CC BY
35
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 821.161.1
Т. А. Золотова
Сюжеты с участием анималистических персонажей в обрядовых практиках Поволжья (к вопросу об эволюции предметных этнических маркеров)*
В настоящей статье предложены результаты исследования путей трансформации важных в период становления обрядовых практик предметных анималистических символов (заяц). Выводы сделаны на основе сопоставительного изучения русских и финно-угорских зимних календарно-обрядовых (таусеневых) текстов, хранящихся в архивах образовательных и научно-исследовательских учреждений Поволжья.
The article represents the results of the research of transformation of the animalistic symbols (hare) important in during the fledging period of ritual practices. The results are given on the basis of the comparative analisys of Russian and Finno-Ugric winter calendar ceremonial (tausenevie) texts, kept in the archives of educational and research institutions of the Volga Region.
Ключевые слова: Поволжье, зимние календарные обряды, таусеневые песни, предметные этнические маркеры, заяц, трасформация.
Keywords: the Volga Region, winter calendar ceremonial, tausenevie songs, ethnic subject markers, hare, transformation.
Одним из популярных персонажей русской традиционой (фольклорной) культуры стал заяц: «<он> представлен в самых разнообразных формах: в поверьях и приметах, обрядовых действиях или предметах, игровой пантомиме с элементами драматического действия (ряженье), в танце и словесном фольклоре...» [1]. Заяц как персонаж и одновременно обрядовый символ фигурирует и в полиэтнических регионах России: Поволжье (сюжет «Старый русень...»), Башкортостане и некоторых других областях [2] .
В календарных (таусеневых) текстах Поволжья заяц, как правило, прямо не называется, используются многочисленные метафорические его обозначения: «русень», «серый русень», «старый русень», бытуют наряду с «кривень», «лесной барашек» и др. [3] Подобное обозначение зайца может быть поставлено в зависимости от народно-этимологических «сближений» и «притяжений» (таусень - усень - русень). Однако, как правильно замечал В. Н. Топоров, «нельзя упускать из вида многочисленные "притяжения" к ключевому слову песни, не исчерпывающиеся исключительно фоническими целями» [4]. И действительно, в исследованиях последних лет выявлена двойственная природа данного персонажа: с одной стороны, образ зайца соотносится с эротической (фаллической) символикой, с другой - наделяется демоническими свойствами [5]. Интересно, что интерпретация таусеневых песен с «участием» зайца и подразумевает сложную семантику образа: их можно отнести как к типу песен-просьб об угощении, так и к типу величальных, исполняемых в адрес молодых людей (в частности, девушек).
О возможности отнесения данных текстов к группе песен-просьб свидетельствуют, во-первых, отношение к зайцу в святочно-рождественской обрядности славян как к ритуальному персонажу: «<...> в прежние времена среди рождественского мяса, запеченного на вертеле, была и зайчатина. На Рождество происходило разговение этой зайчатиной, при этом первым разговлялся хозяин, а затем и остальные домашние. Голову зайца берегли до Нового года, когда ее съедали
* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 14-04-00077 «Эволюция этнических маркеров вятских северных и южных этноконтактных зон»
© Золотова Т. А., 2015
Вестник Вятского государственного гуманитарного университета
с головой запеченного поросенка» [6]; и, во-вторых, уже как следствие, появление заключительных, относительно развернутых формул-просьб об угощении в поволжских таусеневых песнях с упоминанием/участием данного персонажа (сам же русень упоминается/появляется в первых строках такого рода текстов):
На горнушечке <...> Кишки продает. Почем кишки? По копеечке, по сопелечке. Подавай, не ломай: Или сковороду кишок, Или белый пирожок. [7]
Где кокурочки пекут, Там и нам подадут. Троим, двоим -Давно стоим. [8]
Подайте пирог с рукавицу. [9]
Архаично и упоминание вместо зайца образа кошки; в данном случае заяц становится принадлежностью мира духов (см.: в славянском и финно-угорском фольклоре заяц наделяется «рогами») [10]:
Таусень - старый русень, На печь лазил, Кошку гладил. [11]
И таких реалий, как «лапоть», «веревка»:
Не плачь, кисонька, Мы тебе лапоть сплетем И веревку совьем. [12]
Названные образы и реалии близки мордовским кумулятивным песням, и соответственно заяц как представитель «иного» мира мог участвовать в «передаче» обрядовой еды (жертвы).
С другой стороны, на интересующей нас территории (см. также Русский Север, Верхнее Поволжье) [13] в свадебном ритуале известен обряд «подношения» зайчика (матерчатого, свернутого из платка, сшитого из заячьей шкуры, игрушки, купленной в магазине) жениху с просьбой денег или угощения [14]. Преподнесение зайчика сопровождалось исполнением величальных песен [15]. Заяц как «брачный, точнее - эротический символ» [16] известен, кроме того, хороводным и игровым песням. Подобный контекст сделал возможным появление в таусеневых (с участием/упоминанием зайца/его заместителя) песнях мотивов брака:
Кошка плачет -Замуж хочет. [17]
Кошка плачется, ревет, За татарина нейдет, А татарин - басурман Посадил кошку в карман. [18]
Данные песни исполнялись под окнами девушек «на выданье» [19] и предполагали удачное замужество.
