CC BY
219
УДК 821.161.1-31
«ТАИНСТВЕННЫЕ ПОВЕСТИ» И. С. ТУРГЕНЕВА В РУСЛЕ РАЗВИТИЯ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ Х1Х ВЕКА: ПОВЕСТЬ «КЛАРА МИЛИЧ (ПОСЛЕ СМЕРТИ)»
© Е. В. Скуднякова
Мордовский государственный университета им. Н. П. Огарева Россия, Республика Мордовия, г. Саранск, 430000, ул. Большевистская, 68.
Тел.: +7 (8342) 24 17 77.
Предметом исследования статьи является природа фантастического в повести «таинственного» цикла И. С. Тургенева — «Клара Милич (После смерти)» На основе сопоставления научного описания галлюцинаций, представленных в труде А. Мори «Сон и сновидения», и художественного изображения фантастического в указанном произведении раскрывается психофизиологическая природа фантастического в поэтике «таинственных повестей».
Таким образом, это дает основание с определенной долей уверенности говорить о влиянии на творческий метод писателя целого ряда естественнонаучных открытий второй половины XIX века.
Ключевые слова: сон, действительность, фантастическое, реалистическое, галлюцинации, романтическое, психологический, мотив, таинственный.
Вопрос о художественной природе «таинственных» мотивов в ряде произведений Тургенева важен для понимания не только идейно-художественного содержания конкретных произведений, но и для прояснения новых проблемно-тематических тенденций, которые особенно отчетливо проявились в творчестве писателя в 1860-1880-е годы. Вопрос этот является также частью более широкой проблемы, связанной с природой и функцией фантастического в художественной системе реализма в целом.
«Таинственные повести», по признанию турге-неведов, наиболее трудные для анализа и изучения произведения писателя. В этом цикле Тургенев проявил пристальный интерес к загадкам бытия и человеческой психики, проблемам иррационального в жизни человека и природы. В 1860-1880-е годы явления такого рода как: гипноз, телепатия, галлюцинация, генетическая память и другие только начинают находить научное объяснение в трудах ученых-физиологов и психиатров.
Для Тургенева особенности психической жизни человека составляют сферу таинственного аспекта бытия, что и находит свое отражение в поэтике его произведений как явления фантастического порядка, реализуемое через введение неких «странных», «призрачных», «мистико-фантастических» мотивов. В результате образуется сложная и многофункциональная в художественном плане категория, имеющая исключительно психофизиологическую природу.
Как известно, современная писателю критика, за редким исключением, восприняла фантастическое в «таинственных повестях» достаточно поверхностно, не проанализировав художественную специфику и формально-содержательное наполнение этой категории. Общее непонимание вызвано и самим ее присутствием в новых произведениях признанного писателя-реалиста.
Действительно, почему И. С. Тургенев обратился к теме «таинственного» именно в период 1860-
1880-х годов и, несмотря на множество негативных оценок, продолжал упорно работать над этой проблемой? В литературоведении и до настоящего времени нет прямого ответа на поставленный вопрос, тем не менее, все более очевидным становится присутствие косвенных факторов, которые, так или иначе, стимулировали внутреннюю мотивацию обращения писателя к этой теме.
Вторая половина XIX века — это расцвет естественнонаучной мысли в области психологии и психиатрии. «Это был момент, когда логика исследования потребовала от ученых шагнуть в совершенно неизведанную область изучения человека — психику — и признать действие на него психического фактора» [1, с. 12].
Пристальному вниманию подвергаются такие категории как: подсознание, гипноз, телепатия, генетическая память и ряд других.
Новые научные тенденции стали своеобразным катализатором к развитию литературы в целом. «Это сказалось в расширении проблематики, в усиленной психологизации реалистической литературы, в активизации фантастических и детективных жанров <...> в поисках новых художественных форм, в расширении возможностей реалистического метода» [1, с. 13].
И. С. Тургенев не остался в стороне от актуальных проблем науки второй половины XIX века, его пытливый и чуткий ум осмысливал подобного рода явления с позиций художника. Он проникает в недра человеческой психики, с целью уловить ее внутренние колебания, способные так или иначе координировать восприятие реального мира и определять поведение человека. Происходят изменения и в творческом методе писателя, который, как нам представляется, во многом опирается на традиции фантастической повести 1820-1840-х годов, развившейся в рамках поэтики романтизма [2, с. 134-169]. Слияние фантастического и реального, свойственное многим писа-телям-романтикам, в творчестве Тургенева находит
102
раздел ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
особое художественное воплощение, осмысленное с позиций новой художественно-исторической реальности. У Тургенева реальность предстает как особая драматически-углубленная коллизия психологического состояния человека, как своеобразное выражение его внутреннего конфликта, его переживания и разрешения.
Эпистолярное наследие писателя за 1870-1880-е годы свидетельствует об активной переписке Тургенева с теми, кто имел непосредственное отношение к научному изучению или обсуждению проблем, связанных с психикой человека (Ч. Дарвин, Ж. Шарко, И. Тэн и многие другие). Подробно контакты писателя, в той или иной степени связанные с появлением в его творчестве «таинственных» мотивов, рассматриваются в статье Л. Н. Осьмаковой [1, с. 9-14].
