Сюжетные мотивы в англосаксонской эпопее «Беовульф» и бурятской Гэсэриаде Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

■УДК 398

Ч.В. Эрдынеева

Сюжетные мотивы в англосаксонской эпопее «Беовульф» и бурятской Гэсэриаде

В статье рассматриваются и интерпретируются наиболее важные отрывки из англосаксонского и бурятского эпосов. Отмечается сходство эпического сознания двух народов, их символических, мифологических, тотемистических, анимистических черт и языческих верований, смешанных с христианством в «Беофулъфе» и буддизмом в «Гэсэре».

Ключевые слова: эпос, мифологические и символические представления, героические деяния, битвы, чудовища, спасение.

С^У. Е^упееуа

Motifs and Episodes in the Anglo-Saxon Epopee «Beowulf» and Buryat Geseriade

The most important passages in the content of the Anglo-Saxon and Buryat epics and their significance and interpretation are considered. The epical consciousness of both the peoples was notedfor their symbolical, mythological, totemistic, animistic features and cult pagan beliefs somewhat mixed up with some other religious tendencies like Christian and Buddhist ones respectively

Keywords: Epic, mythological and symbolical ideas, heroic deeds, battles, monsters, salvation.

Идеологическая ситуация, представленная в «Беовульфе», достаточно противоречива: в VII-VIII вв. англосаксы были уже почти христианами, однако христианская религия в то время ещё не преодолела языческое мировосприятие. Церковь разрушила старые капища, запретила поклонение и жертвоприношения языческим богам, но изменить сознание народа было не в ее силах.

То, что религиозная ситуация, в которой возник «Беовульф», была не вполне однозначной, подтверждается археологической находкой в Саттон Ху (Восточная Англия), где в 1939 г. было обнаружено захоронение знатного лица в ладье, датируемое серединой VII в. Погребение было совершено по языческому обряду вместе с ценными вещами, которые, по поверьям, могли понадобиться королю в ином мире.

Схватки героя с чудовищами выражают главное содержание поэмы. А мирное время, радостное и многоцветное, олицетворяется с Хеоротом

- чертогом, сияние которого распространяется повсюду. Кстати, и в Гэсэриаде рисуется прекрасный дворец, описанный во всем великолепии, которое только возможно в эпическом контексте бурят того времени. В «Беовульфе» в пиршественном зале веселятся герой и его сподвижники под звуки песен и сказаний скопа - дружинного певца и поэта, прославляющего боевые подвиги его современников и деяния предков. Беофульф щедро одаривает своих дружинников, в Гэсэриаде главный герой также щедр к своим воинам и богатырям. Хеороту, «Оленьему залу», кровля которого

украшена позолоченными рогами оленя, противопоставляются дикие, таинственные, ужасные скалы, пустоши, болота и пещеры, в которых обитают чудовища. В Гэсэриаде противопоставлены свет и мрак. Мангадхаи в Гэсэриаде и великан в «Беовульфе» совмещают в своих образах разные ипостаси зла. Чудовище германской мифологии Грендель был отвержен людьми, поскольку запятнал себя преступлениями, за которыми последовало изгнание, он потерял человеческий облик, стал оборотнем. Почти в таком же положении оказался богатырь Аксагалдай в Гэсэриаде, предавший Гэсэра.

В поэме старые языческие верования, хоть и перемежаются с христианскими представлениями, они всё ещё значимы для народа. Слава, княжеские награды являются высшими ценностями Беовульфа. Дружинники ждут подарков вождя как знаков своей доблести и заслуг.

Существовало языческое поверье, что везение вождя переходит и на дружину. Награждая воинов оружием и драгоценными предметами, вождь мог передать им частицу своего успеха. Однако в «Беовульфе» золото воспринимается уже как источник неудачи, что обусловлено, очевидно, влиянием христианизации. В последней части поэмы описано единоборство героя с драконом. Дракон, стороживший древние сокровища, за похищение драгоценности из клада нападает на селения, предавая всё огню и гибели. Беовульф вступает в схватку с драконом, чтобы отнять у него клад. Дракон стерег клад уже три столетия, однако прежде эти ценно-

сти принадлежали людям, и Беовульф должен был, по всем ожиданиям, возвратить их роду человеческому. После победы над могущественным врагом, получив роковую рану, герой выражает предсмертное желание: увидеть золото, стражем которого был дракон. Созерцание этих богатств доставляет ему глубокое удовольствие. Когда Беовульф гибнет на погребальный костер вместе с его телом возлагаются и предаются огню все сокровища. Оказывается, над кладом тяготело древнее заклятье, которое могло бы принести беду людям. Борьба за славу и сокровища, верность вождям, кровавая месть, зависимость человека от судьбы, трагическая гибель героя - все это главные темы и других памятников германского эпоса.