И, наконец, «заяц» в традиционной культуре известен еще и как персонаж, связанный с космосом [20]. В этом плане чрезвычайный интерес представляет устойчивая начальная формула ряда нижегородских вариантов «Таусень - старый Русень» [21]. Она может быть истолкована как своего рода антропоморфизация основного персонажа (Таусень: он же Старый Русень). Таусень в данном ряду находится в семантически сильной позиции как ритуально-мифологический образ, субъект обряда [22]. В свою очередь тесно связанный с ним эпитет «старый» содержит указание на «солнечно-годовой праздничный контекст» и вслед за В. Н. Топоровым позволяет предполагать, что Таусень в текстах данного типа «не только открывал новый цикл, но и закрывал старый, как бы подводя ему итог» [23].
Таким образом, исследование обрядовых текстов с участем анималистических персонажей (зайца) в календарно-обрядовых (таусеневых) песнях Повожья позволяет, в известной мере, показать последовательную эволюцию важных в период становления зимнего календарно-обрядо-вого цикла этнических символов-маркеров: 1) заяц как олицетворение старого/изнашивающе-
Филологические науки
гося мира (старый русень); 2) заяц как обрядовая жертва, обеспечивающая изобилие/материальный достаток; 3) заяц как средство обеспечить давно ожидаемые в роде/семье женитьбу/замужество.
Примечания
1. Гура А. В. Символика зайца в славянском обрядовом и песенном фольклоре // Славянский и балканский фольклор. Генезис. Араика Традиции. М.: Наука, 1978. С. 159.
2. Там же. С. 161.
3. Гура А. В. Заяц // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.: Эллис Лак, 1995. С. 191.
4. Топоров В. Н. Три заметки о малых фольклорных формах // Славянское и балканское языкознание. М.: Наука, 1993. С. 13.
5. Гура А. В. Заяц... С. 191: Золотова Т. А. Таусеневые песни русских Поволжья: региональное своеобразие и межэтнические связи: дис. ... д-ра филол. наук. Йошкар-Ола, 1997. С. 272-276.
6. Кулишиh Ш. Из старесрпскерелигиг^е. Новоодишниобыча]и. Белград, 1970. Цит. по: Гура А. В. Символика зайца. С. 184.
7. Здесь и далее: фольклорный архив Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского (НГУ) - на первом месте номер коллекции; далее номер единицы хранения и номер текста. НГУ: 43.
8. НГУ: 53, 9, 591 а.
9. НГУ: 53, 5, 43.
10. Гура А. В. Символика зайца.. С. 177.
11. НГУ: 53, 6, 591 а; 54, 5, 43; 43.
12. НГУ: 53, 5, 43.
13. Гура А. В. Символика зайца.. С. 163.
14. Там же.
15. Там же.
16. Там же. С. 170.
17. НГУ: 53, 5, 43.
18. НГУ: 53, 6, 591 а.
19. Корепова К. Е. Календарные обряды. 1983-1996/ сост. К. Е. Корепова, Ю. М. Шеваренкова. Н. Новгород: Нижегрод. ун-т, 1997. С. 16.
20. Гура А. В. Символика зайца.. С. 181-184; Заяц. С. 192.
21. НГУ: 53, 6, 591 а; 53, 5, 43; 53, 9, 19-23; 53, 6, 59-62; 53, 2, 46, 47 и др.
22. Топоров В. Н. Три заметки. С. 13.
23. Там же. С. 14.
Notes
1. A. V. Gura, The symbolism of a hare in Slavic ritual and folk songs// Slavic and Balkan folklore . Genesis. AraikaTraditions. M.: Scienc. 1978. P. 159.
2. The same. P. 161.
3. A. V. Gura. The hare// Slavic mythology. Encyclopedic distionary. M.: Ellis Lak, 1995. P. 191.
4. V. N. Toporov. Three notes about small folklore forms // Slavic and Balkan linguistics. M.: Science, 1993. P. 13.
5. A. V. Gura. The hare ... P. 191: T. A. Zolotova, Tausenevie songs of the Russians of the Volga Region: regional peculiarities and interethnic connections / Thesis for the PhD. Yoshkar-Ola, 1997. Pp. 272-276.
6. Kulishih. Fromstaresrpskereligigije. Novoodishniobychaji. Belgrade, 1970 //A. V. Gura, The symbolism of a hare.. P. 184.
7. Hereinafter: folklore archive of the Nizhniy Novgorod University after N. I. Lobachevskiy (NSU) - number of the collection is on the first place, then go a storage unit number and a text number - NSU: 43.
8. NSU: 53, 9, 591 а.
9. NSU: 53, 5, 43.
10. A.V. Gura.The symbolism of a hare.. P. 177.
11. NSU: 53, 6, 591 а; 54, 5, 43; 43.
12. NSU: 53, 5, 43.
13. A. V. Gura..The symbolism of a hare. P. 163.
14. The same.
15. The same.
16. The same. P. 170.
17. NSU: 53, 5, 43.
18. NSU: 53, 6, 591 а.
19. K. E. Korepova. Calendar rituals. 1983-1996 // authors K. E. Korepova, Y. M. Shevarenkova. Nizhniy Novgorod: the Nizhniy Novgorod University, 1997. P. 16.
20. A. V. Gura. The symbolism of a hare ... p.181-184; The Hare ... P. 192.
21. NSU: 53, 6, 591 а; 53, 5, 43; 53, 9, 19-23; 53, 6, 59-62; 53, 2, 46, 47 and others.
22. V. N. Toporov. Threenotes ... P. 13.
23. The same. P. 14.