В нашей работе мы сопоставим научное описание «гипнагогических галлюцинаций», представленных в труде А. Мори «Сон и сновидения» и художественное изображение фантастического в повести И. С. Тургенева «Клара Милич (После смерти)» [3, с. 46].
Отметим, что ссылка на достаточно старые исследования вызвана малой изученностью рассматриваемого нами вопроса в современном литературоведении.
Вопрос о том, какие именно естественнонаучные исследования стимулировали внутреннюю мотивацию обращения писателя к загадочным и странным феноменам человеческой психики, для нас не является ключевым, равно как и вопрос о том, результаты каких именно исследований, наблюдений и открытий в области психологии действительно повлияли на его обращение к теме «таинственного». Мы обратили внимание только на один частный случай, который нашел отражение в проявлении фантастического в поэтике одной из повестей цикла. Сравнивая фантастическое в повести «Клара Милич» с описанием «гипнагогических галлюцинаций» в исследовании А. Мори, мы обнаружили ряд интересных схождений [3, с. 46]. При этом важно, на наш взгляд, подчеркнуть, что Тургенев не являлся последователем каких-либо естественнонаучных концепций в области человеческой психики; прежде всего он был художником, ярчайшей творческой индивидуальностью, тонко чувствующей малейшие колебания человеческой души и интуитивно угадывающей все ее тайны.
Замысел повести «Клара Милич» возник у писателя как отклик на реальное событие. Об этом, в частности, свидетельствует письмо Тургенева к Ж. А. Полонской от 20 декабря 1881 года (1 января 1882 года): «Презамечательный психологический факт — сообщенная Вами посмертная влюбленность Аленицина! Из этого можно бы сделать полуфантастический рассказ вроде Эдгара По» [4, с. 168].
Вместе с тем выдвинутое нами утверждение доказывается и конкретными текстовыми сопоставлениями. В своем научном сочинении А. Мори отмечает: «... лица, наичаще подвергающиеся гипнагогиче-ским галлюцинациям, бывают способны легко прихо-
дить в возбужденное состояние и вообще предрасположены к гипертрофии сердца, воспалению сердечной сумки и болезням мозга» [3, с. 47-48].
Именно такими болезненными симптомами Тургенев наделяет своего героя Якова Аратова, с которым и происходят фантастические события: «Очень он был впечатлителен, нервен, мнителен, страдал сердцебиеньем, иногда одышкой ...» [5, с. 69].
В результате наблюдений А. Мори пришел к следующему выводу о причинах возникновения «гипнагогических галлюцинаций»: «... образы, рисовавшиеся перед моими полузакрытыми глазами, были часто вызываемы внутренними впечатлениями, или воспоминанием о тех образах, которые я видел за несколько часов перед тем» [3, с. 46, 54].
Накануне первой галлюцинации Аратов постоянно думал о Кларе, теребил в руках ее фотографию и лист дневника, мысль о том, что душа этой девушки завладела им, не давала ему покоя.
Перед второй галлюцинацией Яков был спокойнее: «Мысль о Кларе от времени до времени пробуждалась в нем; но он тотчас вспоминал, как она «фразисто» себя уморила и отворачивался. Это «безобразие» мешало другим воспоминаниям о ней» [5, с. 110]. Тем не менее, очевидно то, что на подсознание героя ранее пережитое наложило сильный отпечаток, который впоследствии и дал проекцию ко второй галлюцинации.
А. Мори, на основе опытных данных делает заключение: «... утрата внимания <...> ослабление деятельности собственно ума — составляют необходимое условие для возникновения галлюцинаций» [3, с. 50]. По мнению ученого, это условие также объясняет, почему «гипнагогические галлюцинации» бывают началом сна: « ... чтобы мы могли отдаться сну, нужно, чтоб представление <...> ослабило свою деятельность и пришло в состояние полу-усыпления. А начало этого состояния и составляет именно то, что необходимо для появления галлюцинаций. Исчезновение внимания может быть как следствием усталости органов мысли <... > так и следствием утомления чувств ...» [3, с. 46,50].
Нечто подобное мы наблюдаем и в повести И. С. Тургенева. Аратов чувствует себя совсем разбитым после поездки в Казань, и главной причиной такого состояния была не длительная дорога, а сильное душевное потрясение, спровоцировавшее перенапряжение нервной системы. «Однако, как ни было велико его утомление, заснуть он не мог. Он попытался читать... но строки путались перед его глазами. Он погасил свечку — и мрак водворился в его комнате. Но он продолжал лежать без сна, с закрытыми глазами... И вот ему почудилось: кто-то шепчет ему на ухо ... » [5, с. 106]. И сам главный герой не исключал того, что происходившее с ним могло быть галлюцинацией слуха и зрения: «Галлюцинация слуха, — подумал он <... > Но, впрочем, если бы я даже что-нибудь увидел — ведь это могло бы тоже быть галлюцинацией зренья...» [5, с. 106].
