблюдаются и за пределами которой их нарушение будет всяческими способами предотвращаться или пресекаться системой. Будь это не так, общество как система оказалось бы перед лицом реальной угрозы распада.
Усвоение правил через их нарушение здесь тоже имеет место. И это не случайно, ведь возрастной контингент авторов - это в основном люди молодые, в значительной массе даже не вполне еще взрослые. А это тот жизненный период, в котором процесс усвоения норм еще не завершен, а идет полным ходом. Чтобы усвоить норму, развивающийся индивид должен «поиграть» в нее, точно так же, как маленькие дети, которые только учатся говорить, нарочно коверкают слова. Аме-
риканский психолог Марта Вульфенштейн рассматривала в психоаналитическом ключе динамику тем, сюжетов и приемов детского юмора в процессе смены стадий психического развития, выделяемых школой глубинной психологии. На каждом конкретном этапе онтогенеза ребенком усваиваются конкретные нормы и правила поведения, у него формируются конкретные психические функции, социальные навыки, эмоциональные и умственные способности.
Чувство юмора как способность распознавать комическое, воспринимать несоответствие начинает формироваться у ребенка лишь после созревания определенных когнитивных способностей - это происходит где-то между вторым и третьим годами жизни [11]. И психоаналитическая традиция смотрит на этот этап развития психики ребенка как на период, во время которого формируется способность управлять собственным поведением и сдерживать непосредственные позывы организма. Эта важная психическая способность развивается и закрепляется на материале приучения к контролю за собственными туалетными функциями. Поэтому, с точки зрения М. Вульфенштейн, у маленьких детей столь большой популярностью пользуются шутки на тему «материально-телесного низа» - через юмор и игровое нарушение запретов данная тема психологически прорабатывается растущим и социализирующимся индивидом. Точно так же в более позднем возрасте, ближе к школьному, а также в младшем школьном значительно расширяется круг социальных контактов ребенка, а значит, со всей актуальностью встает задача усвоения норм социального взаимодействия, в частности, управления собственной агрессией. И вот подходящим материалом для такой психической работы оказываются хорошо известные «садистские стишки» и прочие жанры черного юмора. Несколькими
годами позже индивид приближается к началу полового созревания, и в пубертатном и препубертатном возрасте детей и подростков весьма веселят шутки на сексуальные темы [16]. Подобным же образом, в очередной раз выцарапывая на парте нецензурное слово, школьник закрепляет свое знание о том, что это табуи-рованное слово и его нельзя произносить публично. Иными словами, хулиганство подчас парадоксальным образом выполняет полезные психологические и социально-психологические функции.
Следует отметить и еще один момент. Как шут, который прилюдно и в гротескных формах демонстрирует то осуждаемое поведение, которое практикуют, не афишируя этого, остальные члены сообщества, «своим поведением и высмеивает, и в то же время узаконивает ту мораль, во многом несовершенную, которая господствует в культуре» [13, р.207], так же - как социальные зеркала - функционируют и хулиганские граффити. Общий посыл надписей на стенах не «Долой пьянство, бескультурье, сексуальную распущенность и политические несвободы», но скорее - «Посмотрите, люди, все это есть!» Даже, точнее: «Все это было, есть и будет!» Отдельные авторы, бесспорно, осуждают то социальное явление, которому посвящают свои «строки» на стенах и заборах, другие пропагандируют, провозглашая его нормой или даже ценностью, не все его попросту констатируют. Но на выходе суммарно получается именно констатация, не больше и не меньше, а рассматриваемые здесь граффити как феномен суть искривленные зеркала, в которых прохожий видит собственные пороки, собственные устремления, собственные беды и неудачи...