В Гэсэриаде подобных вышеописанному эпизодов нет, этом одно из различий рассматриваемых произведений.

В двух эпосах можно усмотреть и сходство эпохи. Битвы за материальные блага были нор-маотным образом жизни монголов и других кочевников. Поскольку основным ресурсом их пропитания и транспорта были лошади, верблюды, крупный рогатый скот, овцы и козы, которых нужно было обеспечивать пастбищами, пригодными и в тёплое, и в холодное время, людям приходилось бороться за территории под пастбища, а также за угнанный скот и коней. Так, следуя за скотом в поисках пастбищ, периодически перегоняя их на лучшие места или с летних стоянок на зимние и наоборот, они и стали кочующими за скотом людьми, то есть кочевниками, или номадами. Следует отметить, что постоянные военные столкновения, беспощадные битвы за жизненные блага были характерны не только для кочевников, но и других народов как в древности, так и в средневековье и более позднее время, в том числе и для европейских народов. Европу также сотрясали жестокие конфликты с мечом в руках за землю, сферу влияния, власть и средства к существованию и обогащению.

Просматривается и определённое сходство образа жизни героев «Беовульфа» и «Гэсэра». Существует теория, что монгольские племена не всегда были кочевниками, есть свидетельства того, что они вели и осёдлый образ жизни. На их оседлость указывает самостоятельная терминология, связанная со словом «свинья» (гахай) в монгольском языке, причем речь идет о развитом свиноводстве у древних монголов. В бурятской и других этнических версиях героического эпоса «Гэсэр» показан образ мангадхая, могущественного антагониста

главного героя упомянутой эпопеи. Гипотеза, что «мангацхай» - это «мангад гахай», то есть свинья [племени] мангад, имеет под собой резонную подоплеку, предполагающую древность этого эпического образа. Образ мангацхая в монголоязычных версиях эпоса «Гэсэр» является «эндогенным». Возможно, это прообраз дикого кабана, впоследствии одомашненной свиньи. Её наличие в хозяйстве древних и средневековых племён говорит об осёдлом образе жизни. Об этносе шивэй, связанном с ранними монголоязычными племенами, исследователи пишут, что они питались свининой, из шкур выделывали кожу и шили одежду. Археологи находили среди костей животных наряду с останками лошадей и кости свиньи. В бурятском фольклоре и языке много сюжетных мотивов и выражений, связанных со свиньей и свиноводством. Бытует мнение, что бурятское свиноводство имеет русские корни, но фольклор показывает более древнее знакомство предков бурят с этим животным. Археологические данные свидетельствуют о том, что забайкальские хунну употребляли в пищу свиное мясо. На Иволгинском городище костей этих животных было найдено больше, чем костей овец и лошадей. Кости свиньи были обнаружены и в долине реки Шилки, которую когда-то населяли монголоязычные племена шивэй. Что касается слова мангац/мангуд, то существует версия, что оно происходит от названия древних племен ман-гуд. Некоторые разделы тибетского эпоса «Лин Гэсэр» транслировались из Амдо в Прибайкалье эхиритами, служившими в войсках Боту-Куркена в XIII в. и его сына Ашина. Дорта-дархан, командовавший войсками царевича Годана в Тибете, где могли жить потомки воинов Боту-Куркена, происходил из монгольского племени оймангут (лесных мангутов), территорию близ реки Ангары населяли усуту мангут (речные мангуты). Потомки речных мангутов в Приангарье могли исполнять те главы Гэсэриады, которые передавались эхиритами на свою родину, а именно в Приангарье из Тибета. О древности этого слова могут говорить и бурятские фамилии Мангутов, Мангатаев, Мангадха-нов, Мангус (Эрдэни) и др., которые могли транслироваться из глубокой древности до настоящего времени. Именно онимы почти в неизменном или слегка искаженном виде доходят до нас, преодолевая время. Таким образом, существует множество оснований считать, что монгольские племена вели относительно осёдлый образ жизни.