А. Мори особо подчеркивал тот факт, что именно в промежутке между сном и бодрствованием дух человека больше всего подвергается галлюцинациям различного рода: слуховым, зрительным и другим. И в «Кларе Милич» первая галлюцинация Якова происходит в тот момент, когда явь и сон практически фокусируются в одной точке. Тургенев не обозначает четких границ начала и конца сновидения героя: «Но он продолжал лежать без сна с закрытыми глазами... И вот ему почудилось...»; « Аратов решился заснуть на этот раз... Но в нем возникло новое ощущение. Ему показалось, что кто-то стоит посреди комнаты <...> Он поспешно обернулся, раскрыл глаза...»; «Раза два глаза его слипались... Он тотчас открывал их... по крайней мере ему казалось, что он их открывал» [5, с. 106, 107].
Вторая галлюцинация Аратова отличается от первой и по сложности, и по качеству. Яков испытал на себе не только галлюцинацию слуха и зрения, но и осязания: «Аратов <...> вдруг почувствовал, что кто-то быстро подошел к нему сзади — как тогда, на бульваре — и положил ему руку на плечо. Он обернулся — и никого не увидел. Но то ощущение ее присутствия стало таким явственным, таким несомненным, что он опять торопливо оглянулся...»; вкуса: «... он хотел поцеловать эти улыбающиеся, эти торжествующие губы — и он поцеловал их, он почувствовал их горячее прикосновение, он почувствовал даже влажный холодок ее зубов...» [5, с. 113-114].
Вторая галлюцинация происходит не во сне, Тургенев прямо указывает на этот факт: «Весь трепеща, проснулся Аратов <...> Он поспешно оделся. Оставаться в постели, спать — было немыслимо» [5, с. 112]. И вдруг Яков видит перед собой Клару, она сидит в кресле всего в двух шагах от него и к тому же совсем не похожа на приведение — лицо румяное, глаза сияющие, улыбка радостная! Такое изображение И. С. Тургеневым фантастического явления отчетливо перекликается с научными выводами А. Мори. Ученый писал: «Продолжаясь долго, гипнагогиче-ския галлюцинации могут сделаться интенсивнее и стать настоящими видениями. Тогда их можно испытывать не только в момент засыпания, но всякий раз при закрывании глаз, а в темноте даже и с открытыми глазами» [3, с. 63].
Приведенные нами текстовые параллели дают возможность говорить о значительном сходстве в изображении между «гипнагогическими галлюцинациями» у реальных людей, описанных в исследовании А. Мори «Сон и сновидения», и теми фантастическими событиями, которые происходят с главным героем повести И. С. Тургенева «Клара Милич (После смерти)» [3, с. 46].
Писатель проникает в область зыбких психических движений, в сознание персонажа с повышенной
эмоциональностью и непосредственно в бессознательное так естественно и правдоподобно, что за художественной оболочкой явно угадывается знание научного объяснения подобного рода явлений. Бесспорно, интерес к психической деятельности человека и открытия, связанные с ней, нашли отражение в творчестве Тургенева. Так, нам представляется, что естественнонаучные открытия в области психологии и психиатрии, сделанные во второй половины XIX века, оказали непосредственное влияние на появление в творчестве писателя произведений о необыкновенных состояниях, событиях, личностях, к которым и относится «таинственный» цикл, и в частности, повесть «Клара Милич (После смерти)».
Следует подчеркнуть еще раз то, что, несмотря на схождение некоторых тургеневских художественных обобщений с рядом научных наблюдений, описанных в труде А. Мори, И. С. Тургенев — прежде всего писатель, заключивший свои размышления о человеке, странностях его жизненного поведения, чувствах и страданиях в форму фантастического, которая, в свою очередь, не может быть интерпретирована однозначно, а напротив, порождает множество ее толкований. Читатель не знает, то ли все описанное происходит с Яковом во сне, то ли в реальности, то ли это галлюцинации, порожденные глубоким эмоциональным переживанием героя. Два художественных пласта, фантастический и реальный не противостоят друг другу, а сплетаются в своеобразном стиле этой повести. Переход от одного пласта к другому почти неразличим.
Тургеневская «таинственная» повесть — явление оригинальное и вместе с тем имеющее вполне определенные традиции в русской литературе. С одной стороны, она наследует традиции романтической фантастической повести 1820-1840-х годов, типологически приближаясь к ней. С другой стороны, в ней отчетливо проступают черты реалистического метода, поскольку многие «таинственные» мотивы опираются на естественнонаучные достижения второй половины XIX века. Так возникает синтез романтического и реалистического в прозе Тургенева 1860-1880-х годов, создающий фантасмагорическую картину происходящего в художественном мире его повестей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Осьмакова Л. Н. // Науч. доклады высш. шк. Филолог. науки. 1984. №1. С. 9-14.
2. Измайлов Н. В. // Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. Л.: Наука, 1973. С. 134—169.
3. Мори А. Сон и сновидения. Психология изследования и наблюдения. М.: Типография Грачева и К, 1867. - 408 с.
4. Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: В 28т. Т.13, кн. 1. Л.: Наука, 1968. - 634 с.
5. Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: В 30т. Т.10. М.: Наука, 1982. - 607с.
Поступила в редакцию 13.08.2007 г.