Придворный шут или уличный городской «дурачок» (как и ритуальный клоун в традиционных обществах североамериканских индейцев [9; 10; 12; 15]) своим лице-
действом утрированно отзеркаливают практикуемые всем обществом прелюбодеяние, пьянство, клевету на ближнего, трусость, стяжательство и т. п. Анонимный создатель граффити превращает в зеркала доступные его взору и взору сограждан городские поверхности, покрывая их словесными портретами нашего общества, подчас приземленного и циничного, подчас устремленного к горнему миру, подчас лживого, подчас погрязшего в пьянстве или нищете, подчас счастливого и окрыленного, а подчас попранного системой и утопающего в безысходности. Можно вспомнить рассуждения М.М. Бахтина (1990) и А.Я. Гуревича (1981) о «средневековом гротеске», который характеризовало амбивалентное восприятие категорий добра и зла, возвышенного и низменного, священного и мирского, и который утверждал ценности официальной (церковной и светской) культуры путем их пародирования и высмеивания. «Карнавал, подвергая смехо-вому перевертыванию официальные, «серьезные» ценности, тем самым признавал их» [4, с.275]. Так ли уж специфично для «темного Средневековья» это наблюдение ученых-медиевистов?..
Большинство надписей с рассматриваемых точек зрения нельзя, конечно, трактовать однозначно. «Подруга, денег нет?Не ной, иди и потрудись ***». Что это - прямой призыв к действию, провозглашение циничной «новой морали» (точнее, «контрморали»), или же ироничное высмеивание циничного отношения к вопросу отношения полов, свойственного значительной части современного населения земли, своего рода сатира на эту циничную установку, распространенную среди весомого процента современной молодежи? Скорее всего, и первое, и второе, и что-то еще третье, и четвертое, чего до конца не понимаем ни мы, ни сам создатель текста...
Тематика лозунгов
Несомненный интерес представляет и то, какие вообще темы представлены в анализируемом жанре, а какие нет - ведь люди пишут о наболевшем, о том, чем они живут, что их волнует сегодня и сейчас. В дальнейшем полезно будет провести углубленную тематическую классификацию надписей, но уже сейчас можно грубо и предварительно обозначить основные повторяющиеся темы.
Первичная систематизация материала позволила выделить следующие повторяющиеся темы (им присвоены рабочие, до некоторой степени условные названия, которые в дальнейшем подлежат уточнению). Ниже перечислены эти темы, к каждой теме мы приводим один или несколько примеров.
a) Метафизика. К этой группе мы относим надписи, поднимающие экзистенциальные и философские вопросы - смысл и ценность жизни, свобода воли и свобода личности, одиночество, проблемы добра и зла, сфера трансцендентного. «Мир уже умер», «Мы все давно мертвы», «***, Серёг! Это не та планета», «Сергей Есенин смотрит за вами!», «Я не вправе сам себя покинуть. Я совершенно один», «Весь мир у ваших ног, а вы идете на работу», «6 000000000 одиноких людей», «Дыши». К этой же категории, возможно, следует отнести и лозунги с обратным знаком - отрицающие значимость и само существование этой сферы и пропагандирующие циничный прагматизм и/или приземленные удовольствия и прожигание жизни. «Живи жестко», «Хочу спать со шлюхами и никогда не работать», «Жизнь без кайфа как еда без перца».
b) Любовь. Весьма обильно представлены лозунги, провозглашающие любовь высшей ценностью. «Любите вечно», «Любовь одна, а подделок под нее тысячи».
с) Критика режима. Здесь мы приведем лишь отдельные лозунги, потому что они, с одной стороны, довольно обильны в предоставленном нам материале, но с другой - весьма, в сущности, однотипны. «Убийцы у власти», «Власть народу!», «Земля крестьянам!»
ё) Пьянство (и другие пагубные привычки) и ценность здорового образа жизни. Таких лозунгов очень много в анализируемой выборке, и среди них явно преобладают те, в которых осуждается употребление алкоголя и других наркотических веществ. «Алкоголь питается мозгом», «Хватит бухать!» (встречается многократно), «Алкоголь - удел слабых». А в одной из маршруток Гурзуфа водитель повесил объявление « С перегаром не входить!»