В древнем сообществе преобладали фантастические представления людей о мире, они не

отделяли себя от природы, среди которой жили. Мышление первобытного человека было конкретным, нерасчлененно-целостным, синкретическим, символически-мифологическим. В процессе исторического развития и в результате практической деятельности мышление человека менялось, становилось более абстрактным, дифференцированным. Все эпизоды эпоса показывают это развитие - от простых мотивов борьбы со стихийными природными явлениями в лице разных чудовищ до сложных отношений с себе подобными. Постепенно представления древних людей о жизни, природных явлениях, обществе усложняются. Эпические произведения отражают религиозные взгляды, не вышедшие пока за рамки мифологических, порой анимистических представлений.

Мифологическая основа прослеживается в магии, культах, заговорах, заклинаниях, обрядах. В мифе человек становится сопричастен к своей праистории, в фольклоре - к историческим событиям, хранящимся в памяти предшествующих поколений. Синкретизм эпоса (слитность с трудовой, практической, религиозной, духовной сторонами жизни коллектива) свидетельствует о том, что в нем содержится еще не до конца дифференцированное общественное сознание, нечто цельное, не разделённое на части.

Героями мифов были боги, героем эпоса становится человек. В мифах в образной форме человек повествовал о тех силах, которые внушали ему ужас и одновременно вызывали почитание. В эпосе же человек выступает как борец с силами природы, как центр вселенной.

Исследователи утверждают, что в начальный период истории человечества особое место в жизни людей занимали чувства и настроения, связанные с тотемистическими, магическими представлениями.

Исследование эпического наследия любого народа, в том числе бурят, показывает, что мифологические элементы встречаются на протяжении всех периодов развития героического эпоса. Мифические и ранние анимистические представления слегка угасают в период развитого анимизма, возникают взгляды, присущие периоду скотоводческого воспроизводящего хозяйства. Это отражается в борьбе героев с чудовищами,

мифологических образах людей, их гиперболизированных действиях, неизменном возрасте, чудесном зачатии, способах исцеления (с помощью жаворонка, живой воды, белоколенчатой травы и других мифических предметов). В бурятском эпосе прослеживаются мифологические представления о земле, небе, подземном мире и связи между ними; встречаются описания черных, желтых, синих морей; изображены элементы магии - охранительная стрела, чудесная рубашка или платок и т. д.

По утверждениям исследователей, древнейшей формой отражения окружающей действительности является мифологическая, включенная в космологическую культуру. Мы считаем, что основу эпоса все же составляет история, поскольку эпос отражает, хотя и в художественнообобщенной форме, реалии жизни народа, события, которые имели в ней место. Однако речь не идет о каких-то исторически достоверных фактах. Данное утверждение применимо и к действующим в эпосе персонажам, в образе которых вряд ли оправдано искать конкретных исторических личностей.

Между бурятской Гэсэриадой и англосаксонской Беовульфиадой, в особенности, в сюжете, мотивах и эпизодах, прослеживаются связи, обусловленные сходством эпохи, образа жизни, целями и задачами выживания и процветания в невероятно тяжёлых условиях, которые были для героев эпосов вполне естественными.

Литература

1. Беовульф. Старшая Эдца. Песнь о Нибелунгах

- М.: Художественная литература, 1975. Т. 9.

2. Абай Г эсэр хубуун (Абай Г эсэр Могучий). Бурятский героический эпос. - М.: Восточная литература. 1995. - 526 с.: ил.

Эрдынеева Чимита Васильевна - преподаватель кафедры иностранных языков ИМБТ СО РАН. 670047, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой 6, кафедра иностранных языков, тел. 438085 (раб.), 89148407357 (моб.), e-mail: bayk@inbox.ru

Erdyneeva Chimita Vasilyevna - lecturer of the Foreign Languages Chair of the Institute of Mongol Study, Buddhology and Tibetology of SB of RAS. 670047, Ulan-Ude, 6 Sakhyanova st., Forein Languages Chair, tel. 438085, 89148407357, E-mail: bayk@inbox.ru