е) Патриотизм/национализм. Очевидно, патриотизм и национализм - совершенно разные вещи. Однако если судить по риторике заборных лозунгов, в сознании подавляющего большинства их авторов они слиты воедино, поэтому мы позволили себе для целей первичного анализа объединить их в одну группу. Патриотизм понимается в самом широком смысле - от любви к родине до любви к своему городу/району. Лозунги, посвященные национальному вопросу, тоже можно отнести к данной категории. И здесь, на данном этапе анализа, мы не разделяли лозунги с позитивным настроем и созидательным посылом и те лозунги, содержание которых нетоле-рантно, а общий посыл агрессивен и деструктивен. Иными словами, в данную группу включены как надписи позитивного, так и надписи негативного характера. «Люби Питер, ***!», «В *** толерантность», «Это наша земля. Слава Руси!» Или очень емкая и самодостаточная надпись, нацарапанная на обшарпанной стене магазина в поселке Верхние Серги Свердловской области: «Мы здесь живем!»...
1") Культура и бескультурье, охрана природы. «По газонам ходить грешно и стыдно», «Если старушке сейчас никто не уступит место, это сделаю я! Водитель».
g) Отвержение общепринятой морали, протест против общепринятых ценностей (возможно, это подтип категории (а)). «Ад или рай? *** - гуляй!», «Кеды правят миром».
Если же давать рассматриваемой выборке лозунгов более обобщенную оценку, то можно отметить, что наиболее многочисленны две основные категории: то, что можно назвать социальными лозунгами, и лозунги «экзистенциального» характера. И в той, и в другой группе прослеживается несколько выступающих на первый план мотивов. В социальных лозунгах это:
(1) довольство/недовольство политикой власти и действующим режимом,
(2) социальная несправедливость, бедность и социальное неравенство,
(3) циничный прагматизм.
Основные же месседжи экзистенциальных лозунгов это:
(1) «существуют вечные ценности, такие как любовь, свобода, да и жизнь как таковая» и
(2) «жизнь абсурдна».
Стоит, однако, отметить, что вряд ли возможно все лозунги анализируемой выборки четко разбить на обозначенные группы, так как ряд этих лозунгов являет собой многоуровневое послание и с очевидностью может быть в равной мере отнесен сразу к двум, а то и к нескольким категориям.
Итак, как мы видим, к созданию несанкционированных граффити народ побуждает целый ряд мотивов. Это и бескорыстная активность, приносящая положительные эмоции самим фактом нарушения запрета - нарушение ради нарушения. И форма выражения проте-
ста против неодобряемых социальных процессов, против насаждаемых чуждых ценностей, и в целом против несовершенства как социального мира, так и мироздания как такового. Подчас это способ протестовать не против провозглашаемых и довлеющих в социуме идеалов и жизненных принципов, но отвержение самого процесса навязывания личности системой даже истинных и вечных, разделяемых ею самою ценностей и установок («Я научу тебя родину любить!»). Наконец, через нарушение социальных норм, манипулирование ими идет процесс их интериоризации. Вышеперечисленные мотивы могут как реализоваться в санкционированных и социально дозволенных формах, ограничиваясь предоставленными для них обществом рамками, так и принимать стихийный и бесконтрольный характер, хорошо передаваемый понятием декарнавализа-ции. В последнем случае мы будем иметь дело с деструктивным процессом, в котором сложно усмотреть какие бы то ни было социально полезные функции.
Таким образом, тематика заборных лозунгов так или иначе отражает ценности и жизненные установки их создателей. Психологический же механизм, функционирующий в процессе создания подобных граффити, схематично можно охарактеризовать следующей формулой. «Эта норма/ ценность/моральная установка для меня значима, я ее разделяю. Но мне навязывают ее извне, делая ее тем самым «не моей», потому она начинает вызывать во мне внутренний протест. Я поиграю в эту норму/ценность, разрушу ее в той форме, что продиктована вами, и, разрушив, создам снова в органичном для меня виде, переведя на свой собственный язык...» Не для всех людей пригоден путь усвоения норм через догму. Некоторым ближе и доступнее путь их усвоения через игру.
Литература:
1. Артемова Ю.А. Ипостаси смеха: ритуал, традиция и юмор. М.: Смысл, 2015.
2. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990.
3. Геннеп А. ван. Обряды перехода. М.: Восточная литература, 1999.
4. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М.: Искусство, 1981.
5. Козинцев А.Г. Карнавализация и декарнавализация // Смех: истоки и функции / Под ред. А.Г. Козинцева. СПб.: Наука, 2002. С. 211-221.
6. Козинцев А.Г. Смех, плач, зевота. Психология чувств или этология общения? // Этология человека на пороге XXI в. М., 1999. С. 97-114.
7. Кон И.С. Ребенок и общество. М.: Наука, 1988.
8. Лич Э. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов. М.: Восточная литература, 2001.
9. Billington S. A Social History of the Fool. — Brighton: Harvest Press, 1984.
10. Levine J. Regression in Primitive Clowning // Motivation in Humor / J. Levine (Ed.). N.Y.: Atherton Press, 1969. Pp. 167-178.
11. McGhee P.E. Humor and Children's Development. NY, 1989.
12. Otto B. Fools are Everywhere: The Court Jester Around the World. Chicago: University Of Chicago Press, 2001.
13. Paton C. The Comedian as Portrayer of Social Morality // Humor in Society: Resistance and Control / C. Powell (Ed.). L.: Macmillan, 1988. Pp. 206-233.
14. Radcliffe-Brown A.R. On Joking Relations // Africa. 1940. Vol. 13. № 3. P. 195-210. Цит. по: Pэдклифф-Браун А. Структура и функция в примитивном обществе. М.: Восточная литература, 2001.
15. Willeford W. The Fool and His Scepter. A Study in Clowns and Jesters and the Audience. Chicago: Northwestern University Press, 1969.
16. Wolfenstein M. Children's humor: a psychological analysis. Indiana University Press, 1954.
Источники:
Форум «Забор-манифест», проект Института проблем гражданского общества (http://zabor.proektorium.ru/)
ПМА 2010 - Материалы экспедиций в города Нижние Серги, Верхние Серги Свердловской области РФ.
ПМА 2011 - Материалы экспедиции в г. Нижние Серги Свердловской области РФ. ПМА 2014 - Материалы экспедиции в г. Нижние Серги Свердловской области РФ. ПМА 2016 - Материалы поездок в республику Крым и г. Санкт-Петербург.
Yuliya Artemova,
Ph.D. in History, Associate Professor, Education and Research Center
for Social Anthropology, Russian State University for the Humanities (Moscow)
The way the Russians write on the wall
From socio-psychological and socio-anthropological perspectives, the paper analyzes unauthorized graffiti that reflect values and mindsets of their creators. The materials of the «Manifesto Fence» project and the author's field materials served as the sources for this paper. The author investigates major reasons for drawing graffiti in the urban environment and reviews different series of graffiti story telling.
Keywords: graffiti, modern folklore, urban anthropology, humor, protest mindset, urban environment, the "Manifesto Fence" project, public self-expression
This paper was sponsored by the Russian Humanitarian Science Foundation, Project 15-01-00445 «Designing the meaning of life: reality and its perception in Russia and neighboring countries (socio-anthropological study)», Supervisor - Professor O. Y. Artemova, Scientific Advisor - Academician V. A. Tishkov.
Оксана Фаис
Раблезианство в культуре Сицилии: скабрезности в гастрономической сфере
В данной статье преимущественно на полевом материале автора рассматривается проблема существования в Сицилии реликтов средневековой раблезианской культуры, сконцентрированных в гастрономической сфере; в качестве источников исследования используются названия блюд традиционной сицилийской кухни.
Ключевые слова: Сицилия, раблезианство, гастрономическая сфера, скабрезности, названия блюд, полевые исследования
Сицилия - один из наиболее консервативных в социокультурном отношении регионов Европы, в котором и сегодня продолжают сохранять свою витальность многие архаичные традиционные феномены и практики.
В числе их и кухня, базирующаяся на средневековой основе, и соответствующий ей понятийный, термино-
